Текст книги "Посол Великого владыки. Сокрытое царство. Часть 1. Том 1"

Сам Уни, в отличие от матери, никогда не был особо религиозным. Его иногда завораживала внешняя красота церковной службы, но не более того. Втайне он склонялся к учению секты просафастиков о том, что для вознесения хвалы Солнцу за дарованную жизнь нет нужды строить храмы и содержать толпы священников. Нужно лишь вставать с рассветом, ложиться с закатом, а в перерывах упорно трудиться, и будет тебе счастье. Впрочем, работа в архиве и солнечный свет – вещи прямо противоположные, и сегодня Уни был особенно рад еще и потому, что, похоже, на глазах лишался своего скрытого страха провести лучшие годы вдали от Светила. Взгляд его, впрочем, реагировал на большие пространства, как котенок, которого впервые в жизни вынесли во двор на самостоятельную прогулку. Сначала он до смешного робок, пугается исчезновения привычных границ и тут же стремится возвести новые. Потом осторожно, ползком, шаг за шагом ощупывает новое. И, наконец, уже радостно скачет и играет, энергично вливаясь в полную жизнь, начисто позабыв о своей недавней робости.

Также и Уни сейчас радостно обозревал площадь, которая буквально дышала нарастающей усталостью чиновной массы от ожидания – когда же все начнется?

– Не вертись! – буркнул ему откуда-то сзади Гроки. Или это показалось? Уни хотел было повернуть голову, но тут же вздрогнул. Всю площадь словно накрыли сверху удивительно чистым, гудящим звоном. Как будто тысячи маленьких волшебных существ выскочили из Большого гонга главного собора империи и мгновенно разнеслись повсюду, пролезли через уши куда-то глубоко в голову, грудь и легонько вибрировали там, пошатывая и так изрядно неустойчивый желудок. Ну все, кажется, началось!

Удар гонга полностью растворился в утренней тишине, оставив после себя лишь легкое гудение. Но оно все не кончалось, оно длилось и длилось, пока, наконец, не стало… шумом ветра? Далеким гулом пчелиного улья? Нет, протяжным, стройным звуком рвущихся ввысь голосов. Где-то там, на специальной площадке Собора, детский хор пел Священный гимн Солнцу. Уни непроизвольно обернулся. Он никак не мог отделаться от иллюзии, что пение доносилось с самого неба. Мгновением позже в дело вступили более сильные юношеские голоса, а потом мощный и волевой бас зрелых мужчин. Уни наизусть знал слова этого древнего гимна, исполняемого на языке еще доимперской Герандии. Раньше гимн представлял для него сугубо историческую ценность, однако сейчас молодой дипломат воспринимал его неожиданно ярко и эмоционально. Может, все эти церемонии и выглядят смешными со стороны, но только не для тех, кто в них участвует. Решив не нарушать торжественности момента, Уни оставил попытки разглядеть певцов на крыше и повернулся обратно. И вовремя – он чуть было не пропустил самое главное.

Сверкающая мрамором лестница дворца была окрашена по центру в красные, багровые и оранжевые цвета огромной ковровой дорожкой. Сбоку от нее, параллельно друг другу, спускались вниз две цепи императорских гвардейцев. Наглухо укрытые в горящие позолотой и медью латы, они резкими рывками поднимали ноги и мгновением позже точно втыкали их ступенькой ниже, и так, пока не достигли гладко отполированного гранита площади. Блестящие диски на их шлемах мгновенно исчезли для зрителей, когда воины разом повернулись лицами друг к другу, торжественно стукнули основаниями копий по ступенькам и замерли, как статуи. Образовавшийся живой коридор вел до самого верха, к Трону Небесного повелителя, этому символу власти герандийских монархов, не имевшему аналогов ни в одной другой державе мира.

Сделанный, по легенде, из цельного куска небесно-голубого лазурита, трон был слишком велик для человека даже богатырского телосложения. Последний смог бы нормально усесться лишь на скамеечку для ног – именно так и было задумано теми, кто изготовил это удивительное сооружение. В спинку трона был намертво вделан драгоценный камень огромных размеров, то ли топаз, то ли какой другой, насчет этого сведения сильно разнились. Скамеечку для ног украшала маленькая, но пухлая подушечка – именно там должен был сидеть император, в ногах своего Великого властелина.

Гонг ударил вновь, и пение стало еще громче. Враз соскочив с крыши собора, оно вдруг возникло слева и справа, со всех сторон, словно взяв в кольцо эту огромную площадь. Появившиеся по ее периметру священники в желтых, оранжевых и багровых одеждах стояли, держа в руках хоругви с солярными символами. Их голоса сливались в единый неудержимый поток, который захватывал всех, кто был рядом. И опять Уни, вращая головой в разные стороны, едва не пропустил начало основного действа.

Пространство вокруг трона уже заметно обросло людьми. В переливающихся роскошью палмах, парадных кирасах с ликом Светила либо рыжих нарядах служителей Солнечного культа – все они входили в императорский совет, высший орган власти Герандийской державы, состоявший из двадцати четырех наиболее влиятельных и заслуженных мужей империи. Уни и раньше подозревал, что далеко не каждый из них, несмотря на внешнее величие, в действительности допущен к обсуждению наиболее важных вопросов, определяющих и судьбу страны. В полном составе совет собирался крайне редко, да и то в основном на таких вот помпезных и сугубо официальных мероприятиях. Говорят, что император мог консультироваться с тем или иным советником по мере надобности, а большинство дел решал так называемый «малый совет», на котором Уни как раз и имел честь недавно присутствовать. Вот и сейчас он узрел в первых рядах грузную фигуру Лицизия Дорго, с любезной заинтересованностью внимающего своему собеседнику, скрытому от глаз чьими-то золочеными доспехами. Но люди продолжают прибывать, доспехи и алый плащ сдвигаются влево… Ба! Да это Манелий Ронко в щегольской палме, белоснежной, с пикантной пурпурной полосой и приталенной, по последней моде. Он что-то оживленно излагает Дорго, тот вдруг хватается лапами за грудь и желеобразно колышется в такт здоровому ржанию.

«Да у них ведь идиллия просто, опали меня Светило! – подумал Уни и словно ощутил маленький укол ревности. – А это там кто? Все военные в блистающих рассветом шлемах, и только Неций Тамето демонстрирует окружающим вопиющее нарушение протокола своей распущенной по плечам иссиня-черной шевелюрой. Но все распорядители дружно делают вид, будто ничего не происходит… Как все-таки до ужаса пуглив столичный придворный пред грозным ликом Стража северной границы!»

С не меньшим презрением Тамето смотрел на других военачальников. Энритель Нарзи, командующий Южным флотом, Рароций Ханмо, что охраняет Капошти от высадок аринцилов, Дергедий Лями, сдерживающий варваров Торгендама, – Уни отмечал лишь тех, кого более-менее знал в лицо. Он, как и многие, слышал о деньгах на ремонт судов, испарившихся, словно под гневом Лучезарного божества, о солдатах в рванине, которых тайно сдают богачам в услужение, а тем и холопство в радость – хоть кормят нормально. Уни не питал никакой симпатии к Тамето, но его семитысячный конный корпус считался образцом порядка и боеготовности в имперской армии и был предан своему безрассудному лидеру, будто стая псов. Как предполагал юный дипломат, такое вопиющее положение вещей столичная бюрократия терпела только по одной причине: последняя война с торгами закончилась почти двадцать лет назад, зловещие аринцилы были далеко за морями, а вот северную границу регулярно проверяли на прочность неорганизованные, но весьма злобные банды кочевников-сотраев. И все же Тамето был здесь вместе с другими бездельниками, бегущими из своих скучных гарнизонов поближе к столичной роскоши и интригам, участие в которых для многих из них было едва ли не единственным боевым опытом за всю жизнь. Только интерес его заметно выходил за рамки протокольного присутствия на церемонии проводов. Уни на мгновение показалось, что гроза северных варваров повернул свой орлиный нос лично к нему и сейчас как клюнет им прямо между глаз… «О Свет милосердный, разыграется же воображение до таких кошмаров!»

Между тем драматизм в воздухе нарастал, будто гроза висела в небесах, накапливая силы, прежде чем обрушиться всей своей мощью на головы почтительно трепещущей внизу имперской знати. Уни знал, что должно последовать через мгновение, но слышать из уст других и иметь возможность узреть лично – совершенно несоизмеримо по яркости и насыщенности ощущений. Воздетые к небесам руки Норея мгновенно озарились обжигающим сиянием – это скрытые в них зеркала из полированной кварцевой пылью кованой бронзы поймали солнечные лучи, словно в напоминание о том, как четыреста лет назад первый герандийский император удостоился высокой благодати Небесного владыки. Пламя в руках Норея переливалось всеми цветами радуги, золотые блики искрились и вытягивались под разными углами – воистину божественное зрелище! Уни вдохнул и забыл выдохнуть. Он и все стоящие у основания колонны члены посольства были словно укрыты этим волшебным покровом – но насколько еще более прекрасным все это, наверное, выглядело для зрителей, для мамы, Вордия и остальных друзей… Уни вспомнил о них, и сердце вмиг отозвалось теплотой и радостью. Он хотел было уже повернуться, чтобы поискать близких в толпе, как вдруг ладони Норея словно ожили, плавно развернулись вперед и навстречу друг другу. Сосредоточенная в них частица Лучезарного владыки выпорхнула наружу и мощным потоком устремилась в сторону императорского дворца. Казалось, будто Норей собственноручно передает своему нынешнему преемнику сиятельную волю Верховного божества и вместе с ней – само право на власть, освященную Ясноликим светилом!

Луч света достиг императорского трона, и кристалл в его изголовье взорвался ослепительной, обжигающей очи вспышкой. Уни обратил было взгляд вперед, привлеченный новым необычным зрелищем, и тут же непроизвольно прикрыл глаза руками. Свет ударил в них с такой силой, что мир перевернулся с ног на голову, а белые пятна вокруг загудели и стали пульсировать в такт бешеному ритму ударов сердца. Где-то в глубине сознания Уни ощутил, как огромная масса людей рядом и позади него сгибается с непроизвольным и таким искренним криком изумления и дружно падает на колени. Это был тот редкий случай, когда он в точности следовал поведению большинства. Единственной мыслью было – не ослепнуть, спастись, и здесь так кстати пришлось ощущение близости с другими людьми, мысль о том, что ты не один, что вы все равны перед неизмеримой мощью Лучезарного божества!

Уни сжался и, даже придя в себя и услышав шевеление тел вокруг, не решался открыть глаза, пока зычный голос откуда-то сверху не ворвался в его побитое сознание:

– Первейший в усердии слуга Великого светила, радетель доброго народа своего, смиренный блюститель всего, что находится под небесами, светлодержавный император Герандии – Кергений!

На ступенях огромного трона восседал облаченный в блистающую всеми цветами радуги церемониальную палму человек, титул которого с трепетом произносили не только в империи, но и во всем Дашторнисе. Однако все эти почести были не ему. Настоящий Владыка умерил свое ярое око, чей свет в кристалле теперь образовывал вокруг головы императора сверхъестественно сияющий нимб.

«Не мне вы поклоняетесь, но Владыке нашему, а главенство мое лишь в усердии может быть! – вспомнил Уни древние слова Норея. – Сколько воды утекло, но все та же церемония, все тот же священный трепет!»

Юный переводчик не очень хорошо запомнил, о чем именно в тот раз говорил император. Вроде было что-то про незыблемую мощь державы, про великую миссию поддержания гармонии и спокойствия в мире, про то, что первейшей обязанностью своей Владыка чтит достаток и покой граждан. Весь взгляд, все сознание Уни были полностью отданы волшебному сиянию на троне. Нет, перед ним был не человек, с которым он еще недавно так мило беседовал в узком кругу, но проводник воли самого Великого светила!

Наверное, наблюдая за собой со стороны в более спокойном состоянии, Уни дал бы волю иронии и разным насмешкам, однако сейчас он как зачарованный был прикован к магическому кристаллу на державном троне и лишь слегка покачивался из стороны в сторону, словно пребывая в воде спокойного горного озера, уносящий прочь все заботы и земные мысли. Он бы, конечно, нашел что дополнить в аргументации императора о полезности установления отношений с вириланами и заключения с ними «дружественного согласия о делах торговых и иного свойства, основанного на взаимном уважении и искреннем сердечном доверии сторон». И конечно, он смог бы по достоинству оценить изящество формулировки о том, что «империя, будучи оплотом света в этом мире, должна нести волю Лучезарного владыки во все земли, насколько хватит узреть», и открыть для себя и общей пользы Вирилан, «как распахивают окна в старом доме, и жизнь вдруг начинает играть новыми, яркими красками». Но Уни вышел из своего радужного оцепенения лишь в тот момент, когда заиграл торжественный марш и волна оживления прокатилась по соседним рядам.

Онтий Санери покинул пределы посольства и торжественно понес свои оттопыренные уши вверх по парадной лестнице. Он двигался с отработанным годами достоинством, и звуки труб возвестили тот торжественный миг, когда посол оказался на маленькой площадке напротив Небесного трона. Уни ожидал увидеть поклон, но Санери неожиданно повернулся спиной к императору и широко развел руки в стороны. Сзади на его голову опустился некий головной убор, не то шлем, не то маска, а на самом деле – легкий и прочный каркас из золотой проволоки. Небо над площадью огласилось звонкой тишиной, все замерли в предвкушении кульминации этой волнующей церемонии.

– Онтий Санери, блистательный муж второго ранга, готов ли ты нести волю Великого владыки правителю и народу Вирилана?

Уни не видел, кто произносит эти слова, но выглядело все так, будто их говорил сам император.

– Воля Владыки – как свет его очей: едина для всех и радостна для каждого! Нет выбора – принять или нет, есть лишь свобода жить этим!

– Готов ли ты, Онтий Санери, быть устами Великого владыки в Вирилане?

– Готов! – произнес посол с приличествующей паузой. Два жреца неуловимым движением чуть поколдовали перед его лицом, и вот огромные, видимые даже с задних рядов уста обновили золотом его маску.

– Готов ли ты, Онтий Санери, быть ушами Великого владыки в Вирилане?

– Готов!

Золотые уши, натертые до блеска, засияли не менее ярко.

– Готов ли ты, Онтий Санери, быть глазами Великого владыки в Вирилане?

– Готов!

«Готов», – про себя повторил Уни. Легкая и непонятно откуда взявшаяся нотка зависти заскреблась в его сердце. Как бы ему самому хотелось быть первым в этой удивительной стране, быть тем, кого бы все приветствовали как первооткрывателя! Это ведь его мир, его мечта – почему ее отдали кому-то другому, почему не его славят вместе с ней, почему, почему, почему? Уни почувствовал себя так, будто пришел на свадьбу лучшего друга, переманившего его невесту, где он выступает «братом» жениха, и теперь обречен всю жизнь хранить и защищать его честь и его победу. Почему жизнь иногда бывает несправедливой даже в такие радостные и светлые моменты? Или она просто указывает Уни на его место? Да, место.

«Просто я хочу сразу слишком многого, – подумал он. – То, что я имею сейчас, само по себе уже невероятное чудо. А может, это опять сон? Точнее, один сон внутри другого!»

Уни похолодел, по его телу прошла легкая судорога.

«Нет, хватит уже этой игры воображения! Как только будет время, воздам хвалу Светилу за то, что все-таки заметило меня. Спасибо, спасибо, спасибо!»

В следующий момент Уни необычайно четко осознал, что готов творить любые молитвы любым богам, лишь бы только этот маленький росток его робкого успеха в реальном мире выжил, расцвел и принес зрелые и сочные плоды.

А Санери между тем уже сходил вниз по лестнице, подхваченный мощным порывом грянувшего марша. Он ничуть не казался нелепым в своей составленной из нескольких частей символической маске, в руках дипломат торжественно нес свой посольский свиток. Уни знал, что в таких свитках обычно подтверждались полномочия посольства и содержалось обращение к правителям иных государств. Сам момент его вручения юноша, как всегда, пропустил, мечтая о собственном величии.

«Нет, надо все-таки с этим что-то делать. Я теперь не в архиве служу, ушки на макушке, и бдить неустанно!»

Спустившись по лестнице, Санери увлек за собой все посольство. В возникшей толкучке Уни попытался пробиться поближе к началу шествия, но реакция соседей на этот демарш была стремительной и вполне однозначной. Уни осталось только расслабиться и отдаться на волю течения людской массы, которая неспешно, распевая религиозные гимны, под сенью солнечных хоругвей потекла в сторону набережной, где процессию ожидал посольский корабль. Попытки разглядеть в этой людской каше маму и друзей не привели к успеху, хотя Уни честно предпринял целых три попытки. Внезапно что-то тяжелое опустилось на его плечо, и некто в закрытом наглухо шлеме придворного гвардейца гулко пробубнил прямо в ухо:

– Энель Вирандо? Следуйте за мной, вас ожидают.

– Как? Прямо сейчас? А разве так можно? – у юноши в запасе оставалось еще немало вопросов, но интуиция подсказала, что лучше пока оставить их при себе. И все же, пробираясь через бурлящую пафосом толпу, Уни чувствовал себя преступником до того самого момента, пока гвардеец не передал его Манелию Ронко, который ожидал у маленькой ниши в цоколе одного из дворцовых зданий и ухмылялся, как ленивый кот.

– Достопочтимый энель Ронко, я так рад видеть вас в этот знаменательный день! – и Уни довольно сносно изобразил дворцовое приветствие в его расширенном варианте. Советник императора удовлетворенно закивал головой и пару раз дружески похлопал юношу по плечу.

– И я тоже, мой друг! Насколько я разочарован тем, как ты проигнорировал мое предупреждение относительно вина, настолько я оценил скорость, с которой ты встал на ноги после этого вопиющего безобразия. Ты же сейчас в полном порядке, я надеюсь?

– Да-да, энель Ронко! – Уни взял себя в руки, олицетворяя идеальный пример чиновного рвения. – Просто небольшая встреча с друзьями. Традиция, так сказать. Но сейчас все как нельзя лучше.

– Ну, вот и замечательно! А я сперва искал тебя, чтобы дать последние наставления, а затем, когда ты так удачно пропал, подумал – а правда, зачем все это? Все, что я мог бы сказать, останется лишь словами. Действовать и нести ответственность отныне придется только тебе. Моя работа началась, когда я тебя выбрал, и закончилась после того, как этот выбор был утвержден императором. Это ведь, по сути, и есть лучший метод управления – не указывать людям, что делать, а просто помогать каждому обрести его место. Согласен со мной, Уни?

– Конечно, энель Ронко. Вам определенно виднее.

– Виднее? Х-ха, ну допустим. Больше ничего не хочешь сказать, энель переводчик?

– Я не знаю… Хотя подождите, может быть, это будет вам интересно! Когда вы давеча провели меня в Высокие покои, я видел там человека, очень похожего на аринцила. По крайней мере, мне так показалось. Вот. Я подумал, что эта информация может быть полезна. Хотя, наверное, вы и так все это знаете…

– Подожди! Ты сказал – аринцила? Ты полностью уверен?

– Ну, я лично их раньше не видел, но в книгах их описывали именно так. Высокий рост, медно-оливковая кожа, крупный нос…

– Ясно. Ладно, спасибо, что сказал. Что еще ты знаешь об этом?

Уни кратко описал тот момент во дворце, гадая, какую роль может сыграть его скромная информация. Ронко кивал, что-то прикидывал, но основные выводы, похоже, решил придержать на потом.

– Хорошо, спасибо еще раз! Я найду этому применение, тебе же пора идти. Твои друзья, конечно, двигаются как черепахи, но и мое долгое отсутствие вряд ли можно назвать желательным.

Ронко вдруг резко и широко улыбнулся. Уни ни разу не видел его таким и даже чуть отшатнулся от неожиданности.

– Не пугайся, просто у меня для тебя есть небольшой подарок. В благодарность за твою наблюдательность.

Советник подмигнул и, подавшись вперед правой стороной корпуса, протянул юноше небольшой темно-зеленый предмет.

– Кольцо?

– Вроде да.

Ронко повертел его в пальцах, демонстрируя с разных сторон, а затем, не колеблясь, поместил в ладонь Уни.

– Твой талисман на удачу в этой миссии. Носи на здоровье.

– Спасибо!

Кольцо было гладким на ощупь, легким и даже… живым, словно сделанным не из металла, а из какого-то необычного камня.

«Надо бы шнурок добыть», – подумал Уни и машинально надел кольцо на палец. Оно село как влитое.

– Ну ты даешь, парень! – подивился Ронко. – Теперь точно носи, видишь – это судьба.

Он улыбнулся снова, но совсем по-другому – как-то понимающе, совсем не весело и прищурившись. Позже, взойдя со всеми на корабль и всматриваясь в толпу провожающих на берегах Фелы, Уни не раз мысленно возвращался к этой странной улыбке. Его никак не покидало ощущение, что Ронко каким-то необыкновенным образом видел будущее и знал, что ожидает их всех. И именно это таилось за его маской постоянной веселости и показного легкомыслия. Знание как бремя. Именно так.

Уни окончательно убедился, что является пешкой в какой-то очень сложной и запутанной игре, нет, в целой серии игр, индивидуальных и групповых партий, но от этой пешки, похоже, зависит очень и очень многое. Рискованно, да. Но разве не это и есть дверь в настоящую жизнь? Позже, вспоминая тот далекий день, он жалел только об одном – что так и не разглядел в толпе мать, не помахал ей и друзьям. А пока корабль начал свой путь по широкой Феле, и молодому переводчику Унизелю Вирандо осталось лишь в последний раз взглянуть на родной берег, чтобы затем начать осваивать совершенно новый для себя мир, новое призвание… Использовать этот шанс на лучшую жизнь.

«Эх, жизнь… Вот ты несешь меня, как это судно, а судно несет река, а путь реки образуют холмы и горы, а они… да, их, наверное, тоже что-то держит. Разобраться бы во всем этом! Целой жизни не хватит. Мне пока достаточно. Способность видеть целый мир в маленькой капле – это великий дар Создателя, но я хотел бы стать чем-то большим, чем даже самый проницательный наблюдатель. Получится ли у меня, ждет ли меня успех? Здравствуй, удача, давай знакомиться ближе!»

* * *

Струясь вдоль искусно созданных водопадов, чистейшая ледяная вода несла приятную прохладу. Красные, зеленые и синие лампы, спрятанные в глубине деревьев, создавали мягкое и таинственное свечение. Юные девы, одетые речными феями, пели и танцевали на маленьких островках под чарующую музыку ситар и флейт. Деревянный кораблик в улиньском стиле, с причудливой резьбой и широким балдахином, влекли вперед маленькие одноместные лодки в форме морских коньков. Энель Дорго медленно плыл по извилистой сети каналов на территории собственной виллы, небрежно разместив увесистое тело на мягком ложе. В его левой безразмерной ручище утонул бокал из мутного зеленоватого стекла, наполненный сладким перийянским вином. Прикрыв глаза, один из самых влиятельных сановников Герандийской империи лениво расслаблялся, одновременно продумывая планы на завтрашний день.

– Хозяин, хозяин! Мой достопочтимый господин! – донесся с берега высокий голос Хурария Жосло, его главного распорядителя. – Униженно склоняюсь в вечном почтении за причиненное беспокойство!

Дорго ненавидел, когда его отрывают от любимых вечерних медитаций, но обязал делать это, если причина действительно важная.

– Подойди сюда, мой друг! – жестом пригласил он своего верного слугу.

Жосло как был, в расшитой серебром желто-коричневой палме, прыгнул в канал и почти по пояс в воде, энергично мотая руками, стал совершать воистину титанические усилия, чтобы не отстать от величаво плывущей ладьи.

«Он чем-то похож на медведя: так же забавно машет лапами», – подумал Дорго.

– Я вижу, у тебя нечто важное, – с улыбкой произнес он.

– Да, хозяин! – жадно хватая воздух ртом, выкрикнул Жосло. – Наш гость благополучно отбыл из столицы и сейчас на пути в Великую Ширь. Нам удалось… обеспечить полную конфиденциальность… этой миссии!

– Очень хорошо, – спокойно кивнул Дорго, пригубив вино. – Ты можешь взяться за край лодки, а то, гляжу, совсем выбился из сил.

– Спасибо, хозяин! – на последнем издыхании выдал Жосло и, вцепившись в деревянную фигурку осетра у левого борта, бессильно повис на ней, как плывущая по воде тина.

Дорго поставил бокал на невесомый столик с тремя тонкими ножками и, почесав большим пальцем утонувший в складках подбородок, погрузился в раздумья. То, что аринцила удалось вывезти из столицы без проблем, на самом деле было большой удачей. Но точно так же было бы верхом безрассудства считать, что противники останутся слепы до самого конца всей этой крайне рискованной миссии.

– Сообщи Аспиду, – повернулся он к Жосло, облокачиваясь левым локтем на мягкий, обтянутый бархатом подлокотник, – что он лично отвечает передо мной за успех операции. Лично, ты понял меня?

– Д-да, всенепременно, понял вас, светоозаренный хозяин! – быстро затряс мокрой головой Жосло. – Я очень надеюсь, что вы по-прежнему можете ему доверять!

Дорго усмехнулся, отчего его щеки заколыхались. Барахтающийся за бортом управляющий был из той породы слуг, что, даже приблизившись к сундуку с самыми страшными тайнами своего господина, никогда не станут лезть внутрь и вечно будут собирать ту пыль, что вокруг. Воистину, нет лучшей защиты, чем ограниченный ум! Жосло и невдомек, что маленькая непобедоносная война, которая должна разгореться в случае успешного возращения Ягуара на родину, поможет Дорго дискредитировать в глазах Небесного престола Военную палату – одно из немногих учреждений, куда он пока еще не смог запустить свои волосатые лапы. А там, глядишь, можно заменить ключевых полководцев своими людьми… Нет, нет – о таком пока опасно даже думать!

– Ну, у каждого бывают ошибки, – снисходительно улыбнулся советник императора. – Если это вообще ошибка… хмм. В любом случае у нас есть запасной вариант. Ну а здесь… нужно организовать все так, чтобы в случае провала никто даже не заподозрил мое участие! Пусть Аспид проводит во Мрак ключевых свидетелей, а то, сдается мне, наш славный Тамето слишком дорожит своими ничтожными людишками!

– Слушаюсь! – ретиво склонил голову управляющий, непроизвольно окунув при этом свое лицо в воду. – Разрешите выполнять?

– Ага, – рассеянно пробормотал Дорго. – Может, вина? – неожиданно спросил он, беря в руки металлический мустобримский кувшин.

– Славлю вашу милость, недостойный принять ее!

– Ну и правильно, тебе еще назад плыть. Утонешь тут хмельной – что я без тебя делать буду? Ну, давай, давай пошел к берегу!

Путаясь в промокшей, сковывающей движения палме, Жосло, спотыкаясь, с плеском заковылял по песчаному дну. Звезда Утару в созвездии Вора, выглянув из-за редких облаков, наблюдала за всем этим с нескрываемой иронией.