Текст книги "Избранные произведения. Том 3"

Сцена восьмая

Кабинет Бородулиной. Нагейкин стоит перед ней навытяжку. Бородулина что-то читает и качает головой.

Бородулина. Да, лейтенант Нагейкин, влипли вы капитально.

Нагейкин. Товарищ майор, это типичная провокация.

Бородулина (стучит кулаком по столу). Если вы знали, что она типичная, почему попались на такой крючок? Зачем вам нужен был этот чёртов обыск? Что вы там искали?

Нагейкин. Кто ищет, тот всегда найдёт.

Бородулина. Ты хочешь сказать, что действительно нашёл…

Нагейкин. Хочу. Прочтите, пожалуйста. (Кладёт перед начальником протокол.)

Бородулина (пробегает глазами). А где прилагаемые материалы?

Нагейкин. Они нам не нужны. Там полная ерунда.

Бородулина. Как это не нужны?

Нагейкин. Подозреваемый впопыхах забыл подписать каждую страницу. Поставил свою закорючку только в конце. Вложим то, что нужно нам.

Бородулина. Это действительно меняет дело. Дело генерала Ефимова. Но что изменит твоё дело? Оно уже заведено. И не у нас, а у наших смежников. Ты должен знать, как они нас нежно любят. Чем будем отвечать?

Нагейкин. Давайте попросим помочь потерпевшего. Он же теперь должен быть заинтересован в закрытии дела против дознавателя, добывшего важные для него документы.

Бородулина. Неплохая мысль. Приглашай его.

Нагейкин. Думаю, лучше это сделать вам.

Бородулина. Согласна.

Сцена девятая

Ефимов в кабинете у Бородулиной.

Ефимов. Говоришь, дочка, твой дознаватель нарыл кое-что у этого прохвоста?

Бородулина. Нарыл.

Ефимов. Так покажи.

Бородулина. Все материалы у него. А он теперь у нас на нелегальном положении, как я только что вам рассказала. Надо вызволять парня. Вот ведь незадача.

Ефимов. Почему незадача? Задача. И очень простенькая. (Достаёт мобильник. Набирает номер.) Фёдор Семёнович, приветствую, дорогой. (Пауза.) Спасибо, не жалуюсь. Хотя всё, теперь говорят, от нервов, а мне их треплют изрядно. (Пауза.) Твои люди, между прочим. В Желябовском районе один опер перестарался, на дознавателя из Халтуринского района дело завёл. А дознаватель этот моим ограблением занимается. И довольно успешно. (Пауза.) Нагейкин его фамилия, а номер дела…

Бородулина (подсказывает шёпотом). Шестьдесят шесть, шестьдесят три.

Ефимов. Шесть, шесть, шесть, три. Помоги, пожалуйста. (Пауза.) Спасибо. Жму руку. (Прячет трубку в карман.) Он сделает. За него я спокоен. А вот после него могут быть менее толковые. Теперь чем дальше, тем глупее. Тебя-то тут не подсиживают?

Бородулина. Вроде бы нет.

Ефимов. Если что, говори, не стесняйся. Пока ещё могу помочь, помогу. Но и ты меня, дочка, в обиду не давай.

Бородулина. Да мы за вас тут все горой.

Ефимов. Все? (Ухмыляется.) Если бы все, я бы и дальше служил. Возраст – это у нас формальность. (Пауза.) Но не будем о грустном. Гадкое нам досталось время. И подлое. Одно хорошо – под старость. Не то бы не генералом вышел, а майором каким-нибудь. (Бородулина при последних словах вздрагивает.) Ты, дочка, на свой счёт это не принимай. Но помни: гражданская война идёт вовсю. Ты сама за коммунистов или за большевиков?

Бородулина. Я за справедливость. И законность.

Ефимов. Так не бывает. Справедливость это одно, а законность – совсем другое. Если по закону, то Нагейкина твоего надо судить. А уж в процессе суда, возможно, и оправдать. Если по справедливости, то привлекать нужно тех провокаторов. Поэтому будь за правду. Правда всегда одна. Как отец у ребёнка. А законность и справедливость, как мать: одна родная, другая – сурогатая.

Бородулина. Суррогатная.

Ефимов. Как, как?

Бородулина. Сур-ро-гатная.

Ефимов. Тьфу ты чёрт! Язык сломаешь. (Пауза.) Попроси своего Нагейкина ко мне с материалами заехать. Чайку с ним попьём, о жизни поталдычим. У меня его никто пальцем не тронет. Лады?

Бородулина. Лады.

Сцена десятая

Квартира Ефимова. На стенах иконы вперемежку с портретами генералов и бывших членов политбюро. Хозяин с Нагейкиным пьют чай из стаканов с массивными подстаканниками.

Ефимов. Погляди, из чего пьём. Мне их ещё на пятидесятилетие Октября подарили. За успехи в работе. А был я всего-навсего сопливым участковым. На юрфаке заочно учился. Вручал сам Новоделов. Наш первый секретарь тогдашний. Ты, небось, и не знаешь, кто такой первый секретарь. Это, сынок, сила. Не то что теперешний глава администрации, которого даже ты мордой об стол возить можешь, если на взятке или откате поймаешь. Ему Сталин с Молотовым руку жали. А он – мне. Выходит, я через два рукопожатия с самим генералиссимусом знаком был.

Нагейкин. И через три с Гитлером.

Ефимов (смеётся). Ты, я вижу, парень с юмором. Это хорошо. Сегодня без него пропадёшь. Только он и спасает.

Нагейкин. Смотря какой юмор. Вся эта история с покушением на изнасилование адвоката тоже очень юморная.

Ефимов. У тебя таких будет ещё много. Если не научишься просчитывать все ходы. И выходы. Начитался в учебниках, что понятых на месте берут, из технического персонала. Это раньше так делали, когда все дворники на нас работали, поголовно нашими внештатниками служили. Теперь понятых надо привозить с собой. Проверенных. Или от нас зависимых. (Пауза.) Знаешь, что тебя спасло в этот раз? Тот таджик много лет гражданства нашего добивается. За изменение показания в две минуты его получил. И ещё по службе повышение. Он теперь в своём жэке начальник какого-то отдела по мусорной части.

Нагейкин. Спасибо вам, товарищ генерал.

Ефимов. Мне твоего спасибо мало. Мне материалы дела нужны. Ты их принёс? (Нагейкин начинает ёрзать на стуле.) Знаю, что не положено. Поэтому встречу здесь назначил. Тут никто ничего не увидит и не услышит. И никакой участковый сюда ворваться не осмелится. Мне только посмотреть. Перед очной ставкой. Снимать или копировать не стану. Моя память до сих пор лучше любого ксерокса.

Нагейкин молча вынимает из портфеля бумаги. Даёт их Ефимову.

Ефимов (внимательно читает, комментирует вслух). Ага, всё началось два месяца назад. (Пауза.) Так я и думал! (Пауза.) Вот негодяй! (Пауза.) Совсем совести нет у человека. (Пауза.) Это ж надо, какая скотина! (Пауза.) На самом интересном месте, гад, подсуетился… (Заканчивает чтение. Возвращает бумаги Нагейкину.) Спасибо, сынок.

Нагейкин (убирает документы в портфель). Скажите, товарищ генерал, а что будет со вторым понятым?

Ефимов. Да ничего. Поняв, что под тебя им не подкопаться, они заявление забрали. Оформили примирение сторон. Небось, деньжат с этого бедолаги поимели. Но ты даже не пытайся вмешиваться: он не расколется. Испугается. Если бы не отпечатки пальцев на её лифчике, всё было бы, конечно, проще. Тут они его на пушку брали. (Пауза.) Ладно, сделаем вид, что инцидент исчерпан. Но ты себе на ус намотай: понятых впредь брать лишь в доску своих. И инструктировать их на все случаи жизни. Понял?

Нагейкин. Понял.

Ефимов. Ну, бывай. Пойду сосну немножко. Надо упущенное навёрстывать.

Действие второе

Сцена одиннадцатая

Кабинет Нагейкина. По одну сторону стола сидит Ефимов, по другую – Чибисов с Санеевой. Сам Нагейкин с торца.

Нагейкин. Раз сторонам понятны их процессуальные права, приступим к очной ставке. Потерпевший, знаете ли вы подозреваемого?

Ефимов. Как облупленного.

Нагейкин. Подозреваемый, знакомы ли вы с потерпевшим?

Чибисова. Я знаю господина Ефимова. Но не как потерпевшего.

Нагейкин. В каких отношениях вы с ним находитесь?

Чибисов. Ни в каких. Ни в родственных, ни в деловых. Других видов отношений действующим законодательством не определено.

Нагейкин. Потерпевший, а как вы ответите на тот же вопрос?

Ефимов. С тех пор как он стал у меня воровать – в неприязненных.

Нагейкин. Вы подозреваете его в хищении вашего имущества?

Ефимов. Не имущества, а ценностей.

Нагейкин. Каких?

Ефимов. Он ворует мои сны.

Чибисов. Какая чушь! И почему вы считаете сны ценностью?

Ефимов. Сегодня это самая главная ценность для человека. Потому что явь гроша ломаного не стоит.

Санеева. Позволю заметить…

Ефимов. Не слишком ли много ты себе позволяешь? Ты не у себя в лупанарии, откуда тебя извлёк твой клиент.

Санеева. Не клиент, а доверитель.

Ефимов. Это сейчас он доверитель. А раньше был клиентом.

Чибисов. Попрошу почтительней разговаривать с дамой.

Ефимов. С дамами я всегда почтителен. А с девками не обязан.

Санеева. Как вы смеете? Я член в коллегии адвокатов.

Ефимов. Ну, и где сказуемое?

Санеева. Какое сказуемое?

Ефимов. Самое обыкновенное. Какое действие ты с ним производила?

Санеева. С кем?

Ефимов. С членом. В коллегии адвокатов.

Чибисов. Очень остроумно!

Нагейкин. Пожалуйста, ближе к делу, потерпевший. Какие сны похищал у вас подозреваемый?

Ефимов. Политические. Они у меня длинные. В одну ночь не укладываются. В следующий раз начинаются с того, на чём закончились в предыдущий. А он как раз продолжение и ворует.

Чибисов. Бред какой-то!

Нагейкин. Вы можете привести пример?

Ефимов. Конечно, могу. Вот с чего всё начиналось. Приснилось мне, будто в конце рабочего дня ни один участковый не принёс мзду начальнику. А те не поехали поэтому делиться со своими. Как сговорились. Полковники ждут майоров и капитанов, а те не являются. Им уже пора к генералам с сумой отправляться, а сума пуста. И знаете, чем это всё кончилось?

Нагейкин. Нет, не знаю.

Ефимов. Вот и я не знаю. А он (показывает на Чибисова) знает. Потому что нагло украл у меня продолжение. Но мне тоже очень любопытно знать. Хочу до смерти своей успеть подобное чудо увидеть. Надо же: за целый день огромный город мзды ни рубля не собрал! (Пауза.) Ну где такое нынче увидишь? Только во сне.

Чибисов. И как же я, по-вашему, украл этот странный сон?

Ефимов. Это тебя спросить надо. Я чужих снов не ворую и приёмчиков твоих не знаю.

Чибисов. Почему вы подозреваете именно меня?

Ефимов. А кого же? У меня есть свидетель, которому ты пересказал, что случилось дальше.

Нагейкин. И что тот поведал?

Ефимов. Кто?

Нагейкин. Свидетель.

Ефимов. Молчит как партизан. Хочет рассказать, а язык не поворачивается. Немеет. Как в суде у убийцы. (Пауза.) Второй пример. На выборах никто лишних бюллетеней не вбрасывал, каруселей не устраивал, а комиссии посчитали всё честно. Из участковых в территориальные правдивые протоколы повезли, и никто их по дороге не подменил. Из территориальных в областные – тоже. (Пауза.) Дальше я в страхе проснулся и не знаю точно, чем вся эта история кончилась. Ладно, думаю, на следующий день досмотрю. На завтра даже спать лёг пораньше. А мне уже о другом снится. Потом выяснилось, что тот сон за меня видел подозреваемый.

Нагейкин. Откуда вам это известно?

Ефимов. Примерно месяц назад он сам мне при свидетелях рассказывал. Снилось, мол, ему, что в Государственной Думе больше десяти партий заседает, и ни у одной нет даже ста мандатов.

Нагейкин. И что из этого следует?

Ефимов. Что посчитали честно. А где такое быть могло? Только в моём сне.

Чибисов (Ефимову). Вы хотите сказать, что у нас наяву считают нечестно?

Ефимов (Чибисову). А вы хотите сказать, что сейчас в парламенте свыше десяти разных партий? И ни одна большинства не имеет? (Пауза.) То-то же.

Чибисов (Ефимову). Чем докажете, что именно я украл ваш сон? Теперь народ осмелел: такое не мне одному снится.

Ефимов (Чибисову). На суде узнаете. Я не дурак, чтобы раньше времени перед вами, гражданин бывший прокурор, все карты свои раскрывать.

Нагейкин. Господа, вы имеете право задавать друг другу вопросы только с моего разрешения. Прошу это помнить. Сейчас вопросы у меня. Потерпевший, вы подозреваете только одного человека?

Ефимов. Да, гражданин дознаватель, только его.

Нагейкин. Подозреваемый, вы продолжаете настаивать на своей невиновности?

Чибисов. Я продолжаю пользоваться правом, предоставленным пятьдесят первой статьёй конституции, и не отвечать на подобные вопросы.

Нагейкин. Хорошо. В таком случае позвольте огласить данные сегодня показания и завершить очную ставку.

Сцена двенадцатая

Кабинет Нагейкина. Вместе с ним – свидетель Гузенко.

Нагейкин. Итак, начнём. Ваше имя, отчество, фамилия?

Гузенко. Савелий Архипович Гузенко.

Нагейкин. Вам известны потерпевший и подозреваемый?

Гузенко. Да.

Нагейкин. Откуда?

Гузенко. Мы вместе ходим в клуб «Морфей». А с подозреваемым я к тому же восемь лет работал в одном учреждении.

Нагейкин. Каком?

Гузенко. Городской прокуратуре.

Нагейкин. Что можете сказать по существу дела?

Гузенко. В клубе «Морфей» мы делимся впечатлениями о своих сновидениях. Подтверждаю, что потерпевший действительно рассказывал всем нам смешную историю, как участковые отказались обирать лавочников и мигрантов. Сговорились. И шефам своим в один прекрасный день ничего не принесли. Те посмеялись и поехали в райотделы с пустыми руками. Получилось, что и их начальникам нечего дальше наверх передавать. Помню, хохотали мы тогда навзрыд.

Нагейкин. Почему?

Гузенко. Смешно ведь, товарищ лейтенант. Смешнее не придумаешь. День прошёл, а никто никому ничего не занёс. (Заливисто смеётся.)

Нагейкин. Не вижу ничего смешного.

Гузенко. Значит, у вас, извините, совсем нет чувства юмора. (Пауза.) Вы же сами в полиции работаете. Разве может быть такое наяву?

Нагейкин. Не знаю. Я своему начальству ничего не ношу.

Гузенко. Правильно. Ведь вы не на земле сидите. Вам-то с кого брать? С меня, что ли? Кто вам тут чего даст? А бригадиры гастарбайтеров дают. И хозяева палаток тоже. Каждый день. Регулярно. Их даже просить об этом не надо. Думаете, участковым? Нет. Всей системе дают. Но через участковых. Это же каждому ребёнку у нас известно. А тут – раз, и сбой системы. Для всей области очень чувствительно. С чем начальник управления к вицегуберу поедет? Конечно, всем нам очень любопытен финал такой истории. На следующем заседании мы ждём от потерпевшего окончания. А он как в воду опущенный. Не видел, говорит, больше этого сна.

Нагейкин. Почему вы рассчитывали услышать продолжение? Разве сны – это мыльные оперы, где одну серию сменяет другая?

Гузенко. У потерпевшего так всегда и было. Он знает секрет, как сюжет сна задерживать в голове до следующей ночи. Если, конечно, пожелает. Так называемое управляемое сновидение. Кстати, самое светлое будущее всего человечества.

Нагейкин. Вместо несостоявшегося коммунизма?

Гузенко. Вот именно. (Пауза.) Скоро мы будем просыпаться, чтобы только поесть, в интернете посидеть и, извините, в туалет сходить. Всё главное нас ждёт во сне. Тогда человек и старости бояться перестанет. Отработал своё и быстрее на пенсию. А там спи, сколько влезет, и любуйся тем, чего никогда наяву не увидишь. Представляете, насколько это жизнь нашу увеличит! Так ночь – совершенно бессмысленно потраченное время, а тогда она важнее дня станет. И молодёжи польза. Глядишь, по вечерам меньше шляться будут. Преступность опять-таки уменьшится. Очень прогрессивная методика.

Нагейкин. Вы хотите сказать, что ваш клуб именно её пропагандирует?

Гузенко. Конечно. И главный специалист у нас – Павел Петрович Ефимов. А тут вдруг – бац! Его же и обкрадывают.

Нагейкин. Вы считаете, что это сделал подозреваемый?

Гузенко. Утверждать не смею, но кое-какие соображения у меня на сей счёт имеются.

Нагейкин. Какие же?

Гузенко. Мы с приятелем, тоже бывшим прокурорским работником, у того на дне рождения подпоили подозреваемого, и он рассказал нам окончание сна генерала Ефимова.

Нагейкин. И что же там оказалось?

Гузенко. Не очень смешно. Посадили нашего начальника областного УВД.

Нагейкин. За какие грехи?

Гузенко. За коррупцию. Пока носил наверх – не было, выходит, никакой коррупции. Стоило раз не принести – коррупция мигом обнаружилась. На другой же день взяли. На всю Россию ославили. (Пауза.) Вот так-то!

Нагейкин. Но это же только во сне.

Гузенко. Ну конечно. Так-то он прочно на своём месте сидит. Видали по телевизору: вчера опять бодряческое интервью дал, как всё управление успешно борется с взяточниками и прочими негодяями.

Нагейкин. Ещё что-либо можете сказать по существу дела?

Гузенко. Пока нет. Но если вспомню, скажу на суде.

Нагейкин. И вы верите в перспективу суда?

Гузенко. Верю.

Нагейкин. А я нет.

Гузенко. Зачем же тогда ведёте следственные действия?

Нагейкин. Куда денешься: работа такая.

Гузенко. Да, всё перевернулось с ног на голову. Наяву мы наблюдаем полный абсурд. Так почему же во сне не видеть реальности?

Нагейкин. Увы, пока ещё сны отражают действительность, а не наоборот.

Гузенко. Это как посмотреть. По материалистическим законам бытия всё должно быть уравновешено. Если в сознании царит хаос, отчего бы в подсознании не возникнуть стройному порядку?

Нагейкин. Что-то очень мудрёное. И мистическое.

Гузенко. Сейчас многие об этом задумываются. Я недавно читал роман одного американца. Не фантастику – самый настоящий реализм. Так он утверждает, что в сновидении соприкасаются два мира, и мы способны вообразить альтернативный ход событий. Дело за малым: превратить сон в явь.

Нагейкин. Что ж, всё может быть. Глядишь, встретимся ещё раз на суде. А пока подпишите, пожалуйста, протокол. (Даёт Гузенко лист с текстом.)

Гузенко. Охотно. (Ставит подпись.) Уверен: суд состоится. И будет очень любопытным и полезным. (Кланяется и уходит.)

Сцена тринадцатая

Тот же кабинет. Появляется второй свидетель. Это Николашин.

Николашин. Здравия желаю! Полковник Николашин по вашему вызову прибыл.

Нагейкин. Садитесь, товарищ полковник.

Николашин. Благодарю. (Садится.)

Нагейкин. Что можете сказать по существу дела генерала Ефимова?

Николашин. По правде говоря, не очень много. Но скажу как есть. То есть как было. (Пауза.) Однажды Павел Петрович рассказал очень странный сон. Будто бы после выборов в Государственную Думу во всех избирательных комиссиях подсчитали голоса по-честному. Извините за наглость, ничего не подправили. И так всё в ТИКи и повезли. А там, можете поверить, даже с разнарядкой сверять не стали.

Нагейкин. С какой разнарядкой?

Николашин. Какую обычно дают перед голосованием. По каждой партии.

Нагейкин. Кто даёт?

Николашин. В администрации.

Нагейкин. И что дальше?

Николашин. А дальше получилось, извините за наглость, что у… сами понимаете кого… всего (шёпотом) двенадцать процентов.

Нагейкин. Сколько-сколько?

Николашин (испуганно). Нет, не подумайте ничего дурного. Это только сон. И не мой, подчёркиваю, не мой. Мне такие страшные сны никогда не снятся. Я ещё подумал о Павле Петровиче: «Это каким же нужно быть храбрым человеком, чтобы такие сны видеть».

Нагейкин. Так сколько же процентов?

Николашин. Неужели так важно?

Нагейкин. Мне ведь надо писать что-то в протоколе.

Николашин. Вот что-то и напишите.

Нагейкин. Написать: «что-то процентов» вместо цифры?

Николашин. Не цифры – числа. (Пауза.) А вы напишите: мало процентов. (Пауза.) Дело ведь не в количестве.

Нагейкин. Хорошо. Напишем: «немного процентов».

Николашин. Да-да, так даже лучше.

Нагейкин. И дальше что?

Николашин. Дальше ТИКи собрали все протоколы и в область повезли.

Нагейкин. А как должно быть?

Николашин. Так и должно. Но они ничего с протоколами делать не стали.

Нагейкин. А что полагалось делать с протоколами?

Николашин. Вы никогда в избиркомах не работали?

Нагейкин. Нет, не работал. Я и сам голосовал всего два раза в жизни.

Николашин. Ну да, вы ведь ещё такой молодой. (Пауза.) Как мне вам это объяснить? (Пауза.) А можно, я вообще объяснять не буду?

Нагейкин. Что же я в протокол напишу?

Николашин. Ничего. Разве это для протокола? Я ведь про сны показания даю, а не про явь. В протоколе события отражаются, а всё, что нам снится, к событиям не относится.

Нагейкин. Пожалуй, вы правы. (Откладывает ручку в сторону.)

Николашин. В общем, жду, что Павел Петрович при следующей встрече поведает. Он обычно сны с продолжением видит. Но в тот раз – неудача. Так и не приснилось ему, чем дело закончилось. Как сейчас помню: пришёл расстроенный. Эх, говорит, так и не довелось посмотреть, кто у нас теперь губернатор новый.

Нагейкин. Разве выборы губернатора, а не в Госдуму?

Николашин. Но новая Госдума на следующий день ещё не собирается. А губернатора за такие результаты уже наутро должны взашеи вытолкать.

Нагейкин. И вы считаете, что неосведомлённость потерпевшего стала результатом кражи?

Николашин. Если у человека что-то было, а потом быть перестало, то одна из версий случившегося – кража. Её надо непременно рассматривать наряду с другими. Разве вас не так учили в институте?

Нагейкин. Так.

Николашин. По-другому и не могли. Раз нас так, то и вас так. Учебники и преподаватели у нас лет сорок не менялись.

Нагейкин. Это верно.

Николашин. Предположим, кража. Кто мог её совершить? Тот, у кого исчезнувшая ценность обнаружилась. А обнаружилась она у бывшего прокурора. Он якобы видел во сне, как собралась новая Дума на первое заседание, а там партий – десятка полтора. И мандатов у всех (снова шёпотом) примерно поровну. Ефимов как на него набросится. Ты, говорит, сон мой украл.

Нагейкин. А вы что скажете?

Николашин. Допускаю: так оно и было. Откуда же столькому количеству фракций взяться? Только если честно голоса все посчитать. Это-то как раз Павлу Петровичу и приснилось. Получается: начало сна у Ефимова, конец – у Чибисова.

Нагейкин. Разве подобное не может случиться?

Николашин. В жизни не поверю, чтобы бывшему прокурору такое само по себе приснилось. Он ведь трусливый и угодливый. Что все прекрасно знают. Притом вороватый. Тоже ни для кого не секрет. Выходит, сон он у генерала украл.

Нагейкин. Стало быть, вы согласны с подозрениями потерпевшего?

Николашин. Как одну из версий допускаю.

Нагейкин. А ещё какой сон подозреваемый похитил у потерпевшего?

Николашин. Очень странный. Будто бы мы, то есть Россия, присоединились к Украине. И Беларусь тоже. Столицей снова сделали Киев.

Нагейкин. Что значит присоединились?

Николашин. Государство единое создали. Под названием Киевская Русь. Но общими стали только армия, граница с таможней, деньги и князь.

Нагейкин. Какие ж полномочия у князя?

Николашин. Совсем ерундовые: награждать, миловать, послов принимать и народ от чиновников защищать.

Нагейкин. Откуда ж он взялся?

Николашин. Из дома Рюрика.

Нагейкин. Почему князь, а не царь?

Николашин. Как раньше. В Киеве князья были, а не цари. Их тоже выбирали. Правда, из своей же семьи.

Нагейкин. Пожизненно?

Николашин. Нет, только на время. Но, если хорошо правил, народ мог попросить и дальше его оставить.

Нагейкин. Кого попросить?

Николашин. Других князей. Им раз в три года полагалось съезжаться на выборы из своих вотчин.

Нагейкин. Значит, и вотчинами тоже князья руководили?

Николашин. А как же?

Нагейкин. И все Рюриковичи?

Николашин. Конечно.

Нагейкин. Это не демократично.

Николашин. Когда демократично, дороговато получается. Рюриковичи подешевле будут. И понадёжней. Не доверять же губернаторам безродным, ворюгам и мздоимцам!

Нагейкин. Выходит, служилых надо из княжичей выбирать?

Николашин. По-другому коррупцию не поборешь. Те почестней. Они честь веками и смолоду берегут. Как вам это объяснить? (Пауза.) Если вы себе в дом дворняжку берёте, не удивляйтесь, когда она, извините за выражение, на ковёр вам нагадит. А породистая собака – ни за что такого себе не позволит. Скорее у неё всё там лопнет внутри, но позора не допустит.

Нагейкин. Хорошего же вы, однако, мнения о нашей власти!

Николашин. Это не мне, а генералу Ефимову сон такой приснился.

Нагейкин. Ну, положим, вы тоже наше государство не слишком любите, раз с таким восторгом пересказываете.

Николашин. Эх, молодой человек! Что вы в этом понимаете? (Пауза.) Это как же надо не любить Россию, чтобы любить её государство!

Нагейкин. Ладно. Довольно о снах. На суде подтвердите свои показания?

Николашин (испуганно). Какие?

Нагейкин. Которые только что дали.

Николашин. А всё-таки будет суд?

Нагейкин. Не исключено.

Николашин. Можно последнюю фразу зачеркнуть?

Нагейкин. Какую?

Николашин. Про прокурора. Что он вороватый.

Нагейкин. Я её и не написал.

Николашин. Вот спасибо. (Пауза.) Вдруг всё не так? Вдруг он исправился?

Нагейкин. Будучи на пенсии?

Николашин. Неважно. Всё равно есть презумпция невиновности.

Нагейкин. Тут вы правы. Поэтому я записал только фактические события. Потерпевший при вас пересказал один сон, а подозреваемый – другой. Украл или не украл – пусть решает суд.

Николашин. Вот-вот. Золотые слова.

Нагейкин. В таком виде подтвердите?

Николашин. В таком – да.

Нагейкин. Тогда подпишите протокол и ждите повестку.

Николашин. Ой, извините, мне что-то нехорошо. (Достаёт таблетку, кладёт в рот.)

Нагейкин. Вам, может быть, воды дать запить?

Николашин. Нет-нет, мне надо под язык. Сердечко немного прихватило. Вдруг представил, что такое и на других выборах может случиться.

Нагейкин. Каких?

Николашин. Сами понимаете… (Поднимает руку кверху.) Тогда ещё худшее произойдёт.

Нагейкин. И что же?

Николашин (шёпотом). Второй тур. (Пауза.) А там и до непоправимого недалеко.

Нагейкин. Какая-то у вас фантазия бедная! Подумаешь, второй тур! Мы живём в век высоких технологий. Что-нибудь придумают.

Николашин. Фантазия-то бедная, а вот зять богатый. За внучку страшно. Пострадать могут.