Текст книги "Игра в отрезанный палец"

29

Наутро Сахно чувствовал себя разбитым. Даже на завтрак не пошел.

Ник спустился, набрал ему в ресторане еды. Занес в номер, потом уже сам отправился завтракать.

Вернулся с четырьями заготовленными впрок бутербродами.

Сергей лежал на спине, тупо смотрел в потолок. Его завтрак так и стоял на столе нетронутым.

– Спасибо, – хрипло произнес он, скосив взгляд на вошедшего напарника. – Ты извини за вчера… Я сломался вечером… Ничего, часа три полежу – починюсь. Уже было…

Ник кивнул. Подошел к окну. Увидел, что кассета из магнитофона уже исчезла – значит, Сахно вставал.

На улице моросил дождик, и воздух, дыхнувший на Ника через открытое окно, был прохладен и свеж.

– Ты в такие дни можешь меня просто по морде, – проговорил Сахно. – Я драться не буду…

– А что это за хлеб ты вчера выдумал? – спросил, все еще стоя лицом к окну, Ник.

Было слышно, как Сахно с выдохом усмехнулся.

– Это «противопехотная»… Мы такие с приятелями в армии каждый месяц вином «заряжали» в каптерке, до того как я комиссовался. Тогда уже не с кем было «заряжать».

– После того, как комиссовался?

– Нет, до того. Дружбаны мои подорвались на очистке. Как раз наутро после того, как мы обкурились… Растяжки не заметили. А мне хреново было, как сейчас. Меня оставили досыпать…

Ник слушал, и кисло во рту становилось. То, что Сахно не так давно был офицером-сапером, – он уже знал от Ивана Львовича. А вот о том, что он покуривал еще с армии! Это была новость! Веселая же из них получалась парочка!

– Кофе принеси, – попросил Сахно.

Выпив чашку кофе, он медленно встал. Сходил в ванную. Полчаса стоял под душем. Вернулся в комнату с потухшим взглядом.

– Поехали, покатаемся! – сказал.

– Куда тебе?! – удивился Ник. – Полежи лучше. Дождь на улице!

– Поехали, мне надо. Ненадолго. Ты за руль сядешь.

Кобленц показался Нику каким-то особенно пустым. Сначала он думал, что из-за погоды. Потом понял, что сегодня – воскресенье.

– Налево сейчас! – командовал Сахно, уставившись прищуренными глазами вперед.

Похоронный лимузин тихо шел по мокрому асфальту.

– Направо! – сказал Сахно.

Дорога показалась Нику знакомой – грязный отдаленный райончик Кобленца, куда они уже приезжали. Вот и церковь за забором, и узкая улочка справа, въезд на которую забаррикадировали зеленые мусорные баки.

– Здесь тормозни!

Машина остановилась как раз у этой улочки.

– Одолжи сто марок, – попросил Сахно.

Ник нехотя достал из кармана деньги.

– Когда-нибудь отработаю, – пообещал напарник.

Вышел, пошатываясь, из машины. Побрел по грязной узкой улочке.

Ник проводил его взглядом. На душе было неспокойно.

«Что у него здесь за дела могут быть?» – подумал.

Прошло пять минут, а Сахно все еще не возвращался. Ник занервничал, помня сегодняшнее состояние Сергея. Вышел из машины, оглянулся по сторонам – никого. Вообще-то трудно было представить себе человека, захотевшего бы угнать катафалк.

Еще раз оглянувшись на машину, Ник пошел по той же улочке за церковь.

Через пару минут он остановился, заметив впереди у серого двухэтажного дома каких-то людей. Присмотревшись, узнал среди них Сахно. Они бурно «по-итальянски» о чем-то спорили. На каком языке шел спор – не было слышно, но руки у них летали в жестах так, словно вот-вот должна была разгореться драка.

Обалдевший Ник замер, прислушиваясь. Но вокруг было удивительно тихо.

– Глухонемые? – догадался он.

Присмотрелся к Сахно. Тот замедленно, но все же довольно активно «разговаривал» с тремя парнями помладше его.

Ник стоял, тупо смотрел на эту «беседу» и чувствовал себя в какой-то мере идиотом. Он понимал, что не знает про Сахно почти ничего.

Снова закапал дождик, мокрые крупные капли ударили Ника по макушке, отвлекли от чужой «беседы». Когда он снова возвратил взгляд на «говоривших», то увидел идущего к нему Сахно.

– Ты что, машину открытой оставил? – спросил он раздраженно.

– Я вышел за тобой. Думал, что-то не в порядке, – оправдывался Ник, которому самому стало неудобно, что он, получалось, следил за Сергеем.

Они молча шли к зеленым мусорным бакам, перекрывавшим узкую улочку в месте ее слияния с дорогой.

– А ты откуда язык глухонемых знаешь? – не удержался от вопроса Ник, когда они сели в машину.

– Родители были глухонемые, – нехотя ответил Сахно. – А мать даже работала глухонемой.

Ник развернул машину и обернулся удивленно на Сахно.

– Как работала?

– Так. Переводчиком.

– Глухонемым переводчиком? – Ник уже совершенно обалдел и готов был нервно рассмеяться из-за услышанного, показавшегося ему явным абсурдом или издевательством.

– Она ездила с делегациями глухонемых за бугор. У них там свои профсоюзные конгрессы были…

– А с какого на какой она переводила? – не удержался от ухмылки Ник.

– А ты думаешь, что все глухонемые мира разговаривают одними и теми же знаками?

– А что, разными? – искренне удивился Ник.

– Конечно. Она четыре системы знала.

– А ты?

– Я – только три знаю… На повороте налево!

Пораженный Ник чуть не пропустил поворот.

– А что ты там делал? – спросил он, бросив быстрый взгляд на Сахно.

– Ты очень хочешь знать? Сигареты покупал…

Дальше до самой гостиницы они ехали молча. Только иногда Сахно командовал, куда повернуть. Он был похож на коренного жителя Кобленца, преподающего новичку урок ориентирования по городу.

А «новичок» вел похоронный лимузин невнимательно. Голова его была занята совершенно другим. «Откуда он выкопал этих глухонемых?» – думал Ник.

30

Виктор еще спал, когда из висевшего рядом с диваном пиджака донеслась трель мобильного телефона.

– Спишь? – спросил невидимый напарник и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Даю двадцать минут на душ и завтрак. Перезвоню.

Не выпуская мобильный из рук, Виктор тяжело поднялся и поплелся в ванную. По дороге услышал из спальни негромкий плач проснувшейся дочери.

«Когда она уже подрастет?» – подумал он, ощущая на спине отпечаток жесткого дивана.

Ему иногда хотелось вернуться на свое законное место в спальне на широкой кровати рядом с Ириной. Но это место пока было занято и, в общем-то, там бы он все равно не выспался, ведь Ирина вставала иногда по два-три раза каждую ночь, чтобы кормить малышку.

«Обледенившись» холодным душем и придя в себя, он уже пил кофе на кухне, когда мобильный зазвонил снова.

– Как самочувствие? – спросил Георгий.

– Уже лучше.

– Круглую Башню на бульваре Леси Украинки знаешь?

– Это крепость, что ли, где какая-то воинская часть?

– Да.

– Знаю.

– Тогда слушай внимательно. Подъедешь туда к девяти, возьми свою корочку. Пройдешь через проходную воинской части, скажешь, что в тридцать вторую комнату. Там, на проходной, твоя фамилия уже записана. После этого корочку больше никому не показываешь. Во дворе повернешь налево, вторая железная дверь с кодовой системой прямо возле ручки. Нажмешь по очереди три-пять-один-шесть. Повтори.

– Три-пять-один-шесть.

– Откроешь дверь – и на второй этаж. Запомни, ты сын генерала Борсюка. У тебя угнали машину. Он звонил и договорился, чтобы ты прослушал записи той ночи на всякий случай. Скажешь, что тебя интересует частота ГАИ.

Виктор посмотрел на часы. Без пяти восемь. Можно было без спешки допить кофе и спокойно собраться.

К девяти он уже был на нужном месте. Нашел и проходную в/ч, и вторую дверь с кодовой системой. Поднялся на второй этаж и увидел еще одну дверь. Позвонил.

В проеме открывшейся двери появился мужчина лет сорока в форме прапорщика. Правда, внешне он вообще не походил на военного – интеллигентное мягкое лицо, умные сосредоточенные глаза.

Услышав, что пришел сын генерала Борсюка, прапорщик кивнул и впустил Виктора.

Провел его недлинным узким коридором в большое помещение с низким потолком, занятое стеллажами, на которых вплотную друг к дружке стояли коробки с одинаковыми наклейками. Только разные на этих наклейках стояли номера.

В углу за стеллажами находился большой стационарный магнитофон – размером с хороший письменный стол. Слева на углу лежали наушники.

– Так что вы хотите прослушать? – спросил прапорщик.

– Частоту ГАИ за ночь с двадцатого на двадцать первое мая.

Прапорщик кивнул.

Через пару минут он принес коробку с широченной бобиной. Поставил бобину на магнитофон. Начал перематывать, следя за счетчиком метров. Остановил. Посмотрел на записи на боковой стороне коробки.

– Вот здесь – перемотка назад и включение, если захотите прослушать еще раз, – показал прапорщик. – Надевайте наушники.

В узкое окошко-бойницу, расположенное справа от стола-магнитофона, бил рассеянный солнечный свет. Прапорщик ушел. Виктор слушал зафиксированный эфир той ночи и не слышал пока ничего. Какие-то шумы, шипение. Только минут через пять прорезался чей-то голос: «Двенадцатый, в вашу сторону синий «мерседес». Проезд на красный. Накажите!» Потом снова шипение. «Второй! Шо у тебя на часах?.. Полпервого… Ты со Степаном насчет рыбалки говорил?.. Ага… на пятницу… Всем постам. С Пушкинской угнана красная «девятка» номер КИА 89–71».

Виктор, слушая «законсервированный» на магнитофонной ленте эфир, закрыл глаза и словно погрузился в темноту той самой ночи. Город спал, а в его воздухе неслышно для обычного уха переговаривались по делу и не по делу ночные гаишники.

«Интересно, – подумал Виктор. – Кто еще не спит по ночам? На каких еще частотах ведутся ночные разговоры?»

Обернулся на стеллажи, заполненные коробками. Посмотрел на медленно вращающуюся на столе-магнитофоне бобину. Задумался.

«Седьмой, срочно прибыть на пост одиннадцать… Слушаюсь…» – прозвучало в наушниках. Виктор внимательно вслушался в последовавшее затем шипение.

«Третий, вроде красная «девятка» проехала… Может, та, што в угоне?.. Да ну ее на хер!»

Снова несколько минут далеких шумов, словно усиленной многократно тишины.

«Седьмой! Отбой! Можешь возвращаться на пост!» – прозвучал четкий голос.

Виктор остановил ленту. Перемотал назад. Прослушал еще раз. Улыбнулся. Он нашел то, что искал. Искал, конечно, с подсказки Георгия. Но главное – результат, а не способ его достижения.

Перемотал пленку еще раз. Снова прослушал.

Остановил бобину. Пошел искать прапорщика. Нашел его минуты через три в соседнем помещении, похожем на студию звукозаписи двадцатилетней давности – сплошная аппаратура, лампочки, несколько магнитофонов молча крутят свои широченные бобины.

Прапорщик сидел за маленьким письменным столом в углу помещения и подписывал картонный футляр бобины. Услышав за спиной шаги, он обернулся.

– Ну как, что-нибудь услышали?

– Да, – Виктор кивнул. – Как раз то, что надо. Переписать можно?

– А почему нет? – пожал плечами прапорщик.

Он взял из ящика стола небольшой кассетный магнитофон.

– Пойдемте!

Прапорщик переключил магнитофон с наушников на внешний звук. Нашли на пленке место, где один гаишник уточнял у другого время. Оттуда и начали записывать.

Когда прозвучало сообщение об угнанной красной «девятке», прапорщик многозначительно оглянулся на Виктора.

– Нашли? – спросил он.

Виктор быстро сообразил, что сам сюда попал под предлогом поиска информации об угнанной машине.

– Нет, – произнес в ответ и грустно покачал головой.

Когда через какое-то время прошла фраза о том, что «девятку» вроде видели, на что другой гаишник произнес: «Да ну ее на хер!», уже прапорщик грустно покачал головой.

– С такой милицией быть уголовником – самое безопасное дело! – сказал он.

Виктор хотел было сказать, что ГАИ – это совсем другая милиция, что есть еще и уголовный розыск, который пашет иногда круглые сутки. Но промолчал. Вспомнил, что он здесь не следователь, а сын генерала Борсюка, у которого угнали машину.

Уже на выходе из этого заведения с кассетой в кармане пиджака Виктор спросил прапорщика, почему в «студии» такая допотопная аппаратура.

– Скажите спасибо, что хоть такая есть. Новую просили, но, оказывается, новая уже где-то есть. А нам, военным, новая не положена. С новой ведь можно все эти мобильные телефоны ловить, закрытые частоты, по которым «одна звезда с другою говорит».

31

В тот же дождливый день Сергей Сахно хоть немного, но утолил тревожное любопытство Ника. В детстве он, оказывается, уже был «двухъязычным» и дружил только с глухонемыми детьми друзей своих родителей. Отец его работал в каком-то «почтовом ящике», в отделе, где трудились только глухонемые – им родина доверяла самую секретную работу. Они-то не проболтаются! Затем его родителей убедили отдать сына в интернат, потом в военное училище, куда, конечно, глухонемых не принимают. Там он впервые подружился с такими же нормальными, как и сам. Но в курсантской дружбе присутствовала какая-то неопределенность, которая просто не могла возникнуть в его прежних отношениях с глухонемыми сверстниками. Глухонемые – как друзья – казались ему намного надежнее говорящих. В училище каждый месяц курсанты устраивали разборки, пытаясь выяснить, кто в очередной раз на кого настучал начальству. Глухонемые стучать не стали бы. Даже через переводчика. У них совсем другой характер, другой подход. Они – закрытый клуб, в котором своих чужим не продают, даже если кто чем-то кого-то и достал. Из самых ярких воспоминаний Сахно поделился за бутылкой красного одним – дракой двух глухонемых в детстве. Эта тихая и жестокая драка запомнилась ему на всю жизнь. Правило было – драться до того, как противник упадет спиной на землю. Неписаное это правило словно было частью чего-то врожденного. Глухонемые пацаны только так и дрались. Но обычно без жестокости. В тот раз никто из двоих падать не хотел. Дрались среди деревьев в саду и всякий раз хватались руками за стволы, чтобы не упасть. Когда один все-таки упал, второй – просто присел на траву. Обоим пришлось идти к врачу – так они друг друга измолотили. А причина совершенно нормальная – дрались из-за девчонки. Она тоже стояла рядом. Ее не спрашивали, кто из двоих ей больше нравится. Без нее решили: с ней останется победитель. Прямо поединок времен и нравов Римской империи.

Вечером проголодавшийся Ник спустился в ресторан, оставив Сахно в номере.

Взял у ночного гостиничного старика сардельку и бокал пива. Присел в полутемном ресторане. Огляделся. В этот вечер посетителей было побольше – человек пять. Но ведь и не поздно еще было – начало десятого.

Когда вернулся, Сахно лежал на своей кровати и смотрел мутным взглядом в потолок. В воздухе комнаты витал какой-то знакомый запах из прошлого. Но как ни принюхивался Ник, а вспомнить, что это за запах, не мог.

– Может, принести тебе сардельку снизу? – спросил он Сергея.

Тот попробовал повернуть голову в сторону Ника, но, видно, не хватило сил. Глаза его были широко открыты, словно он только что удивился, увидев что-то необычное.

Ник еще раз принюхался. Проступила из таджикского тумана какая-то шумная картинка. «Базар», – вспомнил Ник. И словно пошел в памяти вдоль живописных рядов этого базара, постоянно натыкаясь на этот запах.

«Гашиш!»

Подошел к Сахно. Посмотрел в его открытые, но не видящие напарника глаза. Удивился, подумав, что таджиков гашиш так не вырубал из действительности. Может, это гашиш плюс красное вино?..

Открыл окно и впустил в комнату сырой прохладный воздух. Дождь уже кончился.

Присел на кровать. Снова ощутил какую-то неопределенность.

«Неужели, – подумал он, – Иван Львович не знал, что Сахно – наркоман и алкоголик? Неплохое сочетание для «ответственной загранкомандировки»!»

Вспомнил о таблетках в кармане джинсовки. Таблетки, чтобы «успокоить» Сахно, если он станет неуправляемым? Так ведь говорил полковник.

Неопределенность ушла, и Ник понял, что должно произойти. Ведь с помощью Сахно уже кого-то убрали, и Ник это видел, сидя внутри микроавтобуса с мониторами. Просто полковник решил, что Сахно можно использовать еще раз, а потом дать ему руками Ника пару таблеток. Что бы там ни планировалось для них, но теперь было отчетливо ясно, что предстоит кого-то убрать, и это сделает Сахно. Ведь ему это легко, он – неуправляемый наркоман. А потом придется убирать его…

Эти размышления омрачили Ника. Он подумал, каким человеком после всего этого он вернется в Киев? Что в нем сломается? Что изменится?

Оборвал свои размышления, снова подошел к окну. Захотелось выпить, но вина больше не было.

Ник опять спустился в ресторан. Взял еще пива.

Утром в дверь номера постучали.

Ник открыл.

Вошел мужчина лет сорока пяти. Худой, остроносый. На голове – прямой пробор в русых волосах. Костюмчик какой-то фермерский, серый, много раз стиранный. То ли пиджак, то ли куртка.

– Герр Ценский? – спросил он, глядя на Ника.

– Да.

Гость бросил взгляд на спящего Сахно. Возвратил взгляд на Ценского.

– Пойдемте вниз, выпьем кофе.

Пока спускались по лестнице, гость представился. Звали его Вильгельм Хайнц.

– Запомнить легко, – сказал он чисто по-русски. – Как консервы. Герр Хайнц.

Десять лет назад он переехал сюда из Казахстана с русской женой, которая уже здесь выучила немецкий и ушла от него к немецкому аптекарю.

Эта человеческая история, рассказанная в двух словах, вызвала у Ника доверие и сочувствие к герру Хайнцу.

В ресторане завтракало человек десять.

– Я думаю, никто не обидится, если я позавтракаю здесь вместо вашего приятеля! – сказал гость, улыбнувшись тонкогубой улыбкой.

Уже устроившись за столиком у окна, за которым продолжалась унылая вчерашняя погода и снова накрапывал дождь, герр Хайнц уставился своими светлыми серыми глазами на Ника.

– Вы уже освоились здесь? – спросил он.

– Да, – ответил Ник.

– А приятель как?

– Нормально. Никаких проблем.

Хайнц сделал себе бутерброд с ветчиной, бросил в кофе две ложки сахара.

– Завтра вы переезжаете отсюда, – сказал он. – Поднимитесь наверх, возьмите у приятеля все документы: и югославские, и украинские. И ваши паспорта принесите.

– Мои здесь, – Ник дотронулся до набухшего кармана джинсовой куртки.

– Тогда сходите за его документами!

Ник нехотя поднялся. Он даже не успел глотнуть кофе.

Растолкал Сахно в номере. Спросил, где его паспорта.

Сахно показал рукой на свою джинсовую куртку, но там Ник нашел только украинский загранпаспорт и маленький кулечек с травкой. Понюхал травку – гашиш. Оставил ее в кармане, а сам, взяв его паспорт, снова попробовал его растормошить.

– Сергей, где югославский паспорт? – спрашивал он его прямо в ухо несколько раз.

Наконец Сахно открыл глаза.

– Потерял… – проговорил он.

– Как потерял? Где?

– Там, у глухонемых…

Вниз Ник спустился в озадаченном состоянии. Ожидал, что гость устроит ему скандал или по крайней мере будет возмущен.

– По пьянке что ли? – спросил Хайнц, услышав о потерянном паспорте.

Ник кивнул.

– Он много пьет?

– Да, – сказал после недолгой паузы Ник, решив, что лучше говорить об алкоголе, но молчать о наркотиках, чтобы не возникло каких-нибудь новых проблем.

– Это хорошо, – неожиданно произнес Хайнц. – Пускай пьет!

В конце завтрака он, забрав все документы у Ника, протянул ему два немецких зеленых паспорта.

– Вы теперь – этнические немцы, переехавшие из Казахстана. Как и я, – он усмехнулся. – Вот ваш новый адрес, – он протянул Нику картонку с надписью. – За квартиру оплачено за два месяца вперед.

– Но ведь Сахно по-немецки ни слова! – сказал Ник.

– Многие этнические немцы по-немецки не говорят! За это их и сами немцы не любят… Ну, поздравляю с немецким гражданством!

Хайнц снова отправился с пустой тарелкой к буфету. Ник смотрел, как он набирал ветчины, колбас, сыра, две булочки. Видно, нравилось ему завтракать «на шару».

– А Иван Львович ничего мне не передавал? – спросил Ник, когда Хайнц вернулся за стол.

– А кто это? – удивился тот. – Я такого не знаю. Мне передали ваши документы, сказали, что сделать. Вот я и сделал. Мог бы и этого не делать, ведь уже совсем другое время и родного Союза давно нет. Так что скажите спасибо, что я вообще приехать сюда согласился…

Озадаченный Ник непонимающе посмотрел на Хайнца:

– Так что, это все? Вы только паспорта привезли?

– И квартиру вам снял. Что, мало?

– А что нам делать дальше?

– Откуда я знаю. Наверно, ждать новостей по новому адресу.

Хайнц ушел.

Поднявшись в номер, Ник просмотрел новые немецкие паспорта. Прочитал свое новое имя: Николас Ценн. Сергея теперь звали – Тео Саксен.

«Тео Саксен» еще спал, периодически всхрапывая.

Часы показывали половину десятого. Если сегодня переезжать, то за гостиницу надо заплатить до одиннадцати.

Ник вытащил из кармана карточку «Амэрикэн экспресс» и, тихонько закрыв за собой двери, пошел к лестнице.

32

Окрыленный «эфирной» находкой, Виктор позвонил Георгию прямо с улицы. Рассказал об услышанном, о том, что запись теперь есть и у него, так что убийц и организаторов убийства Броницкого надо искать здесь, в Киеве. Георгий тоже захотел послушать кассету. Попросил, пока он не прослушает – никаких действий не предпринимать. Договорились, что Виктор вернется в райотдел, перепишет ее там на двухкассетном магнитофоне, обычно беззвучно стоящем в кабинете майора, крепко влюбленного в тишину и не терпящего шума и музыки. Потом стажер отвезет копию записи туда, куда скажет Георгий.

К двум вторая кассета была готова, и Виктор снова перезвонил своему невидимому шефу.

– Пускай Занозин в три часа подойдет к памятнику Ленина напротив Бессарабки, – сказал Георгий. – У него там спросят, как пройти на Репина к Русскому музею. Пусть проведет человека вверх по аллее до Репина и по дороге отдаст кассету.

Спрятав трубку мобильного в карман пиджака, Виктор задумался. В нем разыгралось любопытство: а вдруг сам этот Георгий придет за кассетой? Вот бы взглянуть разок на него? Хоть попробовать по внешности определить, что он за человек.

Стажер, получив задание и кассету, отправился пешком на Крещатик. Времени до трех оставалось достаточно.

Сам Виктор, поразмыслив, все-таки решил рискнуть и подсмотреть встречу стажера с неизвестным. Минут через пять он спустился вниз и сел в «мазду».

Через десять минут оставил машину на стоянке у Дома кино и направился к Бессарабскому рынку.

Часы показывали без пяти три. Стажер уже маячил у памятника, оглядываясь по сторонам, как плохой шпион или сгорающий от нетерпения любовник.

Виктор тоже осмотрелся, остановившись возле рынка, потом нырнул в подземный переход и быстрым шагом поднялся к хлебному магазину, как раз посередине между памятником и улицей Репина. Зашел в магазин и остановился за дверью.

Минут через десять он увидел своего стажера, поднимавшегося вверх по аллее с молодой, коротко стриженной шатенкой на полголовы ниже Занозина. Девушка была одета в голубое летнее платье, на глазах – солнцезащитные очки.

Виктор, насколько можно было себе позволить, проводил их взглядом наверх и успел заметить, как Виктор передал ей кассету, а она сунула ее в сумочку. Через несколько минут очарованный стажер с глупой полуулыбкой на лице прошел вниз по аллее.

Георгий перезвонил через часик. – Это имеет ценность! – сказал он. – Только теперь надо выжать из записи все, что только возможно. Дашь ее прослушать твоему гаишному сержанту, пусть узнает, чей это голос. И кстати, угнанная красная «девятка» тоже могла иметь прямое отношение к тем, кого мы ищем. Хотя это так традиционно – угонять машину для совершения преступления! Но проверь все-таки.

Стажер Занозин выяснил по телефону, что сержант Воронько заступает на пост в шесть вечера. Времени оставалось немного, около полутора часов. Дав стажеру задание выяснить судьбу угнанной в ночь с двадцатого на двадцать первое мая красной «девятки», Виктор выставил под стенкой своего кабинета в ряд четыре стула и прилег на них. Так он иногда умудрялся высыпаться в армейской караулке. Но сейчас он просто хотел посмотреть в потолок и подумать. Спине жесткость сидений была полезна.

К шести Виктор с кассетой и небольшим репортерским магнитофоном, одолженным у коллег в райотделе, подъехал на площадь Независимости. Машину поставил возле хлебного магазина, прошелся к будке ГАИ. Постоял минут пятнадцать, пока девушка-гаишница не сдала будку прибывшему сменщику. Понаблюдав какое-то время за Воронько, Виктор подошел. Показал корочку.

– Шо, опять про ту ночь? – устало спросил сержант. – Я ж говорил, шо вызвали меня, а потом я в карты играл на «бориспольском»…

– Все в порядке, – успокоил его Виктор. – Я знаю, что все это правда и даже нашел доказательства.

– Какие доказательства? – сержант подозрительно выпялился на следователя.

Виктор вздохнул. Поднял правую руку, в которой держал диктофон.

– Давайте зайдем в будку, там потише, – предложил он.

В будке, прослушав запись, сержант обрадовался.

– Так то ж Степа!

– Какой Степа?

– Старший лейтенант Грищенко… я ж говорил…

– Вы не говорили, вы сказали, что не помните, кто вас вызывал! А где он сегодня?

Сержант пожал плечами.

Виктор еще спросил про угнанную в ту же ночь красную «девятку», но сержант ничего про машину не помнил.

– У нас иногда по десять таких краж за ночь, все не упомнишь! – сказал он.

Виктор все-таки заставил сержанта узнать по рации, где находится старший лейтенант Грищенко.

– Завтра в ночь выходит, – ответил из металлической мыльницы чей-то шипучий голос.

Вернувшись в райотдел, Виктор свалил на стажера очередное задание – выяснить домашний адрес Грищенко.

– Так я ж вам еще по машине не доложил!

– А что? – оживился Виктор. – Что-то узнал?

– Да. Машину нашли в восемь утра двадцать первого на Бастионной возле того дома, где газ взорвался.

У Виктора пропал дар речи. Неужели Рефату из Москвы было действительно виднее, как все происходило, чем ему из Киева?

– Так что, узнавать про этого Грищенко? – спросил Занозин.

– Да, и побыстрее! – выдохнул Виктор, все еще находясь в каком-то странном состоянии, смешанном из ощущений усталости и победы.

Стажер ушел. Виктор достал из сейфа дело Броницкого, присел за стол, вытащил из папки фотографии и дал глазам на них «отдохнуть». Ощущение победы будто отключило мозг, и мысли провалились куда-то, словно им запретили беспокоить голову следователя. За треснутым стеклом окна все еще разливался солнечный свет, но теперь, под вечер, он был красновато-усталым, и усталость эта передавалась ему, Виктору. Она соединялась с усталостью самого Виктора и, как это ни странно, вызывала у следователя улыбку. Тоже усталую, но улыбку. Улыбку победителя.

Пока не прозвучала трель мобильного телефона.

– Ну? – ожидая ответа, спросил Георгий.

– Старший лейтенант Грищенко, – сказал Виктор. – Он вызывал ночью сержанта, и он же потом отправил его обратно… Надеюсь через часик-другой с ним встретиться.

– Молодец. А с той машиной выяснил что-нибудь?

– Да, похоже, что ее угоняли не случайно… Ее нашли утром на Бастионной у дома… – И тут Виктор запнулся, поняв, что ничего Георгию про взрыв «газа» и его жертву раньше не говорил.

– У какого дома?

– …у дома, где после гибели Броницкого было ЧП – взорвалась квартира с хозяином…

– Интересно, продолжай!

– По официальной версии – взрыв газа, – говорил Виктор уже не таким радостным голосом. – Но, скорее всего – взрывное устройство. Погибший хозяин – полковник штаба погранвойск…

– Когда ты все это выяснил? – удивленно спросил Георгий.

– Да вот… совсем недавно…

– Молодец! – неожиданно для Виктора проговорил Георгий. – Прямо настоящую цепочку выстроил. По какому адресу на Бастионной был взрыв?

Виктор ответил.

– Ну что, лед тронулся, и опять в сторону Печерска, – проговорил довольным голосом Георгий. – Попозже созвонимся. Пока.

Спрятав трубку мобильного в карман пиджака, Виктор ощутил только усталость. Чувство победы испарилось.

Георгий не дурак, а значит, его доверие к Виктору теперь под большим вопросом. Виктор это прекрасно понимал. Если Георгий узнает у участкового дату его встречи со стажером – а это было уже почти неделю назад, – то кто знает, чем все это кончится. Правда, дело движется, а сейчас, можно сказать, прямо покатилось, набирая обороты. Теперь надо было покопаться среди знакомых и сослуживцев взорванного полковника. Но дадут ли Виктору добро на такие «раскопки»? Ведь поговорить с бывшими сослуживцами Броницкого ему не разрешили, и с коллегами отставного генерала по президентской администрации тоже. «Но одно дело – генерал, другое дело – полковник, – думал Виктор. – Жаль, что списали взрыв на несчастный случай. Если бы сразу занялись им, как убийством, – можно было бы просто зайти в соседний кабинет и посмотреть это дело у коллеги-следователя».

Постучав в дверь, зашел Занозин.

– Грищенко живет на Подоле, но дома его сейчас нет. Я звонил.

– И что сказали?

– Жена сказала, что нет и не знает, когда вернется.

Виктор задумался. Сидеть самому в райотделе и держать «на привязи» стажера не хотелось. Так можно всю ночь прождать и в результате только не выспаться.

– Завтра в восемь здесь, – Виктор устало взглянул на Занозина. – Садишься на телефон и не встаешь, пока не найдешь этого старлея. Как только найдешь – поедем с ним говорить!

По дороге домой Виктор думал о своем сегодняшнем проколе. Надо было, конечно, раньше сказать Георгию о взрыве, но теперь уже поздно. Теперь надо было решать, как всю эту информацию подать пологичнее, как объяснить его путь к взорвавшейся квартире, не оставляя ни малейшей возможности Георгию связать это с поездкой Виктора в Москву. Но как это сделать?

Виктор вздохнул. Руки устало крутили руль. Даже ближний свет фар ехавших навстречу по Парковой Аллее машин больно бил по глазам. Хотелось спать.