Текст книги "Рыбный промысел в Древней Руси"

Мало изучен другой вопрос: о существовавших в древности приемах хранения и переработки рыбы. Коротко его касались многие исследователи, ограничиваясь несколькими ссылками на показания письменных источников. Более подробно писал об этом В. Ф. Ржига, полагавший, что «рыба занимала видное место в питании»[53]53
  Ржига В. Ф. Очерки из истории быта домонгольской Руси // Труды ГИМ, 5. М., 1929. С. 60.


[Закрыть]. Некоторые из способов приготовления рыбы названы в работах Н. Н. Воронина и В. А. Мальм[54]54
  Воронин Н. Н. Пища и утварь. История культуры Древней Руси. М.; Л., 1951;. Мальм В. А. Указ. соч.


[Закрыть]. Недавно опубликован труд Збигнева Буковского о консервировании рыбы у славян[55]55
  Bukowski Z. Uwagi o konserwacji ryb u slowian swiette materialow archeologicznych I etnograficanach // Studia z dziejow gospodar wiejskiego Т. 9, zessyb-3. 1967.


[Закрыть]. Автору удалось собрать значительный археологический и этнографический материал, характеризующий процесс копчения, вяления и посола рыбы.

При общей оценке степени исследованности промыслов домонгольской Руси приходится констатировать, что в этом направлении сделаны лишь первые шаги. Большинство работ носит фрагментарный, скорее иллюстративный, а не исследовательский характер. Несколько лучше обстоит дело для более поздней эпохи – конец XIII – начало XVI в. Возросшее число письменных источников этого времени позволяет глубже и обстоятельнее ознакомиться с развитием древнерусского хозяйства. Существует целая серия работ, в центре внимания которых стоят коренные проблемы истории экономического быта периода становления русского централизованного государства. Немало места отведено в них и промыслам.

Особенно успешно в послевоенной советской историографии изучалось сельское хозяйство Новгородской земли. С этой темой связаны две монографии – Л. В. Даниловой и В. Н. Бернадского[56]56
  Данилова Л. В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле XIV–XV вв. М., 1955; Бернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. М.; Л., 1961.


[Закрыть], а также несколько исследований более частного порядка[57]57
  Перельман И. Л. Новгородская деревня XV–XVI вв. // ИЗ. Т. 26, 1948; Шурыгина А. П. Новгородская боярская колонизация XIV–XV вв. // Уч. зап. ЛГПИ. Т. 78, 1948; Копачева М. Г. Феодальная рента в Новгородской земле на рубеже XV–XVI вв. // Уч. зап. ЛГПИ. Т. 131. 1957.


[Закрыть]. Используя такой содержательный источник, как Новгородские писцовые книги, авторы указанных работ внесли много нового и в понимание роли и значения промыслов. Вывод В. Н. Бернадского о том, что часто «основой для отделения от сельского хозяйства являлось не ремесло, а развитие рыболовства»[58]58
  Бернадский В. Н. Указ. соч. С. 116.


[Закрыть], заслуживает серьезного внимания. Именно рыболовство послужило причиной превращения многих сёл в рядки и города. К сходным результатам пришла и Л. В. Данилова, отмечавшая лов рыбы как главное занятие жителей некоторых поселений[59]59
  Данилова Л. В. Указ. соч.


[Закрыть]. Не менее интересны наблюдения А. П. Пронштейна, выяснившего широкое распространение профессии рыбников в Новгороде конца XVI в., связанное с возросшими потребностями горожан в рыбе и других сельскохозяйственных продуктах[60]60
  Пронштейн А. П. Указ. соч.


[Закрыть]. Дополняют воссозданную картину оживленного рыбного промысла в Новгородских землях две более ранних работы Б. Д. Грекова о хозяйстве Софийского дома и помещечьем хозяйстве XV–XVII вв.[61]61
  Греков Б. Д. 1. Очерки по истории хозяйства Новгородского Софийского Дома XV–XVII вв. // Летопись занятий Археографической комиссии. Т. 33. Л., 1926; 2. Помещечье хозяйство в XVI–XVII вв. в Новгородской области // Ученые записки Института истории РАНИИОН. Т. 6. М., 1928.


[Закрыть]

Социально-экономической истории Северо-Восточной Руси посвящены книги А. М. Сахарова[62]62
  Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV веков. М.: изд-во МГУ, 1959.


[Закрыть] и А. Д. Горского[63]63
  Горский А. Д. Очерки экономического положения крестьян Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. М.: изд-во МГУ, 1960.


[Закрыть]. В первой речь идет о городах и их экономическом развитии в XIV–XV вв. По мнению А. М. Сахарова, «связь городских ремесленников с земледелием типична для феодальных городов», а добавочные промыслы (охота и рыболовство) – непременные спутники хозяйства горожанина[64]64
  Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV–XV веков. С. 138–139.


[Закрыть]. Исследователь экономического положения крестьян А. Д. Горский полагает, что «рыболовство в XIV–XV вв. было очень распространено в Северо-Восточной Руси и занимало в народном хозяйстве очень большое место»[65]65
  Горский А. Д. Указ. соч. С. 82.


[Закрыть]. Он перечисляет различные типы рыболовных угодий и орудий лова, известные по письменным источникам, а также виды промысловых рыб; называет повинности и поборы, связанные с рыболовством, упоминает участие крестьян в торговле рыбой.

Сжатый, но содержательный очерк о рыбном промысле в системе древнерусского хозяйства конца XIII – начала XVI в. дан в монографии Г. Е. Кочина[66]66
  Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси конца XIII – начала XVI в. М.; Л., 1965.


[Закрыть]. Впервые автор установил три основные формы рыболовства, существовавшие в это время: рыболовство промысловое, специализированный промысел в феодальных вотчинах и лов рыбы в мелком крестьянском хозяйстве[67]67
  Там же. С. 289.


[Закрыть]. Выводы Г. Е. Кочина подкреплены ссылками на массовые показания источников. Всё это выгодно отличает указанную работу от предыдущих исследований.

Заканчивая обзор трудов по истории древнерусского хозяйства, следует указать, что приведенными примерами не исчерпывается список работ, так или иначе касавшихся развития рыболовства[68]68
  См., напр.: Веселовский С. Б. 1. Село и деревня в Северо-Восточной Руси XIV–XVI вв. М.; Л., 1936; 2. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. Т. I. М.; Л., 1947; Тараканова-Белкина С. А. Боярское и монастырское землевладение в Новгородских пятинах в домосковское время. М., 1939; Тихомиров М. Н. 1. Средневековая Москва в XIV–XV веках. М.: изд-во МГУ, 1957; 2. Россия в XVI столетии. М., 1962; Маньков А. Г. Цены и их движение в русском государстве XVI века. Л., 1951 и др.


[Закрыть]. Но вкрапленные в них отдельные наблюдения и замечания не меняют общего впечатления от степени изученности данного вопроса.

Советская историография прошла большой путь в деле исследования народного хозяйства в феодальный период. Однако на повестке дня стоит еще много нерешенных проблем, в том числе детальная разработка истории промыслов, значение которых в хозяйственной деятельности населения Древней Руси далеко не выяснено. Рыболовство как вид промыслов привлекало внимание исследователей. Собраны интересные материалы, характеризующие орудия лова, имеются сведения об организации промысла, о феодальных повинностях и оброках, взимавшихся рыбой, о торговле рыбой и продуктами ее переработки. Рыболовство эпохи становления Киевского государства и до татаро-монгольского нашествия исследовалось преимущественно археологами. Естественно, что они опирались главным образом на археологические находки. Последнее обстоятельство сказывалось на достоверности выводов. На большинстве памятников не сохраняются органические вещества, и в руки археологов попадают лишь металлические и каменные предметы. Конечно, они не дают полного представления ни об использовавшихся снастях, ни о хозяйственной роли рыболовства. Пытаясь восполнить этот пробел, авторы привлекают показания письменных источников (как правило, более поздних), ничем не оправдывая подобную методику. В результате складывается искаженная картина, не соответствующая исторической действительности.

Сведения о рыбном промысле XIV–XVI вв. встречаются в работах специалистов по истории Московской Руси. Письменные документы этого времени значительно чаще упоминают рыболовство, что позволяет глубже проникнуть в существо вопроса. Тем не менее и здесь в его изучении сделаны лишь первые шаги. С той или иной степенью полноты зафиксировано наличие рыбного промысла на исследуемых территориях, дан краткий перечень орудия лова, список добывавшихся рыб, затронуты некоторые проблемы социального порядка. Но окончательные выводы не могут считаться удовлетворительными, т. к. они рисуют статичное, застывшее явление. Получилось, что рядом с постоянно развивавшимися земледелием и ремеслом существовало в качестве добавочной отрасли хозяйства рыболовство, почти не претерпевшее никаких изменений с X в. За редким исключением этот недостаток присущ большинству работ, в которых данные археологии и письменных источников лишь взаимно иллюстрируют друг друга. Преодолеть его можно в специальном исследовании, охватывающем всю территорию Древней Руси в широком хронологическом диапазоне. Существующие ныне краткие сводки по этому вопросу представляют собой конспект настоящей работы[69]69
  Куза А. В. 1. Развитие рыболовства в Восточной Европе // Тезисы докладов на заседаниях, посвященных итогам полевых исследований 1965 года. Академия наук СССР. М., 1966; 2. Место и значение рыболовства в истории хозяйства восточных славян // Этническая история и современное национальное развитие народов мира. АН СССР, Ин-т этнографии. М., 1967.


[Закрыть].

По-видимому, успешное решение поставленной задачи зависит от нескольких условий. Во-первых, требуется исторический, а не описательный подход к имеющемуся материалу. Причем прежде следует установить его пригодность в интересующем нас плане, возможность непосредственно использовать полученные факты. Во-вторых, из сказанного вытекает, что без привлечения всех доступных видов источников – археологических, письменных, палеоихтиологических, этнографических, лингвистических, – без их перекрестной проверки и корреляции трудно выполнить намеченный план.

Источники сведений о рыбном промысле в Древней Руси

Составить правильное представление о развитии рыбного промысла в Древней Руси нельзя без предварительного знакомства со всеми видами источников. Среди них особенно важны археологические находки, являющиеся для VIII–XIII вв. почти единственным массовым материалом, поддающимся целенаправленному исследованию. История всякого производства – это в первую очередь история орудий труда, путь их развития и совершенствования, смена одних типов орудий другими. Этот процесс как раз и отражают добываемые археологами вещественные памятники. В досоветский период количество раскопанных древнерусских поселений исчислялось единицами, в послереволюционное время оно возросло в десятки и сотни раз. Без преувеличения можно сказать, что советская археология располагает первоклассным фактическим материалом, красочно характеризующим многие стороны жизни Киевской Руси. Поиски и изучение орудий труда стали одной из ее основных задач.

Рыболовные орудия (крючки, остроги, грузила) относятся к числу самых распространенных находок. Однако следует учитывать, что в руки исследователей прежде всего попадают вещи, изготовленные из металла, камня и обожженной глины, реже из кости. Деревянные предметы, нити, ткани, кожа, лыко и другие органические вещества, как правило, не сохраняются. А ведь из них и делалось большинство рыболовных снастей, причем самых уловистых (например, сети), широкое применение которых определяет степень развитости промысла. Поэтому всякие выводы об экономической значимости рыболовства, основанные только на археологических данных, могут оказаться поспешными. Не менее существенной является правильная оценка извлеченных из земли орудий или их частей, обнаруживаемых значительно чаще. Найденный обломок или деталь необходимо достоверно реконструировать, т. е. представить, как тот или иной промысловый снаряд выглядел в целом, какая работа им выполнялась. Письменные источники сообщают только наименования этих орудий: невод, мережа, ез, закол, уда и т. д. Однако этим не исчерпываются трудности при обработке археологических источников. Находки с большинства памятников датируются суммарно: в пределах одного, а то и двух-трех столетий. Лишь изредка, благодаря прекрасным стратиграфическим условиям (Новгород)[70]70
  Колчин Б. А. Дендрохронология Новгорода // МИА. № 117. 1963.


[Закрыть], хронологические границы культурных напластований устанавливаются более твердо. Не приходится говорить, сколь важны точные датировки при изучении хозяйства. При отсутствии таковых теряют временную связь сложные процессы смены одних форм хозяйствования другими, становления новых отраслей производства и распространения более прогрессивных систем промысла.

Но всё-таки главным препятствием на пути детального исследования истории древнерусского рыболовства является фрагментарность археологического материала. Раскопки последних десятилетий в Новгороде, Пскове, Белоозере, Смоленске, Торопце и на других памятниках, где хорошо сохраняется органика, позволяют совершенно по-иному представить себе быт и хозяйственную деятельность древнерусского поселения. Например, если бы новгородский культурный слой не консервировал дерево, то обнаруженные на огромной площади Неревского раскопа два с половиной десятка рыболовных крючков, около 10 обломков железных острог и немногим более 150 каменных и глиняных грузил от сетей свидетельствовали бы о весьма скромном удельном весе рыболовства в хозяйстве горожан. Но прибавив к ним свыше 40 крупных деревянных поплавков от неводов, более 500 прошитых берестяных поплавков от сетей, массу неучтенных поплавков из бересты, свернутой в трубочку, около 230 поплавков из сосновой коры, свыше 350 ботал, около 110 грузил из камней, оплетенных берестой и вставленных в круг из прута, и т. д.[71]71
  Колчин Б. А. Новгородские древности. Деревянные изделия, САИ, Е1-55. М., 1968. С. 20–23.


[Закрыть], мы получим совершенно противоположные выводы. Этот факт необходимо постоянно учитывать, касаясь истории древнерусского рыболовства. Отсутствие среди раскопочного материала орудий лова еще не является аргументом, отрицающим какое бы то ни было развитие рыбного промысла. Лишь совокупность всех доступных данных допускает категорические высказывания.

Оценивая в целом накопленный археологический вещевой материал по исследуемому вопросу, нужно отметить следующее. Во-первых, несмотря на указанные недостатки, археологические находки представляются важным историческим источником, характеризующим рыбный промысел с конкретной, производственно-технической стороны. Таким образом, исследователь имеет дело с объективной информацией, требующей при обработке лишь соответствующих корректив. Во-вторых, массовость археологических данных позволяет применять к ним методы математической статистики, картографирования и т. д. Всё это открывает возможность приступить к историко-техническому изучению указанной проблемы и во времени, и в пространстве. Труднее поддаются исследованию вопросы общественно-социальной жизни. Специфика археологического материала ограничивает достоверность выводов этого порядка.

В данной работе автор стремился как можно более полно использовать все доступные археологические коллекции из раскопок древнерусских памятников, учесть и выявить в них предметы, связанные с рыбным промыслом. В результате привлечено свыше 6000 таких находок, главная масса которых (около 4500) относится к домонгольскому периоду. Среди них свыше 1000 железных рыболовных крючков и блесен, около 150 деталей железных острог, тысячи каменных и керамических грузил от сетей, сотни берестяных и деревянных поплавков и т. д. Сведения о материале почерпнуты в имеющихся публикациях[72]72
  Указать все публикации – значит перечислить значительную часть русской и советской археологической историографии. Перечень основных из использованных работ дан в приложении.


[Закрыть], в архивах[73]73
  Архивы: ИА АН СССР (Москва), ЛОИА АН СССР (Ленинград), ИА АН УССР (Киев).


[Закрыть], в фондах Института археологии АН СССР (Москва и Ленинград), Института археологии АН УССР (Киев) и музеев: Государственного исторического, Эрмитажа, Киевского государственного исторического, Новгородского, Псковского, Вологодского, Владимирского, Переяславского, Ростовского, Ярославского, Смоленского, Воронежского, Орловского, Курского, Калужского, Гомельского, Черниговского, Сумского, Путивльского, Житомирского и т. д.

По изложенным выше причинам опорными в настоящем исследовании стали коллекции Новгородской археологической экспедиции, а также обширные вещевые комплексы из раскопок Пскова и Старой Ладоги. Весьма обильно представлен рыболовный инвентарь в находках из Гродно, Старой Рязани, Чернигова, Родни, Ярополча Залесского, Белоозера, Старой Руссы, Воиня, Ярославля, Вщижа и др. Территориально вещевой материал, хотя и не равноценный, происходит из всех древнерусских земель, что обеспечивает не выборочный, а сплошной фронт обследования. Количественно бо́льшая часть находок падает на города и укрепленные поселки, меньшая – на сельские поселения и совсем незначительная – на могильники. Такое распределение находок несколько искажает картину развития рыбного промысла, но, конечно, не обесценивает общие выводы.

С археологическими материалами непосредственно смыкается другая категория источников по данному вопросу. Речь идет о костях и чешуе рыб, собранных при раскопках. Они довольно часто встречаются в культурных напластованиях древнерусских памятников, правда, не всегда становятся предметом научного изучения. Использование этого специфического вида находок для широких исторических обобщений немыслимо без привлечения соответствующих специалистов. Методика определения по ископаемым костям и чешуе видов рыб, а также их размеров и приблизительного веса разработана на кафедре ихтиологии Биологического факультета МГУ при непосредственном участии Г. Н. Никольского и В. Д. Лебедева. Впервые в России палеоихтиологические находки с древних поселений, открытых А. А. Иностранцевым по берегам Ладожского озера, изучал в прошлом веке профессор К. Ф. Кесслер. С тех пор в этом деле достигнуты значительные успехи. В историографическом разделе отмечено важное значение работ, выполненных ихтиологами по ископаемым остаткам рыб. Здесь следует остановиться на особенностях и еще не раскрытых возможностях палеоихтиологических данных для выяснения некоторых существенных сторон истории древнерусского рыбного промысла. К сожалению, этот материал исследован далеко не полностью. Во-первых, кости и чешуя рыб не только иногда не извлекаются из просмотренного грунта, но и не фиксируются. Во-вторых, как правило, отбор производится произвольно: не целиком, а частично. Кроме того, на многих памятниках из-за неблагоприятных почвенных условий рыбьи кости не сохраняются. Если учесть, что и добытые в раскопках ихтиологические коллекции редко поступают в распоряжение специалистов, то трудности в работе с этим видом источников выступают вполне отчетливо. Желателен, конечно, сквозной обзор всех подобных находок изучаемого периода. Однако и опубликованные уже сведения по Новгороду, Пскову, Ладоге, Гродно, Старой Рязани, Воиню, Шестовицам, Родне, Титчихе и некоторым другим поселениям[74]74
  Основные определения и статистические выкладки приведены в монографии В. Д. Лебедева и ряде других работ (см. сноску 42 на стр. 20).


[Закрыть] дают возможность для сравнений и выводов. Наиболее полно с палеоихтиологической точки зрения обследованы районы Северо-Западной и Западной Руси, затем Левобережья Днепра (реки Десна и Сула). С других территорий есть лишь отдельные, а не серийные определения, и чешуя рыб. Помимо чисто биологических показателей, знакомство с этими данными позволяет установить видовой состав рыб, охваченных промыслом, их возраст и размеры, вероятные способы добычи рыбы. В ряде случаев удается узнать время лова и его интенсивность. Весьма перспективно сопоставление имеющихся определений для выяснения местных особенностей и путей развития рыболовства в различных древнерусских землях. Не менее интересные результаты могут быть получены при сравнении ихтиологических находок из разновременных слоев одного и того же или рядом расположенных памятников. При этом появляется возможность уловить характер воздействия человека на рыбье стадо: сокращались или увеличивались уловы, на каких видах рыб в тот или иной период существования поселения базировался промысел, сколь велика была его интенсивность и т. д. Правда, анализ такого рода требует достаточных статистических данных, а они не всегда имеются в наличии.

Нельзя пройти мимо еще одного вопроса. В некоторых археологических работах (например, о городище Новотроицком или древнерусском городе Воине) выводы об экономической значимости рыболовства ставятся в прямую зависимость от количественного соотношения найденных рыбьих костей с прочим остеологическим материалом. Как правило, преобладание последнего является подавляющим и на долю первых приходятся части процента. Тем не менее всякие поспешные суждения будут здесь преждевременными. Кости и чешуя рыб в значительно большей степени подвержены силам разрушения, и их присутствие в культурном слое само по себе свидетельствует о важной роли рыбного промысла. По-видимому, лишь рассмотрев совокупность всех фактов, можно найти объективные критерии для решения столь сложного вопроса.

Итак, палеоихтиологические материалы выступают перед нами как ценный, но еще малоизученный исторический источник. В сочетании с вещевыми находками, показаниями письменных памятников и другими данными они составляют источниковедческий фундамент настоящего исследования.

При уточнении и правильном понимании различных способов добычи рыбы, устройства рыболовных снарядов, самого процесса лова, форм организации производства существенное значение имеют этнографические наблюдения. К ним относятся в первую очередь уже упоминавшиеся выше капитальные «Исследования о состоянии рыболовства в России», многочисленные обзоры и пособия по рыбному хозяйству, опубликованные как отдельно, так и в периодической печати. Вся эта литература лишь условно относится к категории «источников», на деле являясь практическим руководством для рыболовов и рыбопромышленников своего времени. Она восполняет отсутствие специальных этнографических работ, посвященных данному вопросу. Конечно, использование этнографических параллелей XIX в. по отношению к XII или даже XV в. требует особой осторожности, тем более привлечение примеров из мест, отстоящих на сотни и тысячи километров друг от друга. Однако некоторая консервативность определенных приемов и орудий рыболовства оправдывает такую методику. Сошлемся на один частный случай. Этнографам хорошо известен у многих народов мира способ добычи хищной рыбы на крючок, изготовленный из раздвоенного сучка. В конце прошлого века его подробно описал как широко распространенный в среде центральнорусских и финских рыболовов Л. П. Сабанеев[75]75
  Сабанеев Л. П. Рыбы России. Изд. 3-е. М., 1911. С. 114–115.


[Закрыть]. Точно такие же крючки найдены в слоях XII–XV вв. древнего Новгорода[76]76
  Колчин Б. А. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть], в напластованиях рубежа н. э. низовьев Оби[77]77
  Чернецов В. Н., Мошинская В. И. В поисках древней родины угорских народов. По следам древних культур (от Волги до Тихого океана). М., 1954. С. 17.


[Закрыть] и в неолитических отложениях Висских торфяников[78]78
  Буров Б. М. Археологические находки в старичных торфяниках бассейна Вычегды // СА. 1966. № 1.


[Закрыть]. Значительно облегчают работу с этнографическими материалами XIX – ХХ вв. письменные документы конца XVI–XVII вв. о вотчинных хозяйствах, прежде всего монастырских, сохранившиеся в наших архивах. В них обнаруживаются перечни рыболовного инвентаря, сведения о его изготовлении, ремонте и т. п. Современные данные, спроецированные на показания этих документов, хронологически примыкающих к изучаемому периоду, приобретают необходимую достоверность.

Этнографические описания особенно ценны при реконструкции рыболовных орудий, определении их назначения и способа применения. Древние источники, как правило, содержат лишь названия. Поэтому необходимо установить, что́ скрывается за тем или иным термином. Дело упрощается, если наименования совпадают. Однако следует учитывать, что часто конструктивно одни и те же снасти в разных местах назывались по-разному. Необходима большая предварительная работа по сличению терминологии. Здесь оказались весьма полезными различные словари, в первую очередь В. И. Даля, А. Г. Преображенского и И. И. Срезневского[79]79
  Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1–4. М., 1955; Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1957; Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I–III. М., 1958.


[Закрыть], т. к. в нашей литературе почти нет работ справочного характера. Потребность в определителе предметов материальной культуры очень велика, и ее не может удовлетворить изданная в 1959 г. небольшая книжка[80]80
  Бережкович А. С., Жегалова С. К., Лебедева А. А… Просвиркина С. К. Хозяйство и быт русских крестьян. Памятники материальной культуры, определитель. М., 1959.


[Закрыть].

Среди общих трудов по славянской этнографии хочется отметить двухтомную монографию К. Мошинского[81]81
  Mossyngki К. Kultura Ludova Slowian. Т. I–II. Warzawa.


[Закрыть]. В ней собран богатый и чрезвычайно интересный материал, ярко иллюстрирующий различные стороны жизни и быта славянских народов. Рыболовству там посвящен содержательный очерк, из которого можно почерпнуть много важных сведений относительно орудий и способов рыболовства – как общих, так и специфических для разных частей славянского мира[82]82
  Там же, Т. I. Kultura materialna. S. 77–115.


[Закрыть]. Кроме того, К. Мошинский перечисляет названия рыб, свойственные всем славянским языкам, а также приводит список общеславянских рыболовных снарядов.

Постоянно сталкиваясь в работе с археологическими находками с необходимостью точно определить назначение того или иного предмета, помимо данных этнографической литературы, автор обратился к музейным фондам. Обширные коллекции музея этнографии народов СССР и МАЭ в Ленинграде и Этнографического музея АН Эстонской ССР в Тарту помогли разобраться во многих сложных вопросах. Собранные там богатейшие материалы проливают свет на различные бытовые и производственные стороны рыбного промысла. Изучая их, зрительно представляешь себе процесс изготовления рыболовных снастей, приемы переработки рыбы, способы ее хранения и транспортировки, структуру организации рыболовных артелей, обычаи и поверья рыбаков и т. д. Не меньшее значение имело для нас и личное знакомство с рыболовством на русском Севере и в центральных районах Европейской части СССР. Наблюдая за промысловым ловом рыбы на Ильмене и Белоозере, на озерах Кубенском, Плещеевом, Неро, Валдайском, Селигер, на реках Волге, Оке, Дону, Волхове, Днепре и др., удалось подметить много интересных деталей в способах применения тех или иных снастей, их конструктивные особенности, обычно ускользающие от внимания исследователей.

Таким образом, этнографические материалы в сочетании с археологическими данными, взаимно дополняя друг друга, открывают новые страницы в истории рыболовства.

К серии «наглядных» источников относятся миниатюры и рисунки в древних рукописях, фресковая живопись, рисунки-граффити. К сожалению, эта категория очень интересных источников мало изучена. Миниатюры летописных сводов еще исследовались с исторической точки зрения, но иллюстрации житийной и прочей церковной литературы почти никем не рассматривались. А. В. Арциховский, посвятивший древнерусским миниатюрам специальную работу, доказал возможность их использования для освещения самых различных сторон жизни Древней Руси[83]83
  Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М.: изд-во МГУ, 1944.


[Закрыть]. Не вызывает сомнений, что изображавшиеся на некоторых рисунках производственные сцены расшифровывают соответствующие места текстов, помогают правильно понять конструкцию, применение и назначение многих древних орудий труда и предметов обихода[84]84
  См., напр.: Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси. М.; Л., 1965. С. 56–60; Горский А. Д. Древнерусская соха по миниатюрам Лицевого Летописного свода XVI в. Историко-археологический сборник. М.: изд-во МГУ, 1962 С. 339–351.


[Закрыть].

При просмотре рукописных собраний Отделов рукописей Библиотеки имени В. И. Ленина и Исторического музея, а также в опубликованных работах нам встретился ряд рисунков на «рыболовные» сюжеты. Большинство из них датируется XVI в. (например, миниатюры Лицевого свода или Евангелия 1524 г.), но есть изображения XII и других столетий (например, в росписи Спасо-Мирожского монастыря в Пскове). Все они не только служат хорошей иллюстрацией к истории рыбного промысла, но и существенно дополняют краткие сведения письменных источников. Всестороннее изучение подобных рисунков должно стать темой специального исследования после соответствующего отбора материала в древнехранилищах страны. В настоящей работе использованы лишь те миниатюры и изображения, которые удалось найти автору при далеко не полном знакомстве как с коллекциями архивов, так и с публикациями.

Несомненное значение при обращении к вопросу происхождения рыболовства у славян имеет изучение общеславянской лексики. Сравнительной лингвистикой исследован громадный словарный фонд как современных, так и древних славянских языков, выявлены общие для всех или большинства из них названия рыб и рыболовных орудий, прослежена этимология многих слов[85]85
  См., напр.: Ferians О. Slovenake nasvoslovie ryb. CSR a susediacich krajov // Prirodcoedny Sbornik. № 2. 1947. S. 72–73; Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962. С. 115–117, 118–119, 148, 209–210, 250, 273.


[Закрыть]. Данные языка, таким образом, приподнимают завесу над временем широкого знакомства славян с рыболовством и позволяют сделать другие, не менее интересные выводы. Анализируя эти факты, можно приблизительно восстановить первоначальную картину развития рыболовства у предков современных славян в эпоху их языкового единства, а наблюдая за заимствованиями и новообразованиями в отдельных славянских языках для обозначения тех или иных видов рыб и рыболовных снастей, установить его дальнейшие этапы. Конечно, необходима постоянная корреляция полученных результатов с показаниями палеогеографии и палеохтиологии.

Заканчивая обзор категорий источников, с той или иной степенью полноты использованных в работе, нельзя пройти мимо письменных памятников, значение которых трудно переоценить. Этот вид источников наиболее благодатен для исследователя, ибо заключенная в нём информация легче всего поддается расшифровке. Большое количество пособий, указателей и путеводителей по архивам упрощает знакомство с письменными материалами изучаемого периода. Среди них первое место просто занимают составленные Г. Е. Кочиным «Материалы для терминологического словаря Древней России[86]86
  Материалы для терминологического словаря древней России / сост. Г. Е. Кочин. М.; Л., 1937.


[Закрыть]», где систематизированы и снабжены точными ссылками на публикацию сведения многочисленных письменных источников X–XV вв., изданных к 1935 г. Дополнения к этому фундаментальному труду сделаны в подстрочных примечаниях в книге того же автора о древнерусском сельском хозяйстве[87]87
  Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства (конец XIII – начало XVI в.). М.; Л., 1965.


[Закрыть]. При изучении актовых документов прекрасным пособием служит обстоятельная работа Л. В. Черепнина[88]88
  Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. Ч. I. М.; Л., 1948; ч. II. М., 1954.


[Закрыть]. Есть и другие, не менее ценные издания справочного характера[89]89
  Обзор документальных материалов Центрального государственного архива по истории СССР периода феодализма XI–XVI вв. / сост. В. Н. Шумилов. М., 1954; Центральный государственный архив древних актов. Путеводитель. Ч. I. М., 1946; ч. II. М., 1947; Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР. Указатель. Т. I–II. М., 1962.


[Закрыть].

Главными источниками по истории Древней Руси являются летописи. Но, уделяя много внимания политическим событиям, они редко и скупо повествуют о хозяйственной деятельности русского народа. Сведения о рыболовстве в них случайны и единичны, так что никакого целостного впечатления составить по ним нельзя. Среди прочих несколько выделяются Новгородские[90]90
  Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950.


[Закрыть] и Псковские[91]91
  Псковские летописи. Вып. I. М.; Л., 1941; Вып. 2. М., 1955.


[Закрыть] летописи, больше интересовавшиеся местной хозяйственной жизнью.

Актовый материал значительно богаче в интересующем нас плане, чем повествовательные памятники. Развернувшаяся в послевоенные годы его энергичная публикация уже составляет несколько томов[92]92
  Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949; Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI вв. Т. I. М., 1952; Т. II. М., 1958; т. III. М., 1964; Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI вв. Ч. I. М., 1956; Ч. III. М., 1961. Издания более ранние: Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. I. 1334–1598 гг. СПб., 1841; Дополнения к актам историческим, собранным и изданным Археологическою комиссиею. Т. I. Пг., 1922; Т. II. Л., 1929 и др.


[Закрыть]. Однако лишь около сотни документов из общего числа свыше 1000 номеров, известных для XII–XV вв., содержат определенные указания на развитие и состояние рыбного промысла. Дело в том, что древние акты в силу своего назначения являются содержательнейшим источником по истории феодального землевладения и редко касаются непосредственных вопросов ведения хозяйства и производства. Эти сведения из них приходится извлекать буквально по крупицам, по косвенным намекам. Специфика актового материала как документов, исходящих от представителей господствующего класса (или о пожалованиях феодалам, или о сделках между ними), делают его весьма тенденциозным. Например, большинство актов послемонгольского времени сохранились в фондах монастырей-вотчинников, пристрастность которых не требует особых доказательств. Лишь в северных коллекциях можно обнаружить документы, принадлежащие трудовому населению. Еще одна особенность данного источника имеет существенное значение. В работе с актами всегда трудно определить, насколько типичны и широко распространены были отраженные в них явления. Кроме того, актовый материал чрезвычайно неравномерно распределен как во времени, так и территориально[93]93
  См. об этом: Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв., ч. I и II.


[Закрыть]. От XII–XIII и почти до конца XIV в. до нас дошли лишь единичные документы. Для последующих периодов их количество увеличивается с каждым годом. Почти полностью отсутствуют документы из целого ряда русских земель: Тверской, Нижегородской, Рязанской, Галичской и др. Поэтому исследование древнерусского хозяйства опирается на несколько суженный круг источников. Тем не менее актовый материал является важным источником при изучении экономики и социальных отношений, что справедливо подчеркивалось в нашей литературе[94]94
  Черепнин Л. В. Актовый материал как источник по истории русского крестьянства XV в. ПИ, сб. IV. М., 1955. С. 307–349.


[Закрыть].

Внимательный и скрупулезный исследователь истории сельского хозяйства Г. Е. Кочин всё-таки сетует на скудость содержащихся в актах сведений о непосредственных трудовых процессах, о земледельческих системах и орудиях. В еще большей степени это же можно сказать о рыболовстве. В документах мы прежде всего находим довольно подробные перечни рыболовных угодий, бывших предметом особых забот как светских, так и духовных феодалов. Есть в них и данные по повинностям и оброкам, платившимся рыбой. Сопоставляя их вместе, удается наметить районы развитого рыбного промысла, установить тенденцию в видоизменениях феодальной ренты.

Немногочисленные памятники права и судебного делопроизводства (начиная с сер. XV в.) ценны тем, что они дополняют наши знания конкретными эпизодами из древнерусской хозяйственной практики.

На фоне актового материала выделяются богатством содержания писцовые книги. В сплошной переписи хозяйств целого княжества или большого города регистрировались массовые явления экономической жизни Руси. Эти книги составлялись в период становления Русского централизованного государства с целью повсеместного учета тягловых хозяйств, чтобы обеспечить казну регулярными поступлениями доходов. Самыми ранними среди них и наиболее полно сохранившимися являются Новгородские писцовые книги 1495–1505 гг.[95]95
  Новгородские писцовые книги, изданные Археологическою комиссиею. Т. I. СПб., 1859; Т. II, – СПб., 1862; т. III. СПб., 1868; т. IV. СПб., 1885; Т. V. СПб., 1905; т. VI. СПб., 1910; Гневушев А. М. Отрывок писцовой книги Вотской пятины второй половины, 1504–1505 гг., содержащей опись части дворцовых земель этой пятины. Киев, 1908; Писцовые книги Обонежской пятины, изданные Археографическою комиссиею. Л., 1929.


[Закрыть] Работа над ними началась после присоединения Новгорода к Москве и конфискации земельных владений новгородских феодалов. Великий князь Иван III сосредоточил в своих руках гигантский земельный фонд Великого Новгорода – экономическую базу власти боярской олигархии. Все эти земли надо было вновь переучесть и перераспределить между новыми землевладельцами, присланными Москвой, дворцовым ведомством, владыкой и прочими духовными властями. Причем писцы не только фиксировали новый порядок, но и отмечали в разряде «старого дохода» прошлые повинности крестьян. Поскольку главной задачей писцовых книг был учет всех подлежащих обложению хозяйств, то в них содержатся конкретные сведения об отдельных крестьянских дворах, о целых поселениях, о боярщинах как единых хозяйственных комплексах. Словом, в них включены данные по всем отраслям экономики. Однако когда объектом обложения являлось земледельческое хозяйство, то писцы были более внимательны к учету посевных площадей, и, наоборот, в промысловых хозяйствах в первую очередь отмечались рыболовные и охотничьи угодья. Поэтому в писцовых книгах второй половины XVI в. можно найти весьма существенные дополнения и исправления. Таким образом, Новгородские писцовые книги конца XV–XVI вв. служат основным источником при изучении деревни этого времени. В них мы находим многочисленные указания на рыболовные угодья, на повинности, взимавшиеся рыбой, а также сведения об орудиях лова. К сожалению, одновременные описания других земель и уездов Московской Руси сохранились лишь в кратких отрывках. Значение писцовых книг как исторического источника первостепенной важности вполне раскрыто в одной из работ Г. Е. Кочина[96]96
  Кочин Г. Е. Писцовые книги в буржуазной историографии. ПИ, сб. II. М.; Л., 1936. С. 145–186.


[Закрыть].