Текст книги "Стеклянные стены"

Андрей Кузечкин
Стеклянные стены

Пролог 1

Прохладный сентябрьский день. Проселочная дорога. Кирпичная коробка автобусной остановки. Чуть в стороне – коробка чуть побольше: магазин.

По обочине шагает парень лет двадцати. Капюшон потрепанной толстовки надвинут на глаза. На груди – рисунок в виде черепа, как у Карателя, героя фильмов и комиксов. За спиной – небольшой рюкзак. Руки в карманах.

Парень заходит в магазин. Долго рассматривает бутылки с пивом в холодильном шкафу. Миниатюрная моложавая продавщица с родинкой над губой смотрит на него с интересом, но первой разговор не начинает.

Наконец посетитель делает выбор и выкладывает мелочь на блюдце. Просит у продавщицы открывалку.

Напротив магазина останавливается легковой автомобиль. Из него выходит мускулистый, коротко стриженный мужчина в футболке без рукавов. На предплечьях татуировки: на правом – голова китайского дракона, на левом – хвост. Очевидно, что тело дракона спрятано под футболкой.

Парень в толстовке делает шаг назад, чтобы не мешать мужчине. Тот подходит к прилавку вплотную.

– Леночка, будь добра: бутылку воды без газа.

– Уезжаете, Геннадий? – спрашивает продавщица и, почти не глядя, достает с полки позади нее нужную бутылку.

– Уезжаю.

– Все, с концами?

– Да, теперь до будущего лета.

– Будем ждать!

Никаких покровительственных интонаций в голосе мужчины, никакого заискивания в голосе женщины. Короткий обмен репликами двух людей, давно знающих друг друга.

Геннадий выходит из магазина. Парень кладет открывалку на старый деревянный прилавок и шагает следом.

Геннадий ступает на асфальт, направляясь к своей машине, и едва не попадает под колеса серебристого джипа, который несется с бешеной скоростью. Он успевает отпрыгнуть назад, спотыкается и падает в пыль возле крыльца магазина.

Смотрит вслед умчавшемуся джипу. Поворачивает голову в сторону парня, стоящего на крыльце, и, с улыбкой качая головой, произносит:

– Вот сумасшедший!

После чего встает как ни в чем не бывало, отряхивается и шагает к автомобилю. Должно быть, этого человека трудно вывести из себя.

Через минуту парень возвращается в магазин.

– А мне еще жвачку дайте, – просит он. Помявшись, добавляет: – Прикольная татуха у мужика?

– Да, Геннадий по этой теме. Восточная философия, эзотерика, йога, – охотно поддается на провокацию скучающая продавщица.

– А боевые искусства?

– А что, не видно по нему? – По голосу продавщицы понятно, что она гордится знакомством с этим человеком.

– Видно. А ученики ему не нужны?

Женщина понимающе улыбается:

– А может, и нужны. Спросил бы, пока был шанс!

– Да че-то не успел. И как теперь его поймать?

– Я его номера не знаю. И фамилию не помню. Геннадий – и Геннадий. – Она смеется. – Через год, летом приезжай!

– Куда приезжать-то?

– Да там, на окраине, дом стоит, через речку. Не ошибешься: он там один. Геннадий нарочно построил подальше от всех. Уединение любит. Философ! – Последнее слово продавщица произносит с уважением, а потом обычным тоном добавляет: – Каждое лето сюда приезжают, примерно в середине июня.

– Приезжают?

– Их двое: Геннадий и сын Славка. Мамы у них вроде нет.

Парень благодарит и выходит прочь.

Пролог 2

Никита всегда приходит без приглашения.

Если звонит три раза, короткой очередью, – просто шел мимо и решил заглянуть.

Один длинный звонок – у него что-то случилось, срочно нужна ходячая жилетка.

А если как сейчас, суматошный трезвон до победного, пока я не открою, то Никита опять что-то решил за меня – и примчался, чтобы сообщить об этом. Мне останется лишь смириться.

Этот человек искренне считает себя моим другом и покровителем. Я почему-то его не разубеждаю.

– Привет, Ян! – Никита хитро смотрит на меня. – Чем занимаешься завтра?

– Чем и всегда. Давай короче. – Я его знаю. Сейчас будет долго меня интриговать, а мне бы хотелось свести все прелюдии к минимуму.

– Да, я знаю, чем ты будешь заниматься завтра, и послезавтра, и еще через день. Я хочу предложить тебе хотя бы в последнюю неделю лета оторваться как следует.

– Предложить? То есть у меня есть выбор? – Я б, конечно, обрадовался, но это Никита. Он никогда не дает мне выбора.

Никита смеется.

– Короче, – говорю я, – просто скажи, куда ты меня тащишь на этот раз.

– Это сюрприз. Это такой сюрприз, что ты лопнешь!

Он, кажется, сейчас сам лопнет от счастья.

– Едем на всю неделю? Мне начинать рюкзак собирать?

– Никаких рюкзаков. С собой можешь вообще ничего не брать, кроме себя самого.

– Кто еще поедет? – И на этот вопрос я знал ответ заранее.

– Викусик, конечно же… – Он таинственно замолкает.

– И?

– И… и Эви!

Я так и думал.

Эви. Эвелина. Страшная подружка Викусика, новой девушки Никиты.

А я – его «страшная подружка». Значит, нас с Эви надо обязательно случить. Чтобы мы гуляли вчетвером. И эти двое смотрели на нас и умилялись, как владельцы двух комнатных собачек.

Хочется плюнуть и послать его куда подальше. Спокойно, Яник, спокойно… Так моя матушка говорила и до сих пор говорит. А если ее нет рядом – вспоминаю ее вкрадчивый голос, и сразу становится легче.

– А если я откажусь? – спрашиваю я.

– Что значит «откажешься»? – Он, кажется, думает, что я шучу.

– Допустим, у меня срочные дела.

– Да какие у тебя дела: с утра до ночи в ноутбук втыкать?

– Допустим, у меня действительно дела.

– Не надо придумывать отмазки. Ты пока еще не знаешь, куда мы едем. Да и я не знаю.

Это уже интересно.

– Что значит «я не знаю»?

– Все, что я знаю, – это квест нового поколения.

– Квест?.. – Я даже не могу сделать вид, что не разочарован. – Это из той же серии, как когда тебя запирают в камере на час, а ты должен найти выход?

– Да. Только не на час, а на пять дней.

Он достает билет – белый, глянцевый бумажный прямоугольник, на котором черным шрифтом оттиснуто: «Квест СТЕКЛЯННЫЕ СТЕНЫ».

– Стеклянные?.. – вслух спрашиваю я.

– Стеклянные. Почитай. – Он сует мне какой-то буклет.

Первое, что я вижу, – фотография. Несколько строгих трехэтажных зданий, окруженных высокой стеклянной стеной.

Ниже – текст:

«СТЕКЛЯННЫЕ СТЕНЫ.

Квест нового поколения.

Стань гражданином антиутопии – адептом тоталитарной секты!

Правила Игры

1. Все средства связи с внешним миром (мобильные телефоны, планшетные компьютеры и т. д.), а также любые другие электронные приборы Игрок обязан сдать в камеру хранения. Нарушение этого Правила – дисквалификация (досрочное прекращение Игры).

2. Игрок получает униформу. Умышленная порча униформы – дисквалификация.

3. Игрок живет на базе в течение пяти дней, включая день отъезда и день приезда, и выполняет определенную функцию: сотрудника (рядового сектанта), координатора, мыслителя и т. д. (см. Словарь). Роли распределяются случайным образом. Игрок проходит полуторачасовой инструктаж перед началом Игры.

4. Игрок должен выполнять все обязанности, положенные ему по статусу, а также заботиться о чистоте своей Эссенции (см. Словарь). В противном случае Игрок будет наказан по правилам секты.

5. Начав игру, Игрок обязан пройти ее до конца. Досрочное прекращение Игры возможно лишь по причине, связанной со здоровьем Игрока, либо из-за грубого нарушения Правил.

6. Попытка выйти из роли влечет за собой дисквалификацию. Задавать вопросы о том, как устроена Игра, выяснять, кто из окружающих является Игроком, а кто – Актером, запрещено.

7. Игра максимально приближена к реальности. Никогда не забывайте об этом».

Далее следует «Словарь». Я не вчитываюсь.

– Стань адептом тоталитарной секты… – повторяю я вслух и тыкаю пальцем в фотографию. – То есть вот это – как бы база, и там нужно жить пять дней?

– Ага.

– Чего только не придумают…

Я еще раз пробежался глазами по тексту.

– Наверное, дорого стоит?

– Не бери в голову. Отдашь, как сможешь.

Понятия не имею, как на все это реагировать.

Не то чтобы меня сильно интересовали квесты. Не то чтобы я особенно дорожил обществом Никиты.

Но он же раздобыл эти билеты. И меня пригласил, хотя мог позвать кого угодно.

И наверное, это и впрямь интересно. Никита не знает, но я действительно люблю приключения. Настоящие приключения я имею в виду, а не какие-то там постановочные квесты.

Стеклянные стены… Где-то я уже слышал это словосочетание. Чем-то нехорошим оно отозвалось внутри меня.

Наверное, поэтому я согласился.

– Может, пострижешься? Время еще есть! – Никита хочет дернуть меня за волосы, но я уворачиваюсь.

Он смеется.

Славка

С приходом осени деревня вымирает.

Дачники возвращаются в город, а местных жителей здесь почти не остается. Можно спокойно бродить туда-сюда и фотографировать. Лишь изредка в каком-нибудь окне показывается суровое старушечье лицо – сразу ухожу. Не люблю сельских, даже когда они просто пялятся.

Сельские – вымирающий вид, и они об этом знают. Эволюционировать или исчезнуть – вот и все их перспективы. Кто выбрал первый вариант – давно уехал, а те, кто остался, глядят на приезжих с ненавистью. Как будто это мы виноваты, что они – слабое звено.

Когда-то здесь кипела жизнь. Здесь есть двухэтажный дом культуры, а позади него – парк. Сейчас это, конечно, не парк, а просто рощица, обнесенная частоколом чугунных пик. Под слоем палой листвы угадываются дорожки. В зарослях виднеются останки качелей и скамеечек. Старательно фотографирую все это. Потом выложу в какой-нибудь тематический паблик.

Сегодня я уже много наснимал. Остался последний штрих. В таком парке обязательно должен быть мемориал Победы.

Вот и памятник. И первая неожиданность за день.

Памятник как памятник: солдат в каске и плащ-палатке стоит на постаменте, опустив взгляд. Автомат ППШ, который солдат держит одной рукой, направлен в небо: прощальный салют павшим товарищам.

Возле памятника стояла коротко стриженная девушка в сером комбинезоне, плотно облегавшем ее худое, спортивное тело. В таком комбинезоне, наверное, удобно работать в саду. Хотя сезон садовых работ вроде бы кончился.

Стояла неподвижно, смотрела на памятник, задрав голову. Будто видела что-то, чего не вижу я.

Я подошел ближе, глядя на девушку сбоку.

Девушка чуть старше меня. Она рассматривала солдата так, будто не понимала, что это и зачем это. Лицо серьезное, вдумчивое. С таким лицом могла бы смотреть на памятник инопланетянка. Или гостья из будущего. Да, я смотрел этот фильм, хотя ненавижу все совковое. В детстве родители заставили. Пришлось осилить, чтобы не расстраивать стариков.

Я сфотографировал ее. Вздрогнув, она обернулась на щелчок.

– Привет, – сказал я.

Испуг исчез из ее взгляда меньше чем за секунду. Кажется, она поняла, что я не сельский троглодит и бояться меня нечего. На всякий случай быстро огляделась и, убедившись, что я один, сказала:

– Здравствуй. Кому этот памятник?

Я не удивился. Иностранка, наверное. Хотя по-русски говорит чисто.

– Неизвестному солдату.

– Солдату. Человеку, который убивает людей.

Мне нечего было на это возразить.

– Я Слава, – сказал я.

Какое-то время она молчала, будто собственное имя вспоминала.

– Я Изольда. Ты здесь живешь?

Она повернулась ко мне, и я увидел на ее животе пятно засохшей грязи. Левый рукав комбинезона слегка надорван. На левой щеке – поджившая царапина. Штанины мокрые по колено.

Я сразу представил, как она бежит через лес, поскальзывается, цепляется одеждой за кусты… От кого удирает? И откуда она вообще тут взялась, одна-одинешенька среди этих зарослей и развалин?

– Да, живу…

– Слава, я очень хочу есть.

Кажется, Изольда изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал не слишком строго. Получалось так себе.

– Пошли, поедим, – предложил я.

Сделав два шага в мою сторону, она резко остановилась и спросила:

– Мне не придется вступать с тобой в связь в обмен на еду?

Точно инопланетянка. Но я решил не удивляться. За свою жизнь я видел столько разных фриказоидов! Я мог бы как-нибудь пошутить в ответ, но не стал: чувствовал, что не поймет. Сделал такое же серьезное лицо, как у Изольды, и сказал:

– Нет, не придется.

И мы побрели к выходу из парка.

По деревне шли молча. Мне пришлось подстроиться под медленный шаг Изольды, на ходу внимательно осматривавшей каждую избушку, развалившуюся или целую. Лишь когда из-за забора на нас залаяла собака, девушка вздрогнула и прибавила ходу.

Через минуту успокоилась и, в очередной раз осмотревшись, произнесла:

– Здесь очень мрачно.

– Ты очень наблюдательна, – не удержавшись, съязвил я.

Она задумалась ненадолго, а потом что-то неслышно прошептала. Вроде бы повторила мои слова.

Запоминает. Учится говорить, как земляне.

– Вся страна – большая помойка, – добавил я.

– Почему? – спросила Изольда.

А и правда, почему?.. Я не знаю. Почему помойка – это помойка? Наверное, потому, что туда все мусор сваливают.

Деревня вскоре кончилась. Осталось перейти узенькую речку по пешеходному мосту – прочному, деревянному. У моста вкопан столб – невысокий, в человеческий рост. На столбе – что-то вроде африканской маски.

Не знаю, как еще это назвать. Деревянная рожа с распахнутой пастью, высунутым языком и стеклянными глазами. Идеально, чтобы отпугивать суеверных сельчан. Зачем еще этот столб с деревянной рожей может здесь торчать – ума не приложу.

На том берегу стоит окруженный плотным кольцом деревьев и невысоким забором один-единственный домик – одноэтажный, из белого кирпича. Но это так кажется, что одноэтажный. На самом деле его подвал – это еще один полноценный этаж, плюс чердак – еще пол-этажа.

Я достал маленькую связку ключей. Один ключ – от железной двери, другой – от гаража, от чего третий – не знаю. Вход в дом только один. На окнах, разумеется, решетки. Внутри дома нет никаких замков, никаких сейфов – это единственное, чего там нет. А так – все удобства. Живи хоть целый год.

Первым делом я отправил Изольду принимать душ. Сварил ей рис быстрого приготовления, в пакетиках, открыл банку тушенки, вскипятил чайник. Из одежды нашел старый халат – пусть пока будет в нем, а там посмотрим.

Изольда вышла из ванной через полчаса. Наверное, и дольше там проторчала бы, но чувство голода пересилило.

Впрочем, кушала она медленно, с большим достоинством. Первым делом подцепила кусок мяса, подозрительно понюхала, а потом все-таки отправила в рот: мол, придешь к вам в дом – научишься есть всякую гадость. (Тьфу, опять совок цитирую.) Выражение ее лица быстро стало невозмутимым.

Я подождал, пока она съест основное блюдо и приступит к чаю со сладостями. Как мне показалось, наступил момент, подходящий для серьезных вопросов.

– Ты одна?

– Да.

– Ты заблудилась?

– Да.

– У тебя есть телефон?

– Нет.

– Потеряла?

Короткая пауза.

– Можешь думать так.

Что она от меня скрывает и зачем? Что у нее отобрали телефон? Что ее преследуют? У девочки неприятности – это я уже понял.

– Здесь ты в безопасности, – заверил я.

Изольда внимательно посмотрела мне в лицо, будто на нем была надпись мелким шрифтом, которую она силилась прочесть.

– Тебя преследуют? – спросил я.

– Вполне возможно, – сказала она. Откинулась на стуле и громко выдохнула.

Разомлела после плотного обеда. Отвечает односложно, потому что языком ворочать лень. Придется отложить все допросы.

– Тебе есть куда идти? – задал я последний вопрос.

Изольда помотала головой.

– Иди поспи.

Я проводил ее в одну из комнат и оставил там.

Хотел приключений – на, подавись. Как говорит Данил, приключения нельзя спланировать. Ввязался в одно – получи второе, третье, четвертое.

Я прошелся по дому и задернул все занавески. Заодно поглядел, что делается снаружи. Никого не увидел.

Вряд ли Изольду выследили. Вряд ли кто-то знает, что она здесь. А если и знает, то у меня тут решетки и железная дверь… Нет, будем считать, что не знает.

Пока я бродил по дому, позвонил Данил.

– Слав, привет. Все в силе?

– Более чем.

– Тогда жди нас завтра к вечеру. Ты помнишь, что я обещал показать Миле настоящую эстетику русских пустошей?

«Эстетика русских пустошей» – это, кстати, название паблика в соцсетях.

– Этого добра тут навалом. Я нафоткал, сейчас выложу.

– Окей, с меня репост. До завтра.

Я нажал на сброс и чуть не подпрыгнул от радости.

Если Данил говорит: «С меня репост» – это многого стоит. Чтобы стать большим человеком, нужно дружить с теми, кто уже таким стал. Данил – большой человек. Чем-то заинтересовать его непросто, но мне это удалось. Завтра он приедет сюда с новой девушкой. А вернее всего – со всей свитой.

А если все пройдет удачно, то через неделю он скажет: «Слав, я порекомендовал тебя одному человеку, он посмотрит твое портфолио. Готовься».

Я воткнул в ноутбук карту памяти из фотоаппарата и принялся выкладывать все, что наснимал. Все, кроме последней фотографии – с Изольдой. Чувствовал, что не надо. Просто не надо.

Выложив фотки, я надолго залип в «Танки» (у хозяина отличный вай-фай). Спохватился под вечер, когда начало темнеть, и пошел проведать Изольду.

Она все еще спала, завернувшись в одеяло, и негромко посапывала. Судя по всему, так и продрыхнет до утра.

Страшно представить, сколько она не спала до этого, сколько бегала по лесам.

Только сейчас я вспомнил про ее комбинезон. Вот он валяется, у кровати.

Наверное, есть смысл его спрятать или даже сжечь. Ладно, брошу его в кладовку, а там видно будет.

Кладовка рядом с кухней.

Я спустился на подземный этаж. Но прежде чем спрятать комбинезон, я разложил его на столе и стал рассматривать. Захотелось поиграть в Шерлока Холмса – вдруг что-то узнаю об Изольде, чего она сама не расскажет. А я догадывался, что она не расскажет ничего.

Ближайшие двадцать минут я тщательно изучал этот комбинезон. Несколько подсохших пятен грязи, чуть-чуть крови… Ничего интересного. Гораздо интереснее то, чего я НЕ нашел.

Женская одежда обычно пахнет духами или какой-то другой парфюмерией. Этот комбинезон пах только осенней сыростью и чуть-чуть потом. Сейчас только я осознал, что никакой косметики на лице у Изольды тоже не было. Ни помады, ни теней, ничего такого. Конечно, если она отправилась в поход, то зачем ей марафет. Но комбинезон мало напоминал походную одежду. Скорее тюремную робу. Ткань тонкая – для забегов по осеннему лесу эта униформа явно не была предназначена.

У комбинезона не было карманов. Кто-нибудь когда-нибудь видел комбинезон без карманов? Я – точно нет. Догадка насчет тюремной робы подтверждалась – заключенному карманы ни к чему. Я даже слазил в Интернет, посмотреть, в чем сейчас ходят отечественные заключенные. Но нет, ничего похожего.

Самое интересное – ни одной бирки, ни одной буквочки, ни одного made in… Да что ж такое! Опять я какой-то совковый фильм цитирую. Данил сказал бы: «Ты на старой частоте!» Про частоты он сейчас какого-то эзотерика читает и всем советует. У меня все никак руки не дойдут.

Я сходил за обувью Изольды. Изучил: обычные кроссовки без маркировки. Китайский ноунейм. Что характерно – на липучках. Шнурки не положено иметь, опять же понятно кому.

Так получается, что Изольда – беглый арестант из несуществующей тюрьмы. В этой тюрьме всем положена одинаковая униформа, которую либо там же и изготовляют, либо закупают на ближайшем рынке.

Одна нестыковка. Если бы ее насильно удерживали на какой-то подпольной фабрике в качестве рабыни – такие случаи в дикой провинции не редкость, – она бы первым делом все рассказала мне и потребовала бы, чтобы я вызвал полицию. И плакала бы навзрыд. Логично?

Но Изольда с самого начала была спокойна. И немногословна, хотя кое-что странное и успела сказать.

Странное, да. Вообще все это очень странно.

Вынеся этот вердикт, я швырнул вещи Изольды в кладовку и поднялся на первый этаж, где уже было темно. Свет я не включал, да и не стал бы, даже если бы Изольды здесь не было.

Зашел в свободную комнату. Ощупью добрался до кровати, ощупью же и разделся. Прежде чем устроиться поудобнее, отодвинул занавеску и выглянул наружу.

Почему-то я совсем не испугался и даже не удивился, когда увидел человека с фонариком. Точнее, увидел я только фонарик, мелькающий между деревьев. Но не может же он летать сам по себе.

Человек с фонариком прошел мимо – в окна не светил, даже шага не замедлил. Он двигался со стороны моста, значит – из деревни. Там, куда он идет, ничего нет. Только тропинка, ведущая через лес.

Это значит, что скоро он пойдет обратно.

Я ждал, пока глаза не начали слипаться. Человек так и не вернулся. А может, вернулся, но с выключенным фонариком.

Мне все равно. Я в цитадели.

Искатели

Несколько крошечных деревянных домиков. Два домика чуть побольше – столовая и клуб. Склад. Сараи. Стрельбище для игры в пейнтбол. Вот и вся база отдыха «Рикошет», закрытая с окончанием сезона.

Не доехав метров ста до ворот, останавливается черный джип. Из него выходят двое мужчин в черных куртках. Оба бриты наголо.

– Здесь?

– Здесь. Охранник ее заметил. На складе прячется. Видел, как она роется в мусорном баке. – Человек смеется. – Жрать-то хочется!

Они идут к воротам. Охранник, молодой парень с не умещающимся в форменной куртке брюхом, уже ждет их.

Один из мужчин вручает ему несколько купюр, сложенных вдвое и заколотых пластмассовой клипсой. Охранник молча показывает, куда идти.

Мужчины идут мимо пустых домиков к дровяному сараю, запертому на щеколду.

Один из мужчин жестом предлагает другому обойти сарай кругом. Они осторожно шагают вдоль стен, пока наконец не находят, что искали: плохо прибитую доску.

Мужчина отодвигает доску в сторону – в получившееся отверстие вполне может пролезть худой человек. Жестами показывает второму: стой тут, я войду через дверь.

Войдя в сарай, мужчина находит выключатель. Под потолком загорается тусклая лампочка. Он идет, заглядывая за каждую поленницу, и наконец видит миниатюрную женщину в грязном сером комбинезоне, сидящую на полу. Кажется, она плачет.

Увидев мужчину, она испуганно вытаращивает глаза. Испуг быстро сменяется счастьем. Женщина вскакивает и кидается ему на шею.

– Да здравствует разум… – всхлипывает она.

– Ну, ну, все хорошо… – мужчина отворачивается – от женщины плохо пахнет.

Он вежливо отстраняет ее.

– Я хочу… назад… – негромко хнычет она.

– Обязательно! – говорит второй мужчина, появившийся у женщины за спиной.

Стрекочет электрошокер. Женщина падает.

– За что ты ее? – спрашивает первый. – Видишь, она добровольно сдается…

– И сбежала тоже добровольно. Пачкунья! – Второй пинает лежащую ногой. – Кто это у нас вообще?

Первый достает планшет, листает на нем фотографии.

– Это НР-3010. Можно даже отпечатки не сверять…

– Все равно придется, так положено.

– Кому ты это рассказываешь…

Один из мужчин взваливает обмякшую женщину на плечо.

Вместе они идут к выходу.