Текст книги "Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути"
Автор книги: Андрей Квакин
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Письмо Н. В. Устрялова С. В. Дмитриевскому
«Харбин, 17 февраля 1933.
Многоуважаемый С. В.
Получил Вашу закрытку от 22 января. Из нее явствует, что второе Ваше письмо (ответ на мое от октября) затерялось в пути. Очень жаль.
Статьи Ваши в «Искре» читаю. Очень меня, признаться, интересует: чем объясняется антисемитский душок в Ваших писаниях? Что это – тактика или «идеология»? Не скрою, мне антисемитизм был всегда чужд (в общественной работе и в миросозерцании). Какой смысл вводить его в публицистику? Если и правда, что «Сталин» – практический антисемит, то словами он, разумеется, никогда этого не признает – и будет трижды прав. Мне непонятны политические мотивы Вашего антисемитизма, столь, по-видимому, пришедшегося по сердцу нашей золотой (пусть облупившейся) молодежи зарубежья. Кстати, разрешите повторить вопрос прошлого письма: что представляет собою младоросская среда? Я продолжаю опасаться, что не ошибся в ее характеристике: «помесь снобизма с недомыслием и вырождения с позой чести». Во всяком случае, то, что сюда доходит от «двора» Кирилла – производит совершенно убийственное и неизменно комичное впечатление. А, судя по всему, младороссы принимают этот двор и этого Кирилла всерьез.
За последнее время я не печатал ничего, кроме нескольких газетных статей. Прилагаю последнюю, только что напечатанную в местной советской газете статью о Гитлере, а также статьи о школе. Если Вы не читали полностью статьи моей о «Новом граде» (на которую отвечал Федотов) и если она представляет для Вас какой-либо интерес, могу Вам ее послать.
Насколько можно судить отсюда, Вы занимаете и среди эмиграции, и среди невозвращенцев позицию вполне изолированную. Остается пожелать, чтобы эта изоляция была «блестящей». Думается, она будет тем плодотворней, чем менее будете Вы в своих писаниях исходить из расчетов на эмиграцию и ее «общественное мнение».
Здесь на КВЖД[Китайско-Восточная железная дорога] работают несколько товарищей, помнящих Вас по работе в НКПС[Народный комиссариат путей сообщения]. И один (д[окто]р Гиллерсон) – знавший Вас по НКИД[Народный комиссариат иностранных дел].
Злоба сегодняшнего дня – конфликт держав с Японией. Если он углубится, наше положение на Дальнем Востоке улучшится и упрочится. Счастливая звезда не изменяет большевистской революции: международно-политическое положение СССР сейчас не внушает опасений, по крайней мере, непосредственных. Вопрос вопросов – в экономических результатах аграрной политики. Основная – военная – цель индустриализации, по-видимому, в значительной мере достигнута. Теперь дело за хлебом насущным. Был бы счастлив ошибиться в своем старом опасливом отношении к современному курсу в деревне!
Рад буду получить от Вас письмо.
Письмо Н. В. Устрялова В. В. Ламанскому
«Харбин, 17 сентября 1933 г.
Дорогой Владимир Владимирович!
Весьма приятно было получить от Вас весточку и не менее приятно из нее узнать, что Вы чувствуете себя в Шанхае не плохо. Вы правы, радуясь, что прожили два последних года вдали от Маньчжурии. Трудно представить себе, насколько за эти годы изменилась к худшему жизнь здешней русской колонии, насколько подвинулся вперед процесс ее всестороннего упадка и распада. Нельзя тут жить, не ощущая глубокой психической депрессии. Конец – и очень печальный – заведомо предрешен, ощущаешь собственное – индивидуальное и коллективное – бессилие, и остается лишь «следить за собственным умиранием острым взором опытного врача».
Советская колония, в большинстве связанная со своей страной, разумеется, переживает все это значительно спокойнее, нежели эмиграция и люди, укоренившиеся в Харбине. Много народа уезжает в СССР. Между другими, уехали Н. И. Морозов с семьей, Волонцевич, многие учителя. Как видите, и «голосование ногами» бывает разное. Многим здесь так плохо (нищета, бандитизм), что приходится сознательно предпочитать домашние трудности зарубежным.
Политическая эмиграция (по Вашему определению, «руководящая или хотящая руководить верхушка») представляет собою ныне зрелище еще более плачевное, нежели два года назад. Какой-то сплошной неприличный анекдот, в местных условиях сейчас, однако, далеко не смешной, – во всяком случае, не только смешной. Ну, Бог с ним…
Наши субботники живут и поныне. Настроение? Конечно, не слишком веселое. Стареем, тяжелеем, болеем, хиреем, обывательски тревожимся завтрашним днем. Много печального доходит и с родины. Процесс очень затяжной и очень болезненный. Многое выходит не так, как ожидалось, как, думалось, должно было выйти. Но – и тут по-прежнему мы с Вами расходимся – нет у меня ни малейшего желания «голосовать» головой, применяясь к пируэтам наших бедных ног. Не нужно думать, что мудрая максима зеленого поля «ноги умнее головы» применима к явлениям большой истории и большой политики. Не следует смешивать функций верхней и нижней частей тела.
По-прежнему я не вижу силы, способной заменить в современной России советскую диктатуру. По-прежнему я думаю, что эта диктатура исторически является варварской формой самосохранения и развития нашего варварского народа. Нашему брату, старому интеллигенту, вкусившему дореволюционную сладость жизни, особенно чувствительны шипы режима; не спорю, чувствуют их и не только интеллигенты. Но, кроме шипов, режим имеет и свои сильные, очень сильные стороны.
Нельзя не радоваться, следя по иностранной прессе за ростом международного престижа нашего государства. Эту основную интуицию «устряловщины» я и доселе считаю вполне предметной. Больше того, – время ее оправдывает. Вянут интернационалистские иллюзии революции, – четче и жестче обрисовываются черты ее национально-государственного облика. Подлинный национал-социализм цветет не в Германии, а именно у нас.
Тяжелее, спорней, сомнительней крестьянская политика диктатуры. Но… чтобы «порадовать Вас громким голосованием», нужно было бы иметь в кармане секрет спасения. Его нет ни у меня, ни, думаю, у Вас. Остается рассчитывать на внутренние силы страны и внутреннюю имманентную логику процесса. Ужасы второй аграрной революции в этом году как будто начинают уже смягчаться. Кое в чем подались назад, кое-что усвоено из нового. C'est la vie?
Как видите, я не кричу о «войне до победного конца». Но меньше всего склонен обернуть этот лозунг и в другую сторону: мол, советский Карфаген должен быть разрушен. Нет, никакого проку из его разрушения не проистекло бы.
Не только «ноги», но и «сердце» людей нашего типа отталкивается от многого, что творится там. В этом наша большая личная драма: мы не способны «задрав штаны, бежать за комсомолом». Но разумом приходится не только «понять и прощать», но даже и «оправдать»… ни то и ни се, а «все» en bloc??. Раньше это «оправдание» выходило у меня бодрым и бравурным, теперь оно окрашивается грустно-лирическим тоном и некой жалостью к самому себе (нам, видно, суждено остаться на отлете), – но оно не перестанет от этого быть менее сознательным. И теперь, когда здесь кругом липовые совграждане гуртами стремятся, учитывая обстановку, бежать по пути Вонсовича 29 г.[392]392
Вонсович, сов[етский] гражданин, в 1929 году демонстративно отказался от гражданства во время советско-китайского конфликта. (Примеч. Н. В. Устрялова.)
[Закрыть], – я не только из приличия, но и по крайнему своему разумению остаюсь при старых, Вам известных позициях…»[393]393
Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Ustrialov N. V. Box 1. Folder 1. 6.
[Закрыть]
Письмо А. А. Котельникова
«Афины, 20 ноября 1933 года.
Глубокоуважаемый и дорогой Николай Васильевич!
С большим опозданием получил Вашу книгу о национал-социализме, прочел ее с величайшим интересом. В настоящее время ее вырывают у меня почти силой мои соотечественники, которых, естественно, события в Германии интересуют с каждым днем все больше.
У нас здесь преобладает мнение, что германскому фашизму уготована иная судьба, чем фашизму Муссолини. Как ни странно, но в настоящее время и СССР, и Италия являются в наших глазах наиболее верными оплотами мира. Опасность пожара, которая еще недавно могла пугать, в настоящее время устранена, и русский коммунизм, и итальянский фашизм закапсюлированы, их никто не боится. Иное дело Германия. Германия, конечно, не вдвое сильнее Италии, а во много раз. Промышленность Германии, думаю, равняется промышленности всей Европы. За национал-социализмом, с его немудреной философией и квазинаучными ссылками на биологию, стоит крупная германская промышленность, которая не может жить без новых рынков, а следовательно, без войны. Итальянский фашизм, фашизм крестьянский хочет мира, война для него разорение, даже победоносная. Вот почему речь Муссолини о миролюбивой Италии, произнесенная года два тому назад, возымела такое влияние на фашистские круги Италии. Только с этого момента сами фашисты почувствовали, что Муссолини выражает сокровенные настроения всей страны. В Германии дело обстоит иначе. Гитлеризм не сможет остаться пацифистским, потому что окажется в противоречии с жизненными интересами страны. Война нужна германской промышленности, без войны страна обречена на медленное умирание, т. е. то состояние, которое наблюдается в Германии в настоящее время. Явно, что статистика безработных оперирует с фальшивыми данными… Если так, то в будущем возможно только два исхода: или гитлеризм будет уничтожен вооруженным усилием европейской коалиции, или мы будем свидетелями торжества Германии… так думает у нас просвещенное большинство… Мне же лично кажется, что германский фашизм пойдет по стезе итальянского. Я даже заключил пари на пятилетний срок и утверждаю, что за это время не случится никаких столкновений вооруженного характера, вызванных Германией. Пари я держу с одним болгарским общественным деятелем и В. И. Лебедевым, бывшим морским министром Временного правительства…
Как Вы поживаете, какие Ваши ближайшие перспективы?.. Я думаю пробыть на службе еще около года, после этого останусь в Греции, но что буду делать, еще не знаю…
Привет сердечный, крепко пожимаю руку, еще раз благодарю за память и книгу,
Из письма Н. В. Устрялова А. А. Котельникову
«Харбин, 28 февраля 1934 г.
Дорогой Александр Александрович!
Подобно Вам, я не разделяю алармистских прогнозов нашего «просвещенного большинства» и склонен думать, что Вы выиграете Ваше пари с болгарином и Лебедевым. Правда, пятилетний срок, по нынешним временам, достаточно длинен, и трудно быть в чем-либо уверенным, но все же, думается, даже и у Гитлера хватит здравого смысла – «из-за страха смерти не кончать самоубийством». Едва ли ситуация повернется к нему столь благоприятно, что он сможет начать войну с шансами на успех.
С чувством большого удовлетворения читал и читаю национал-советские статьи П. Н. Милюкова. Трогательный старик! Помрет – и ведь некем его заменить в эмиграции, вовсе некем. И гибкость мысли, и мужество мысли. Правда, не хочет или не может довести свою мысль до конца, но и то, что говорит, делает ему честь. Может быть, это и лучше, что он сохраняет видимость антисоветской позиции, при несомненном тактическом повороте в сторону СССР: при более крутом повороте, он слишком оторвался бы от своей аудитории (что случилось со мною в 1920 году)…»[395]395
Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Ustrialov N. V. Box 1. Folder 1. 6.
[Закрыть]
Записка Е. Е. Яшнова
«27 июня 1934 года.
Я уже говорил Вам, что основные недостатки и Вашей статьи[396]396
По поводу моей статьи «Пути синтеза». (Примеч. Н. В. Устрялова.)
В заключительном слове Горький, между прочим, сказал, что по цифрам госуд[арственного] изд[ательства] 75 % всей изданной художественной литературы оказались «недостойными второго издания», что и привело к лозунгу о повышении качества ее. Вот причина тревоги, переживаемой массой советских писателей. (Примеч. Скитальца.)
[Закрыть], и почти всех евразийских выступлений по поводу ее заключаются в оторванности от плоти жизни; тут более надуманности, чем подлинного ощущения действительности. Не скрыв настоящих в их психических и физических глубинах причин современного кризиса, нельзя говорить и о путях исцеления. Вы напоминаете врача, который, не поставив диагноза, уверяет, что больной излечится смесью уже принимаемых им лекарств. Конечно, самая постановка диагноза в наших условиях неизбежно окажется субъективной. Но все же тогда получилась бы логическая схема: я понимаю болезнь так-то и предлагаю такое-то лечение. А в настоящем своем виде статья меня не удовлетворяет.
Я лично воспринимаю ситуацию так. Белая раса (в силу многих причин, о которых мы отчасти говорили ранее) утрачивает былую дисциплинированность, расовую и национальную спайку и вступает в полосу социального распада. Массы населения развинчиваются и вульгаризируются, заражая ядом разложения и часть верхов. Со своими техническими достижениями она до известной степени напоминает французского парикмахера, выигравшего пять миллионов. Он отрывается от привычного уклада, ссорится с женой, ругает детей и, не научившись как следует управлять «роллс-ройсом», давит встречных в своем бесцельном слонянье по свету. Но для отдельного парикмахера остается надежда, в конце концов, успокоиться, вернуться к семье и мирно закончить жизнь. Но социальная, как и биологическая, эволюция наций и рас не обратима. Вавилонские башни цивилизаций не способны «доживать» свой век: они разрушаются всемирными социальными потопами.
Вопрос осложняется еще тем, что белое человечество не одно на земле, а довольно остро противостоит цветным расам. На протяжении даже короткой нашей жизни мысль о желтой опасности стала уже не галлюцинацией отдельных капризных умов, а реальной действительностью. И я не сомневаюсь, что процесс распада европейской культуры будет значительно ускорен давлением извне.
С такими предпосылками в сознании я, естественно, скептически отношусь к Вашим попыткам наметить будущее. Мало того что Вы не определяете болезни, Вы и в лечении ее целиком исходите из сегодняшнего дня. Подумайте сами, что бы при таком способе «синтеза» Вы могли предсказать лет двадцать назад? Или Вы предполагаете, что предстоящее двадцатилетие будет менее богато неожиданностями? Наша эпоха революционна в подлинном смысле слова. Она гораздо революционнее самого коммунизма. Рассчитывать на эволюцию идей теперь не приходится. В частности, нужно никогда не забывать, что переживаемый нами экономический кризис (кризис капитализма, как его части – и, на мой взгляд, ошибочно – называют) есть сравнительный пустяк; это – лишь деталь общего социального кризиса (или кризиса культуры).
С сожалением вижу, что и в евразийстве еще слабо ощущение действительного трагизма нашего времени.
«Фашизм и коммунизм движутся единой интуицией» – эта мысль близка евразийству; история пойдет по этому пути, – заявляет Савицкий.
Мне тут, равно как и в ряде других мест, приходится только пожимать плечами.
Но писать обо всех частностях долго.
Письмо В. В. Ламанского
«Циндао, 30 августа 1934.
Дорогой Николай Васильевич!
Спасибо Вам за Вашу книгу, присланную мне Вами со Штирнером. Покаюсь Вам откровенно: произвела она на меня крайне тягостное впечатление. И по тону и по нацелке напомнила она мне письма Сталину от кающихся коммунистов неудачного уклона, как обязательное условие приема вновь в партию. Что ж? Может быть, Вам и впрямь пора подумать о безболезненном возвращении в СССР. Ведь эмигрировать и не быть «эмигрантом» можно только в Харбине и притом в единственной позиции, держась за трапецию КВЖД.
Не удовлетворяет меня книга Ваша и с другой стороны. Анализы происходящего в России в том виде, как они у Вас, то же, что история театра, написанная на основании единственно собрания афиш, программ и плакатов. Виноват, впрочем, Вы пользуетесь также газетными отчетами о премьерах и постановках.
Ваша статья о синтезе представляется мне непродуманной до конца. Генеральная линия верна, капитализм рушится повсюду, коммунизм – лучшая и самая высокая форма социальной религии, фашизм – уязвленные национальные судороги… какой же возможен синтез, раз идет последний решительный бой и мир вступает в свой апокалиптический период, а мы знаем, что в этом бою будут применены со стороны «верующих» все завоевания науки и техники и «генеральная линия» не будет знать пощады. Это – обреченность, а не синтез. Едва ли придется потом видеть возрождение христианства в том, что новые Луначарские будут писать драмы и ставить фильмы, в которых будут изредка мелькать библейские или евангельские личности.
У меня ужас перед фактом, что в мире завелась сила, могущая (теперь это уже доказано) выкорчевывать старую жизнь. Человечество вступило на путь культурных растений, которые можно выращивать любого вида и любого сорта и заменять культурными насаждениями все виды диких зарослей. Пока этот процесс происходил беспорядочно, заменяясь подчас попятным движением, пока не было групп, захвативших власть и осмелевших настолько, что к человеку стали применяться приемы плодосмена (понадобились вместо зерновых корнеплоды!) и корчевания, можно было говорить о красках истории, о каком-то участии в культуре и духовной жизни. Теперь же – только очередь, вызываемая продвижением нового сектора в плане посева и общего человеческого корчевания.
Вот мысли, которые навела на меня Ваша новая книга. Грустно, что люди «плюрастического» склада так податливо сдают перед соблазнительным «монизмом», пускаясь во все тяжкие софизмы, чтобы волюнтарно выработать успокаивающие выводы.
На днях, через 2 дня, возвращаемся в Шанхай, где начинается зимняя работа. Мы дивно отдохнули в Циндао. Я никогда не думал, что в Китае имеется такое чудное место.
Шлю привет и жму руку.
Письмо Скитальца
«Москва, 3 сентября 1934 г.
Шлю привет
Дорогому Николаю Васильевичу и всей Субботе!
Письмо получил, но пишу не только по этому поводу, а потому, что выяснилось, наконец, мое положение здесь: прошу извинить за долгое молчание.
Вкратце сообщу факты о себе: ехали с комфортом. Встречены были делегацией оргкомитета. Устроены в первоклассном отеле «Националь», где останавливаются только интуристы и где живем до настоящего времени. Живем хорошо. С квартирой дело затянулось, но нет сомнения, что и квартиру дадут хорошую.
Тотчас по приезде был приглашен в лучшее книгоиздательство для переговоров об издании моих книг, но через несколько дней оно «влилось» в другое – и пришлось говорить с новыми людьми. На днях подписал условие с издательством «ГИХЛ»[Государственное издательство художественной литературы] на издание моих книг: к Новому году выйдет первый том, а за ним последуют остальные – пока четыре тома листов по 20. Червонных денег получил очень много, обеспечен приблизительно на два года.
Дня через три по приезде был у А. М. [Горького] в знаменитом имении Горки. Встреча была задушевная: восстановлена прежняя дружба.
Провел у него весь день до глубокой ночи в числе большой компании гостей. Расспрашивал о Харбине: первый вопрос был об Устрялове и Сетницком, книги которых он читал и знает. Я рассказал довольно подробно. Об оказанном мне «приеме» в Москве стало известно раньше, чем я возвратился: стали присылать за мной автомобили, появились интервьюеры и редакторы, печатаюсь в «Красной нови» и «Новом мире», в «Литературной газете» и проч.
Через некоторое время предложили выступить с докладом на Съезде писателей. Вот этот, оказавшийся очень важным, факт неожиданно втянул меня в напряженную борьбу. Написать доклад на полчаса чтения было легко, прочесть – еще легче, но не так легко было осуществить выступление: А. М. [Горький] рукопись одобрил и направил обычным путем на утверждение: я должен был выступить тотчас после доклада Радека об иностранной литературе. Времени оставалось уже немного. Я еще раз побывал в гостях у А. М. [Горького]. Убедился я и сам, и убедились писатели, что за моей спиной – очень сильная рука, и, тем не менее, началась тайная интрига и кампания против моего выступления. Рукопись всячески задерживали в ее продвижении по инстанциям утверждения, и, наконец, она пропала. Пришлось дать второй экземпляр. Тогда – два раза откладывали мое выступление с очевидной целью под каким-либо предлогом совсем снять его с очереди. Однако вынуждены были подчиниться необходимости, и я выступал 30 августа – в последний день съезда, в вечернем заседании, при переполненном Колонном зале, перед заключительным словом Стецкого. Доклад занял 35 минут[399]399
В статье В. Н. Чувакова и А. П. Руднева утверждается: «В Москве он[С.Г. Скиталец] неоднократно встречался с М. Горьким и для 1-го съезда советских писателей подготовил доклад «Эмигрантская литература», который не был произнесен, а только опубликован в стенографическом отчете. В этом докладе Скиталец с просоветской точки зрения писал об «обульваривании» литературы эмиграции, о падении ее талантов, о «желтой прессе» Харбина». См.: Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918–1940. Т. 2. Писатели Русского Зарубежья. М., 1997. С. 356–357.
[Закрыть]. Публика меня встретила и проводила аплодисментами. В сокращенном виде он был напечатан в «Правде» 1-го сентября. Думаю, что будет и в «Известиях» – полностью. Между прочим, там есть и несколько слов о литературной деятельности проф. Устрялова, не знаю только, будет ли напечатано полностью, почему было такое сопротивление и с чьей стороны? Со стороны «президиума» и влияющего на него фронта писателей, угрожаемых по «чистке». Шкурное дело. Если в «Новостях Востока» печатались отчеты, то Вы увидите, в каком повышенном темпе велась дискуссия по докладу Бухарина о «советской поэзии». «Шпана» себя показала. Меня совершенно верно учли на стороне А. М. [Горького] и Бухарина против «ихнего», «фронта», «не наш», «чужой», «ату – его!». Если бы удалось «смазать» – последствия для меня могли быть неприятные, но теперь – «шпана» опоздала: не достанут. Вот почему это было важным моментом не только для меня, а и принципиально, почему и не писал Вам до настоящего дня.
1-го был торжественный акт закрытия съезда, закончившийся полуторачасовой речью Горького* и грандиозным банкетом на 850 персон в Колонном зале. Что-то небывалое в жизни литераторов всего мира. На эстраде шла великолепная программа артистов и балета Большого театра. Роскошный ужин с безграничным количеством лучших вин. Под утро закончилось танцами и национальными плясками на середине зала. Напоминало, но бесконечно превосходило по масштабу былые студенческие «татьянинские» вечера в Москве.
Чтобы дать картину всего съезда, длившегося ровно две недели – с 17 по 31-е, нужно написать не письмо – а книгу. Пока кончаю на этом. Встретился с Серафимовичем и прочими старыми товарищами, познакомился со многими «молодыми». Чувствую себя поздоровевшим и бодрым. Завтра уезжаю в литературн[ую] командировку, которую мне без моей просьбы устроил Горький – еду по Волге с заездом в родные места. На октябрь надеюсь съездить на Кавказ.
С 1-го сентября начался театральный сезон. Я успел побывать только в Художественном театре на «Свадьбе Фигаро» и «Днях Турбиных». Великолепно. Привет Харбину, но возвратиться – ни за что! Погостить когда-нибудь, может быть, приеду…
Привет глубокоуважаемой Наталии Сергеевне, жму руку всем друзьям незабвенной Субботы.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
