Текст книги "Свет мой, зеркало, скажи"

Странные люди, не видят ее состояние? Она стряхнула сигарету и пепел свалился мимо глиняной пепельницы.

Катерина укоризненно надула губы. Да и ладно, в текущем моменте Мару интересовало другое:

– Это на сколько лет вперед я увидела, а, Катюх?

– Год-два, плюс-минус, точно до месяца не могу сказать.

– А почему я увидела именно этот эпизод? Неужели ничего интереснее в моей жизни не случится? Не, ну реально, кроме этой голой задницы в телевизоре?

– Меликки говорила, человек видит основное, поворотное событие жизни, после которого начнется новый этап.

– Вот ведь охренеть, какой там этап начнется! Вот когда он успел Кать. Нормальный ведь мужик. И что делать теперь?

Жанна, ничего не понимающая, пытаясь уловить суть.

– Девочки, ну что вы наколдовали, а? Загадками говорите. Ну правда…

Мара улыбнулась ей зло и скупо. Отчеканила сквозь зубы.

– Дмитрий Вячеславович мой отчудил, на старости лет потянуло его на малолетних мальчиков. И ведь другого места не нашел, прям на нашей даче устроил вертеп. Сука. И кто-то заснял его, и выложил в интернет. Я думаю, специально подстроено, подсадить Пусю, места золотого лишить.

Жанна прикрыла рот ладонью:

– Да ладно? С мальчиками? Муж твой педофилом заделался? Ничего себе. И что, исправить никак нельзя? Это же не завтра, надеюсь, случится?

– Исправить, ага, и член отрезать, – буркнула Мара.

Но мозг ее ухватился за подсказку, как за фал – веревку, что размоталась на радость сброшенному за борт яхтсмену и плещется за кормой.

– Катюха, и вправду. Ты в ответе за тех, кого приручила. В смысле привадила к своей магии. Вот за меня, в том числе. Можно хоть что-то сделать? Давай заколдуй раствор, чтобы он выпил, и его только на меня тянуло – по вторникам и четвергам, например.

Катерина рассмеялась:

– Смешная ты, Марин. Я-то тут причем? Ты попросила посмотреть будущее, я попросила зеркало – показать. Я лишь проводник, посредник, а не исполнитель желаний. Думаю, могу помочь в мелких вопросах: курить там бросить, здоровье поправить, не более того.

Мара обиженно засопела:

– Катюх, кто мне позвонил – «есть тема на миллион»? Кто сказал про эксперимент? Я не просила, а мне теперь всю эту фуйню расхлебывать.

Жанна нахмурилась. Катерина покрылась красными пятнами, почувствовала себя неловко.

– Прости, Марин. Мне Меликки так сказала: «Есть возможность – помоги, но сперва время дай человеку, разум собрать, душу очистить, просеять мысли, самому шаг сделать». Я не знаю, почему тебе зеркало именно этот момент показало, а Дмитрию Вячеславовичу хорошо бы лечение начать, у грамотного психолога. Ведь чтобы изменить будущее, работать надо с текущей жизнью. Пойми. Ему надо работать над собой, вот тут ты и можешь помочь, это ведь и твое будущее, насколько я понимаю.

Мара горько вздохнула:

– Ладно уже, проехали. Факт неоспоримый, на позицию главы департамента очередь стоит из завистников, и вот одного сволочного блогера наняли снять кино, как развлекается господин Касаткин. Кино этот блогер в «ютуб» выложил, и, конечно, в полиции завели дело, такой факт на тормозах не спустят. Это, извините, статья 134-я.

Мара раскручивала в голове цепочку видений и, будто наяву, видела отвисшую задницу обожаемого мужа. Щуплые мальчишки поодаль прикрывали писюны ладошками и сконфуженно улыбались.

Тьфу, блин. У Мары скрутило живот, к горлу подступила тошнота. Она прикурила третью сигарету подряд, одну от другой. Прижгла палец. Вот бл#ь муженек, все планы поломал. Жизнь – практически на помойку.

– Пацанов двое, это пункт четыре, групповуха. Лет на пятнадцать тянет тот сейшен на даче, как пить дать.

Ей вдруг стало смешно. Она запела, копируя лирическое сопрано и пошла по кухне, разводя руки с сигареткой в стороны, как лебедь распускает по воде крылья.

 
Гуд бай, мой Пусик, гуд бай, мой миленький,
Ты от Маринки уезжаешь навсегда,
И на тропинке, и на тропиночке
Не повстречаемся мы больше никогда.
 

От телодвижений и перевозбуждения у нее застучало в затылке, она остановилась и накрыла голову руками:

– Блин, девочки, дайте таблетку от головы? А лучше две, башка раскалывается, сил никаких нет.

Катерина открыла кухонный ящик, где держала аптечку, протянула лекарство, налила стакан воды. Жанна непонимающе развела руками.

– Марин, чего ты паришься? Муж твой птица высокого полета, со всеми шишками в городе на короткой ноге, договорится с кем надо, отмажется, господи, делов-то. Ну, потеряет должность, ну денег часть, так не смертельно же. Они там, – она многозначительно подняла палец, – через одного такие, мне кажется.

Мару слова резанули как по живому, даже губа дернулась. Сказать бы ей, благоразумная стерва: наверху, может, и все такие, а вот Пуся ее таким не был. Наверно… Но скоро станет… Эх.

– Денег, должность, – Мара заглотнула лекарство, – а общественное мнение не учитываешь? Как раздуют сенсацию в сетях, на улицу не покажешься. Властям уголовник на хрен не нужен, вычеркнут и забудут, будто никогда и не было. И меня знакомые удалят из всех списков и отвернутся.

Мара растерла холодные, словно лед, ладони, прижала к губам, подула.

«Может, и вправду гоню лошадей, а надо притормозить, ничего же не случилось еще. Пока не произошло…»

– Катюх, дай травки подышать и в зеркало заглянуть лет на пять-шесть? А вообще сколько раз вот так в будущее нырять можно? Десять, двадцать?

– За раз два безопасно, максимум три в год.

– Что так? Регламент бабуля прописала?

– Зазеркалье затянет. Не тебя, душу. Шагнешь мысленно и не вернешься. Я, правда, не знаю, как это происходит, но инструкции, как этого избежать, от бабули получила.

– В смысле затянет душу, а тело? С телом-то что станет?

– Ну, с этим проблема. Останется в кресле. Труп. Проблема уже для меня. Вызов врачей – сердечный приступ, морг, крематорий. Ну или скинуть в зазеркалье, в болото.

– Фу. Наговоришь тоже, болото.

Марине хотелось съязвить про ведьм, гадалок и прочую нечисть, но осеклась. Голую, дергающуюся в экстазе задницу Пусика, она видела, точно в кино. Вот и не верь после всего этого в мистику. Обманчива жизнь.

– Ну ладно, что посоветуешь?

Катерина молчала, и Мара понимала ее состояние: что тут скажешь, судьба приготовила испытание, осталось лишь выбрать один из вариантов спасения. Если Пусик потонет, то и ее потащит на дно. Тогда нужен спасательный круг, и желательно не в этих широтах. О, она обожает это слово – выбор, умеет им пользоваться с умом. Когда на свадьбе удивленная Катерина спросила, почему Мара выбрала не мужественного капитана с окладистой бородкой, а объемный мешок с деньгами, Мара не обиделась и ответила достаточно четко:

– Свадьба – это не про любовь, я лишь сделала правильный выбор. Спланированная семья – тема надежная, ну а время подтянет друг к другу, как швартовы к причалу.

Подтянуло.

Между тем Жанна глотнула вина: хотелось снять легкий озноб грядущего кайфа, сознание не покидала уверенность, что ее будущее выстрелит ярко, как праздничный фейерверк. Страха она не чувствовала.

– Послушайте, девочки, момент, – она подняла руку, смертельно надоела их болтовня. – Можно, скажу? Давайте так. Пока ты, Марин, взвешиваешь все за и против, я загляну в свою жизнь, на огонек зайду, так сказать. Ок? На минутку. А то меня на форуме ждут, домой ехать пора.

И радостная помчалась в комнату занимать место в уютном кресле. Катерина кивнула и пошла за ней, сморщившись и яростно начесывая обрубок мизинца.

Глава 6. Разбившаяся мечта

Из комнаты после завершения сеанса Жанна вышла на цыпочках. Медленно, точно боялась расплескать увиденное. Тонкие побелевшие губы плотно сомкнуты, пустой невидящий взгляд уткнулся в пол. Радость, бившая через край десять минут назад, будто пролилась на сторону. Не говоря ни слова, не замечая вопросительного взгляда Марины, Жанна прошла в коридор, механически натянула высокие – до бедра – сапоги, аккуратно сняла с вешалки кожанку и не прощаясь вышла.

– Ты куда, сестра? – крикнула вслед опомнившаяся Мара, сорвавшись с места в попытке догнать. – Подожди, господи, что у тебя, что стряслось? Да постой же.

Катерина с тяжелым сердцем опустилась в кресло. Только что на ее глазах оборвалась жизнь веселой, жизнерадостной Жанны.

– Блин, Катюх, куда рыжая побежала? Что произошло? – Мара с телефоном в руке внесла в пространство энергию драйва, ей хотелось знать все и сейчас.

Каре ее, густого шоколадного цвета, растрепалось, расстегнулась блузка, зрачки исторгали холод.

– Что ты ей наколдовала?

Катерина ждала, что сейчас выдаст ведьма, и поделом.

«Имею ли я право, разбивать людям жизни, не помогая пока ничем, или это и есть помощь: подать виденье, как сигнал к изменению себя, а значит, и будущего. Эх, бабуля, знала бы я, как тяжело будет на сердце».

– Вернется, просто ей надо побыть одной.

Катерина знала: подруга вернется – после шага вперед человеку всегда нужно немного времени, как говорила, Меликки.

– Вернется? Когда? Что она там увидала такого, что унеслась быстрее ветра? – не унималась Мара.

– Не то, что ожидала, – сказала Катерина. – Ну вот совсем не то, чего хотелось.

Пока Мара задумчиво ковырялась в собственных тревогах и размышлениях, Катерина приоткрыла форточку, брызнула по четырем углам комнаты распылителя из зеленой бутыли. Живой аромат лаванды, что оставила на первые опыты бабуля, растекся в воздухе, очищая пространство, раскуривать более действенную полынь не было времени. Задышалось и впрямь несравнимо легче. Мара выплыла из тумана своих размышлений:

– Совсем все плохо? – побелели костяшки сжатых в кулаки пальцев, заострились скулы. – Ты посмотри, Катюх, чума у меня в будущем, у рыжей. Может, нас сглазили, а? Да говори уже, что там, мое-то будущее она знает.

– Не могу, Марин, про себя ты сама рассказала, про других – как тайна исповеди, только хозяйка способна открыть.

«Как я красиво выразилась, – удивилась Катерина, – прям психолог».

Ну вот как передать на словах описание роскошного пляжа на пышущем зеленью острове посреди океана. Солнце, раскаленный белый песок, потертые деревянные шезлонги под вереницей тенистых пальм. Беззаботные загорелые тела туристов в воде. Крики радости, смех и визги детей. Она видела Максима – вот и фотки не надо, действительно симпатяга.

Щурясь, он впился взглядом в Жанну, которая блаженно плескалась в волнах в стороне от счастливой толпы туристов. Махнул жене, она ему, перевел взгляд на электронную книгу. Почему они поехали именно туда, ведь она обожает горы?

Все случилось стремительно. Зашуршала волна, и рыжая голова, захваченная бурлящим течением, понеслась прочь от берега. Крик отчаяния звенел в воздухе. Максим растерянно бегал по мелководью. Спасателей нет: райское место, но не для всех, черт его побери. И Макс, видимо, не умеющий плавать.

Жанну не спасли. Вот и переживи такое.

Мара тронула за плечо закисшую Катерину.

– Катюх, ну, встряхнись уже, что зависла, – она растерла сухие ладони. – Нет так нет, сама потом допытаюсь, не вопрос. Давай, со мной делом займись.

Мара одернула бежевый костюм в белую клетку из твида. Катерина с начала встречи обратила на него внимание. «Шанель» и куплен, вероятно, за сумасшедшие деньги, но вещь элегантная, Маре очень идет.

– Давай, Катюх, еще раз бросим взгляд сквозь столетия. Шутка, – Мара натянуто улыбнулась, и тут же скривилась, будто ее замутило. – Ну, на пару лет от предыдущей истории.

– Может, не стоит? – сказала Катерина, взглянув на часы, – время почти одиннадцать.

– Мне это надо, Катюх, пойми, где такой шанс найдешь, бесплатно увидеть все косяки судьбы. Чтобы потом, как сама говорила, исправлять ошибки. Так про них желательно знать заранее.

– Давай завтра или в воскресенье?

– Стоп, чего откладывать, когда все на мази. Короче, лет на десять вперед заглянем, а? И вся жизнь как на ладони.

– Не, это много, я только учусь, на три шага, не более. Первый раз же, считай, сегодня. И вообще не факт, что получится. Устала.

– Ну, ОК. Давай на четыре. А позже – не сегодня, понятное дело – может, и на десятку прыгнем. И это, Катюх, если что не получится, предупреди.

– Думаю, ты и сама поймешь, – Катерина уступила ей кресло.

Мара долго усаживалась, ерзала, подбирала юбку, поправляла подушку, сняла пиджак, решив остаться в тонкой блузке. Катерина сложила травки со столика на дно ковшика, зажгла свечи, сдернула с зеркала белое покрывало и коснулась волос подруги. И услышала свой внутренний голос стилиста.

«Мара – брюнетка, стихия – воздух (а любит, вот странно – воду), направление – восток. Это тип ярких женщин. Независимые в высказываниях и решениях, с Марой вывод совпадал на все сто. Любит быть в центре внимания и блистать умом, – Катерина улыбнулась. – Да прям в точку, и магии не нужно, чтобы определить характер не хуже психолога, только про невоздержанность в мужиках волосы не говорят, и про бешеный нрав не скажут».

– Поправить бы тебе прическу, Марин, растрепалась. Смотри, волос посекся.

Катерина приподняла прядь, но подруга мотнула головой по-лошадиному.

– Да потом, зажигай дурман-траву на четыре года, как и договаривались. А кстати, – Мара развернулась, – травы столько держишь, может, и курнем чего интересного?

Катерина вопрос не поняла:

– Ты же только курила, а… блин, Марин, ну ты чего, это из другой оперы, как сама говоришь, это к Надежде. Сейчас смотри вперед, кино там начнется.

И тут Катерина кое о чем вспомнила:

– Подожди минутку.

– Передумала, или все-таки есть чуток травки?

– Не, не. Какая травка, о чем ты, – засуетилась Катерина, капая в стакан жидкости из круглых флаконов: четыре капли масла чертополоха, так, вроде три капли выжимки из крапивы.

Лайфхак от бабули. Сверилась с тетрадкой:

– Да, верно – три. Из лопуха, что прикольно, бабуля масло выгнала, а я всегда его репейником называла. Меликки говорит, лопух цепкость добавляет шагу в будущее, а в целом создается эффект. Знаешь, как бы я его назвала – эффект присутственного погружении, круто звучит, да? Прям, как у Лема в «Солярисе», помнишь? Там, правда, про океан, но неважно, тоже виденья были. Я подобное без капель прочувствовала, крутая вещица, тебе должно понравиться.

– Катюх, вот это твое присутственное видение, не опасно для мозгов, например?

– Не боись, рекомендации ведуньи северных окраин. Было бы опасно, Меликки бы не разрешила и не показала, что и как делать. А тут видишь.

Катерина потрясла толстой тетрадью:

– Все ходы наперед записаны. Пей, – Катерина протянула стаканчик. – Ну или не пей.

Мара опорожнила стакан залпом и поморщилась, прижав ладонь к губам:

– Бляха-муха. Какая гадость эта ваша заливная рыба.

Катерина чиркнула спичкой, подпалила траву.

* * *

Первое, что разглядела Мара, открыв глаза, были белые стены и свет. Солнце рвалось сквозь жалюзи, рассыпалось полосками по голубой ткани узкого диванчика. В широкое окно влетал птичий гомон, шум листвы на ветру, запах хвои, морского бриза.

Голова чугунная, не повернуть, она не понимала причины и металась взглядом вдоль стен. Монитор справа мерцал зеленой волнистой линией. Напротив завис телевизор с беззвучным диктором в яркой рубашке. Низом шли титры, но прочитать она не смогла, хотя никогда не жаловалась на зрение. Она попыталась привстать, но не почувствовала локтей, пальцев, да и вообще рук. Боже, она и ног не чувствовала, даже ступнями не могла пошевелить. Тело аккуратно укрыто одеялом цвета морозного неба. Движение колыхнуло линию на мониторе, вспыхнула красная надпись на английском, которую она перевела – «Внимание».

Что за нахрен? Какого черта здесь творится.

Дверь тягуче открылась, в помещение вкатился бодрый лысый старичок с усами, в круглых очках на массивном носу в застегнутом белом халате. Он напомнил ей кота Базилио. За ним высокая тетка в белом платке толкала перед собой тележку, накрытую салфеткой. Сестра Алиса? Или кто она там по фильму, лиса… ну точно.

Старичок приветливо улыбнулся, потирая руки.

– She regained consciousness, it's fine.

С английским у Марины все было в порядке, четыре года в Лондоне, многолетние регаты в международных командах дали великолепную практику. Она пришла в сознание? Вот так поворот.

– Что со мной, доктор?

Показалось, произнесла нарочито громко, даже требовательно, возможно, грубо. На деле прошептала, и доктору – а она не сомневалась, что это врач – пришлось наклониться.

– Повторите еще раз, пожалуйста. Говорите. Вы меня слышите, понимаете?

Она видела мочку уха с редким седым волосом, лысый затылок, отливающий на солнце. От него пахло хорошим парфюмом – прикольно, что не микстурами.

– Да, слышу, понимаю. Где я, что со мной?

Толстяк пододвинул стул, выпавший из ее поля зрения, присел.

– Вы в госпитале Мэри-Чарльз, острова Сент-Китс, Карибы. На днях разыгрался нешуточный шторм, наверно самый мощный за последний год, ваша яхта, по-видимому, потерпела крушение. Из команды спаслись, к сожалению, только вы. Насколько я понял, больше никто не выжил. Откуда вы? У нас нет никаких данных.

– Россия. Санкт-Петербург.

Она прошептала единственное, что всплыло на поверхность сознания.

– О, русская. Интересно. Русских пациентов, у меня не было.

Он мягко улыбнулся, собрав на морщинки лбу, глаза заблестели.

– Вы помните, что случилось? Сколько человек было на судне?

Тетушка в белом халате, вслушиваясь в разговор, неторопливо распаковала шприц, ампулу с белым раствором, и замерла, ожидая команды.

Мара сморщилась, готовая разрыдаться. Память зашторила черным покрывалом проходы и лазейки к воспоминаниям.

– Ничего не помню. Почему я не чувствую рук, не могу повернуть шею, а доктор?

– М-да, – толстяк пошевелил губами, словно раздумывая над диагнозом. – У вас осложненный перелом позвоночника. Мы называем такой вид взрывным, с повреждением спинного мозга и спинномозговых нервов. Отсюда и неподвижность.

Сознание отказалось принять слова, заискрилось, затуманилось, и выключилось, словно тумблером щелкнули.

* * *

– Хрен да полынь, плюнь да покинь. Мариночка, очнись, очнись, не кричи. Все хорошо. Господи, дыши, спокойнее, все хорошо.

Катерина не на шутку перепугалась. Она тоже видела обездвиженное тело в залитой солнцем палате и шарообразного доктора, но диалогов на английском не поняла – может, несколько слов, и точно последние, что шепотом вырвалось из тишины палаты:

– Сука, за что?

Мара распахнула глаза, увидела Катерину с ваткой нашатыря, почувствовала противный больничный запах, в зеркале отразилось собственное лицо, покрасневшее и оттого некрасивое, сдвинутый в сторону столик.

– Уф, Катерина. А где доктор? Алиса эта со шприцом? Ух ты, охренеть поворот, жива я. Мама дорогая. Слава богу. Фу. Ничего себе, наколдовала ты экстрасенсорное погружение.

Страх, боль – все в этот момент пролилось слезами, она зарыдала, смывая потоком косметику, размазывая ладонями тушь и оставляя на щеках разводы. Катерина помчалась на кухню, подумав на ходу, что всегда надо иметь под рукой стакан прохладной воды.

Около полуночи Катерина вызвала такси и отправила домой захмелевшую Мару, выдувшую на радостях – что жива и здорова – бутылку красного. Потом проветрила кухню от смрада сигаретного дыма, убрала со стола остатки ужина и запустила посудомойку. Голова разболелась от мыслей, переживаний за мрачное будущее подруг – особенно больно было за Жанну, которая восприняла все максимально близко к сердцу.

Да и у нее самой вырисовывалось не лучше: не появись бабуля, что бы она по итогу поймала? кулак в переносицу? Ей хотелось еще раз себя протестировать, но бабуля четко сказала: «Пока не поменяешься, смысла нет», – так что придется подождать.

Катерина прилегла в начале первого, да не спалось. Достала планшет со скачанным текстом «Персонажи карельских мифов»: на пути к мастерству хотелось больше знать о мире, с которым предстоит пересекаться. Но читать стало лень. Вот не так она представляла себе сабантуй с девчонками. Теперь, когда у нее появилась возможность побыть координатором судеб, хотелось возродить традицию: встречаться раз в месяц, и консультировать и направлять. Эго выползло не таясь, вскинулось с лозунгом:

«Координатор – звучит круче, чем проводник!».

Закружило голову, что прошла ритуал, что она теперь посвященная.

«А и правда, жаль, нельзя о нем рассказать. Блеснула бы она перед девочками, как та певица на конкурсе „Голос“, к которой развернулись разом четыре наставника. Прочувствовала бы восторг от смеси удивленных взоров, раскрытых ртов, замешательства. Эх».

Катерина обожала «Голос», представляла, как выступает на той сцене, ловила эйфорию и покрывалась мурашками с ног до головы. Эго, не дремлет, и Катерина привычно заглушила ненужные мысли, оставив их на потом.

И все же грустно, что нельзя поделиться. То, что она испытала, оказалось и страшным, и интересным, и изматывающим действом одновременно.

В тот вечер, получив согласие внучки, Меликки с головой ушла в подготовку к церемонии. Терпеливо разбирала сухие, свернутые в жгуты травы, толстые, как канаты и тонкие, точно хворостинки, свечи, деревянные ступки, медные терки, крупы в полотняных мешочках, масла в темных пузырьках, от которых исходил неясный аромат. И все это доставалось из холщового рюкзачка, который казался бездонным, ведь столько предметов невозможно уместить в обычном. Катерина не задавала вопросов, наблюдала со стороны с неприкрытым удивлением. Меликки перетирала в узкой ступке травы, смешивала в кучки разноцветные соли, которые почему-то пахли болотом, зажигала и нюхала свечи, после чего расставляла на полках убрав оттуда все книги. Попросила выключить телевизор, что взахлеб вещал очередные новости, и сдвинуть в сторону журнальный столик.

Квартиру заполонил запах кориандра, тмина, чеснока, ромашки, душицы, мха, болотной тины, отчего у Катерины разболелась голова. Она пыталась уговорить бабулю сместить действо на день-другой, Кирилл вот-вот вернется, и ей надо отменить намеченные на завтра встречи. Меликки насыпала на темном ламинате круг из соли, услышав про жениха, разогнулась, посмотрела с улыбкой, узкие глаза сверкнули зеленью и Катерине стало не по себе.

– Не переживай, котенок, сегодня не придет. В загуле мужик.

Закончив отсыпать круг, Меликки, обхватив с боков зеркало, легко как пушинку перенесла его в зал. Поставила в круг. На черных настенных часах стрелка упала на одиннадцать, когда Меликки спровадила внучку в ванную.

– Давай, котенок, отскреби себя от мирского, телу чистота нужна.

Дальше Катерина помнила, как во сне. Как встала в круг, как колыхались свечи, источая одурманивающий аромат, как бабуля шептала что-то на непонятном языке, как образовалась в зеркале пелена и Катерина, повинуясь голосу Меликки, шагнула в туман за дубовой рамой.