Текст книги "Стихи седого поэта"

Колыбельная
(детская песенка)

 
Спи, мой ангел! Спи, мой свет!
За окошком свет померк,
Даже звери отдыхают
По берлогам и кустам,
По полям и по лесам…
И во сне слегка вздыхают.
 
 
Спи, мой ангел, крепко спи!
И ресничек мотыльки
Свои крылышки сложили
От усталости дневной,
Сна ажурной пеленой
Щечки круглые укрыли.
 
 
Спи, мой ангел! Пусть к тебе
Сон опустится в звезде,
Тихо на небе мерцая,
Как молитвы кружева,
К Богу мамины слова
В сон счастливый превращая.
 

13 декабря 2015 г., Стокгольм

Пирожок

 
Пирожок лежал в витрине.
Я не то что был голодный,
Но он был такой красивый…
Как подарок новогодний.
Я сказал об этом маме –
Ноль вниманья! Я же грустно
Поедал его глазами,
Представлял, какой он вкусный.
Мы сегодня в магазине:
После летнего раздолья
Я за лето вырос сильно,
Нужно закупаться к школе.
Надо куртку, надо брюки,
Мама все мне подавала,
Я ж терпел. Одежды куча
У примерочной лежала.
«Раздевайся! Одевайся!
Не вертись! Не горби спину!»
Мой же взгляд не отрывался
От заветной той витрины.
Если б знать, что я сначала
Получу стаканчик сока
С пирожком, мне б легче стало
Мерить пиджаки и кофты!
Пусть уже закроют двери
И все деньги посчитают…
Я ж геройски буду мерить,
Пирожок свой в сок макая!
 

4 ноября 2021 г., Москва

Колыбельная с рыбкой
(детская песенка)

 
Речка тихая текла
И впадала в море сна.
Там, на дне, темнели камешки,
Рыбка медленно плыла.
      Отражаясь в волнах зыбко,
      Пусть тебе приснится рыбка.
Рыбка хвостиком махнет,
И вода волной пойдет.
Над волной ночные бабочки
Совершают свой полет.
      Спи, мой крошка, спи, мой мальчик,
      Пусть тебе приснится зайчик.
Зайчик дремлет под кустом,
Спят голубка с голубком,
И летит сова неслышная,
Машет медленно крылом.
      Спи, мой мальчик, спи, малышка,
      Пусть тебе приснится мышка.
Мышка забралась в сарай,
У горбушки точит край,
Ну а ты свернись калачиком,
Поскорее засыпай.
      Засыпай, мой мальчик милый, –
      Сон тебе добавит силы!
 

10 марта 2021 г., Кальпе

Утро

 
А я вот ругаюсь на маму:
Недобрая мамка, плохая!
Зачем разбудила так рано
И в садик меня одевает?
А где моя кукла? Не вижу!
Да я никакая не кроха!
А я вот возьму и обижусь,
Посмотрим, кому будет плохо!
Куплю себе мамку другую
Сама в магазине в субботу:
Веселую и заводную
И чтоб не ходила работать!
Не нужно тогда будет рано
Будить меня, завтраком мучить…
Ну ладно, пускай моя мама
Еще моей мамой побудет!
 

1 ноября 2021 г., Москва

Спящий гном

 
Наступили сумерки.
На небе посерели
Тучки белоснежные,
И тени стали больше.
Гном на ветке дерева
Играет на свирели,
И звенит на шапочке
Стеклянный колокольчик.
И улитки медленно
Втянули свои рожки,
Спит коровка божья
На листике-кроватке.
Вот подсолнух желтый
На зеленой ножке
Медленно склоняется
За солнцем на закате.
Музыкант калачиком
Свернулся, руки пряча
От прохлады вечера
Да дальних звуков грома,
И ночные бабочки
Шепчут свои сказки,
Бархатными крылышками
Укрывая гнома.
 

20 августа 2021 г., Стокгольм

Жук

 
Я нашел в траве жука!
Поднялась моя рука,
Чтоб его к земле прихлопнуть,
А потом ногой притопнуть.
У меня еще есть палка!
Только вдруг мне стало жалко
Беззащитного жучишку:
Я, хотя и шалунишка,
Но на свете добрый самый,
Так меня всем хвалит мама.
Вот он крыльями стрекочет,
Он домой, наверно, хочет.
 

 
Там его жучонок ждет:
«Скоро папа мой придет?»
Папу скучно ждать, я знаю
И ребенка понимаю.
Отпускаю я жука:
Пусть летит себе пока!
Чтоб узнали все жучата,
Что есть добрые ребята,
Любят всех жуков на свете
И желают, чтобы к детям
Папы поскорей вернулись,
И им дети улыбнулись,
Стали крепко обнимать!
А теперь пора мне спать!
 

7 ноября 2016 г., Стокгольм

Ракушка

 
Я держу в руке ракушку,
Словно трубку телефона,
Собираюсь позвонить
Не бабуле, не подружке,
А туда, где волны стонут,
Разбиваясь о гранит.
Где тепло и море сине,
Где у пальмы листья гнутся,
На песок бросая тень…
Я надеюсь очень сильно,
Что каникулы вернутся
На один хотя бы день!
Этот день хочу у моря
Жарким солнцем наслаждаться
И под пальмою лежать.
Там волна с волною спорит,
Там так весело купаться
И ракушки собирать,
Наслаждаться апельсином
Вместо сытного обеда
И на солнце загорать.
Я кричу: «Алло, дельфины!
Ждите, скоро я приеду,
Будем плавать и нырять!»
 

29 октября 2021 г., Москва

Стану взрослым

 
Подождите, стану взрослым,
Заведу себе ребенка –
Прям такого же, как я:
Чтоб в веснушках и курносый,
Чтоб просил купить котенка
Для веселого житья.
Я не буду папой строгим,
Что сидит молчком с газетой
Или смотрит свой футбол,
Буду друг четвероногих,
Буду угощать котлетой
Всех, кого мой сын привел:
И побитого котенка,
И немытую дворняжку,
И щенка, что так пищал…
Потому что для ребенка
Очень важно, чтобы папа
Его чувства понимал.
 

28 октября 2021 г., Москва

Малыш

 
На толстых ножках, косолапо,
В ботинках новых со шнурками
Иду нетвердыми шагами,
Когда мне помогает папа.
Хочу смотреть, как скачет зайчик,
Хочу катать свою коляску,
Я белокурый пучеглазка,
Смешной и неуклюжий мальчик.
Меня все любят и ласкают,
Дают конфеты и печенье,
Я говорлив, но, к сожаленью,
Меня никто не понимает.
Сосу я соску непрестанно,
Привык к вниманию и ласке
И не хочу сидеть в коляске:
Меня ведет за ручку мама.
Бреду, неловко ставя стопы
И вижу мячик Он красивый.
Бью по нему со всею силой
И, промахнувшись, хлоп на попу!
Где я, где мяч?.. И что случилось?
Я удивился, но не понял,
Но скоро воздух крик наполнил,
И соска на траву скатилась.
Скривился рот: обижен мальчик.
Нависли брови, словно грозы,
И на глазах набухли слезы,
В которых отразился мячик.
 

2 сентября 2016 г., Стокгольм

Колыбельная для ангела

 
Крылья у ангела белые-белые –
Словно пушинки, в полете несмелые,
Словно та сказка, что в детстве рассказана,
И аромат растекается ладана.
 
 
Губки у ангела красные, зрелые,
Словно черешня в садах переспелая,
Словно рассвет с колокольными звонами,
Словно набухшие розы бутонами.
Щечки у ангела нежно-пушистые,
Словно рассвета роса серебристая,
Круглых плечиков еле касаются,
Губки меж щечек едва помещаются.
Глазки у ангела сине-узорные,
Словно глубокие глади озерные,
Словно весеннего неба бездоние,
Синий кадильный дымок благовония.
Вот он летает на крылышках маленьких,
Сон навевает на юных и стареньких…
Свечи потухли, и глазки слипаются,
И колыбельная песня кончается.
 

2 октября 2014 г., Стокгольм

Смех

 
Наряжали елку мы с сестрой и мамой,
Папа на работе, он там главный самый.
А сестра смеется: «Только посмотри!
Шарики на елке – словно пузыри!»
Вот ведь отмочила! Мы хохочем дружно,
Чтобы рассмешить нас, многого не нужно!
Шар большой и красный, дайте посмотреть,
Может, с ним на небо сможем улететь?
Нет, я слишком толстый, просто толстопузый,
И сестра не может: выпало два зуба!
 

 
Мы от смеха оба начали икать
И ещё сильнее стали хохотать!
Тут и нашу маму пробрало в печенки,
И она над нами засмеялась звонко.
Как мы хохотали весело втроем!
И тогда решили: лучше чай попьем.
Мы сидим, конфеты чаем запиваем,
Между нами счастья мотыльки летают.
Мама и сестренка, как вас не любить?!
Почему мне грустно?.. Трудно обьяснить.
 

28 декабря 2016 г., Стокгольм

Галоши

 
День был дождливый, нехороший,
Хотелось солнца и тепла.
И вдруг я вспомнил про галоши,
И память детства ожила:
На подоконнике спит кошка,
Конец зимы, дожди и грязь,
Я помню, что поныл немножко,
Но было сказано: «Гулять!»
И я побрел, в пальто потея,
По темной лестнице во двор.
Зима к концу, и дни длиннее,
И солнце светит сквозь забор.
Подростки все уж две недели
Без шапок ходят, вот где жизнь!
А мне на валенки надели
Галоши, чтоб не промочить.
На мне пальто, и шарф на шее,
На шапке вязаной помпон,
И мне казалось, все смотрели,
Какой я несуразный слон,
Как у стены стою, стесняясь,
Свой шарф рукою теребя.
Галоши, солнце отражая,
Взор привлекают на себя.
И мне от этого неловко,
Душа сжимается в комок.
Растаял снеговик, морковка
Упала возле моих ног.
А я стою и размышляю:
Галоши снять или не снять?
Не снять – ведь ноги промокают
Без них, чего тут объяснять?
Но мой протест не угасает,
И вот, чтоб духом не упасть,
Я смело варежки снимаю
И начинаю замерзать.
Я про галоши забываю
И что стою как неживой,
Дыханьем руки согреваю…
Но вот меня зовут домой.
Какое счастье, в самом деле,
Что хоть за окнами темно,
Замерзли руки, побелели,
Но есть свой дом и в нем тепло!
На кухне суета, готовка,
Еда, напитки всех мастей,
Вот достается из духовки
Пирог: мы к чаю ждем гостей.
И нет сильней во мне желанья –
Все остальное ерунда, –
С мороза стылыми руками
Схватить кусочек пирога.
Он дышит сдобными боками,
Пар испуская в вышину.
Но я могу лишь есть глазами
И только сглатывать слюну.
Ведь он предмет священнодейства,
Его уже несут на стол
И накрывают полотенцем,
Чтоб жар так быстро не ушел.
Но я иду к столу скорее,
Вдыхаю теста аромат,
На полотенце руки грею,
Они от холода болят.
Лицо и руки согревая,
Тепло и запах пирога
Меня блаженством наполняют,
Мне хочется закрыть глаза,
Стоять и греть свои ладоши.
И это, право, ерунда,
Что я средь комнаты в галошах
И с них на пол течет вода…
 

7 ноября 2017 г., Стокгольм

Ночной поезд
(баллады)

Баллада об отце

 
Родителями надо дорожить –
Мы будем тоже старыми когда-то.
Проходят годы… Некого винить,
Что жизнь бежит, мелькают быстро даты.
Отец был франтом в прошлые года,
Дарил подарки, пел нам под гитару,
Был мудрым и заботливым всегда.
Но вот с годами слабым стал и старым.
Уже пять лет, как мы живем втроем:
Жена, наш сын и я – нам так уютно.
Отец мой стар, к нам переехал в дом.
Решенье это было обоюдным,
Чтоб вместе жить, заботиться о нем.
Вы не поймите нас с женой превратно,
Но нам сидеть с ним рядом за столом
Порой бывает очень неприятно.
Он очень некрасиво ест и пьет,
Брюзжит в ответ на наши замечания.
Все это видит сын. Такой урок
Ему некстати в плане воспитания.
Нас раздражает неопрятный вид
И вечно пятна на салфетках новых,
И мы его решили отсадить
За стол отдельный, что в углу столовой.
У нас с ним та же пища на столах,
Но он и мы едим теперь в покое.
Порою слезы у него в глазах,
Но это, вероятно, возрастное.
Сынишка смотрит часто на него –
Как он сидит, как ест, сморкаясь громко.
Он тоже любит деда своего,
Ведь тот один у моего ребенка.
Так время шло, точнее, шли года.
Отец разбил тарелку из фарфора,
Стакан хрустальный тоже, и тогда
С женою были крупные «разборы».
Она рыдала и кляла судьбу:
Мол, крутится на кухне, словно белка,
А он все бьет!.. И мы тогда ему
Купили деревянную тарелку.
И ложку, что, упав, не зазвенит,
И кожаный передник для обеда.
Теперь всё в норме. Мой сынок глядит
Все чаще и внимательней на деда…
Ну а отец еще грустнее стал,
Трясутся руки, он порой вздыхает,
Когда ласкает внука по вихрам,
А нас с женой почти не замечает.
Вот как-то раз я вышел на балкон,
Мой сын там что-то мастерил упорно.
Он был своим занятием увлечен
(Балкон у нас удобный и просторный).
– Что это будет? – я его спросил.
И он в ответ мне весело, с размахом:
– Тебе и маме ложки смастерил!
Ты тоже станешь старым и неряхой.
Поставлю я тогда на кухне стол,
Чтоб, если двое чавкают, не слышно…
Я, не дослушав, в комнату пошел,
И тут жена ко мне навстречу вышла.
В ее глазах и слезы и испуг
От перспективы вот таких раскладок.
В моей груди все заболело вдруг,
И стал себе я бесконечно гадок…
И я к отцу пошел… нет – побежал!
Просил прощенья, на коленях стоя,
И что-то очень нежное сказал…
А он меня обнял и успокоил.
Отец теперь опять с семьей сидит,
И нам с женою нет его дороже!
Родителями надо дорожить,
Они не вечны. Мы не вечны тоже.
 

1 декабря 2016 г., Стокгольм

Ночной поезд

 
Вокзальный шум, перрон, купе,
Вагон качает, как коляску.
Огни столицы вдалеке
В тумане прошлого двоятся.
Он и она в купе вдвоем
(Меж ними чемодан в проходе)
Сидят, знакомясь, за столом:
Он не женат, она в разводе.
Хлеб, колбаса и помидор,
Чай в подстаканниках с лимоном,
Идет неспешный разговор
Под стук колес неугомонный.
Она обижена на жизнь,
И он своею не гордится,
И вроде трудно говорить,
И все же хочется открыться.
 

 
Но диалог затух пока,
Точнее – еле-еле тлеет.
Нашлась бутылка коньяка,
И разговор пошел живее.
Румянец щеки охватил,
И время потекло быстрее,
И поезд мягче покатил,
И стало вдруг в купе теплее.
Он – симпатичный кавалер,
Как видно, из краев центральных,
Она – изысканных манер,
Хотя слегка провинциальна.
Она рассказ свой начала,
И по щеке слеза скользила.
Пять лет с возлюбленным жила
И всей душой его любила.
И все, казалось, хорошо:
Любимого считала мужем.
Сказав же, что ребенка ждет,
Узнала – тот ему не нужен…
Чужими сделались глаза,
Родной вдруг стал ей незнакомым:
На дверь подруге указал,
Прогнал безжалостно из дома.
Теперь – куда глаза глядят,
В руке багаж с мечтой разбитой…
Но если б вдруг позвал назад,
Она б забыла все обиды!
Вдруг поезд встречный пролетел,
Светя огнями боковыми…
Ее попутчик посмотрел
Глазами темными и злыми:
– Я слушал вас, аж зло берет,
Но слушал, не перебивая.
Теперь настал и мой черед,
Моя история такая:
Житье в столице – это стресс,
И просто, чтоб достичь чего-то,
На личной жизни ставишь крест,
Женой становится работа.
Но я влюбился, и она –
Меня моложе, без прописки –
Пять лет, как барыня, жила
В домах с элитой олимпийской.
Ее родные и друзья
Из мест глухих и незнакомых
Гостили часто у меня,
Располагались, будто дома!
Я – на работе день и ночь,
Она же – дома, в теплой ванне.
Бывало так порой невмочь,
Что добрести бы до дивана!
Ее же день совсем другой,
Забит заботами пустыми:
Она в одежде дорогой
Тусит с друзьями и родными.
Но я ей тоже не чужой,
Раз столько лет живет со мною,
Раз хочет быть моей женой,
Жить официальною семьею…
В тот день она мне говорит:
«Быть может, нам пора жениться?»
(А рядом с ней бугай стоит,
Беспутный сын ее сестрицы.)
Он и моложе и стройней,
Студент, уж год живет задаром,
Все время крутится пред ней,
И это, думаю, недаром.
А как сказала, что она
Уже беременна изрядно,
Мне стало ясно все тогда,
Как в водевиле заурядном.
Я ей сказал: «С тобою жизнь
И без женитьбы хлеб несладкий!»
Я ей сказал: «Давай катись
И забирай свои манатки.
Возьми с собой, – я ей кричал, –
Дружка с накаченным фасадом,
Пока я не накостылял…»
Жаль, что не справлюсь с этим гадом!
На этом всё. Я весь горю
От возмущенья и обиды,
Но все же я ее люблю
И вот совсем сошел с орбиты…
От ваших слов схожу с ума,
И мысль меня затеребила:
А вдруг она, как вы тогда,
Поплакала и все простила?
А если все ж ребенок мой
И я виновен многократно,
Как оправдаюсь пред собой
И как мне их вернуть обратно?..
Их разговор застыл опять.
Взглянули мельком друг на друга.
Она сказала: – Надо спать.
А вам спасибо за услугу.
Нас на ошибках учит жизнь…
И слезы на глазах блеснули.
Они на полки улеглись,
Но до рассвета не заснули.
Не спал завидный кавалер,
Заложник страсти неумелой,
Хрипел всю ночь кондиционер,
И женщина во тьму глядела.
Купе при свете ночника,
Он и она лежат в постели.
Стоит бутылка коньяка,
Но нет ни секса, ни веселья…
 

Июль 2016 г., Стокгольм

Баллада о жене

 
Бывает, мы не бережем
То, что дается нам судьбою,
И сами ж сетуем потом…
Неважно жили муж с женою:
В ней ни тепла, ни красоты,
И нет детей. Печально это.
Муж все свободные часы
У телевизора с газетой.
Она на кухне, но ему
Прекрасно слышны и знакомы
Ее претензии к нему,
Что мало помогает дома,
Что не выносится ведро
И вновь не внесена квартплата,
Что ей с хозяйством тяжело,
Его оклада маловато.
Он думал: «Что́ я здесь сижу
С женой и злой и некрасивой,
Когда понятно самому,
Что с ней нам не зажить счастливо?»
Он взял ведро, пошел на двор,
Следы печатая по снегу,
И Богу высказал укор
Иль просто обратился к небу:
«Как поженились, то была
Жена красивой и веселой.
И мужа с радостью ждала,
И стол был полон разносолов.
Теперь любви настал конец,
Она сварлива, неопрятна,
Завял наш свадебный венец!
Хочу вернуть те дни обратно».
Стоял безмолвно темный лес
Под небом пасмурно-тяжелым,
И вдруг звучит ему с небес
Глубокий и негромкий голос:
«Могу, мой сын, тебе помочь,
Раз ты меня об этом просишь,
Раз жить с такой женой невмочь,
Но и расстаться ты не хочешь.
Я постепенно изменять
Твоей жены характер буду,
Но ты мне должен помогать,
Иначе не случиться чуду.
Ты должен сам достойным быть,
Показывать любовь и нежность,
Иначе нам не изменить
В ней ни характера, ни внешность».
Вернулся изумленный муж,
Сел к телевизору в смущении,
Но вот не терпится ему
В жене увидеть изменения.
Он к ней на кухню, а жена
В своем переднике тряпичном
Стоит такая, как была,
Посуду моет, как обычно.
Она почувствовала взгляд,
Который в спину ей уперся,
И, даже не взглянув назад,
Спросила: «Ну, чего приперся?»
Ее вопрос смутил его,
Пред ней лежит тарелок груда,
Но он нашелся: «Ничего.
Могу помочь помыть посуду».
«Так ты пришел мне помогать,
Чтоб не считаться иждивенцем?
Тогда тарелки вытирать
Начни вот этим полотенцем».
Так в первый раз за много дней
Муж ей на кухне пригодился,
И что-то изменилось в ней,
И он немного изменился.
Заметил взгляд его мужской,
Как грязный фартук поменяла,
Как прядь поправила рукой:
Все это волшебства начало!
Наутро шел он, торопясь,
С работы. Нервы в напряжении.
Он жаждал чудо продолжать,
Желая счастья возвращения.
А вдруг он к встрече не готов
И мало приложил старанья?
И муж купил букет цветов,
Чего не делал с дня венчанья.
Вот дверь. Минуту постоял,
Чтоб успокоилось дыханье,
И в дверь негромко постучал,
Как будто ожидал свиданья.
Открылась дверь, жена стоит
Одета, словно в день рождения,
За ней, он видит, стол накрыт.
Муж, оробев от удивления,
Сервиз и свечи разглядел
И молча протянул ей розы.
Он от волнения онемел
От этой всей метаморфозы.
Жена ресницы подняла
И опустила их в смущении,
Цветы, зардевшись, приняла,
И он застыл от восхищения:
Прическа, лента в волосах
И глаз призывное свеченье…
«О Боже, я в твоих руках!» –
Он прошептал с благоговеньем.
Вот за столом они сидят
В молчанье, взгляд не отрывая,
И свечи на столе горят.
Еда в тарелках остывает.
Она вдруг встала: «Подожди,
Я принесу тебе газету.
И телевизор я включить
Забыла. Уж прости за это».
Но он ответил: «Подожди,
Давай включать его не будем.
Ты лучше просто посиди,
Давай наш день с тобой обсудим».
В бокалах красное вино.
Он ей промолвил в возбужденье:
«Я взял билеты нам в кино,
На шесть часов на воскресенье».
Мерцали свечи на столе,
Играла музыка негромко,
И прозвучало в тишине:
«Хочу родить тебе ребенка…»
А дальше поцелуй в тиши,
И слезы радости пролились,
И вместе слились две души,
И ночь неслышно опустилась.
Какая это ночь была!
Такого прежде не бывало:
Луна меж облаков плыла
И их объятия освещала.
«Живи, любовь свою не рушь.
Пусть жизнь моя – другим наука», –
Так говорил счастливый муж,
Идя гулять с четвертым внуком.
 

30 декабря 2016 г., Стокгольм

Баллада о письмах

 
Я деда не застал: он был расстрелян
В 37-м, – рассказывал отец.
И смысл жизни был в семье потерян,
Годам счастливым наступил конец.
Но я хочу поведать не об этом.
Ему и лет-то было тридцать семь.
Друзья?.. Кто отвернулся, кто уехал
От слов «враги народа» и «расстрел».
Осталась от него лишь горка писем,
Рисунки (он прекрасно рисовал).
Красивый почерк, мелкий словно бисер,
Меня и привлекал и волновал.
Я писем пожелтевшие конверты
Держал в руках, но не спешил раскрыть:
Чернила на краях и сгибах стерты,
Но строчки… словно через годы нить.
Их бабушка хранила как святыню,
Отец берег и мне их передал,
Ведь я в семье с отро́чества доныне
Всё о родных и прошлом собирал.
Уходят в неизвестность поколения,
Так просто и расстаться, и забыть!
А я хочу те прошлые мгновения
На память своим внукам сохранить.
Ведь мы крепки не тем, к чему привыкли,
А тем, что к нам из прошлого пришло:
Родные, дом, вот даже эти письма
Нам помогают, если тяжело.
Взгляни на лист истертого альбома,
На след едва известных нам имен,
Он нам несет послание и помощь
Из прошлых, недоступных нам времен.
Я взял письмо, разгладил осторожно,
Моментом наслаждаясь, не дыша
(Так в детстве открывал пакет с пирожным,
И замирала в сладости душа),
И медленно, лишь кончиками пальцев,
Бумагу, хрупкой ставшую от лет,
Под взглядами застывших домочадцев
Я разогнул. И я раскрыл конверт.
Слегка дрожали пальцы от волнения,
Я из конверта лист письма достал
И ощущал его как откровение,
Которого желал и долго ждал.
И ожиданье не было обманом:
Те письма для меня как жизни суть,
Я их возил с собой по разным странам
И многие знал даже наизусть.
Я их читал, и чувства расцветали –
Здесь о любви и нежности слова,
И я следил за строчками глазами,
Кружилась от волненья голова.
Я представлял себе начало века,
Перо, чернила, тонкую тетрадь,
Как два родных душою человека
Пытались чувства в письмах описать.
Как жаль, что письма бабушки пропали!
Но видно в строчках дедовой руки,
Какие они чувства вызывали –
Признания, рисунки и стихи.
Писать пером, возможно, старомодно,
Но это стиль возвышенной строки.
Скорей всего, рукой писать удобней,
Чтоб чувства раскрывались, как цветы,
Чтоб были в них и глубина и сила,
И то, что лишь понятно им двоим,
И дед макал свое перо в чернила,
И получались строки о любви.
Казалось: пожелтевшие листочки,
Казалось: просто смятая тетрадь.
Но ты разгладь, взгляни на эту строчку –
Ей можно, словно воздухом, дышать!
Ей можно как иконе помолиться,
Когда, казалось, жизнь пришла к нулю.
Но постарайтесь ею вдохновиться:
Всего три слова: «Я тебя люблю!»
Уже темно, фонарь мерцает тускло,
Я письма собираю. День погас.
И замер до утра, устал и грустен,
Мой своенравный и седой Пегас.
 

10 июня 2017 г., Стокгольм