Текст книги "Церковные Соборы в позднеантичной Италии (с хрестоматией)"

Рецепция италийского церковного права IV–V вв. в латинских канонических собраниях италийского происхождения в последующие столетия

Интенсивный процесс становления и усложнение Соборной системы церковного управления в IV–V вв., происходивший в юрисдикционном пространстве италийских диоцезов, заставляет учитывать основные направления рецепции, которой подверглись акты и постановления италийских Соборов в последующей церковно-правовой традиции, в контексте более глобального и сложного процесса восприятия и усвоения позднеримского права средневековой канонистикой. Данный процесс восприятия позднеримского права, вместе с тем, необходимо рассматривать в сравнении с аналогичным процессом усвоения греческих канонических источников римской канонической практикой. Вопреки отдельным мнениям, встречающимся в историографии, на основании исследования Ж. Годме представляется очевидным, что несмотря на интенсивные отношения между Римом и Константинополем и несмотря на бурные церковно-политические события – вплоть до появления в Риме в промежуток между смертью Геласия и лаврентиевской смутой (т. е. между 495 и 500 годами) монаха-юриста Дионисия Малого, – в практике Римской Церкви использовались латинские переводы только некоторых канонических грекоязычных документов, представлявших собой постановления Никейского Собора, латинскую редакцию постановлений Сердикского Собора 343 г., латинский перевод канонов Константинопольского Собора 381 г. (первоначально на Западе не признававшегося Вселенским), а также переводы постановлений хорошо известных пяти Поместных Соборов IV в.: Анкирского, Неокесарийского, Гангрского, Антиохийского 341 г. и Лаодикийского. Эти переводы были осуществлены во второй половине IV в., в рамках трех канонических сборников «Collectio Vetus Romana», «Vulgata» и «Collectio prisca». Нужно отметить, что эти сборники, по всей вероятности, распространились чрезвычайно ограниченно даже в Италии, ибо они, с одной стороны, никак существенно не повлияли на дальнейшее бурное развитие италийских канонических коллекций (рукописи VI в. совершенно от них самостоятельны), а с другой, каждая из них известна только по двум спискам[109]109
  Gaudemet J. Les Sources du droit de l’Église en Occident du II au VII siècle. Paris. 1985. P. 76–78, 134.


[Закрыть]. При этом исследователям совершенно неизвестны какие-либо канонические сборники Римской Церкви V в., которые бы содержали постановления собственно италийских Соборов IV–V вв., акты которых доносят сведения о чрезвычайно бурной и жестокой политической борьбе, связанной с арианской смутой, вмешательствами императорской власти в церковные дела и фелицианской схизмой, потрясшей в конце IV в. галльские диоцезы. Данное обстоятельство тем более странно, что источники – в частности, постановления папы Илария, изданные Римским Собором 465 г., а также судебный протокол Римского Собора 495 г., на котором папа Геласий вынес амнистию бывшему легату Мисену, перешедшему под воздействием силы на сторону Акакия Константинопольского, – содержат весьма определенные указания на наличие при базилике св. Петра кафедрального архива, за которым следил штат нотариев, имена которых также известны[110]110
  Hilar. Ep. 15, 5, 7–9; Coll. Auell. 103.


[Закрыть]. Трудно поверить, что в рамках данного архива служба нотариев, подчиненная в конце V в. римским архидиаконам, не вела никакого учета канонических документов италийского происхождения.

Факт наличия с конца IV в. сложного аппарата папской канцелярии признает также такой выдающийся исследователь истории Римской Церкви этого периода, как Ш. Пьетри[111]111
  Pietri Ch. Op. cit. P. 607.


[Закрыть]. Данное обстоятельство подтверждается тем, что один из самых древних латинских канонических кодексов (унциальная рукопись VII в. RNB Lat. F. v. II. 3.), представляющих собой вторую редакцию собрания Дионисия Малого «Dionysiana II», содержит указание на то, что приведенные в конце собрания канонические документы извлечены из архивного хранилища Римской кафедры: «Expliciunt canones ecclesiastici ex scrinio ecclesiae Romanae translati»[112]112
  Ms. RNB. Lat. F. v. II. 3. F. 178 v.


[Закрыть]. Можно предположить, что не только Римская Церковь, но и другие италийские диоцезы имели свои кафедральные архивы, содержимое которых представляло собой богатейший канонический материал, оставшийся от Соборного движения IV в., но никак не систематизированный. В качестве примера таких архивных канонических документов провинциального значения можно привести известную «Collectio Veronensis», представлявшую собой латинскую редакцию актов Ефесского Собора 431 г., исследованную и впервые изданную Е. Шварцем и Е. Штраубом[113]113
  Acta Conciliorum Oecumenicorum / Ed. E. Schwartz, cont. E. Straub. T. I. Concilium universale Ephesenum. Vol. II. Berlin. Leipzig. 1925–1926.


[Закрыть], или же Верцелльский регистр участников Медиоланского Собора 355 г., подписавших послание к Евсевию Верцелльскому с требованием осудить св. Афанасия Александрийского, открытый в свое время кардиналом Ц. Баронием.

По всей вероятности, к концу V в. в Италии вовсе не существовало единого систематического канонического сборника, такого как карфагенский «Codex canonum ecclesiae africanae», или марсельские «Statuta ecclesiae antiqua». Указанная разбросанность италийского канонического предания уже в V в. способствовала утратам крайне важных памятников церковного права. Так, в течении века оказались утрачены акты чрезвычайно значимого для всей Церкви Капуанского Собора 392 г., рассматривавшего учение балканского еретика Боноса Наисского, пытавшегося урегулировать антиохийский раскол и вмешавшегося в дисциплину Карфагенской Церкви; уже в VI в. ни одна каноническая рукопись не содержит ни актов, ни постановлений, связанных с его деятельностью, следы которых встречаются только в упомянутом «Codex canonum ecclesiae africanae», а также в собрании писем св. Амвросия Медиоланского. Таким образом, можно с уверенностью говорить о том, что до того исторического явления, которое Ж. Годме обозначил как «геласианский реннесанс канонистики», процесс рецепции и систематизации канонического наследия IV в. и первой половины V столетия являлся исторической фикцией, и, вероятно, причины этому следует искать в той внешней обстановке разорения, которому подверглась Италия и многие города в связи с остготским нашествием и новым распространением арианства, по крайней мере, на севере, о реальности какового утверждает на основании археологических исследований современный исследователь Дж. Чюрлетти[114]114
  Ciurletti G. Antiche Chiese del Trentino, dalla prima affermazione del cristianesimo al X secolo (Breve excursus alla luce di’trent’anni diverche e scavi archeologici) // Frühe Kirchen im östlichen Alpengebeit von der Spätantike bis in ottonische Zeit. Band. 1. Herausgegeben von H. R. Sennhauser. München. 2003. S. 358.


[Закрыть].

Геласианский реннесанс, впрочем, был никак не связан с личностью самого Геласия, который скорее дал импульс для дальнейшего совершенствования понтификальной администрации. По-видимому, под влиянием данного импульса первые попытки систематизировать италийские и грекоязычные канонические памятники, осуществившиеся при преемниках Геласия и совпавшие по времени с таким внутренним катаклизмом, потрясшим италийское церковное сознание в начале VI в., как лаврентиевская смута, носили скорее спонтанный, чем действительно хорошо продуманный характер.

Анализируя причины начала указанного процесса рецепции и систематизации канонического наследия предшествовавших двух веков, следует иметь ввиду именно внутреннюю церковную смуту, произошедшую в Риме. Предположение, согласно которому начало упомянутой систематизации права было обусловлено особенностями социального положения церковной иерархии в остготском королевстве, представляется достаточно весомым, ибо известное состояние нейтралитета остготской арианской знати по отношению к православному епископату, которое З. В. Удальцова объясняла политическими симпатиями италийского клира[115]115
  Удальцова З. В. Италия и Византия в VI веке. М., 1959. C. 13, 18.


[Закрыть], вынуждало епископат Италии объединиться как бы в единую организацию, которая имела бы прочную основу в виде нового единого, внутренне целостного свода церковного права. Однако пристальный анализ тех канонических документов, которые оказались в первую очередь востребованы в рамках этой своеобразной юридической реформы, поражает прежде всего обильным появлением апокрифов, или, по крайней мере, документов, аутентичность которых вызывает у исследователей серьезные сомнения. По всей видимости, появление документов полемического характера, о существовании которых ранее никто не знал, свидетельствует о степени накала политической борьбы, сотрясавшей Римскую Церковь в начале VI в., между сторонниками папы Симмаха, поддержанного в основном представителями италийского епископата, и сторонниками архипресвитера Лаврентия, поддержанного представителями проконстантинопольски настроенного Римского сената. Исследованные Л. Дюшеном корпус симмахианских апокрифов и лаврентианский фрагмент являют пример диаметрально противоположного толкования событий.

Вероятно, прежде всего в контексте упомянутой италийской церковной смуты следует рассматривать упомянутую каноническую реформу, продлившуюся около полувека. Как достаточно убедительно продемонстрировал Ж. Годме, систематизация и рецепция предшествовавшего итало-греческого канонического наследия, предпринятая в рамках данной реформы, была ознаменована последовательным появлением в течении первых пятидесяти лет VI столетия десяти канонических сборников, которые, как показывает анализ рукописей, следует объединить в четыре группы (Ж. Годме предлагал выделять еще и пятую)[116]116
  Gaudemet J. Op. cit. P. 133–137, 139–141.


[Закрыть].

Первая группа, объединяющая три редакции канонического сборника, известного как «Codex ecclesiae Romanae», была найдена Паскье Кенелем и потому более известно как «Collectio Quesnelliana». Этот сборник представлен многочисленными списками. Списки Квеснеллианы, дошедшие до исследователей, каролингского происхождения. Наиболее древними из этих списков являются рукописи Arras 644 (572), Einsiedeln 191 (277), BNF. Lat. 3842 А, 3848 А и 1454, Wien 2141 (39) и Wien 2147 (42). Эти кодексы представляют собой достаточно толстые манускрипты большого формата, датируемые периодом VIII–IX вв. и исписанные традиционным каролингским минускулом, столь характерным для канонических рукописей этого периода[117]117
  Mitrofanoff A. Anselme de Lucques et la Collection Quesnelliana // Cristianesimo nella storia 33 (2012), P. 759–773.


[Закрыть]. Все три кодекса чрезвычайно богаты по содержанию, ибо представляют собой очень подробный сборник понтификальных декретов и императорских законов IV–V вв., отражающих основные принципы отношений Церкви и позднеримского государства, которые предполагалось предъявить Теодориху в рамках политических инициатив Римской кафедры.

В основу канонического сборника, очевидно, были положены материалы папского архива и законы из Кодекса Феодосия, касавшиеся прежде всего италийских диоцезов, что бесспорно свидетельствует о значительной степени востребованности позднеримского права в целом даже в условиях остготского владычества, когда Церковь стала единственным хранителем прежней правовой традиции. Наиболее показательны в данном отношении именно императорские законы, вошедшие в Квеснеллиану из Кодекса Феодосия. Среди них прежде всего следует отметить эдикт Грациана, Валениниана и Феодосия «Cunctos populos» от 27 февраля 380 г., адресованный населению Константинополя[118]118
  Mss. BNF. Lat. 3842 A. F. 101 v.; BNF. Lat. 3848 A. F. 134; CTh. XVI, 1, 2.


[Закрыть]. Направленный, по мнению П. Иоанну и Е. Ману-Нортье[119]119
  Magnou-Nortier E. Op. cit. P. 96–97; Joannou P. P. La Législation impériale et la christianisation de l’Empire Romain (311–476). OChA 192. Rome. 1972. P. 44.


[Закрыть], некогда против фессалоникийской арианской общины и призванный подчеркнуть истинность никейского омоусианства ссылкой на столь влиятельных первоиерархов как папа Дамас и Петр Александрийский, фессалоникийский эдикт демонстрировал в VI в. безусловную тождественность православной веры и римской государственной традиции. Особенно важно было продемонстрировать эту тождественность для равеннского двора Теодориха, который, хотя и был арианином, однако всеми силами старался быть продолжателем традиций римской государственности. Ярким примером тому является вмешательство майордомов Теодориха Аригерна, Бедеульфа и Гудилы, по приказанию короля фактически спасших православного папу Симмаха, представлявшего италийский православный епископат, от вооруженных сторонников архипресвитера Лаврентия[120]120
  Acta Syn. Rom. 2, 19–20; Pietri Ch, Pietri L. Prosopographie Chrétienne du Bas-Empire, II Italie (313–604). Vol. I. Paris. 1999. P. 186–187.


[Закрыть]. Бесспорно, Теодорих следовал примеру императора Гонория, предотвратившего подобную смуту в Римской Церкви на Равеннском Соборе в 419 году[121]121
  Ibid. P. 680.


[Закрыть].

Примечательно также то, что в Квеснеллиану именно как в сборник декретов оказались помещены знаменитые в свое время законы IV в., направленные против еретиков; например в рукописях сразу же вслед за фессалоникийским эдиктом следует закон Валентиниана, Феодосия и Аркадия от 16 июня 388 г., адресованный префекту претория Татиану, в рамках которого запрещалось вести публичные дебаты относительно религиозных истин[122]122
  Mss. BNF. Lat. 3842 A. F. 102; BNF. Lat. 3848 A. F. 134 v.; CTh. XVI, 4, 2.


[Закрыть]. Хотя закон, по мнению Е. Ману-Нортье, первоначально преследовал цель оградить единство империи от вероучительных смут, сотрясавших общество почти весь IV в.[123]123
  Magnou-Nortier E. Op. cit. P. 186.


[Закрыть], тот факт, что данный закон оказался в Квеснеллиане, может косвенно свидетельствовать о стремлении сохранить тот внешний политический нейтралитет между доминировавшей в Италии в VI в. Кафолической Церковью и остготским арианством. Вероятно, на основании анализа актов италийских Соборов начала VI в. можно говорить о том, что при Теодорихе этот нейтралитет был действительной реальностью (для сравнения стоит вспомнить ту борьбу между православными епископами северной Италии и арианами, которая началась в конце столетия при лангобардах). Впрочем, это лишь предположение, так как упомянутый закон логически завершали две конституции из Кодекса Феодосия, включенные в Квеснеллиану, которые представляли собой законы, направленные именно против еретиков. Один из них – закон Валентиниана, Грациана и Феодосия от 10 января 381 г., адресованный префекту претория Евтропию, который в свое время обеспечивал государственной поддержкой проведение антиарианских Аквилейского и Константинопольского Соборов, прямо запрещал предоставлять места для совершения служб последователям Фотина Сирмийского, собственно арианам и аномеям и провозглашал обязательность исповедания никейского вероопределения[124]124
  Ms. BNF. Lat. 3848 A. Loc. cit.; CTh. XVI, 5, 6.


[Закрыть]. Данный очень ригористический закон в условиях Италии VI в., конечно же, нуждался в существенных комментариях, тем более, что никаких серьезных общин у фотиниан или аномеев тогда уже не существовало. Однако Квеснеллиана не предоставляет закону никаких глосс или схолий. Второй закон был более актуальным для эпохи, современной составлению Квеснеллианы, и представлял собой постановление Феодосия II и Валентиниана, адресованное префекту Рима Фаусту летом 425 г., запрещавшее внутри Рима исповедывать еретические и схизматические учения манихеев и математиков, то есть был направлен против магии и астрологии. По мнению Е. Ману-Нортье, данный закон юридически обосновывал традицию, в контексте которой антиеретическим санкциям подлежал тот, кто разорвет общение с Римским епископом[125]125
  Magnou-Nortier E. Op. cit. p. 287.


[Закрыть]; в связи с этим становится понятным, почему подобный закон оказался в Квеснеллиане: именно он обосновывал в тот момент в пределах Италии церковное главенство Римского епископа.

Квеснеллиана является одним из тех канонических сборников ранневизантийского времени, в котором единство Церкви и государства по отношению к еретикам выражается наиболее явственно, подтверждением чему служит наличие в рукописях Квеснеллианы эдикта, изгнавшего из Рима еретика Целестия по решению императора Гонория в 418 году[126]126
  Pietri Ch, Pietri L. Op. cit. Vol. I. P. 362–363.


[Закрыть]. Вероятно, помещение в Квеснеллиану данного документа частного характера было обусловлено тем, что в глазах понтификальных нотариев начала VI в. документ представлял собой прекрасный прецедент, сослаться на который можно было бы всегда при первой возможности[127]127
  Mss. BNF. Lat. 3842 A. F. 56; BNF. Lat. 3848 A. F. 33 v.


[Закрыть]. В состав Квеснеллианы оказались включены также конституции Маркиана, адресованные Халкидонскому Собору, послание «О Вере» св. Амвросия Медиоланского к Грациану и исповедание веры папы Дамаса 378 г., что лишь подтверждает тот факт, что не только дисциплинарная, но, прежде всего, вероучительная проблематика оказалась востребована в начале VI в. в рамках правовой кодификации, осуществлявшейся в Римской Церкви[128]128
  Ms. BNF. Lat. 3848 A. F. 59 v.-64, F. 84, 135 v.-36.


[Закрыть].

Большую часть собственно канонического материала Квеснеллианы составляют папские декреты Римских епископов IV–V вв., в то время как Соборная история Италии этого же периода нашла свое отражение только в двух посланиях, первое из которых является посланием Медиоланского Собора 393 г. к папе Сирицию, а второе – посланием Медиоланского Собора 451 г. к папе Льву. По-видимому, авторов Квеснеллианы особенно не интересовало местное предание италийских диоцезов, они готовили унификацию канонической системы по римскому образцу. Неслучаен в связи с этим выбор именно этих Соборных посланий: оба Медиоланских Собора адресовали свои послания Римскому епископу, поэтому в состав Квеснеллианы могли включить первые попавшиеся документы, иллюстрировавшие Соборную активность предшествовавшего времени. Анализируя списки Квеснеллианы, следует согласиться с Ж. Годме, который, указывая на галльское происхождение практически всех списков, утверждал, что коллекция стяжала популярность в Галлии в большей степени, чем в Италии, и сохраняла ее вплоть до второй половины VIII в.; однако данное обстоятельство не может подвергнуть сомнению италийское происхождение сборника, в пользу чего высказывались Л. Дюшен и Ф. Маасен[129]129
  Société d’histoire du droit // RHD. XI, 1932. P. 208–209; Stickler A. M. Historia iuris canonici. T. I. Historia fontium. Augustae Taurinorum. 1950. P. 50.


[Закрыть].

«Collectio Quesnelliana», как образец сборника декретов, конечно же нуждалась в существенном дополнении такими каноническими материалами, которые представляли бы собой не столько завершенные юридические нормы, сколько текущую документацию, иллюстрирующую сложнейшую историю становления италийских диоцезов в IV–V веках. Именно такую цель преследовало на протяжении всей первой половины VI столетия появление второй группы нескольких канонических сборников, объединяемых исследователями в две подгруппы, на основании взаимозависимости их редакций[130]130
  Gaudemet J. Op. cit. P. 139.


[Закрыть]. Первая подгруппа таких канонических сборников, бесспорно, предлагает собрание «Collectio Sanblasiana» (Святого Власия) в качестве основного памятника. Собрание получило свое наименование от Лавантальского монастыря в Каринтийских Альпах, откуда ведут происхождение три основных списка сборника (Mss. BNF. Lat. 1455, 3836, 4279). Среди них наиболее ранним и полным является кодекс BNF. Lat. 3836 (m/f 261), датируемый VIII в., прочтение которого дает исчерпывающее представление о характере документов, зафиксированных в собрании. Собрание Святого Власия предлагает вначале латинскую редакцию грекоязычных Соборов, как четырех Вселенских, так и Поместных, а затем разворачивает калейдоскопическую панораму безусловно апокрифических документов, которые призваны проиллюстрировать историю Римской Церкви в первой половине IV в., т. е. в эпоху, современную большинству из представленных греческих Соборов. Большая часть этих документов была составлена в эпоху папы Симмаха, когда папа, боровшийся против Лаврентия, пытался склонить на свою сторону короля Теодориха. Именно тогда некоторые местные предания Римской кафедры облекаются в форму документов, будто бы оставленных христианскими предками. Среди этих апокрифов первое место занимают акты т. н. Синуесского Собора, который будто бы произошел в окрестностях Капуи в конце правления Диоклетиана и имел в качестве объекта рассмотрения ряд дисциплинарных вопросов, в частности, вопрос об апостатах[131]131
  Ms. BNF. Lat. 3836. F. 47 v.


[Закрыть]. Затем следуют еще более знаменитые апокрифы, озаглавленные как «Constitutum Silvestri», среди которых главным является протокол т. н. Римского Собора 325 г., в рамках которого читатель видит инсценировку Соборных суждений Сильвестра, изложенных в виде специфического формуляра, выработанного в ходе деятельности Римских Соборов конца V – начала VI веков. Данные суждения касаются проблемы празднования Пасхи и хиротонии клириков, причем особенно примечательным представляется повеление, вложенное италийскими канонистами начала VI в. в уста Сильвестра, по которому епископ не имел бы права рукополагать какого-либо клирика без одобрения церковного народа[132]132
  Ibidem. F. 47 v.-51.


[Закрыть]. Данное постановление, безусловно, имеет прямое отношение к Римской церковной смуте, ибо Симмах в своем противостоянии Лаврентию, поддерживавшемуся проконстантинопольскими сенаторами, надеялся именно на широкие слои Римского клира и населения, которые могли даже в случае видимого торжества Лаврентия, ссылаясь на постановление, зафиксированное в собрании Святого Власия, заблокировать совершаемые им хиротонии.

Именно «Constitutum Silvestri» обусловило дальнейшую популярность собрания Святого Власия в североиталийских диоцезах, о чем свидетельствовал еще Л. Дюшен, проводивший прямую стемму, которая демонстрировала непосредственное влияние рукописей Санбласианы на позднейшие редакции италийских канонических сборников вплоть до VIII в., в частности на некоторые редакции «Collectio Pseudoisidoriana»[133]133
  Le Liber Pontificalis / Ed. L. Duchesne. Paris. 1886. T. I. Préface.


[Закрыть]. Концепцию Дюшена подтверждает распространение еще одного документа, содержащегося в Санбласиане, отрицать аутентичность которого однозначно нельзя. Данный документ представляет собой латинскую редакцию т. н. «Gesta Liberii Papae», оригинал которых был написан на греческом языке и содержится в «Церковной Истории» Созомена и Феодорита Киррского[134]134
  Ms. BNF. Lat. 3836. F. 51–53 v.


[Закрыть]. В рамках данного документа исследователь сталкивается с диалогом папы Либерия и императора Констанция, относящимся к завершающему этапу разгрома «омоусианской оппозиции» западных епископов, осуществленного императором на Медиоланском Соборе 355 года. Текст диалога, в котором участвуют также сторонники императорского омийства Эпиктет, епископ Центумцелльский и придворный евнух Евсевий, заканчивается неудачной попыткой подкупа папы императором. Несмотря на то, что Либерий, как известно, через два года все-таки капитулировал перед Констанцием, диалог демонстрирует непреклонность папы. Среди исследователей не существовало единого мнения относительно происхождения данного памятника, и, если О. Зеек и Х. Лиетцманн отрицали всякую подлинность документа, приписывая его происхождения благочестивому преданию, то П. Баттифоль и Й. Галлер, напротив, утверждали, что запись дискуссии, хотя и была запротоколирована в папской канцелярии спустя несколько лет после 355 г., бесспорно отражает свершившееся событие[135]135
  Seek O. Geschichte des Untergangs der Antike Welt. Berlin. 1911. T. IV. S. 446; Lietzmann H. Op. cit. T. III. S. 213; Battifol P. La Paix constantienne et le catholicisme. Paris. 1914. P. 478; Haller J. Das Papsttum, Idee und Wirklichkeit. I. Die Grundlagen. Stuttgart. 1959 (1965). S. 365.


[Закрыть]. Ш. Пьетри характеризовал протокол дискуссии как крайне правдивый документ: «В маленькой драме, сообщенной двумя историками, каждый персонаж играл собственную роль»[136]136
  Pietri Ch. Roma Christiana. Recherches sur l’Église de Rome, son organisation, sa politique, son idéologie de Miltiade à Sixte III (311–440). Roma. 1976. T. I. P. 247.


[Закрыть], – в связи с чем его значение резко возрастает. Появление документа в Санбласиане неудивительно в контексте описанного выше синтеза Римского церковного предания, осуществленного в рамках данного типа канонических собраний в начале VI в., а обстоятельство того, что латинская редакция данного документа затем войдет в некоторые редакции Псевдо-Исидоровых Декреталий, примером чему является кодекс XII в. BNF Lat. 3853 (Telleriano-Remensis 263)[137]137
  Ms. BNF Lat. 3853 (Telleriano-Remensis 263). F. 278 v.


[Закрыть], лишний раз подтверждает гипотезу аббата Л. Дюшена о прямой зависимости ряда редакций Псевдоисидорианы от Санбласианы.

Несмотря на столь интересный подбор документов, задача широкого привлечения понтификального архива к формированию новых канонических сводов не была решена в рамках собрания Святого Власия. Более того, сборники, родственные Санбласиане по принципу комплектования, а именно «Collectio Vaticana» и «Collectio Teatina», еще в большей степени были далеки от обозначенной цели.

Именно в силу данного обстоятельства римскими канонистами VI в. была проведена новая подготовительная работа по рецепции практически всех имевшихся документов IV–V вв., касавшихся истории канонического становления Римской кафедры и истории борьбы епископов с государственной властью в этот период. Результатом данной работы стало появление второй подгруппы канонических собраний италийского происхождения, которые формировались, в отличие от Квеснеллианы, не по систематическому, а по хронологическому принципу. Данную подгруппу образуют, по сравнению с Квеснеллианой и Санбласианой, действительно необъятные сборники канонических документов IV–V вв.: «Collectio Thessalonicensis», вмещавшая документы этого греческого диоцеза, подчиненного Риму, и посланная на Римский Собор в 531 г., а также «Collectio Auellana», в которую в середине VI в. вошел весь спектр документации, относившейся к внешнеполитической деятельности Римской Церкви[138]138
  Mss. Vat. Lat. 5751 (Collectio Thessalonicensis); Vat. Lat 3787; Vat. Lat. 4961 (Collectio Auellana); Collectio Thessalonicensis ad fidem Cod. Vat. Lat. 5751. Textus et Documenta / Ed. K. Silva Tarouca. Universitas Gregoriana. I, 23. Romae. 1937; Epistulae imperatorum pontificum aliorum inde ab A. CCCLXVII usque ad A. DLIII datae. Auellana quae dicitur collectio / Ed. O. Guenther // CSEL 35 Vindobonae. 1895. T. I, II.


[Закрыть]. В частности, среди этой документации можно встретить императорские конституции второй половины IV в., касавшиеся статуса Римских епископов, послания пап к местным епископам, чрезвычайно важные и редко встречающиеся акты Римских Соборов 484, 485 и 495 гг., относящихся к Акакиевской схизме – первому по-настоящему серьезному конфликту Рима и Константинополя. На этом рецепция Римскими канонистами ранневизантийского императорского церковного права, а также Соборных актов италийского происхождения фактически закончилась.

Примечательно то обстоятельство, что в отличие от наполненного апокрифами собрания Святого Власия, пестрящая уникальными, нигде более не встречающимися документами, оставшимися от италийской Соборной истории IV–V вв. Авеллана получила чрезвычайно слабое распространение, фактически она не была известна даже за пределами Италии. Вероятно, в силу данного обстоятельства колоссальному пласту документов указанного периода суждено было занять маргинальное положение в латинской канонистике. Ни один сборник, ни одна редакция, ни одна рукопись не содержит заголовка, который бы представлял читателю титул под названием «Incipiunt concilia Italiae». Акты италийских Соборов позднеримской эпохи либо присутствуют в италийских сборниках фрагментарно, как например послания Медиоланских Соборов 393 и 451 гг. в Квеснеллиане, или они теряются среди бесчисленных папских декретов и писем как в Авеллане. Очевидно, что италийское Соборное наследие оказалось в целом не востребовано италийской канонической традицией. Императорское ранневизантийское законодательство в целом оказалось неплохо воспринято италийской канонической традицией, если иметь ввиду чрезвычайно распространившуюся в Галлии Квеснеллиану и слабо распространенную даже в Италии Авеллану. Однако это касается только императорского церковного права, не подвергшегося рецепции юристов Юстиниана.

После того как византийцы отвоевали Италию у остготов при Юстиниане, в недрах италийской светской юридической традиции возникло большое количество редакций и комментариев к Новеллам Юстиниана, Институциям и Кодексу, таким как «Epitoma Juliani», «Authenticum», «Glossa Taurinata», «Summa Perusina». Однако, как отмечает О. Р. Бородин, все они представляли собой лишь юридические справочники, лишенные всякой самостоятельности[139]139
  Бородин О. Р. Равеннский Экзархат, византийцы в Италии. СПб. 2001. C. 50–62.


[Закрыть]. «В самом деле, их зависимость от имперского законодательного свода «Corpus juris civilis» столь всеобъемлюща, что возникает вопрос: можно ли вообще воспринимать их как отдельные юридические памятники»[140]140
  Там же. C. 49–50.


[Закрыть]? Если даже светское содержание этих справочников заставляет задать вопрос относительно их самостоятельного значения, то почти полное игнорирование их канонической италийской традицией заставляет признать, что италийская Церковь так и не восприняла юстиниановскую рецепцию императорского церковного права, сохраняя лишь представления о доюстинановских светских собраниях (Кодексе Феодосия).

Единственным каноническим сборником, который подвергся определенному влиянию юстиниановского права, является достаточно позднее собрание галльского происхождения, датируемое началом VIII в. и названное «Collectio Sancti Amandi» по имени аббатства, в скриптории которого были составлены три известных списка сборника[141]141
  Gaudemet J. Op. cit. P. 149.


[Закрыть]. Впрочем, собрание Святого Аманда представляет особый интерес для исследователя именно италийского канонического права ранневизантийской эпохи, ибо рукописи данного сборника, в частности наиболее полный кодекс BNF Lat. 3846, помимо латинской редакции V новеллы императора Юстиниана, содержат ряд документов италийского происхождения, которые не имеют никакого отношения к реалиям, связанным с историей галльских диоцезов. Среди них следует упомянуть рескрипт императора Гонория папе Бонифацию 418 г. о порядке избрания Римских епископов, акты Римских Соборов 465 г., представлявшего собой разбор апелляции испанских епископов к папе Иларию, акты Римского Собора 487 г., на котором папа Феликс запретил североафриканскую практику повторных рукоположений и крещений, акты Римских синодов, связанных с лаврентиевской схизмой, с подробными списками участников этих синодов, сохраненными в подписных листах[142]142
  Ms. BNF. Lat. 3846. F. 47 v. (rescriptum Honorii), F. 97 v. (Concilium Romanum a. 465), F. 101 v. (Concilium Romanum a. 487), F. 110 v. (Synodi symmachianae), F. 123 (Iustiniani V novella constitutio).


[Закрыть].

В конце XVII в. Э. Балюз осуществил критическое издание этих подписных листов, актуальность которого признавалась в XX в. Т. Моммзеном.[143]143
  Nova Collectio Conciliorum sev supplementum ad collectionem Labbei / Ed. S. Baluzii. Parisii. 1707. P. 1460–1461. Лучшее издание актов Римских синодов 499–502 годов см.: Cassiodori Variae / Ed. Th. Mommsen // MGH. Т. 12. 1894. P. 399–455.


[Закрыть]. На основании труда Э. Балюза, уточненного Т. Моммзеном, можно сделать вывод, что италийское каноническое предание в лице актов указанных синодов оказало колоссальное влияние на галльскую каноническую традицию через особую группу источников, представляющую собой многочисленные редакции «Collectio Dionysiana», которой будет суждено возыметь решающее значение в формировании раннесредневекового корпуса латинского канонического права. Среди этих редакций решающую роль в распространении италийских Соборных актов играла редакция, известная как «Dionysiana de Bobbio»[144]144
  Gaudemet J. Op. cit. P. 137; Maasen F. Geschichte der Quellen und der Literatur des canonischen Rechts im Abenlande bis zum Ausgange des Mittelalters. Paris, Turin, Florenz, Oxford. 1870. P. 471–476.


[Закрыть], в то время как наиболее ранним подтверждением италийско-византийского правового влияния на галльское церковное право является Санамандиана. Неслучайно упомянутый кодекс Санамандианы содержит сравнительный лист греческого и латинского алфавитов, что может свидетельствовать о наличии у составителей коллекции греческих источников[145]145
  Ms. BNF. Lat. 3846. F. 129.


[Закрыть].

На основании анализа Санамандианы можно сделать вывод, согласно которому в VI в. в Италии была осуществлена такая тщательная работа в области рецепции ранневизантийского права, которая позволила не только создать единый систематический канонический свод, универсальный для всех италийских диоцезов, но и определила дальнейшее распространение этого свода в областях, которые никак не были исторически связаны с византийской правовой традицией, в частности в Галлии. Очевидно, что Квеснеллиана, хотя и составленная по систематическому признаку, а также включавшая значительное количество императорских законов, не могла быть востребована за пределами Италии на протяжении долгого времени, ибо она игнорировала наследие Соборной истории италийских диоцезов, в рамках которого были выработаны чрезвычайно важные канонические правила для западной церковной жизни. Сборники другого типа, такие как собрание Святого Власия или Авеллана, напротив, оказывались перегружены многочисленными частными документами, имевшими когда-то значение исключительно в пределах Италии, и не были актуальны для последующих веков, тем более что документы помещались в этих сборниках без всякой системы в хронологическом порядке.

Именно поэтому действительно широкая рецепция ранневизантийского права требовала в VI в. создания систематического свода канонов, который бы включил в свой состав самые важные документы, которые были бы актуальны не только для реалий италийской церковной жизни, но которые могли бы быть использованы по всей Западной Церкви, тем более что такое распространение италийско-византийского права в Европе уже отвечало церковно-политическим замыслам Римских епископов в VI веке. Благодаря указанным обстоятельствам и оказалась востребована та кодификация, которую предпринял в начале VI в. монах Дионисий Малый, результатом которой явилось создание самой главной группы италийских канонических сборников, объединяющих многочисленные редакции Дионисианы.