Текст книги "Рыцарь без ордена"

– Не надо, – ответила она. – Ты всегда готов к бою.

Графа словно невидимая рука великана ласково уложила на землю. Боль от ран как-то сразу отступила, удалилась в небытие, он почувствовал необычный прилив сил, словно выпил кубок любимого вина.

Астазия скинула одежды – одним ловким движением, словно листва опала со стройного дерева.

Возможно, она была даже очень хороша, Роберт не считал себя в этом деле знатоком и ценителем. Он сделал попытку подняться, и вдруг понял, что не может пошевелиться – магическая сила сковала его. Такое, пришло вдруг ему на ум, с ним тоже уже случалось, когда он схлестнулся с ситбиллским магом. Ничего принципиально нового он на этом столь таинственном и легендарном острове, о котором ходит столько невероятных слухов, он пока не увидел.

– Побойся того, чему ты веришь! – только и нашел граф силы в последний раз не отвертеться, а отсрочить неизбежное. – Мой сын же смотрит!

– Он давно уже вне скал – торопится возвестить твоих спутников о победе!

Она смотрела ему в глаза. Ее глаза были того же цвета, что и небеса над головой, точь-в-точь.

Она быстро освободила его от одежд – не без помощи магии. Прикоснулась к тому, что должно было сыграть главную роль в предстоящем действе, убедилась, что все как и должно быть, и уселась на графа.

Он от бессилия как-то помешать происходящему закрыл глаза.

– Да видит моя супруга, что я верен ей даже сейчас, – произнес он. – Никогда бы раньше не подумал, что графа Роберта кто-то может изнасиловать1 Ему, собственно, неважно было: может ли увидеть его дух покойный жены, и существует ли загробная жизнь вообще. Верность ей он соблюдал ради клятвы ордену, имени не имеющему. И думал сейчас: простят ли ему братья? Даже если нет, даже если его приговорят к смерти за нарушение клятвы, он должен пройти свой путь до конца.

Впрочем, он не считал происходящее чем-то очень уж неприятным или унизительным.

Нельзя бороться с неизбежным, его надо перетерпеть. И постараться извлечь максимум удовольствия и выгоды. Только, несмотря на годы вынужденного воздержания, никакого удовольствия не было.

– Я представляю сейчас, что это не ты, – произнес он, не открывая глаз, – а она.

Астазия усмехнулась:

– Это не займет много времени.

Он понял, что да, это довольно быстро. И пытался вспомнить – что он чувствовал, когда то же самое происходило между ним и его женой? Нет, все было не так, совсем не так. Так больше никогда не будет, потому что ее нет.

Астазия прекратила ритмичное движение. Но не слезла.

– Ты пришел убить меня, – сказала она. Не спросила – констатировала.

– Нет, – открыл глаза. – Я никогда не вру.

– Ты пришел уничтожить то, что дало жизнь мне. Что дает жизнь острову. Ты хочешь уничтожить то, что приносило в мир только добро. Это то же самое, что убить меня.

– То, что я хочу уничтожить, – произнес граф, – уничтожит мир.

Он сделал попытку сбросить ее и подняться на ноги, но тщетно.

– Это ты так думаешь. Так или иначе, я тебя не пущу туда. Ты умрешь. Я не хочу твоей смерти, но ты мне больше не нужен. Я могла осчастливить тебя, дав тебе то, о чем мечтают другие. Но ты же не остановишься…

Граф промолчал.

– Прости, любимый, – вдруг прошептала она, склонилась к нему и поцеловала в губы.

И в то же мгновение Роберт почувствовал, что неведомая сила сжимает ему горло.

Он пытался бороться, придержал дыхание – но все было бесполезно. Через несколько мгновений мир померк, лицо Астазии, на котором не было ни намека на радость или жестокость, потеряло свои черты и он приготовился принять смерть.

«Как близко от цели, как близко! – мелькнула последняя мысль. – Блистательные Эксперты, я не оправдал ваших надежд…»

Гермонда успела прокрасться к арене как раз к тому моменту, когда поединок начался. Блекгарт и девчушка не отрывали взгляда от сражающихся и не заметили ее. Она встала за резную колонну в тени, так, чтобы ее никто не видел.

Повелитель ее сердца, граф Роберт Астурский – прекраснейший из мужчин – дрался с каким-то грязным полуобнаженным гигантом.

Она затаив дыхание следила за поединком, вздрагивая при каждом взмахе меча и восхищаясь мастерством бойца в светлых одеждах. Правда, противник не уступал, но Гермонда не сомневалась в том, на чьей стороне окажется победа. Ей хотелось кричать, ей хотелось, чтобы граф знал – она здесь, она рядом!!! Но Гермонда боялась проявить себя – ведь неизвестно, что может сделать эта еще нерожденная уродина-чародейка, увидев ее здесь…

И вдруг свет померк померк перед ее глазами – непобедимый воин в светлых одеждах рухнул на землю.

И в то же время радостный крик Блекгарта достиг ее ушей:

– Победа!!! Отец победил, Астазия, победил!

«Как победил?»– не могла понять Гермонда. Она пристальнее всмотрелась в победителя, без сил опустившегося рядом с бездыханным телом побежденного. И поразившись, узнав в нем те же черты графа Астурского.

Горе мгновенно сменилось радостью: Блекгарт, при всем его тупоумии, уж точно знает, который из двоих его отец.

Она была права, конечно же граф Роберт не может не победить!!!

Ее радость не знала границ и молодую женщину ничуть не смущало, что минуту назад она переживала за другого.

До ее ушей донесся диалог Блекгарта с этим недоразумением природы, и Гермонда поняла, что они торопятся уйти отсюда. И не обратила никакого внимания на сей факт, потому что увидела как к владыке ее помыслов приближается какая-то женщина.

Она не пропустила ни слова из их разговора, хотя расстояние было довольно приличное.

Волна возмущения охватила Гермондой, она не находила слов в родном языке, чтобы выразить то, что думает. Руки зашарили по складкам одежды.

Да! Кинжальчик, который ей когда-то подарил граф, с нею!

Эта паршивка, будь она хоть какой-раскакой волшебницей, поплатиться за свое…

за свой… в общем – за все!

Не размышляя ни о чем другом, Гермонда с некоторым трудом перелезла через барьер и помчался к странной группе из одного магического мертвеца, мерзкой чародейши и своего, лишенности возможности двигаться, рыцаря сердца.

Она подбежала и встала за спиной насильницы, стараясь успокоить дыхание.

Какое-то прорезавшееся неизвестно откуда женское чувство самосохранения смешанное с ненавистью к сопернице, подсказало ей, что у нее будет лишь одна возможность на удар.

– Прости, любимый, – прошептала волшебница и склонилась над бездвижным графом.

«Она еще смеет называть его любимым!»– взорвалась гневом Гермонда и вонзила кинжальчик чуть ниже затылка ненавистной женщины до самой рукоятки.

Та даже не вскрикнула, повалилась на лежавшего бездвижно графа.

Внучка Арситанского короля брезгливо поморщилась и встала на колени, чтобы столкнуть негодницу со своего любимого.

Какой-то странный звук привлек ее внимание, перекрыв бурные возгласы несуществующей восторженной толпы, что фанфарами гремели в ее ушах.

Гермонда повернула голову. К ней из темных ворот мчалась она сама, сжимая в руках кинжальчик с золотой рукояткой.

Он не умер.

Открыл глаза и увидел небо: чистое, светлое небо, словно говорящее как прекрасна жизнь.

И тут же вернулась боль. И какая-то тяжесть.

Роберт приподнялся на локте – Астазия лежала на нем, нагая, распластавшись, словно лягушка. Из шеи торчал смутно знакомый кинжал.

Граф только сейчас сообразил, что в ушах не звон от возвращения из беспамятства, а девичий визг – по арене мчалась Гермонда, нелепо задрав юбки, чтобы не мешали бежать, а за ней гналась… то же Гермонда и так же визжа.

Бред! Он жив, а не в загробном царстве мертвых, где только и возможны такие нелепицы!!!

Замешательство длилось недолго – он сообразил, что остров создал двойник Гермонды так же, как до этого создал двойник самого Роберта. Неважно, откуда взялась здесь Гермонда – важно, что ей угрожает смертельная опасность! И он вспомнил, почему кинжал в затылке Астазии показался ему столь знакомым.

Тем временем убегающая споткнулась, вторая Гермонда упала, споткнувшись о первую, кинжальчик выскочил из девичьих пальцев.

Роберт быстро оправился (неудобно представать перед ней голым, все же внучка его короля и жена сына старейшины старейшин), подобрал свой меч и поспешил к дерущимся женщинам.

Они сцепились, словно две диких кошки, стараясь исцарапать друга когтями, а если получиться – то и укусить. Волосы у обеих разметались, звуки были нечленораздельны, позы… Да, никакой мужчина не отправится быстро от подобного зрелища (если только Найжел, которому все равно). И смешно, и отвратительно. А главное – дело неизбежно кончится чьей-нибудь гибелью….

Граф решительно подошел к той, что находилась сверху и сдернул ее с жертвы, отбросил на три шага.

– Граф Роберт! – воскликнула одна.

– Любимый, ты спас меня! – подхватила другая.

– Пусти меня, я убью ее! – завизжала первая.

– Она, она – порождение этого острова! – ткнула пальцем в противницу вторая.

Роберт стоял посередине с мечом, готовый обрушить его на магического двойника.

Но кто из них двоих настоящая Гермонда?

Женщины вновь бросились друг на друга (он не успел заметить, кто из них совершил движение первой, да и вряд ли это помогло бы определить двойника), но граф успел встать между ними, оттолкнув обоих руками. Обе упали на землю.

– Роберт! Это же я – Гермонда! – воскликнула одна.

– Граф, неужели вы дадите обмануть себя! Я так боялась за вас, так переживала!

– Если кто-нибудь из вас попытается подняться – значит он двойник и я рублю мечом не глядя! – грозно выкрикнул граф.

Да… Ну и положеньице. Вряд ли он выполнит свою угрозу.

Но подействовало. Двойник, даже лишившись своей хозяйки, оказался не так прост, как какая-нибудь грязевая кукла.

Обе женщины смотрели друг на друга гневными взглядами, одновременно убеждая Роберта, что настоящая именно она, но встать опасались.

Ситуация была нелепа до предела – после стольких испытаний, после тяжелейшего поединка, он стоит меж двух разъяренных фурий и абсолютно не представляет, что делать.

Одна из них пыталась привстать с земли и граф тут же взмахнул мечом, подтверждая серьезность своих намерений.

– Сидеть!!!

Безумно хотелось пить. Даже не вина – просто глоток холодной воды. Усталость давала себя знать.

И надеяться можно было только на то, что появится Блекгарт и другие – пусть сами разбираются которая из них настоящая.

Правда, неизвестно сколько долго может существовать двойник – может сам с мгновения на мгновение распадется во прах. Впрочем, труп его двойника лежит до сих пор… А может, это столь могучая и неведомая магия, что двойник и не исчезнет теперь – будет жить пока не помрет от старости, если не убьют раньше?

Во смеху-то было бы, как будто одной Гермонды мало!

Обе плакали – от злости к сопернице, от бессилия, от того, что граф не может понять, кто из них настоящая.

– Так или иначе, – произнес Роберт, – одна из вас спасла мне жизнь…

Так стоящим с мечом меж двух заплаканных и расцарапанных Гермонд его и увидели Найжел, Блекгарт, Айвар и отряд воинов, готовых сражаться с нечистью в любой момент. Путь, на который Роберту потребовалось почти два десятка дней, они преодолели теперь менее чем за четверть часа…

Эпизод четырнадцатый

Нежить, прислуживавшая волшебнице-затворнице, поддерживающая огромный замок и остров в идеальном порядке, умирала. То тут то там на побережье валялись появившиеся прямо из воздуха после достопамятного сражения и смерти повелительницы мутновато-зеленые, теперь почти потерявшие псевдочеловеческую форму, беззвучно подыхающие создания.

Верховный жрец орнеев, вместе со своими помощниками, нейтрализовывал оставшуюся без хозяина магию, насыщающую сам воздух острова. Цели верховного жреца были недоступны Роберту, но они его и не интересовали – до тех пор, пока не мешали его собственным. Он скорее относился к жрецу как к союзнику, а не противнику.

Собственно, так оно и было.

В сам замок никто не входил. По приказу графа Роберта десять арситанских рыцарей, сменяя друг друга, стояли у входа в замок. Они не пропустили бы ни верховного жреца, ни кого любого. Никого – так приказал граф, которому они верили беспрекословно и которому рады были помочь, они восхищались им.

Сам Роберт отдыхал. Он прекрасно отдавал себе отчет, что медлить с главной целью путешествия нельзя. Но и торопиться не стоило.

Чисто выбритый, пахнущий благовониями, он сидел за столом под открытым небом возле своего походного шатра вместе с Найжелом, который отъедался и смаковал вино, вознаграждая себя за все время вынужденного воздержания (в плавание было взято несколько жен Найжела и их он уже посетил). И орней все время говорил, словно опасаясь, что отвык от человеческой речи.

Но, вопреки опасениям Роберта, Найжел ни в чем не упрекнул друга, и не начал хаять магию и чародейство, как предполагал друг. И не жаловался на время, проведенная в золотой бочке. Он вообще предпочитал об этом молчать. «Ты снова спас меня, Роб!»– сказал он уже становящуюся привычной фразу. И один раз мимоходом коснулся, что неплохо бы потом слазать в горы и попытаться найти древнее оружие чужинцев – вдруг вода уже схлынула из подземной цитадели?

Амулеты, с ярко сияющими камешками посередине, висели на шеях обоих, но ни один из них и не заикался о перевоплощении. Они вообще по молчаливому согласию решили не говорить об этом.

Роберт выслушал очередную тираду друга, сделал еще глоток вина и отставил кубок.

– Мне надо идти, Найжел, – встал он из-за стола. – Хочу осмотреть замок. Раз уж я здесь, почему не полюбопытствовать?

– Я пойду с тобой, Роб! Вдруг там окажутся новые ловушки?

– Не думаю, – улыбнулся граф, лихорадочно соображая, как бы отговорить друга.

– В замке – жили… вернее жила.Так какие там опасности? Может, какие сокровища и есть… Не зря же сюда столько людей стремилось. Думаю, в самом замке опасностей нет. Хотя все может быть…

– Мои руки соскучились по мечу, – усмехнулся Найжел, – глаза – по новым местам, а…

– …а язык – по разговору, – со смехом закончил друг.

– Да почему бы и нет? Добрый разговор – не хуже хорошей драчки…

– Ладно, Най, в любом случае ты не помешаешь. Эй, позовите моего нового оруженосца! Он пойдет со мной.

Второй раз проходя по туннелю смерти, граф даже не вспоминал о событиях первого своего похода здесь. Все мысли его были уже в замке, в таинственной комнате (которую еще предстояло разыскать), где находилась цель почти всей его жизни, нечто, могущее погубить все, что он любит – проход в иномирье, через который просачивается чужая магия…

Еще одной мировой катастрофы не будет. Он, Третий Блистательный Эксперт ордена, имени не имеющего, перекроет лаз и предотвратит глобальное бедствие.

Небольшой отряд вышел на ристалище. Труп двойника Роберта, к которому не посмели прикоснуться (как и к погибшей волшебнице), разлагался под воздействием жаркого не по времени года солнца и был облеплен насекомыми.

«Значит, – подумал Роберт, – они ведут себя как люди. И двойник Гермонды проживет еще долго.»

Обе принцессы содержались взаперти (в разных комнатах, естественно), со всем подобающим почетом, но под надежной охраной. Даже верховный жрец не мог определить, которая из них настоящая и решили подождать – может, время рассудит. Интересно, на взгляд графа, на это событие отреагировал Айвар:

«Прокормим обеих!»– сказал он и будто забыл об этом, интересуясь больше злоключениями графа в туннеле смерти. А Блекгарт, узнав о происшедшем после того, как он покинул поле боя, грустно произнес: «Значит, у меня не будет сестренки…»

– Распорядитесь, – сказал граф старшему из сопровождавших их солдат, – чтобы их похоронили где-нибудь в лесу… Хотя, погоди, пусть закопают пока только моего двойника. А ее подождите хоронить, если где-нибудь здесь найдем кладбище, пусть упокоится рядом со своими предками.

Граф Астурский всегда уважал побежденных.

Стража легкими кивками встретила графа и он, в сопровождении своих спутников, вошел в замок.

Ничего необычного в постройке не было – древний укрепленный замок средней руки феодала. Но Роберт знал, зачем так долго добирался сюда. Сердце само привело его к закрытым дверям на верхнем этаже северной башни.

– Подождите меня здесь, – попросил Роберт Найжела и остальных. – Я один сперва посмотрю… И ты, Кар, пока останься здесь.

Девушка, которая не знала, в чем заключается ее миссия и, по мнению графа, питающая к нему безответную любовь, покорно кивнула. Сперва Роберт сам все посмотрит, а уж потом вызовет Первого Блистательного Эксперта ордена, имени не имеющего.

Роберт вошел, зная, что предстанет его глазам (уже видел в чудесный экран в подземелье чужинцев) и прикрыл за собой дверь.

Все было так, как он видел там – полосы света на полу от узких окон, тяжелая, древняя мебель. Даже огонь в очаге горел – он, видимо, не подпитывался дровами и углем, а горел, поддерживаемый магический энергией. «Значит, – подумал Роберт, – скоро погаснет. Но это уже не будет иметь ровно никакого значения».

– Я ждал вас, граф, – вдруг раздался знакомый голос.

В кресле, где веками сидели лишь волшебницы, сменяющие друг друга и носящие одинаковое имя, расположился верховный жрец орнеев. Видимо, он давно любовался игрой света в разноцветных магических полосах чудесного агрегата; эти полосы, казались жили своей, непостижимой жизнью.

От неожиданности Роберт выхватил меч.

– Уберите оружие, граф, оно вам не понадобится. Во всяком случае – сейчас.

– Как вы здесь оказались? Мою люди не могли вас пропустить!

– Если б это было самое важное сейчас, я бы подробно объяснил, – усмехнулся старик. – Садитесь, граф, я вам расскажу интереснейшие вещи. Нет-нет, никого не зовите. Вряд ли вам захочется, чтобы это услышали даже самые близкие для вас люди, какими являются Найжел и Блекгарт. Захотите – сами расскажете.

– Если у вас есть что-то важное, почему вы не рассказали мне об этом до моего похода в пещеру? – граф тянул время, соображая как быть.

В конце концов он понял, что разговор ничему не помешает. И у него нет причин считать верховного жреца орнеев врагом ордена, о котором тот вряд ли имеет какое-либо понятие.

Граф вложил меч в ножны, осмотрелся, не нашел куда ему предлагали сесть и взгромоздился на огромный стол, стоящий неподалеку от кресла.

– Я слушаю вас…

– Граф, вы шли уничтожить это? – жрец кивнул на магический прибор и мутноватое окно в глухой стене, затянутой мутноватой магической пленкой, за которой что-то мерцало.

Граф проследил за его взглядом. Кивнул. Спросил:

– У вас есть веские причины, почему я не должен этого делать?

Он решил выслушать жреца. Вряд ли какие-либо доводы изменят его планы, но и торопиться особо сейчас необходимости нет.

– Есть, – вздохнул жрец. – Но вы все равно не захотите к ним прислушаться.

Верховный жрец поднес ближе к глазам руку и принялся любоваться в свете костра переливами граней на бриллианте в перстне.

«Наверняка камень магический», – подумал Роберт.

– Тем не менее, – произнес граф, – прежде чем что-то решить, я хотел бы выслушать вас. Мы ведь союзники?

– Да, – кивнул верховный жрец. – Еще бы мне вас в этом суметь убедить…

– Что вы хотели мне сказать? – всегда спокойный Роберт начинал терять терпение, находясь рядом с заветной целью, путь к которой оказался так долог и сопровождался столькими потерями…

– То, что все обстоит прямо наоборот тому, что вы думаете, дорогой граф. Этот агрегат – не несет никакой угрозы в мир. Вы правы, магия иных миров входит через него. Но и дурные силы нашего мира, как в отдушину, выходят прочь! В частности, через него идут силы, позволяющие нашим мертвым предкам жить.

– Вы все знали? – готовясь к поединку с магом и понимая, что в этом, еще одном сражении, ему не придется рассчитывать даже на помощь Найжела, спросил Роберт.

– Вы хорошо подготовились, а?

– Я и сейчас знаю гораздо меньше, чем мне хотелось бы, – вздохнул великий жрец. – Но наш разговор беспредметен. Его надо завершать – так, чтобы никаких неясностей ни для вас, ни для меня не осталось. Посоветуйтесь-ка как вам поступить с тем, кого вы называете Первым Блистательным Экспертом.

– Вы и это знаете? – процедил граф.

Что ж, значит он недооценил противника, которого считал союзником.

Верховный жрец тяжело вздохнул.

– Позовите своего оруженосца, – то ли попросил, то ли приказал он. – Все и решится.

Роберт оценил ситуацию. Что ж от отсрочки он ничего не теряет, а Кар никак не помешает – очень сомнительно, чтобы ученица Чевара была заслана к нему верховным жрецом. Хотя, конечно, возможно все, но не до такой же степени хитросплетения и проницательности человеческого разума.

– Кар, – не оборачиваясь крикнул он, чтобы звук прошел через толстую дверь. – Кар!!!

Да, что она там, не слышит? Заболталась с Найжелом?

Роберт встал и попятился к двери. Верховный жрец выглядел несколько устало, но совершенно спокойным. С таким выражением лица не готовят подлого удара в спину.

Граф добрался до двери и чуть потянул за ручку:

– Кар, зайди! Найжел, подожди меня пока там!

Девушка, обряженная в мужскую одежду, вошла в запретное помещение.

– Кар, я хотел бы… – начал было Роберт и осекся.

Девушка, утверждавшая, что лишь всепоглощающая страсть к графу заставила ее пуститься в путешествие, не обратила на него сейчас ни малейшего внимания. Она бросилась к чудесному сооружению древнего мага и остановилась, не дойдя нескольких шагов.

Верховный жрец орнеев встал.

Того, что увидел граф в следующие мгновения, ему не могло привидится в самом нелепом сне. Возможно все, да, но не до такой же степени!

Девчушка, совершенно не обладающая магией, каждую ночь за все время их долгого плавания тщетно домогавшаяся его любви, вдруг распростерла в стороны руки и резким движением, словно собирая в воздухе энергию, выкинула их в сторону верховного жреца орнеев.

Ослепляющий по яркости огненный шар с громом, не уступающим небесному, полетел в жреца.

Но тот был готов к чему-то подобному: выставил мгновенно руки, раскрытыми ладонями вперед, будто руки могли удержать магическую молнию.

Огненный шар врезался в одночасье возникшую ледяную преграду, заслонившую жреца и от глаз Роберта.

Ледяная стена покрылась паутиной мелких трещин от столкновения с огненным шаром, но выдержала. Шар отскочил под неправильным углом и заметался по помещению.

Роберт непроизвольно подбежал к стене и прижался к ней – заметно уменьшающийся с каждой долей мгновения пылающий комок, обдавая жаром, промчался от него на расстоянии вытянутой руки.

Ледяная стена, защитившая верховного жреца, рухнула тысячью кусочков льда вниз и Роберт увидел лицо орнея – жесткое, беспощадное, напряженное.

И тот час ливень, каких по силе, не бывает, наверное, и в тропиках, рухнул с потолка в том месте, где стояла Кар.

Кар ли?

Даже со спины фигура мага уже ничем не напоминала хрупкую девушку.

Невероятной силы чародейский дождь, вызванный верховным жрецом, сшиб неготового к этому мага, прижал к полу. Тот пытался сопротивляться, но струи прижимали его к каменным плитам, не давая пошевелиться.

Верховный жрец подошел к нему почти вплотную, сделал легкое движение руками, прекращая поток воды из будто разверзшегося в потолке бездонного чана.

– Все, – сказал он, едва переведя дух, – благородный граф Роберт, вы можете подойти и поговорить с вашим Первым Блистательным Экспертом.

По его выдоху, по медленно произносимым словам, по посеревшему лицу, граф понял, какой ценой дались жрецу эти короткие мгновения странной схватки.

Роберт отер с лица капли воды и, ступая по свежеобразованным лужицам, подошел к распростертому на полу, в каких-то пяти шагах от магического входа в иномирье, телу. Он не заметил, когда в помещение ворвались Найжел и другие воины, как не замечал, что в правой руке держит меч – когда он его выхватил, граф не знал.

Перед ним, в треснувшихся одеждах, местами обнажающих уродливое тело, лежал…

Марваз.

Марваз, которого он считал погибшим.

– Он очень опасен, – сказал верховный жрец. – Он не хочет уничтожит это, – старик кивнул на огромное чародейское сооружение в центре помещения. – Он не хочет закрыть проход. Он хочет уйти! Уйти, чтобы вернуться во главе несметной армии своих сородичей.

Роберт молчал.

Мир, его мир, рушился (а, вернее, уже рухнул, но он этого еще не понимал) сразу и навсегда.

– Он может в таком состоянии связать меня с Блистательным Экспертом ордена? – глухо спросил граф.

– Ненавижу! – прочирикал на своем языке Марваз, но Роберт его понял.

Он за долгие годы отлично изучил его язык, хотя так и не смог воспроизвести на нем ни фразы.

– Вся жизнь, вся жизнь… и не получилось!!! – чирикал человек-птица, последний из оставшихся представителей своего народа в мире.

В этом мире.

– Он сам и есть Первый Блистательный Эксперт, – жестко сказал верховный жрец орнеев. – Как и Второй, и Третий. Он и вы, граф, единственные представители ордена, который существует только в вашем воображении.

Граф промолчал. Потом носком сапога ткнул (не сильно) Марваза в бок.

– Он прав?

– Я и тебя ненавижу! – прочирикал поверженный чародей.

– Наверное, его надо убить, граф, – сказал верховный жрец. – Но я хочу развеять все ваши сомнения. И сам хочу узнать поподробней. Потому, что обо многом я только догадываюсь. Я магией заставлю его признаться во всем честно, но он будет говорить на своем языке.

– Я переведу, – кивнул граф, думая совсем не об этом.

– Кстати, а что он сейчас говорит? – поинтересовался верховный жрец.

– Ничего важного, – буркнул Роберт. И тут же понял, что жрец может неправильно истолковать его слова, как нежелание выдавать секреты. Добавил: – Говорит, что ненавидит меня. Хорошо, я тоже хочу все выяснить. Не будем откладывать.

Начинайте!

Жрец кивнул, и что-то пробормотал едва слышно: творил заклинание. Тело Марваза вытянулось в струнку и расслабилось, глаза птицечеловека закатились. Роберт с такой магией встречался неоднократно. Что-то, вроде того снадобья, которым он заставил говорить в ущелье предков ученика Чевара.

– Вы можете задавать ему вопросы, граф, – сказал жрец.

– Лучше вы… – то ли предложил, то ли попросил граф.

После ливня, частично задевшего и его, Роберту стало зябко.

– Хорошо, – не стал спорить верховный жрец и обратился к пленнику: – Расскажи кто ты, откуда, какие преследовал цели? Все расскажи, без утайки.

Зачарованный, побежденный птицечеловек, со сломленной волей, зачирикал, рассказывая свою историю.

Если бы не надо было перетолмачивать с птичьего на орнейский язык его историю для верховного жреца и Найжела, который не отрываясь смотрел на пленника, Роберт не сдержался бы – заколол бы его мечом, не желая слушать жуткого и позорного для себя рассказа. Но он переводил честно, слово в слово, не скрывая от друга и верховного жреца ничего.

Птицелюди появились в этом мире во времена Великого Нашествия. Они не пришли вместе с чужинцами, они из другого мира. Сколько миров таилось за чудесным проходом в этом помещении? Сколько их всего – разных, диковинных, непредставимых? – неведомо. Наверное, бесконечно много. Птицы-люди пришли помочь людям в освободительной войне против пришельцев по просьбе их предводителя Марлора, прозванного позже Царем Мира.

После победы людей и полного уничтожения чужинцев, птицелюди остались в этом мире, который стал им почти родным; они основали собственное королевство в обезлюдевшей местности. И долгие сотни лет жили счастливо. Но дорога в родной мир была закрыта, да и немногие из них подозревали о существовании другого мира.

Чем была вызвана мировая катастрофа, расколовшая континенты, Марваз не знал.

Вряд ли причиной было существование прохода в иномирье, но эта версия прекрасно ложилась в историю, вымышленную им для Роберта, рыцаря, с которым Марваз, один из старших чародеев птицелюдей, связывал свое спасение. Увы, только собственное, ибо сородичей от полного истребления умеречь не смог.

Он вернулся из долгого путешествия и узнал, что остался последним из своего племени. Из поколения в поколение маги передавали наследникам свои знания, и Марваз являлся их обладателем. Он понимал, что в этом мире ему нет жизни и есть единственный шанс на спасение – добраться до острова Астазии и уйти в свой собственный мир, откуда некогда явились его предки.

Он мог принимать людской облик даже на продолжительное время – до полугода, но не бесконечно. Ему волей-неволей приходилось принимать свой истинный вид и любой рыцарь мог зарубить его, а горожанин – взять в плен, прельстившись на объявленную за голову любого птицечеловека премию. Он мог себя защитить от самонадеянных искателей легкой добычей, но вечно жить под угрозой гибели, изгоем, невозможно.

Марваз попытался прорваться к выходу в иномирье сам и чуть не погиб – он бежал от пещеры, едва не задохнувшись от переполненного магией чада. Он едва добрался до нанятого им корабля и лишь на отдалении от острова пришел в сознание.

Он мог спрятаться на каком-нибудь затерянном в море островке или уединиться в пещере, где-нибудь в неприступных скалах. Но он хотел жить с подобными себе.

Тогда он придумал этот план, чрезвычайно трудный и долгий, и через годы чрезвычайно терпеливо шел к его исполнению.

Он выбрал одного из самых ярых рыцарей, из тех, что уничтожали его племя – молодого тогда графа Астурского. И сумел, под обличьем мадгарского рыцаря, увлечь его, придумав орден, имени не имеющий. Он кропотливо строил детали, придумал историю, приходилось применять магию и гипноз, чтобы ни граф, ни его Тень ничего не могли заподозрить. Если только рыцарь может пройти в замок Астазии – рыцарь и пройдет. И он стал оруженосцем графа Астурского, уже свободно под его защитой находясь в естественном виде. Как долго и трудно он вел сюда, на остров Астазии, графа Роберта… Вряд ли кто-нибудь другой сумел бы проделать это.

В столице орнеев путь чуть не преградил Чевар. Он о чем-то догадывался (кстати, он никогда не был на острове Астазии, о чем Марваз знал совершенно точно), но не знал, что за всем стоит Марваз. Чевар думал, что Робертом движут другие люди – орден без имени обманул не только Роберта, многие сильные маги по всему миру сейчас ломают голову над этой загадкой. И если кто-то сообразит такой орден учредить – он придет не на пустое место. Из-за Чевара птицечеловеку пришлось срочно менять план и инсценировать свое убийство (к тому времени Марваз как раз уже отдохнул в истинном облике и мог перевоплотиться в кого угодно). И он выбрал для очередного перевоплощения не вымышленный облик, а реальной ученицы Чевара, которую пришлось убить, чтобы помешать магу.

Все получилось как нельзя лучше, чем планировал Марваз. И даже на корабле, каждый день предлагая Роберту любовь, он ничем не рисковал – граф был верен своим клятвам. В свое время Марваз потребовал отрешения графа от желания женских ласк, чтобы ничто не отвлекало рыцаря от главной цели. Марваз знал, как женщины могут вмешиваться в самые тщательно продуманные планы и ломать все тончайшие построения.