Текст книги "Рыцарь без ордена"

– Да, – кивнул граф в ответ на вопрос церемониймейстера. – Я и мой сын готовы.

Блекгарт с удивлением посмотрел на отца и Роберт едва заметно нахмурился, подумав, что привычка таить все в себе и рассчитывать лишь на себя до добра не доводит. Что странное отчуждение, почему-то стеной вставшее между ним и третьим сыном, надо ломать решительно, и что стоило вчера, или прямо здесь рассказать сыну о роли, довольно простой, но важной, которая отведена ему. Впрочем, ничего страшного, справиться, пусть для него это будет приятным сюрпризом.

Старейшина старейшин встал со своего трона. Рядом с ним по правую руку стоял его наследник, на которого все происходящее производило соответствующее впечатление.

Красивая девушка королевского рода, предмет восхищения придворных рыцарей и певцов, на которую сейчас устремлено столько мужских глаз, которые раздевают ее мысленно и представляют в своих объятиях, сегодня и навсегда будет принадлежать исключительно ему!

Граф Роберт, с трехцветной лентой полномочного и чрезвычайного посла, надетой через грудь слева направо, с достоинством приблизился к старейшине, ведя за руку сына и краем глаза наблюдая за ним – сохранит ли самообладание, задаст хоть один вопрос или нет. Надо сказать, что Блекгарт, как и подобает воину, прогнал с лица все чувства, кроме гордости за свою страну и своего отца и готов был сделать все, что ему предначертано этим величественным обрядом.

Старейшина всех кланов орнеев и представитель арситанского короля одновременно двинулись к помосту в центре площади. Блекгарт и Айвар следовали за отцами на шаг позади. Они подошли к помосту, между столбов которого бессильно висела принцесса, несколько отставив полный зад, что заставило Блекгарта смущенно отвернуться, а Айвара самодовольно ухмыльнуться.

Тишина, но не напряженная, а выражающая радостное ожидание, воцарилась перед дворцом; каждый боялся пропустить хоть слово, хотя наперед знал все, что будет произнесено.

Орнеи слева, арситанцы справа, обошли помост, почти одновременно поднялись по ступеням и встали перед мордой гигантского идола.

Граф подумал, что если б встретил за время своих путешествий такое вот чудище не из железа, тканей и дерева, а во плоти, со стекающей между клыков ядовитой слюной, сейчас бы он здесь не стоял, не взирая на весь свой опыт, природную хитрость, силу и мужество. И в очередной раз прикинул – сколько же человек, скрывающихся внутри, приводят такую махину в движение?

Старейшина набрал полную грудь воздуха и раскатистым густым голосом, так что его было слышно на всей площади, обратился к первопредку:

– Родович всех орнеев, всегда зорко следящий за своими потомками и не оставляющий их в нуждах и горестях! Мы, в знак глубокого почитания и благодарности за подаренные нам тобой жизни, кланяемся тебе.

Он встал на оба колена и склонился, чуть не коснувшись лбом земли; сын, а вслед за ними и все, окружающие площадь, кроме стражников, которые были наемниками с континента, опустились на колени.

Блекгарт посмотрел на отца, решая как поступить, ведь он же не орней. Отец спокойно стоял в метре от распростертой пасти, словно пытался рассмотреть, что там, за бутафорскими зубами в черноте глотки. Внутренность пасти монстра была отделана черным материалом, а поскольку солнце светило графу в глаза, ничего он там не разглядел.

– Вы звали меня – я пришел! – раздался над площадью громовой, дребезжащий голос.

Блекгарт от неожиданности вздрогнул – чудовище говорит по-человечьи! Правда, язык орнеев он знал плохо и фразу, из-за дребезжания и сильного звука, не разобрал. Граф внутренне усмехнулся – он догадывался, что в механическом гиганте сидели люди и один из них говорит в какую-нибудь сложную систему из медных трубок, многократно усиливающую и изменяющую голос до неузнаваемости. Но – впечатляет.

– Что вы хотите? – громыхнул неестественный голос чудовища.

– Я, Валрай, глава рода дракона, старейшина старейшин всех орнеев, обращаюсь к тебе, чтобы ты одобрил выбор моего единственного наследника, и дал свое согласие на то, чтобы девица, чистая, как горный снег, стала ему супругой и принесла бы ему детей, чтобы продолжился наш род.

– Из какого она рода? – спросил монстр. – Достойна ли она быть избранницей твоего сына?

– Она из королевского рода, внучка короля Арситании Асидора, – ответил старейшина.

– Хотят ли чужеродцы породниться с сынами драконов?

– Вот посол короля Асидора, он ответит.

– Да, повелитель славных орнеев, – громко и торжественно произнес граф Роберт.

– Я, граф Роберт Астурский, полномочный и чрезвычайный посол Арситании, от имени короля Асидора и всех присутвующих здесь лучших рыцарей королевства, заявляю, что весь наш народ приветствует союз принцессы Гермонды и благородного Айвара, сына старейшины всех сынов твоих, великий дракон.

– Я хочу сам принять ее в род драконов, – пророкотала чудовище. – Дайте ее мне.

– Мой сын, Блекгарт, заменит ей брата, – произнес граф. – И выполнит твою просьбу, великий дракон. Блекгарт, отвяжи принцессу и подведи ее к великому дракону.

Блекгарт, стараясь держаться спокойно, взошел по ступенькам на священный помост.

Чувство, что на тебя смотрит огромное количество людей, взваливает на плечи ответственности. Принцесса подняла на него глаза и посмотрела как на избавителя от тяжких пут.

Узлы орнейских жрецов были завязали не туго, но принцесса затянула их, когда повисла на руках без сил. Потихонечку наливаясь злостью, Блекгарт пытался развязать узел на левой руке. Ничего не получалось.

– Потерпите немного, ваше высочество, я сейчас, – едва слышно прошептал он принцессе, злясь на себя все больше.

Над огромной площадью вновь повисла тишина, словно от успеха действий этого юного арситанца зависело благополучие всех присутвующих.

– Рассеки их ножом, – негромко произнес Айвар. И добавил: – Только кожу не порань.

Блекгарт с радостью последовал его совету и обрезал веревки – они так и болтались на запястьях и щиколотках принцессы.

– Что будет дальше? – слабым голосом спросила Гермонда.

– Не знаю… – Блекгарт сейчас не чувствовал давней ненависти к принцессе. Ему хотелось защитить и ободрить ее. Он тихо добавил: – Все будет хорошо.

Он подвел ее к дракону, голова монстра склонилась на длинной шее (которой у прообразов монстра и в помине не было). Блекгарт вопросительно посмотрел на отца. Тот кивнул, показывая, чтобы он отошел от принцессы.

Когда невеста осталась одна перед драконом, монстр вдруг резко дернул пастью и поглотил ее целиком. Пасть захлопнулась.

Блекгарт непроизвольно схватился за меч и дернулся было к морде чудовища, стремительно поднимавшейся вверх, словно дракон глотал жертвоприношение. Но граф спокойно удержал его за руку.

– Не рыпайся, сынок! Все идет как должно быть.

Блекгарт верил отцу, но смотреть, как скрылась в орнейском боге принцесса, за охрану которой отвечал и он тоже, было невыносимо.

Над площадью по прежнему царила тишина.

Граф же гадал – где могут быть расположены смотровые щели в этом божественном сооружении, ведь видят же все те, кто приводит эту махину в действие. Грех не поучится у здешних мастеров – одна инженерная мысль, и ни какой магии!

Оказавшись в кромешной темноте, когда пасть захлопнулась, принцесса не выдержала и дико закричала – она очень хотела жить, глупо умирать, когда счастье так близко. Но крик ее не вырвался наружу. Она чувствовала, как необоримая сила поднимает ее верх.

– Не надо кричать, – услышала она мягкий голос человека, которого не видела.

Не видела даже тогда, когда смотрела в драконью пасть, поскольку он был одет в черные облегающие одежды, и даже голова была в черной шапочке-маске. Он осторожно, но крепко взял принцессу за плечи, чтобы она не совершила резких рывков и не набила синяков, хотя в тесном для двоих внутренности пасти все было обито мягкой тканью.

Крик принцессы сменился на жалобное подвывание, слезы катились из глаз, она не могла остановить рыданий, хотя перед ней и блеснула надежда, что все еще не так уж кошмарно.

Движение вверх прекратилось. Невидимый человек что-то сказал по-орнейски и легонько подтолкнул ее вперед. Она полетела по матерчатой кишке вниз и рыдание захлебнулось в ней от неожиданности падения. Но приземление было мягким. Другие руки заботливо помогли ей встать, оправили на ней праздничное платье, раздалась какая-то фраза на местном гортанном языке и солнечный свет ослепил принцессу – огромный люк распахнулся и она предстала перед всеми, словно выйдя из брюха дракона.

Айвар вежливо подал ей руку.

– Свершилось, благородная принцесса Гермонда, дракон принял вас, – громко, словно обращался не к ней, а ко всем собравшимся на площади, произнес он. – Теперь вы – моя жена до самой смерти.

Его последние слова потонули в оглушительных криках радости, которыми разразилась толпа, увидев взявшихся за руку новобрачных.

Ну и обряды у них, подумала принцесса. Хоть бы заранее предупредили, а то чуть ли не с ночи намывали, умащивали, подкрашивали лицо, а теперь она после рыданий и слез ни на что не похожа с расплывшимися глазами и вспухшими губами. Да еще саднят места на руках, где врезались веревки. Почему-то никакой радости и счастья, что наконец-то она стала законной женой наследника орнейского престола, Гермонда в эти мгновения не испытывала, лишь со смутной тревогой думала:

закончились ли испытания, предназначенные ей в этот день, или над ней еще как-нибудь будут измываться?

– Благословляю вас, дети мои, на долгую и счастливую жизнь! – заставил принцессу вздрогнуть неожиданно раздавшийся сверху нечеловеческий голос.

Дракон стал разворачиваться. Его роль в представлении завершилась.

Айвар за руку повел принцессу ко входу во дворец, трон старейшины, стоявший до того на пути, был уже убран. Из толпы под ноги новой семейной четы летели лепестки роз и рисовые семена – символы счастья и сытости.

К новобрачным подбежали две девушки в платьях, в каких ходит простой народ в поселках, и поднесли по кубку темного пива. Гермонда посмотрела на своего мужа.

Тот улыбнулся ей и протянул кубок. Они выпили и поцеловались. Все бросились поздравлять их.

За спиной гулко топал механический дракон, отправляясь в разукрашенный ангар – там его разберут на части и оставят спать до следующего великого праздника. Из этого же сарая расторопные слуги принялись выкатывать бочки с вином, привезенные графом Астурским для бесплатного угощения. Надо сказать, что граф, знавший жизнь на орнейских островах, порекомендовал королю отправить лучшего вина лишь для королевского стола, а для угощения простолюдинов, – то, что поплоше, лишь бы покрепче да поскорее развязывало язык и дарило веселье: тут все просто, не до изысков вкуса.

Молодожены шли, принимая цветы и поздравления, по ворсистой ковровой дорожке прямо во дворец, где все было готово к праздничному пиру и сотни поваров чудодействовали на кухнях, а множество слуг и виночерпием ожидали лишь, момента, чтобы услужить гостям.

Как-то незаметно прошло времени, но солнце уже миновало высшую точку небосвода.

Граф Роберт подошел к Найжелу, кого-то высматривая в толпе.

– Ты ищешь Орестая? – спросил друг.

– Нет, Марваза, моего оруженосца… У него всегда в повязке на лице. Ты его не видел? Он должен быть где-то здесь…

– Да куда он денется? – отмахнулся орней. – Наверняка уже с другими оруженосцами отмечает празднество. Идем!

– Ты иди, Найжел, а я пойду переоденусь. Жарко, вспотел…

– Подумаешь – вспотел! – фыркнул Найжел. – Помнишь, в прокаленной пустыне два месяца не мылись даже, ничего…

– Так то – тогда, – улыбнулся граф. – А теперь я – посол, полномочный и так далее…

Он отправился переодеваться. Его беспокоило отсутствие верного оруженосца, беспокоило, что грач использовал магию против принцессы. Зачем? Это второй вопрос, если не третий. Его удивляло другое – в орнеях магию не жаловали… Но так или иначе, эти события или какие-другие, приведут его к цели. Должны привести. Потому что иного пути нет, как брести впотьмах, ожидая когда враг первым нанесет удар. Кто-то, может и не тот и не по тому поводу, пытался нанести удар. Но похоже, что сам этот неведомый «кто-то» находится в еще больших потемках, чем граф.

Эпизод пятый

Роберт никогда в жизни не отправил бы кого-нибудь другого вместо себя навстречу смертельной опасности. Но всегда перед пышным пиром он сожалел, что не может послать вместо себя кого другого.

О нет, он не был трезвенником и умел ценить дружескую пирушку с затянувшейся до рассвета задушевной беседой. Но – дружескую, когда вокруг тебя люди, которых ты знаешь, любишь или, на самый крайний случай, уважаешь. Роберт так же никогда не отказывался и от хорошей драки, но не с теми кого любишь, и не под винными парами.

А на предстоящем свадебном пиршестве, где он обязан присутствовать, ему наверняка предстоит наблюдать ряд неприятных сцен с участием не совсем трезвых рыцарей, слушать грубые шутки и отворачивать взгляд от пьяных дам, которые уже не совсем тщательно следят за своим туалетом и поведением. Он знал, что это нормально и не собирался осуждать что-либо и кого-либо, но все ж предпочел бы выпить вина вдвоем-втроем, например с Найжелом, Блекгартом и тем же Дайлоном.

Сидеть же ошую от повелителя орнеев хоть и почетно, но тоскливо – следи за каждым своим жестом и словом, пей ненавистное пиво, если хозяева не озаботятся о вине. Впрочем, это он перебрал через край – конечно озаботятся. Но какое там веселье: тяжкая работа.

Кроме пожирающей разум мысли о главном, добавилось несколько мелких забот, радости не добавляющих: непонятно поведение этого Орестая из клана грача, а все, что непонятно – опасно. К тому же, граф так и не смог нигде найти Марваза, который все время был рядом, а потом неожиданно пропал. Марваз просто так не исчез бы, он посвящен во многие тайны Роберта и владеет магией. Значит, он…

Это может значить все, что угодно, кроме одного – оруженосец не пьет вино в обществе местных красоток и не точит лясы со здешними словоблудами.

Когда же пир начался и вошли новобрачные, граф, привычно наблюдая за происходившим во время пиршественного торжества, погрузился в собственные думы, маленькими глотками отпивая неплохое местное вино, которое постоянно подливал ему в кубок его собственный стольничий. Он пропускал мимо ушей многочисленные поздравительные тосты и здравицы; когда было нужно сам произнес красочную (и не самую короткую) речь в честь молодых, их родителя, всех Орнеев и вечной дружбы между двумя могущестенными государствами – честно говоря, он сам, как и присутствующие, не особо вникал в смысл собственных слов.

Слуги торжественно вносили внушительных размеров бронзовые блюда (по орнейскому ритуалу золото и серебро на столах не полагалось) и церемониймейстер громко объявлял какое яство на блюде и на какой стол его подавать. Граф почти не ел, так просто утолил аппетит, ему было скучно. А вот все прочие веселились в слать.

Три сотни знатнейших рыцарей и дам; играли лютнисты, хотя их никто и не слушал, да и не услышал бы в общем гаме.

Пиршественный день (плавно перейдущий затем в ночь, а потом в следующий день)

только-только начинался, все самое интересное впереди, как и горы угощения и реки хмельного.

Граф, сидящий в трехцветной ленте полномочного посла, изучал гостей, хотя ничего нового для себя извлечь из наблюдений не надеялся. Хотя, ему еще предстоят сложные и тяжелые переговоры от лица короля Арситанского… Обычные люди, все как везде, чуть-чуть местной самобытности и колорита, а устремления столь же благородные или столь же незначительные, как и у рыцарей родной Арситании.

Скучно…

Но то, что Орестай, с кубком в руке встал с места и ходит от стола к стола, чокаясь с другими рыцарями и рассыпая комплименты дамам, граф приметил, как и не прошло мимо его внимания и то, что нахмурился при взгляде на грача Найжел, и что Орестай далеко не так пьян, как хочет казаться. Роберт с обреченным равнодушием понял, что глава грачей рано или поздно окажется рядом с их столом. Он вздохнул:

без приключений вечер не кончится.

Если б он в те минуты знал, как закончится для него этот вечер.

Блекгарт, сидящий рядом с отцом, все время посылал влюбленные взгляды на Инессу и уже спрашивал разрешения отца прогуляться во дворцовом саду. Не одному, конечно, но это не говорилось, а подразумевалось. Граф ничего против не имел, но – рано. Позже, сейчас еще не кончились все речи, да и выпито не так уж много, чтобы его уход не был заметен. К тому же он может еще понадобиться графу.

Если бы Роберт знал, для чего ему вскоре понадобиться сын! Впрочем, если б и знал, это ровным счетом ничего бы не изменило.

Принцесса Гермонда выпила уже не один кубок вина и неоднократно целовалась со своим мужем, который (к некоторому ее разочарованию) несколько больше внимания уделил изысканному угощению, чем молодой супруге. Собственно, она прекрасно понимала, что ее время для мужа еще не настало и она с удовольствием ловила бросаемые на нее взгляды: восхищенные – мужчин, завистливые – дам.

Справедливости ради, надо заметить, что далеко не все все мужские взгляды, адресованные новобрачный, были восхищенными, но для нее казалось – все. День был поистине счастливым и великолепным. Она посмотрела на эту сквернавку Инессу, перехватила их с Блекгартом взгляд и решила, что для полноты счастья неплохо было бы провести в жизнь свою нехитрую шутку именно сегодня.

Граф Астурский допил кубок и щелкнул пальцами. Стольничий, его личный, не дворцовый, что позволяли себя лишь сами знатные господа, с кувшином вина приблизился к господину.

– Ты послал кого-нибудь разыскать Марваза? – тихо спросил Роберт.

– Да, ваше сиятельство. Его ищут все ваши люди, что свободны от обязанностей.

Его нет во дворце.

– А в комнату, что ему отвели, заходили?

В этой комнате, выделенной графскому оруженосцу единолично по настоянию самого Роберта, хранилось все магическое оборудование чародея-оруженосца.

– Нет, ваше сиятельство. Но его там нет, потому что на дверях висит замок с вашим гербом.

– Хорошо, – кивнул граф, хотя ничего хорошего не видел. – Как разыщут, пусть он сразу же подойдет ко мне.

Стольничий наполнил кубок графа и отошел прочь, выполнять распоряжение.

Веселье, наконец-то, приняло привычный для графа ритм, вошло, так сказать, в обычное русло – никто уже не слушал друг друга, каждый спешил поделиться своими соображениями по поводу невесты, прошедшего ритуала, крепости и плотности пива и качества недостаточно пропеченного фазаньего паштета. Кто-то уже запустил кубком в нерасторопного слугу, какая-то дама звонко рассмеялась и ее вторил густой хор мужских низких хохотков; шум стоял как во время небольшой битвы, только вместо призывных кличей выкрикивались здравицы, звон яростно сталкивающихся мечей вполне заменяли бряцанье ножей о блюда, а смешки и крики на слуг (если закрыть глаза и представить сражение) вполне можно было принять за храп лошадей и вопли раненых. В общем, как и обычно на таких пиршествах. Сколько их было в жизни графа, и сколько-то еще будет…

Кто-то уже вышел в сад освежиться, кого-то и пригласили подышать воздухом – потасовки между рыцарями в этом зале, как оказалось, были исключены. Во-первых, всех при входе в зал просили оставить оружие, лишь для главы орнеев, его сына и графа Астурского, как представителя короля Асидора, по рангу было сделано исключение. А во-вторых, дюжие гвардейцы, не бросаясь пирующим в глаза, зорко наблюдали за возникновением любых искорок ссоры и тут же предельно вежливо выводили буяна в сад – с ними не спорили, знали традиции: устраивать поединок на глазах старейшины (а, следовательно и всех предков, ибо они смотрят на мир через него) обойдется для скандалиста слишком дорого.

Граф Астурский съел кусок сочного пирога с фруктами, названия которых не помнил – такие в родной арситании не растут. Допил вино и подумал, что пора бы ему якобы прогуляться в саду. Без возврата.

То ли по жесту, которым почетный гость отставил пустую посуду, то ли по выражению лица, но глава старейшин понял намерение графа и удивленно посмотрел на него, едва заметно приподняв бровь. Блекгарт тоже отставил посуду – так или иначе он вправе сопровождать (или провожать) своего отца и полномочного посла короля Арситанского.

Когда он был юн, вспомнил граф, едва посвященный в рыцари, он тоже каждое мгновение хотел проводить со своей единственной. Правда, это длилось до того момента, когда их соединили законными супружескими узами, а потом тяга странствий накрыла его с головой, но он всегда хранил ей верность. До сих пор.

Чем гордился.

– Вы собираетесь покинуть нас, граф? – спросил наследник старейшины кланов.

Роберт надеялся, что обойдется без объяснений. Не получилось.

– Пойду прогуляюсь в саду. После такого обильного угощения стало трудно дышать.

Но не только старейшина и его сын заметили желание графа уйти. Орестай, который по замысловатой траектории между пирующими уже почти добрался до главного стола вдруг громко, так чтобы его услышали как можно больше людей, притворно-сокрушенно сказал:

– Да, арситанцы здоровьем не блещут. При виде обычного поцелуя теряют сознание, на пиру у них быстро мутится в голове, четыре кубка пива для них – смертельная доза. Надо посочувствовать графу – столько испытаний выпало сегодня на его долю!

В огромном зале полном народу воцарилась тишина. Не сразу и не мгновенная, но быстро – те, кто слышали слова главы клана Грача передавали тем, кто пропустил их мимо ушей; словно круги от брошенного камня разбежались по воде, прекращая беззаботное веселье.

Роберт заметил, как наливаясь злобой, встал со своего места Найжел, как насторожились стражи порядка, как сошлись брови на переносице у старейшины кланов, как на нем, графе Астурском, сошлись взгляды большинства: «Хоть и на свадебном пиру у главы старейшин, хоть и не прямо обращены оскорбительные слова, но если ты мужчина, ты должен знать, что ответить!»– читалось в них.

Чему быть того не миновать. Граф прекрасно видел, что Орестай хочет скандала.

Что ж, может оно и к лучшему и может – кто знает? – хоть на шажок придвинет к заветной цели.

Он встал с кресла и обратился к старейшине, именуя его титулом континентальных правителей (что делалось лишь в торжественных-официальных случаях):

– Ваше величество, я действительно занедужил. Может, сейчас не время, но в этом зале, при многих свидетелях, я хочу получить ваше согласие и передать все свои полномочия моему сыну, рыцарю Блекгарту, что оговорено было в моих верительных грамотах. Вы имеете какие-нибудь возражения?

По залу разнесся вздох разочарования, окрашенного в некоторый оттенок презрения – арситанец отказывается отвечать на оскорбление и желает поскорее убраться прочь.

А рассказывали-то про него, рассказывали! Как орнеи вообще умудрились проиграть войну, если во главе арситанцев стояли такие трусы, как граф Роберт? Любой уважающий себя орнейский рыцарей после подобных слов грача в свой адрес любезно взял бы наглеца под локоток и вывел в сад подышать свежим воздухом и полюбоваться дивной решеткой дальнего участка обширного сада.

– Нет, у меня нет возражений, – сдерживая удивления ответил старейшина. – Если вы считаете, что это необходимо, то я буду в дальнейшем разговаривать с королем Асидором, обращаясь к достойному рыцарю Блекгарту.

Граф снял свою трехцветную ленту посла.

Блекгарт, ничего не понимая, повинуясь жесту отца, встал и Роберт повесил на него знак посольской власти и неприкосновенности.

– Вы не будете возражать если я напоследок выпью вина с кем-нибудь из ваших гостей.

– Конечно, граф, ведь на то и пир….

При полном молчании Роберт взял полный кубок вина и, обойдя почетный стол направился к месту, где сидел (а вернее уже стоял) Найжел. Граф чувствовал, что взгляды всех присутствующих, даже самых последних слуг, устремлены на него. И тишина – ни кубок не звякнет, ни собака не гавкнет, лишь кто-то нервно кашлянул и поспешил прикрыть рот ладонью. Орестай насмешливо смотрел на него.

– Мы, арситанцы, народ медлительный и спокойный, – ни к кому в отдельности не обращаясь и глядя в лицо Найжела громко произнес граф. – А вот некоторые из орнеев чересчур разгорячились одним-единственным поцелуем и им следует освежать голову холодной водой!

Граф изменил путь, в два шага поравнялся с Орестаем и резким движением вылил содержимое кубка ему на голову.

Найжел одобрительно хмыкнул, кто-то в задних рядах даже хлопнул от восторга в ладоши, но на него тут же зашикали остальные.

Орестай не долго думая, словно был готов к этому, ударил кулаком графу в подбородок. Граф запросто мог уклониться – ни одно движение грача не ускользало от опытного бойца, но он предпочел выдержать удар. Орестай вложил в удар всю силу правой, попал точно, куда метил, но арситанец даже не покачнулся. Роберт не спеша вынул меч, который, вообще-то, должен был передать Блекгарту вместе с лентой полномочного посла – только королям (или заменяющим их лицам)

дозволялось пировать в присутствии старейшины старейшин с оружием в ножнах.

– Больше я тебе не позволю коснуться меня, – грозно усмехнулся граф. – Ни в виде удара, ни в виде лукавого поцелуя. За такие действия рыцарь убивает оскорбителя. Но я не нападаю на безоружных. Отправимся туда, где ты сможешь взять в руки меч, а не сотрясать воздух пустыми словесами и потрясением кулаков.

– Я убью тебя голыми руками, мне не нужен меч!

– Я спрашиваю: где и когда? – спокойно спросил Роберт.

– Это уже не он, и не вы, благородный граф, будете решать, где вам выяснять отношения, – раздался голос старейшины. – Древний обычай орнеев строг и однозначен на этот счет.

Вокруг графа и Орестая тут же сомкнулось кольцо вооруженных воинов, готовых пустить оружие в ход; их предводитель посмотрел на повелителя, который медленно вставал со своего кресла.

Невольные многочисленные свидетели происшествия не могли сдерживать своих эмоций:

– А я-то уж подумал, что граф струсил… хотел спрятаться за посольской неприкосновенностью…

– Этот Орестай сам хорош… слишком вызывающее его поведение в последнее время уже не раз…

– Он вел себя как воин и как воин готов отвечать за свои слова…

– Орестай мог выбрать время и получше, чем на свадьбе сына старейшина…

– Кому как, а мы сегодня насладимся зрелищем поединка…

– Хоть об этом арситанце и рассказывают чудеса, но ведь нельзя же не верить собственным глазам – он уже стар и обрюзг…

– .. но я бы не хотел оказаться с ним один на один там, на месте поединка…

– Орестай глуп, конечно, но он подвижен и ловок, я однозначно против него коня бы не поставил. Да и что попроще заложить – тоже десять раз подумал бы…

– Оскорбление на пиру старейшины… о таком я только слышал…

– Древний закон… Они будут биться на смерть…

– Через час, чтобы видели те, кто присутствовал при оскорблении старейшины старейшин… так требуют традиции…

– Но ведь посол – арситанец, на него не…

Старейшина старейшин поднялся во весь рост и властно хлопнул в ладоши, требуя тишины. Брови повелителя орнеев слились в изломанную черную черту над переносицей.

– Я все видел! – провозгласил он. – Граф Роберт Астурский и Орестай из клана грача оскорбили друг друга перед нами, лучшими из лучших всех кланов орнеев. Все помнят обычай предков – вынести ссору перед всеми, значит отвечать жизнью. Как и предки, мы сейчас не должны разбирать, кто из этих двоих прав, а кто виноват – все во власти неба и наших покровителей, которые могут быть не только милостивы, но и суровы. Бой по законам предков должен состояться, иначе я обязан приказать казнить обоих. Но граф Астурский – не орней. Он неподвластен нашим обычаям. Я не помню в хрониках или преданиях подобного случая, и решаю так: он может сейчас уйти и немедленно покинуть нашу страну, а если он когда-нибудь появиться, любой имеет право предать его в руки палача. Но сейчас любой орней может отстоять его честь.

Роберт, как и Орестай, окруженный вооруженными стражниками, хотел было что-то сказать, но к главному столу вышел Найжел.

– Я мог бы защитить честь своего старого друга…

Старейшина уже было открыл рот, чтобы запретить ему говорить дальше, ибо все равно Найжел на бой выйти не имеет права до рождения наследника, но тот, заметив движение правителя, быстро закончил:

– Однако граф Роберт Астурский ни в чьей защите не нуждается. Он сам может постоять за себя! Перед лицом предков уж больше дюжины лет назад мы смешали кровь друг друга в священном ритуале! В его жилах течет кровь орнея, моя кровь, пусть ее и совсем мало.

– Что ж, – медленно произнес старейшина старейшин. – В таком случае решение остается за графом. Он может уйти, как арситанец или подчиниться нашему обычаю, как орней…

– Я своих решений не менял, – спокойно ответил Роберт. – Мне, а в моем лице и всем арситанцам, нанесено оскорбление. Я готов поступить, как подобает рыцарю.

Слова графа Астурского, как бы кто из присутствующих к нему не относился лично, были восприняты как должное; во всяком случае, они никого не удивили.

– Но, может быть, благородному графу неизвестен наш закон, по которому вам предстоит защищать не только честь, но и жизнь. Возможно…

Граф улыбнулся и покачал головой, показывая, что конкретные условия сейчас, когда решается сам вопрос, его не интересуют – что скажут хозяева, так и будет.

– Хорошо. – Старейшина еще раз хлопнул в ладоши. – Через час по древним обычаям будут биться Орестай из клана грача и граф Роберт Астурский, побратим Найжела, главы клана вепря. Подготовить все к поединку и пусть победит достойнейший! – Он вдруг кинул беглый взгляд на сидевшую справа от него принцессу и добавил: – Прекрасная Гермонда, дочь моя, вы своим сигналом начнете смертельный поединок.

Он сел, показывая, что сейчас по этому поводу сказать больше нечего. Перед ним стольничий поставил новую перемену и старейшина руками разорвал запеченную куропатку. Он ел, словно ничего не произошло. Он знал, что приготовления к поединку уже ведутся, что песочные часы, отмеряющие положенное время, уже перевернуты и все жрецы и герольды, которым надлежит соблюдать ритуал уже предупреждены.

К графу и Орестаю подошел начальник стражи.

– Извольте следовать за нами. – Он повернулся к Роберту и добавил, как человеку, могущему не знать орнейских обычаев до тонкости: – Вас проведут в комнату близ площадки боя и принесут туда все, что потребуется. Прошу отдать мне свое оружие.

Граф не выдернул клинок из ножен, снял перевязь.

– Это – атрибут полномочного посла короля Асидора, – сказал он с достоинством. – И отдам я его тому, кто принял от меня обязанности посла.

Начальник стражи возражать не стал. Блекгарт, который в отличие от старейшины орнеев и его сына на очередную перемену блюд не обратил ни малейшего внимания, тут же подошел к отцу и принял от него меч.