Текст книги "Дуди Дуби Ду"

Напоследок они еще раз покормили утят, сели в машину и отправились в Москву.

– Ну, так чем все закончилось с Магдой? Ага? – спросила по дороге Джулия.

– Закончилось все как нельзя лучше. Она вышла замуж и живет с новым мужем и детьми в красивом польском городке у большого озера, у берегов которого швартуются красивые яхты с алыми парусами. Ты лучше про себя расскажи, – попросил Арсений, хотя ему было не очень-то и интересно. – Почему, например, тебя тоже зовут отнюдь не русским именем, да вообще…

– Вообще-то я Юлия. Это в детдоме так повелось – Джулия. Мне понравилось. С тех пор так и представляюсь.

– Ты детдомовская? А родители где? Отказались?

– Погибли в авиакатастрофе, ага, когда мне было три месяца.

– А ты где была? Они тебя бабушке с дедушкой подкинули в таком возрасте?

– Нет, я с ними была, просто они погибли, а я нет… На Ил-18. Сама удивляюсь. У меня после того волосы плохо растут – вот и стригусь под мальчишку. Родственники родителей от меня отказались, вот и определили в детдом.

– Ничего себе! – удивился Арсений. – А еще кто-нибудь выжил?

Он внимательно посмотрел на собеседницу, будто хотел увидеть в ней что-то для себя новое. Странной красоты женщина. Есть такой тип: не сразу поймешь, красавица перед тобой или мымра. Таких женщин можно и нужно оценивать лишь в совокупности с душевными качествами, а не только по внешним показателям. Справедливости ради следует отметить, что подобных женщин не так уж и много. В пьяном состоянии таких вопросов, конечно же, не возникало, но ведь не всю жизнь под балдой ходишь. Но как бы там ни было, при всех ее положительных достоинствах от Джулии едва слышно веяло тихим горем и неустроенностью, что очень явно ощущалось и не очень Арсению нравилось. Сам такой.

– Не знаю, да не это главное.

– Ну и дальше что? – заинтересовался он, хотя с самого начала был готов слушать историю Джулии вполуха, делая при этом снисходительно-заинтригованный вид. – И что же все-таки главней?

– Не знаю. Наверно, то, что я жива осталась… Когда пошла в первый класс, подружилась с Ваней. Вернее, он со мной. Он учился в десятом классе. Не знаю почему, но он очень привязался ко мне. Наверно, родственную душу почуял… Мне вот это до сих пор кажется странным. Я где-то читала, что у души нет возраста. Зачем ему был нужен маленький ребенок, когда все старшеклассники только и делали, что за своими сверстницами бегали. Все свободное время мы проводили вместе. Он – твердая, целеустремленная натура, и я – ангел без косичек. Смешно. Он был для меня всем: старшим братом, добрым рыцарем из сказки, учителем, другом, – всем на свете.

Я очень хорошо помню, когда я заканчивала первый класс, он, выпускник, пришел к нам на урок и вежливо попросил нашу учительницу Валентину Леонтьевну предоставить ему слово. А потом так же вежливо и уверенно он попросил ее позвать в класс всех педагогов нашей школы. Ваню уважали и побаивались все, начиная от одноклассников, заканчивая учителями, поэтому учительница оставила нас и пошла за своими коллегами…

Джулия замолчала. Наверно, мстила Арсению за его вчерашний сарказм.

– Не тяни резину, Джулия, – попросил он, обгоняя наконец-таки ушедшую вправо фуру, долго волочившуюся впереди.

– Сказал он, – продолжила после недолгой паузы Джулия – примерно так: «Запомните, детишки. Если хоть кто-нибудь когда-нибудь сделает Джулии что-нибудь плохое, я его просто убью. И еще: через десять лет я на ней женюсь». Потом пришли учителя, и директор тоже пришел. Стали возле доски в недоумении, а Ваня им сообщил, что все, что он сказал детям, в полной мере относится и к педагогическому коллективу. И ушел. Знал, что дети передадут. Стукачей хватало.

– А что, – спросил Арсений, – и с преподами, то есть с педагогами, проблемы были?

– Братко ты мой, – усмехнулась Джулия, – ты фильмы по видику про Шаолинь смотрел, ага?

– Смотрел.

– Так вот то, что ты там видел, полная ересь по сравнению с тем, что творится в наших инкубаторах. Как только месячные начались – можешь считать, что ты уже девственности лишилась. Ты уже женщина, и благодарить за «труды» надо завхоза или директора – если он мужского пола, конечно… Да вообще много всяких нюансов, о которых вспоминать не хочется. После школы Ваня поступил в военное училище и каждые каникулы приезжал ко мне в детдом. Приезжал, щеголял аксельбантами, через пять лет училище с отличием закончил, на вертолетах летал. Потом с медалями приехал – тут учителя вообще хвост поджали. Капитаном уже был, когда я десятилетку заканчивала…

Арсений молчал.

– А потом все случилось, как и обещал: женился. Забрал к себе в Нерчинск, а потом его часть, не помню в какой раз, в Афганистан в командировку отправили. Сын родился – тоже Ваня… – Замолчала опять.

– Джулия, ты зла не держи… – понимая, что ему отвечают за вчерашнюю чванливость, попросил Арсений. – Забудь, ага?..

– Ага, – ответила Джулия своим любимым словом-паразитом. – А потом перестройка, еще одна командировка, гроб цинковый, залп в небо – и сплошное мамбо итальяно с пенсией по утрате кормильца…

Арсений закурил. Если принимать близко к сердцу истории о женской судьбе, то можно умом тронуться, – это он уже проходил, не вчерашний. Настолько одинаково трагично все они звучат из женских уст, особенно сдобренные легким алкоголем во время случайных коротких встреч. Москва слезам не верит, бэйба, хотя, черт возьми, какая красивая, грустная сказка! А может, и не сказка…

– Ну?

– Гну, – парировала Джулия. – Все, собственно, ага.

– А эта, как ее, глухонемая сестра… Вы же вроде родственники Артемову? Чего к нам пожаловали вдруг?

– Нет, не родственники. Артемов с мужем в том МИ-8 горел, которым муж командовал. Только ему, в отличие от Вани, повезло. Артемов его и привез, кстати. Я не плакала. Быстро как-то все прошло. Привезли, на табуретки поставили, похоронили, потом напились все – танцы учудили, веселились… Артемов тогда пообещал, что в беде не бросит. Темный он товарищ, Артемов. Фиг его знает, но сдается мне, что Ваня ему тогда жизнь спас, – иначе с чего бы благодетельствовать? Потом, сам знаешь, смутные времена наступили. Я со своим музыкальным образованием, что в детдоме получила, никому не нужна стала. Сам посуди: город маленький, дай бог детишек прокормить, – кому там музыка нужна?.. Вот и устроилась в бригаду по ремонту квартир и офисов – там хоть кое-что платили. Научилась отделочному мастерству… Жить-то надо… А Вика – это подруга моя… из соседнего детдома. Ты не поверишь, но я там как мама родная им была. Как Ваня – мне… Язык выучила их, бесшумный, и привязалась к Вике… Как сестра она мне, одним словом. А когда Артемов приехал и стал нашу судьбу устраивать, так я сказала, что без нее никуда не поеду… Темный он, ой темный. Такие вот дела, заяц, – сказала Джулия и отвернулась, уставившись в окно.

– Почему ж не поверю! – не отреагировав на «зайца», ответил Арсений. – Поверю.

Миновали кольцевую. Свернули вправо и вскоре были дома…

«Завтра приступаете, – голосом Вероники сообщил автоответчик. – Все материалы дома. Ждем».

Других сообщений не было.

«Когда завтра? – думал Арсений. – Может, уже вчера?»

Они попили на кухне чай с окаменевшим овсяным печеньем. Прозвонились каждый по своим делам. Несколько раз обменялись пристальными взглядами, окончательно убедившись, что все сказано и сделано, к содеянному добавить больше нечего. Взрослые люди, у каждого своя дорога. Каждый сам по себе. Тихо и синхронно вздохнули.

– Мне в Черемушки, – сказала Джулия. – Ты знаешь, где это?

 
– «Эх, время, время, время, времечко,
Время пролетело зря.
Трамвай пятерочка
Вези в Черемушки меня…» —
 

улыбаясь, пропел Арсений слова популярной люберецкой песни. – Знаю. Поехали.

По дороге посетили магазин стройматериалов, где Арсений прикупил себе станок для резки плитки, кельму, зубило, желтую пластмассовую бадью для раствора, еще кой-каких приспособлений, необходимых для работы. День прошел незаметно. К вечеру он привез Джулию по нужному адресу.

– Не болей, заяц, – сказала она, проведя по затылку Арсения острыми ноготками..

– Не буду, – подмигнув и едко ухмыльнувшись, ответил он. – Донт вори, би хэпи.

– Что?

– Все хорошо, – ответил он и уехал.

В квартире Вероники все было готово для начала ремонта. Старая плитка со стен в ванной комнате сбита и вывезена. Голые стены, покрытые старой желтой масляной краской, испещрены смелой насечкой, нанесенной уверенной рукой бывалого лесоруба. Вместо старой чугунной ванны сияла белизной немецкая модная купель марки «Кальдевай», присоединенная к отечественной чугунине итальянской пластиковой манжетой и выставленная по «уровню». В прихожей были складированы цемент, клей ПВА, мастика для затирки швов и прочая необходимая для ремонта премудрость. На холодильнике, прилепленная магнитом с символикой города Хельсинки, белела табличка с надписью: «Не забудь пожрать тут!» – с нарисованной стрелкой, указывающей на никелированную ручку и автографом Вероники. И здесь сестрица постаралась.

Дома никого не было. Дяди Гены тоже, чему Арсений не очень удивился. Для того чтобы мастер не скучал, на хозяйстве оставили собаку Матильду. Целый день она понимающе смотрела на работу Арсения. Пару раз хватала его за рукав и подводила к холодильнику с красовавшимся на дверце вкусным объявлением, вероятно рассчитывая на угощение вне графика по случаю отсутствия хозяев. Арсений накрыл ванну найденными на балконе фанерными щитами, смешал в бадье клей ПВА с цементом, покурил и принялся большой малярной кистью наносить на стены серую суспензию. Потом перешел в санузел, где в скором времени и закончил подготовку. Теперь можно было немного передохнуть. Арсений вымыл руки, скормил Матильде кусок сырой говядины из холодильника и вышел перекурить на балкон.

Стоя там, он услышал, как в замке несколько раз провернулся ключ и в квартиру кто-то вошел. Арсений швырнул окурок вниз и, зайдя в комнату, шагнул навстречу визитеру.

– День добрый, мастер. – Гость протянул ему руку. – Будем знакомы: Гена…

Дежавю! Перед ним стоял «бизнесмен Леопольд»… или Алеша Воробьев, или еще кто-то, одетый в дешевый спортивный костюм с американской баскетбольной символикой «Чикагских бычар». Из-под больших очков в тонкой металлической оправе Арсения сверлил пристальный взгляд – взгляд далекого северного приятеля, или взгляд недавнего знакомца, консультанта «ООО ЛЕО-ФАРМ» – такой знакомо-родной и докучливо-попечительный.

Арсений протянул гостю руку.

– Чего рот раскрыл? – спросил тот. – Гена я, бомж дядя Гена. Живу я здесь.

– Точно Гена? Не Алеша, не Леопольд… Гена? – застыв в оцепенении, спросил Арсений.

– Да ты расслабься, – ответил дядя Гена, ставя на пол коробку с зеркалом для ванной. – Гена я, Гена. Всегда был Гена.

– А мы с вами раньше нигде не встречались? – не унимался Арсений.

– Все мы раньше обязательно бог знает где встречались. И еще встретимся, – ответил дядя Гена. – Пойдем чай пить. И Матильду заодно покормим.

– Да я ей целый кусок говядины скормил. Но, по-моему, она не прочь еще. – Арсений кивнул на Матильду, которая при слове «говядина», залупцевала хвостом по паркету, высунула язык и нагло облизнулась.

– Хватит ей.

Дядя Гена заварил в каком-то несуразном стеклянном сосуде зеленый чай и, усевшись за столом напротив Арсения, поинтересовался, кто такие Алеша Воробьев и бизнесмен Леопольд.

Арсений вкратце рассказал дяде Гене о своем дежавю, про то, что в последнее время ему часто встречаются люди с одинаковым взглядом, повадками и запредельной потусторонней харизмой. Высказал предположение, что, возможно, это все связано с травмой головы, из-за чего он просто тихо сходит с ума. Что, может быть, у дяди Гены имеются некие разбросанные по стране братья-близнецы, о существовании которых он и сам не подозревает. Вот от этих-то людей, включая дядю Гену, исходит некая неизвестной природы сила, которую Арсений вновь ощутил при встрече и слегка по этому поводу обеспокоился. Заодно поинтересовался, правда ли то, что дядя Гена убил топором собственную жену с любовником. Вопросов накопилось немало.

– Не гони лошадей, – прихлебывая чай, улыбнулся дядя Гена, – трудись спокойно. Позже поговорим. Пойду Матильду прогуляю, да и других дел у меня сегодня немерено. Пока.

– Пока, – растерянно сказал Арсений.

И, допив чай, приступил к работе. При помощи уровня и карандаша отбил горизонтальные отметки по углам ванной комнаты, замесил раствор, прилепил по углам плитки, натянул между ними резинку и выложил первый ряд. Дело пошло. К вечеру он выложил примерно пять квадратных метров. Провел рукой по дорогостоящей итальянской глазури – остался доволен результатом. Нигде ничего не выпирало, рисунок совпадал, а ванная комната постепенно из грустного серого каземата превращалась в уютный интимно-прачечный закуток.

Под вечер в дверь позвонили. На пороге стояла Джулия.

– А ты чего здесь? – удивился Арсений.

– Как чего? Обои клеить, ага, – ответила она и внесла в прихожую свои вещи.

Потом явилась Вероника. Чуть позже – злой хозяин, принявшийся отчитывать жену за какие-то огрехи. Семейный разговор плавно перетек в скандал со взаимными упреками и криками, обильно сдобренный крепкой русской бранью.

Арсений поспешил закончить на сегодня свои дела и смыться домой, не желая становиться участником сестриных семейных неурядиц.

– Подвезешь? – спросила Арсения ожидавшая возле «Мерседеса» Джулия.

– В Черемушки?

– Ага.

– Подвезу, – ответил он, прикидывая в голове предстоящий крюк…

– Я, кажется, влюбилась, ага, – сказала Джулия, когда Арсений спустя сорок минут притормозил возле каких-то трамвайных путей.

– Бывает, – ответил он. – Я уже лет пять не знаю, что такое любовь…

– В жизни каждого человека, – через пару дней рассказывал дядя Гена во время чаепития на кухне, – всегда встречаются люди, у которых он должен чему-то научиться. Люди эти могут являться в личине дьявола, иные, наоборот, ангелы во плоти. Некоторые не обращают на них внимания, хороня важные для себя события в глубинах своей памяти, другие, которых явное меньшинство, извлекают из этих встреч уроки и не повторяют ошибок. А особо продвинутые даже учатся на ошибках других. Ведь если к человеку приходит какая-то информация, то она ему, несомненно, нужна, и те силы, которые человека по жизни ведут, всегда в нужный момент эту информацию любезно предоставляют. В том или ином виде. Если субъект непроходимо туп, то он так и будет всю жизнь, как баран, нарезать круги вокруг некоего символического кола, к которому он привязан. И так до тех пор, пока насмерть не удушится. Распознать, что же все-таки вокруг тебя происходит, и стать наконец человеком, а не тупым, запрограммированным зомби – именно то, чего хочет Бог. Я думаю, что те вещи, которые говорил тебе на Севере твой приятель Алеша Воробьев, и та профессия, что ты там приобрел, непременно должны тебе в жизни пригодиться. Для чего? Для того чтобы приобрести опять-таки новые знания и извлечь уроки. И так до бесконечности.

– Хм… Говоришь как по писаному. Ты, случаем, не доктор философии? Ну ладно. А чему я научился, например, у Леопольда? – поинтересовался Арсений.

– Я думаю, водить машину, – ответил Гена, пропустив мимо ушей вопрос о докторской степени.

– Как это?

– Очень просто. Ты выучился водить машину настолько, что тебе больше не нужно совершенствовать этот навык, – значит, пришло время переключиться на другие дела. А «Леопольд» просто послужил неким катализатором, повлиявшим на твое решение сменить профессию. Дорога научила тебя сосредоточивать свое внимание на главном, не забывая при этом о мелочах по обочинам. А теперь настало время учиться чему-то другому. Чему – я не знаю, у тебя своя голова на плечах. То, что ты видишь в нас, повстречавшихся тебе на пути людях, нечто общее, – это только картинка в твоих мозгах, и не нужно зацикливаться, выискивая в нас некое объединяющее начало. Хотя и такое случается в жизни.

– Что, например?

– Человека часто, если не сказать – всегда, окружают персоны, объединенные общей идеей. «Идеи витают в воздухе…» – слыхал такое выражение? Не буквально, но она там действительно витает, и мы пока примем это за аксиому. Идея подпитывается мыслями этих людей, притягивает к себе все большее количество адептов, разрастаясь и существуя уже сама по себе, и в итоге образует при этом некую сущность, или, как модно сейчас именовать, эгрегор. Вырваться из его лап довольно-таки сложно. Например, болельщик «Динамо» никогда не будет болеть за ЦСКА, истинно православный верующий никогда не примет ислам, а западный человек никогда не поймет загадочной русской души, потому что мы и сами ее понять толком не можем. Ну, так далее… Так вот, я думаю, что существует некий ваш семейный эгрегор, в который я должен внести определенную гармонию и по возможности исправить ошибки. Можешь считать меня ангелом-хранителем вашей семьи, или заступником, как это принято у христиан. Так, что ли, примерно.

– Дядя Гена, ты хоть сам понял, что сейчас сказал? – спросил обалдевший Арсений и похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Курева не было. – У тебя закурить есть?

Мужик явно был не в себе. «Не зря, наверно, его Вероника от меня скрывала. Такой, того и гляди, всех тут топориком в темя положит. И о чем, интересно, сестрица думает?» – размышлял Арсений, подозрительно косясь на собеседника.

– Ну и что ж ты за ангел, если жену убил? – повторил он свой вопрос, так и оставшийся без ответа позавчера.

– А кто тебе сказал, что я вообще кого-то убил? Если Веронике нравится так думать – то пусть. Человек – существо хитрое и порой для того, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте, придумывает всякие небылицы, причем настолько убедительные, что и сам начинает в них верить… Никому не верь, и никто тебя не обманет. – Эту фразу Арсений точно давно уже где-то слышал. – А курева у меня нет. И не было никогда, ибо не по карману мне дорогие привычки.

– Это почему же дорогие привычки? – спросил Арсений, вынимая из кармана деньги и протягивая их дяде Гене. – Доллар за пачку сигарет – это совсем не дорого. Не сочти за труд, сбегай за пачкой «Кэмела», – попросил он.

– Дорогие потому, что за них приходится расплачиваться самым дорогим, что у человека есть, – жизнью. Это первое. И второе: где ты тут лошадь увидел, чтобы бегать? Человеку больше свойственно ходить. Так что, дружок, тебе надо – ты и скачи галопом. У меня своих забот хватает, – ответил дядя Гена и, допив чай, вышел из кухни.

…Арсений понял, что погорячился. Ему стало неловко перед этим загадочным дядькой и совсем даже не дураком. «Придется извиняться, когда вернется», – подумал он.

Ремонт у Вероники закончили через неделю. Ванная комната, украшенная красивым зеркалом с подсветкой, хромированными полочками и новой итальянской стиральной машиной, засверкала яркой заморской белизной. Комната племянника Андрюши, над которой потрудилась Джулия, сияла белоснежным потолком, лоснилась виниловыми обоями с изображенными на них диснеевскими персонажами, пахла свежестью и счастливым детством. За работу Самец списал Арсению четыреста долларов долга.

– А не многовато ли будет? – поинтересовался облицовщик.

– Самый раз, – громко рыгнув после банки пива, которой обычно завершался ужин, ответил Самец и благостно отвалился на финский холодильник.

Чуток покайфовав, встал из-за стола и потопал в комнату привычно ругаться с Вероникой. Что-то не ладилось в их отношениях последнее время.