Текст книги "Апостол"

 
Она перестала бояться и тут же пошла вперед,
не глядя под ноги и бросив свои костыли.
станет мифом последний крестовый поход
войны на войну, войною против войны.
 

 
Дожитие – нехитрое занятие уставших —
безвременная проповедь последнего покоя.
в печальной тишине у алкогольных скважин
мы топим человеческое горе.
 

 
Опять придется все перетерпеть
и снова предстоит уйти в забвение,
скупая жизнь, как маленькая клеть,
сплетая прутья, ловит вдохновение.
 
 
и все претит и все осточертело!
уходят бесконечные года
в конечности дряхлеющего тела
и в складки постаревшего лица.
 
 
дожитие – пустой удел уставших,
где проповедь спокойного конца
возносит гордо достиженья павших
и перспективность глупого юнца.
 
 
бесценный опыт и бесстрастность чувств,
покой души в великом равновесии
– все то, к чему стремится рус, —
кончается бессмысленностью пенсий.
 
 
но почему? зачем? и для чего
все лучшее хоронится в могилы?
и в современном сборище людском
главенствуют фальшивые «светилы»?
чем старше и мудрей – тем тише разум,
невежество не царствует в тебе,
и если тело сохранило жажду
и силы жить, то, следуя судьбе,
используй сам свой опыт и умение,
не веруй желторотости птенцов,
покинувших насиженные гнезда,
изображая пламенных борцов.
забудь вражду и старые обиды,
прости себя и свой порок в других,
и если сложатся взаимные планиды,
то возродим страну бескрайних полных нив,
где золото полей всего дороже,
где музыка серебряных ручьев
ласкает слух мурашками по коже,
и, разливаясь пламенем стихов,
звучит в сердцах воскресным чистым звоном,
бесследно изгоняя рабский страх —
извечный страж неправедных законов
в третейских переполненных судах.
 
 
мы восстановим древние горнила,
построим между странами мосты
и там, где предков вдохновляла сила, —
мы разведем великие костры.
 
 
и на пороге золотого века
огонь очистит страстные сердца,
сжигая кокон недочеловека,
являя миру нового творца!
 

 
Как вы глупы, беснующие дети!
как безнадежен ваш жестокий род!
в голодный день мечтаете о хлебе,
имея хлеб – воюете за скот.
ваш прагматизм не ведает сомнений,
ведя войну и заключая мир,
вы бредите безумно о победе
добра над злом под сводами могил.
 

 
Потому что жизнь моя пуста,
потому что нет во мне покоя,
а наполняться слабостью греха
не позволяет каменная воля.
уж лучше пустота, чем суета сует,
и лучше сумерки, чем дремлющая тьма;
во мне нет веры и безверья нет —
распят сиим подобием креста.
 
 
тяжелой немощью придавлена рука,
нога не оставляет больше след,
и годы в рабстве бытового сна
исчезли с траектории планет.
рассчитан в хронологиях таблиц
мой путь, давая в миллиметрах
свободу выбора туннелей и темниц
с иллюзией реальности момента.
 
 
опутан, как плененная Земля,
цепями проводов и в терабайтах
хоронит оцифрованное «я» —
живую копию – за недостаток «лайков».
ломаю коды цифровых миров,
как лед на лужах вечером осенним,
в глубинах безнадежно-мутных вод
я воскрешу надежду вдохновением.
безумством назовут великий дар
собой остаться в зеркалах народов,
язычником и варваром, как встарь,
не осеняясь знаменьем штрих-кода.
и чипы вырвав из больных голов,
забудусь в очищающем молчании,
искоренив премудрости глупцов
и причастившись истинному знанию.
 
 
я не боюсь безумных палачей,
не чту ярмо лукавого закона
и вместо стали боевых мечей
кую в себе божественное слово!
 

 
Я заблокировал в сознании
твои смертельные слова.
не надо, спи в своем молчании,
я доживу твои года,
втирая между строк скрижалей
алмазный шлейф карандашей,
на улицах ночных скитаний
страшась аптечных фонарей.
 
 
четыре раза четверть века
твои пророчества несли
по ледяным петровским рекам,
цепляя низкие мосты
вихрастой проседью страдальца,
истертого, как ржавый лист
жестокой завистью фиглярства
в ухмылках безразличных лиц.
 
 
от посиневших скорбных складок,
от судорог уставших тел
твоя измученная правда
пластами падала со стен
тщеславных храмов иудеев,
пронзивших иглами штыков
сердца несломленных россеев
и купола немых церквов.
 
 
двенадцать мрачных недостиший
аккордами последних струн
втоптали в тишину приличий
звенящий голос острых скул,
заставив замолчать навеки
надменность вымученных слов,
что были рождены поэтом
в стране бесчисленности вдов.
 

 
Стало быть все. больше ко мне не придешь.
мерзлой землей просыпались годы сквозь пальцы.
в руки мои побелевшая зимняя дрожь
робко стучит, отбивая мотивы без фальши.
 
 
стынет лицо от пасмурных дней декабря.
в этом году явился он раньше, чем ждали.
бросил свой холод на плечи и спрятал тебя
в тех тайниках, о которых живые не знали.
 
 
пусто теперь. не начать мне ни с кем разговор.
снова в тоске вспоминаю твои недостатки.
рядом с тобой – я вторым одиночеством цвел,
а без тебя – я отцветаю в остатке.
 

 
Мы заложники каменных городов.
это наш крест, наше проклятие, наша вечность.
мы живем в этих сферах бесформенных встреч,
заливая в себя быстротечность послевкусия,
переходящего в горечь,
в кислотную боль слабых зубов,
в непонятную, жестокую прочность наших душ,
превратившихся в бронь.
 
 
и в этом наш путь.
мы мечтаем свернуть, но не можем.
мы привыкли к прямым дорогам,
привыкли к случайным прохожим,
не оставляющим след даже на черных газонах,
кроме окурков и выпавших из промежностей стен
изнуренных и влажных кондомов.
 
 
это наш путь – повторяю рефреном
избитую мантру городских экзорцистов.
я сам стал таким: изгоняющим демонов из своей жизни,
лишенной каких-либо ориентиров и высоких целей.
наша жизнь – это распятие наших душ
в измученном городом гаснущем теле.
 
 
блуждаю между бетонных стен минимальных пространств
с максимальной рентабельностью критических масс
энергий и хаосов, первозданных смыслов,
пробуждающих нас, заставляющих биться за место,
за объемы и площади внутри этих стен,
без них нам не выжить,
без них не подняться с колен привычной нужды и грусти,
и только одна надежда не гаснет в моей душе:
а может быть, все же попустит Он – мне?