Текст книги "Око Тимура"

Глава 15
Весна 1399 г. Тунис. Те, кто приходит с ветром

Когда друг ваш очутится в мире ином —

Помяните ушедшего чистым вином.

Омар Хайям

…прикусил нижнюю губу Раничев. Он почему-то с первого же взгляда не поверил в то, что это убийство было случайным. Нет, не в случайности тут дело…

Подошедший мухтасиб лениво пнул мертвое тело и, дождавшись пока помощники пригонят нищих, приказал им убрать труп.

– Ну, идем, идем, чего встал? – оглянулся на Ивана старик Хайреддин. – Я тут наслушался уже кое-чего, в чайхане расскажу.

Бросив последний взгляд на тело несчастного юноши, Раничев быстро пошел вслед за старым слугою. Миновав рынок и мечеть, они свернули направо, к предместью, и, немного не доходя до окружавшей медину стены, остановились прямо напротив помоста, покрытого ворсистым ковром. На ковре, в тени резного навеса, сидели нарядно одетые – по случаю окончания поста – люди с плоскими чашками в руках. Все они весело шутили и смеялись.

– Ну вот она, чайхана Масхутиба из Феса. – Хайреддин показал рукою. – Пойдем.

С поклоном подскочивший к ним чайханщик – веселый толстяк в полосатом халате и маленькой красной шапочке без полей – феске – с ходу поднес новым гостям большую чашу для омовения рук и почтительно поклонился.

– Пусть Аллах пошлет тебе здоровья и счастья, – приветствовал его Хайреддин. – Принеси же нам шербета и бобов с сушеными фруктами.

– Рад гостям. – Чайханщик широко улыбнулся. – Исполню, как скажете.

Он удалился, останавливаясь по пути, чтобы переброситься парой словечек с завсегдатаями.

– Видишь того сухонького человечка в большой чалме? – Старый слуга показал взглядом куда-то влево. Только не оборачивайся слишком резко – это невежливо.

Раничев сделал вид, что смотрит на небо. И вправду, по левую руку от них деловито поглощал пищу худой желтолицый араб в большой белой чалме.

– Это Касим, – вполголоса пояснил Хайреддин. – Поставщик фруктов ко двору халифа. Большой любитель почесать языком.

– Что-то не похоже, – засомневался Раничев, еще раз исподтишка обозрев худую фигуру поставщика.

– Плохо ты его знаешь, – засмеялся старик. – Подожди-ка, я его поприветствую… Ага, он как раз закончил есть.

Быстро поднявшись, Хайреддин поймал на себе взгляд поставщика фруктов и поклонился:

– Абдель ибн-Хасан из Ипона передавал тебе поклон и пожелания счастья, достопочтенный Касим.

– Благодарю тебя, уважаемый, – кивнул головой поставщик. – Если встретишь Абделя, передай – и я не забываю его. Садись же рядом, поговорим… Эй, слуга, неси-ка сюда шербету…

О чем они там говорили, Раничев не слушал – неудобно было сидеть, повернув голову, да и не так хорошо он знал арабский, чтобы понять хоть слово из той скороговорки, которой обменивались Касим и старый слуга Зунияра-хаджи. Иван отвлекся от них и просто сидел, наслаждаясь холодным шербетом, синим, с желтоватою искоркой солнца, небом, и желтым ковром маргариток, цветущих в предгорьях за стенами города.

– Касим сказал, что кади находится в покоях дворца. – Дождавшись, когда поставщик фруктов ушел, Хайреддин снова уселся напротив Раничева. – Говорят, халиф еще ни в чем не обвинил его, а велел просто оставаться при себе. И сделал это по требованию муфтиев.

– А что муфтиям до нашего кади? – усмехнулся Иван. – Завидуют его славе?

– Может быть, – тяжело вздохнул старик. – Ох, бедный, бедный хозяин.

– Стоит проникнуть во дворец. – Раничев отхлебнул из чаши. – Этот твой Касим не может помочь?

– Что ты, что ты! – испуганно замахал руками Хайреддин. – Проникнуть во дворец халифа? Не дай Аллах и помыслить такое!

Иван пожал плечами. Похоже, на помощь старого слуги можно было рассчитывать только до определенных пределов, в остальном же приходилось надеяться на себя. Что ж – не самая плохая надежда! Жаль вот, нет никого во дворце… Ха! А почему это нет? Что, Жан-Люк разве не во дворец попал менеджером… тьфу, приказчиком, впрочем, один черт! Ну да… Как бы вот только его разыскать. Чем Жан-Люк торговал? Кажется, рыбой…

– Дядюшка Хайреддин, – улыбнулся Иван. – А скажи-ка, где здесь торгуют рыбой?

Рыбный рынок располагался не так далеко от невольничьего, да можно сказать, почти рядом, отгороженный невысокой стеной из белого камня. Впрочем, несмотря на все это, специфический запах рыбы можно было учуять издалека. А чем ближе был рынок, тем больше околачивалось на улице тощих египетских кошек. Многие из них, облизываясь, сидели невдалеке от прилавков, терпеливо ожидая подачек.

– Свежие угри, ах, вкус – рахат-лукум! – Едва Раничев повернул к рядкам, как его уже обступили торговцы.

– А вот скумбрия, окунь…

– Попробуй морского ежа, почтеннейший господин, не пожалеешь!

Еле отбившись от привязчивых продавцов, Иван пошатался по рынку и выбрал более-менее чистый рядок со свежей, изумительно-серебристой рыбой, продавцы которой с некоторым презрением поглядывали на остальных.

– Хорошая рыба? – подойдя ближе, поинтересовался Раничев. – Говорят, такую даже сам халиф ест, да продлит Аллах его годы.

– Конечно, ест! – почти хором воскликнули торговцы. – А как же? Вот именно эту и ест. Погоди, уважаемый, вот приедет от двора халифа приказчик, сам убедишься!

– Да неужто?!

– Да-да! Он уже с раннего утра должен бы быть, да вот, верно, задержался.

– Угу…

Отойдя от рыбников, Раничев подозвал водоноса и, напившись, присел в куцей тени пальмы. Над рынком, крича, проносились большие белые птицы, нахально отбиравшие добычу у кошек. Иван понаблюдал все это безобразие, полюбовался на узорчатый минарет соседней мечети, купил у пробегавшего мимо мальчишки пригоршню дынных семечек, бросил в рот, аккуратно сплевывая шелуху в кусты… Ждал.

Жан-Люка он и не признал сразу, так тот изменился за столь короткое время. Марселец приобрел важную осанку и словно бы стал выше ростом, дорогой голубой с желтыми полосками халат его был подвязан шелковым поясом с кистями. На поясе висел солидных размеров кошель и четки из полированной яшмы, видимо, используемые приказчиком вместо счетов.

– Эй, Жан-Люк, ты ли это? – по-итальянски крикнул Раничев.

Марселец обернулся…

– Иван! – Бросив помощникам, чтобы грузили арбу без него, Жан-Люк, подбежав к Раничеву, крепко обнял его. – Иван! Рад, что ты жив и, похоже, совсем не бедствуешь!

– Да уж, – отмахнулся Иван. – Это ты у нас процветаешь, а я так, погулять вышел. Пойдем, посидим где-нибудь?

Жан-Люк с сожалением покачал головой:

– Сейчас не могу – дела. Давай вечером? Знаешь корчму «Три глаза» в христианском квартале?

– Найду.

– Вот там и встретимся.

– Хорошо. – Раничев улыбнулся, увидев, как, подбежав к уже нагруженной арбе, марселец принялся выбраковывать рыбу.

– Эта никуда не годится, – ругался он. – И та… и вот эта…

– Э, уважаемый Жалюк, да разве ж мы хоть когда-нибудь подсовывали тебе плохой товар? – смеялись торговцы.

– Всегда подсовывали, – махал руками Жан-Люк. – Только я не брал…

Таверна «Три глаза» располагалась в самой глубине христианских фундуков, почти на самом берегу Тунисского озера, во всяком случае, из окон таверны озеро было хорошо видно.

– Говоришь, кади зовут Зунияром? – потягивая вино, повторил вопрос Жан-Люк.

Раничев кивнул:

– Да, Зунияр-хаджи.

– Попробую разузнать… Я ж теперь при дворе почти главный по всем закупкам, – не удержавшись, похвастал марселец.

– И домой не тянет? – улыбнулся Иван.

Жан-Люк пожал плечами:

– Знаешь, как-то и некогда об этом думать. Все дела, дела…

Однако! Иван покачал головой – видно, марселец не очень-то тяготился рабством. Впрочем, как и сам Раничев…

Выпив еще, они договорились встретиться через три дня на рынке. К этому времени Жан-Люк обещал разузнать вообще все, что только можно было вызнать о кади Зунияре-хаджи. Надо признать, марселец выполнил свое обещание.

– Кади Зунияр находится под почетным арестом, – поведал он через три дня. В общем-то, это не было новостью для Ивана. – Халиф уехал охотиться и будет еще не скоро, а за это время ему обязались предоставить все улики, обличающие хаджи в… – Жан-Люк понизил голос и оглянулся. – В вероотступничестве и богохульстве!

– Вот так дела! – протянул Раничев. – Обвинить почти святого человека бог знает в чем… И кто ж обвиняет, муфтии?

– Муфтии – да, многие из них не очень-то любят вашего кади… Но! – Марселец снова оглянулся, словно ожидал в любой момент обнаружить за собой слежку. – Но не только в муфтиях дело. Есть один человек, очень влиятельный и богатый раис… зовут его Фарид ибн-Бей.

– Фарид ибн-Бей? – быстро переспросил Раничев.

– Ты знаком с ним?

– Знаком, – сухо кивнул он. – Как ты думаешь, зачем он вредит кади?

– Даже не могу и сказать. – Жан-Люк почесал затылок. – Понимаешь, Иван, ибн-Бей и без того достаточно богат и влиятелен, чтобы кому-то завидовать… разве что… разве что кади случайно наступил ему на мозоль.

Иван усмехнулся: мысли марсельца вполне совпадали с его собственными.

Вечером Раничев играл в шахматы с Хайреддином. Играл не просто так, а чтобы в процессе игры выяснить у старого слуги кое-что, что он, может быть, и побоялся бы сказать не отвлеченный игрою.

Что касается Фарида ибн-Бея, так старик вообще ничего про него не знал. Нет, знал, конечно, что есть такой богач, но что он из себя представляет – Аллах ведает, да мало ли в городе богачей?

Махнув пока рукой на Фарида, Иван перешел к слугам, еще раз попросив Хайреддина подробно охарактеризовать каждого.

– Каждого? – делая ход конем, переспросил старый слуга. – Ну тогда начнем хоть с марокканца Ильяса. Что о нем сказать? Старательный, преданный дому работник, нелюдим, правда, так то и к лучшему – никуда из дома Ильяс никогда не отлучался, даже и в город-то выходил с неохотой. Другое дело Вакуф, зиндж. Он из Сонгаи, был захвачен в рабство, может, и затаил зло. Хотя на вид – приятнее нет, вечно улыбающийся, добрый… Ахмед – самый молодой слуга, из наемных. Сын покойного старьевщика Аруджа. Сметлив, проворен, кажется, предан.

– Кажется?

– Он не так давно у нас, всего два года.

Таким же образом Хайреддин охарактеризовал и всех остальных слуг, имевшихся в доме. Размытые получились портреты, слишком уж приблизительные, да старик и не претендовал на роль знатока человеческих душ. Проигрывая ход за ходом, Раничев и не представлял, за что зацепиться. Все думал, думал… И только, когда польщенно улыбающийся от выигранной партии слуга уже убирал с доски вырезанные из яшмы и лазурита фигуры, Иван вдруг хлопнул себя по лбу:

– Ты помнишь, Хайреддин, как вели себя все слуги в тот день, когда я увидел змею? Ну – или когда мне показалось, что я ее увидел…

– Смутно, – покачал головой старик.

– Вот и я смутно, – признался Раничев. – Давай, попробуем вспомнить вместе.

Примерно через полчаса выяснилось следующее: марокканец Ильяс, зиндж Вакуф и все остальные слуги вели себя, в общем-то, вполне адекватно… все, кроме Ахмеда. Тот как-то уж очень заметно изображал только что проснувшегося человека, что вообще-то нехарактерно для любого слуги, наоборот – все они обычно старались подчеркнуть свое неусыпное рвение. С чего бы это Ахмед делал вид, что никак не может справиться со сном? Или и в самом деле слишком уж разоспался?

– Так, а сейчас, значит, Ахмеда в доме нет? – Выслушав Хайреддина и сопоставив факты, Иван почесал бороду.

– Конечно нет, – кивнул старик. – Как и всех наемных слуг.

– А ты не знаешь, где он живет?

– Где-то за мединой, кажется в Баб-Суикском предместье.

– В предместье, – протянул Раничев. – И как же его там отыскать?

Иван все же сыскал молодого слугу с помощью Хайреддина и его знакомых старцев, хорошо помнивших еще старьевщика Аруджа. Посланный в предместье марокканец Ильяс позвал Ахмеда в дом кади, который якобы распорядился выплатить наемным слугам жалованье. Жадность Ахмеда оказалась сильнее благоразумия. Не прошло и часа, как он уже поднимался на второй этаж дома.

– Эй, говорят, хозяин распорядился заплатить нам? – увидев Раничева, спросил он.

– Говорят, – усмехнулся Иван, решивший именно сейчас, с ходу, проверить все свои подозрения. – Заходи. – Он распахнул двери в хозяйский кабинет и, когда слуга вошел, запер их изнутри на засовец.

– Ну и темнота, – пожаловался Ахмед… И в этот момент Раничев неожиданно схватил висевшую на стене саблю.

Тяжелый клинок со свистом пронесся над головою присевшего от страха слуги. Тот не понял, что происходит, и глупо захлопал ресницами:

– Э, что ты собрался делать, Ибан?

– Отрубить тебе голову, подлый пес! – Раничев хищно покрутил саблей над головою. – Так приказал хозяин… Что, испугался? Ты же не боялся ядовитой гадины!

– Так у нее были вырваны зубы… ой… – Слуга захлопнул рот, но уже понял, что проговорился. Да и как было не проговориться, когда холодная сталь больно впилась в горло.

– Говори дальше, – тихо приказал Иван. – Это тебе приказали сделать погонщики ослов… или сам Фарид?

– Фарид… через погонщиков, – дрожа, признался Ахмед. – Я не хотел, клянусь Аллахом! Они просто попросили подкинуть в опочивальню хозяина гада с выдернутыми зубами, а потом незаметно убрать его… Не убивай меня, Ибан, я ведь все тебе рассказал!

– Ничего такого, что я не знал бы и без тебя. – Раничев покривил губы. – Погонщики ослов все работают на Фарида?

– Нет, только молодежь…

– А водонос Али?

– Про водоноса не знаю… Честно, не знаю, клянусь Аллахом!

– Зачем Фариду младенцы?

– Не знаю…

– Что-то ты совсем перестал нравиться мне, Ахмед, – попробовав ногтем острие лезвия, угрожающе промолвил Иван. – Слишком уж многого ты не знаешь. А ведь сам состоишь в их шайке! Как они себя называют, а? Тоже не знаешь?

– «Дети Ваала», – неохотно признался парень. – Они иногда устраивают оргии, когда тучи и буря… Люди называют их – «те, кто приходит с ветром».

– Какие люди?

– Обычные. Торговцы, ремесленники, рыбаки… Они считают «Детей Ваала» обыкновенной берберской шайкой, каких много.

– А они не обыкновенные?

– Они страшные, господин, – жалобно прошептал Ахмед. В уголках глаз его показались слезы. – Пришли к нам в дом после смерти отца, помогли с похоронами… не знаю, зачем им понадобился такой бедный парень, как я?

– Ты уже тогда служил у кади?

– Да. Они требовали докладывать о каждом шаге господина.

– Что ж ты служил им? Хотя можешь не отвечать… Они давали защиту? От посягательств соседей на ваш дом и участок, от придирок мухтасиба, да мало ли… Так?

Ахмед молча кивнул. Раничев посмотрел ему прямо в глаза:

– А теперь скажи, что они задумали против хаджи?

Молодой слуга испуганно покачал головой:

– Откуда же мне знать? Сам подумай… Они не очень-то мне и доверяли, просто использовали иногда.

– Где ты с ним встречался?

– Обычно они приходили домой. Два молодых парня в черных бурнусах, я даже не знаю, как их зовут.

– Вот что, Ахмед… Я тебе отпущу сейчас, но с одним условием: как только они вновь что-то потребуют, сразу же поставь в известность меня.

– Хорошо, – часто закивал парень, еще не веря, что выбрался живым. – Я сделаю все, как ты скажешь.

Раничев лично выпроводил его со двора и, не закрывая калитку, долго смотрел вслед, пока тонкая фигурка слуги не исчезла за поворотом.

– Что ж, – закрывая калитку, вздохнул Иван. – Ничего конкретного. Хотя…

Итак, можно было считать окончательно выясненным, что банда погонщиков ослов, также именующая себя «Детьми Ваала» или теми, кто приходит с ветром, опиралась на покровительство богатого и знатного вельможи – Фарида ибн-Бея. Скорее всего, он и был главой секты. Погонщики ослов же являлись лишь только обычными исполнителями, пехотой, и если бы Зунияр-хаджи в своем расследовании не продвинулся дальше их обычных прегрешений, то не было бы ни предупреждения в виде змеи, ни ареста. Арест… Значит, Фарид донес халифу. Сам, или через подставных лиц. Но каким образом они хотят опорочить кади, этого праведного и благочестивого человека? Надо же, обвинить его в вероотступничестве и богохульстве! Это все равно, что обвинить самого халифа в хакерстве или самогоноварении. Конечно, они могут найти и четырех, требуемых шариатом, свидетелей – если те не убоятся собственной лжи, по Корану – тоже страшного преступления. Таких свидетелей можно отыскать среди вероотступников… тех же «Детей Ваала»! А может, пока не поздно, сдать эту чертову секту органам официального сыска, ежели здесь таковые имеются? Не может быть, чтоб не имелись, халиф Абд ал-Азиз далеко не дурак. Примерно где искать их – ясно. Выставить засаду в доме слуги Ахмеда, послать агентов на рынки, да мало ли… А вот что касается Зунияра-хаджи. Если его могут оболгать, то почему бы не найтись тем людям, которые бы встали на его защиту? Ведь большинство людей уважали кади. И многие, очень многие, были ему благодарны. Разве таких нет? Разве честный и справедливый суд – не благо? Разве ж быть праведным судьей – худшая доля в этом мире?

– Да, людей, благодарных нашему хозяину, много – каждый честный житель медины, – с гордостью подтвердил Хайреддин.

– Так нужно обойти их всех, всех, чьи попранные права отстоял Зунияр-хаджи! И пусть они будут готовы поддержать кади добрым словом. Сделаешь это, Хайреддин?

– Охотно! Да спасет Аллах твой ум, Ибан!

– Ла-адно…

С улицы вдруг послышались чьи-то громкие крики.

– К нам гости? – удивился старик. – В такое время? А может быть, это друзья хозяина? Пойду, посмотрю…

Старый слуга вышел во двор, и, открыв ворота, пригласил во двор всадников.

– К нам посланцы халифа, Ибан! – заглянув в дверь, возбужденно воскликнул он. – Говорят, что уже завтра наш хозяин, Зунияр-хаджи, будет свободен! Ты покажешь им все бумаги кади? А я побегу к соседям, обрадую…

– Беги, Хайреддин! Конечно, я покажу все, ведь в делах хозяина нет ничего постыдного.

Накинув на плечи плащ, старик схватил стоявшее у входной двери ведро.

– По пути полью цветы в саду, – пояснил он. – Потом так и пройду, черным ходом.

Старик удалился, смешно припадая на левую ногу. Иван посмотрел ему вслед и учтиво поклонился вошедшим – молодым людям в богатых шелковых одеждах.

– Вы и есть посланцы халифа? – прежде чем пройти в кабинет, зачем-то уточнил Раничев.

– Да… мы есть, – поклонился один из вошедших. – Только мы не посланцы халифа, уважаемый. Мы – те, кто приходит с ветром!

Злая улыбка искривила красивое лицо молодого мужчины, и кто-то ловко набросил петлю на шею Ивана. Свет…

Глава 16
Май 1399 г. Тунис. Дети Ваала

Если низменной похоти станешь рабом —

Будешь в старости пуст, как покинутый дом.

Оглянись на себя и подумай о том,

Кто ты есть, где ты есть и – куда же потом?

Омар Хайям

…померк в глазах Раничева. Правда, не навсегда, очнулся он довольно быстро – связанным, лежащим вниз лицом в едущей неизвестно куда повозке. Крепкие парни с дубинками сидели вокруг него, возница погонял мулов, было душно, Иван чувствовал, как струится по шее липкий холодный пот. Сильно трясло, и с днища повозки поднималась густая серая пыль. Не выдержав, Раничев громко чихнул и сам себе мысленно пожелал здоровья.

– Очнулся? – язвительно поинтересовался один из парней, сопровождая свои слова чувствительным пинком.

Иван стиснул зубы. Ладно, козел, погоди…

– Эй, Хабиб, когда приедем? – Кто-то из охранников окликнул возницу.

– Уже скоро, – не оборачиваясь, ответил тот.

Раничев усмехнулся – экие нетерпеливые. Молодежь, одно слово. Если и есть у секты слабое звено – так это они, вот эти вот парни, вряд ли кому из них больше двадцати пяти. Наглые, нетерпеливые, злые… и не привыкшие думать. Наверняка, во всем полагаются на вожака.

Повозку сильно тряхнуло, и Иван снова чихнул.

– Ишь, расчихался, пес, – выругался охранник. – Ничего, сейчас ты простишься с жизнью.

Раничев вовсе не поверил его словам. Если б хотели убить, убили бы раньше, еще в доме кади, а так, раз везут куда-то, значит, чего-то хотят. Может быть, удастся встретиться с главным? Собственно, ради этого Иван и стремился в Тунис – ведь именно главарь секты должен был знать тайну перстня. Должен был знать…

Дорога стала заметно хуже – все чаще трясло, да ухабы попадались не маленькие, такое впечатление, что ехали по родным российским дорогам. Вообще последние всегда умиляли Раничева, особенно когда приходилось ехать вместе с ура-патриотами. И на машине-то у них российские ленточки, и в салоне – двуглавый герб да чуть ли не портрет президента, а как въедут в яму, так – «чтобы все поздыхали, уроды!» – это в адрес, известно, чей. Да уж, и национальный доход у нас постоянно растет, и стабилизационный фонд какой огромный, и вообще, если верить правительству, жить становится все лучше и веселей, а дорог как не было, так и нет, особенно в уездных городишках – яма на яме. Вот уж и в самом деле, уроды, трендят «Россия – великая страна», а простых дорог сделать не могут. Поучились бы у древних римлян или хоть у того же Тимура…

Проскрипев колесами, повозка въехала в какую-то яму, из которой долго выбиралась – даже охранники вынуждены были сойти и, ругаясь, подталкивали застрявшее транспортное средство плечами. Вытолкали… Этакие троглодиты – да не вытолкают? Ну и рожи у них! А сколько высокомерия и этакого нарочно выпячиваемого презрения к окружающим. О, совсем как у российской «золотой молодежи», даже, пожалуй, покруче. И все как на подбор – рослые, подтянутые, мускулистые. Ясно – пехота, другие тут и не нужны.

Вытолкав наконец повозку, парни на этот раз не забрались в нее, а просто пошли рядом. Видимо, конец пути был уже близок. Небо было еще ночным, черным, но быстро светлело, а на востоке занималась заря. Вокруг маячили какие-то развалины – столбы, камни, колонны – казалось, не было ни одного целого здания, да, не на века, оказывается, строили римляне, прошло чуть больше тысячи лет – и нате, все поразвалилось. Да-а… Впрочем, почему – римляне? А не Карфаген это часом? Ну да, во-он те стелы уж больно похожи на жертвенники.

– Надо было завязать ему глаза, – оглянувшись на Раничева, хмуро бросил возница, в котором Иван с удивлением узнал… мрачного водоноса Али. Впрочем, что тут удивляться?

– Зачем? – усмехнулся шагавший рядом с возницей парень. – Он уже ничего никому не расскажет.

Последняя фраза не очень-то понравилась Ивану. Впрочем, до такой развязки, судя по всему, было еще вполне достаточно времени. Вполне достаточно, чтобы попытаться что-то придумать. Интересно, как Хайреддин? Успел ли выбежать из дома? Наверное, успел… Он же хотел полить в саду цветы и потом пройти черным ходом. Значит, поговорит с народом, значит, у кади Зунияра-хаджи все ж таки будет шанс оправдаться от нелепейших обвинений. А что сам халиф, не видит всей очевидной неправдоподобности обвинения? Или провокация совершается настолько хитро? Ладно, чего сейчас гадать? Поживем – увидим. Поживем?

– Слезай, приехали! – Повозка остановилась у развалин какой-то виллы. Треугольная крыша строения давно обрушилась, почти все стены были растасканы на кирпичи, лишь, словно обглоданные кости выброшенного на берег кита, торчали покосившиеся колонны. Охранники грубо спихнули Раничева с повозки и, подхватив под руки, быстро потащили к развалинам – мимо колонн, мимо разрушенных стен, мимо пустующего бассейна… Лязгнула дверь. Иван поднял голову – перед ним, в кустах дрока, открылся узкий, пахнувший сыростью, вход в подземелье. Видно – бывшая тюрьма для непокорных рабов, эргастул, или как он там назывался у жителей Карфагена?

Пролетев вниз по крутым ступенькам, бывший директор музея больно ударился лбом о скользкую от плесени стену. Сверху загоготали. Лязгнув, закрылась дверь. Раничев осмотрелся – тьма, но, вполне вероятно, утром она хоть немного да рассеется, не может быть, чтоб в этой постройке не было ни одной щели. Иван попытался пошевелиться, руки слушались плохо, запястья немели – видимо, связывали на совесть. Ага… Раз не развязали, значит, кормить не собираются. Уморить голодной смертью? Вряд ли это в их интересах, могли расправиться и раньше. Значит, скоро выпустят. А сюда поместили… для встречи с кем-нибудь из главарей? Очень может быть. Интересно, здесь есть крысы? Хм… С чего им тут быть-то? Жрать-то нечего, одни камни кругом. Нет, крысы не такие дуры, они все на складах, в погребах, в амбарах, в общем, там, где есть, чем поживиться. Нет, крысы отпадают… А вот какая-нибудь змея вполне может заползти. Раничев поежился. Не любил он почему-то этих скользких тварей. Поджав под себя ноги, он с трудом уселся, привалившись спиной к холодным камням кладки. Так было значительно удобней, нежели лежа. Иван снова покрутил запястья, протащив через ноги, поднес веревки ко рту… Да-а… легче зубы сломать. Запястья стягивали кожаные ремни, вымоченные в морской воде, – теперь они подсохли и съежились на манер шагреневой кожи. Развязать их было, в общем-то, делом нехитрым – просто на полчасика опустить руки в тазик с водой. Вот только не было такого тазика…

Что ж, пока есть время, можно было попытаться привести в определенный порядок мысли – оно не лишнее: и нервы успокаивает, и, может быть, чего придумать удастся. Итак, уважаемый Иван Петрович, попали вы, как кур во щи? Или – в ощип? В общем, попали. Что делать будем? Надобно бы выбраться, да пока никак. Ладно, взвесим все плюсы и минусы. Начнем с минусов. Узилище, тьма, туманные перспективы… Впрочем, ничуть не туманные, а вполне даже определенные. Ни возница, ни парни-охранники (погонщики ослов) лиц не прятали – не считали нужным. Почему? Вопрос риторический… Вас, уважаемый Иван Петрович, не говоря худого слова, либо прибьют сразу же, после встречи с главарем, либо… либо принесут в жертву, такого тоже исключать нельзя, когда имеешь дело с фанатиками. Так, что еще в минусах? Где он находится – никто не знает. Остававшиеся в доме слуги кади, скорее всего, убиты – кому нужны лишние свидетели? Что еще плохого? Пожалуй, все… Теперь – хорошее, плюсы. Во-первых, Иван Петрович, вы в скором времени встретитесь с главарем всей этой шайки! Затем и ехали. Вот он вам и расскажет о перстне во всех подробностях, ежели вы, конечно, хорошо попросите. Шутка, конечно, но вообще от исхода этой таинственной встречи многое будет зависеть. Во-вторых, Хайреддин, скорее всего, спасся и выполнил поручение. Значит, очень может быть, кади будет оправдан… а уж затем он, наверное, найдет средства помочь… Если, конечно, успеет. Что еще хорошего? Жан-Люк! Вот кто мог бы реально помочь, и не когда-то, а уже сейчас! Что стоит влиятельному дворцовому приказчику нанять… гм… ну, скажем, грузчиков, вооружить их теми же дубинами, и… Эх, до чего же приятная мысль! А вертолет со спецназом не желаете, Иван Петрович? Тоже ведь хорошо бы. Ну черт с ним, с вертолетом, а вот насчет Жан-Люка и «грузчиков» мысль интересная. И вполне осуществимая, в отличие от того же вертолета. Не много и нужно, всего-то два условия: а) – точно знать собственное местонахождение и б) – передать весточку Жан-Люку. Всего-то и делов. Только вот как это все выполнить? А вот думайте, уважаемый Иван Петрович, вы же все-таки с высшим гуманитарным образованием человек – ЛГПИ когда-то закончили – вот и дерзайте мыслью! Ох-ох-ох… Ну что вы вздыхаете, как в последний день Помпеи? Ядерной войны, слава богу, нет – значит, не все так плохо! Человечек нужен… Ну, допустим, о местонахождении и охрана случайно проговориться может, а вот с весточкой посложнее будет. А передать бы надо, обязательно надо… через кого только? Главаря попросить, слезу пустив умильно? Мол, последний привет любимой мамочке. Поверит? Навряд ли… Парни? Хм… А Али, водонос? Он, кажется, очень любит деньги… Ага… Конечно, любит, иначе б не занимался посредничеством у выкупных братств. Вот его и попросить… Может, конечно, и откажет… А может, и польстится! Пятьдесят на пятьдесят. Попробовать надо, лишь бы улучить момент… Да и послание продумать – наверняка устно говорить придется, так что…

Раничев рассуждал сам с собой долго, до тех пор пока в щель под самым потолком не заглянуло солнце. Стало заметно теплее, и Иван сам не заметил, как уснул. Захрапел, свесил голову на грудь, потом устроился поудобнее – лег на пол. В конце концов, выспаться тоже не помешает.

Иван проснулся от лязганья двери. Стояла уже ночь или глубокий вечер, видно было, как высоко в небе загадочно мерцали звезды. Спустившиеся в узилище парни, не говоря ни слова, вытащили пленника наружу и поволокли меж развалин неведомо куда. Впрочем, долго не тащили – остановились у нескольких больших стел с изображением бородатого бога и женщины-львицы – Таннит. Это и было капище «Детей Ваала», когда-то называемое финикийцами «тофет». Вокруг стел и развалин почти правильным кругом стояли крепкие парни с горящими факелами в руках. У статуи Ваала виднелась фигура высокого мужчины в черной накидке. На лицо его была надета терракотовая маска с искривленным в зловещей ухмылке ртом. Такие же маски были и на лицах еще четверых мужчин, стоявших чуть сзади. Слева от статуй, за линией факельщиков, маячил черный контур крытой повозки, запряженной парой коней. Туда же, только чуть ближе к капищу, приволокли и Раничева, рывком поставив на ноги.

– Что ж. – Высокий мужчина медленно вышел в центр и, встав между идолами бородатого Ваала и похожей на львицу Таннит, поднял ладони к небу. – Мы вновь собрались здесь, друзья, чтобы почтить память древних богов великой жертвой! – звучно произнес он. – Некоторые из наших – Заил из Суса, Кармин из Гедды, Зульфикар из Ипона – прислали богам своих первенцев… поистине для всех нас это великий день. Так поспешим же, друзья, и восславим Ваал-Хаммона!

Повернувшись к идолу, он упал на колени и завыл, что-то бессвязно выкрикивая. Так же поступили и все остальные присутствующие, кроме стоявших с факелами парней. Ивана тоже ткнули носом в песок, правда, выть он не стал, как и выкрикивать заклинаний – просто-напросто выругался и теперь отплевывался от песка.

Между тем, быстро окончив молитву, главарь – он же, по всей видимости, исполнял и функции главного жреца Ваала – обернулся и сделал приглашающий жест. Неведомо где тихо заиграла зурна, послышался приглушенный рокот тамбуринов, и в центр освещенного факелами круга, танцуя, выбежала обнаженная девушка. Грациозная фигурка ее, ловко изгибаясь, обвила поочередно обе статуи – сначала Ваала, а потом и Таннит, – после чего дева принялась кружиться на месте, позвякивая залотыми браслетами на ногах и запястьях. Смуглое, натертое благовониями и оливковым маслом тело ее казалось вылепленным из бронзы. Стройные бедра, покрытые сложным узором, кровоточили – видно, татуировка была совсем свежей – на тонкой шее танцовщицы отражала дрожащий свет факелов тяжелая пектораль, едва прикрывавшая грудь.

Все быстрее отбивали ритм тамбурины, все быстрее вращалась девушка. Звенели браслеты, тяжело вздымалось драгоценное ожерелье, заплетенные во множество мелких косичек волосы разлетелись по сторонам.