Текст книги "Ледяная тетрадь"

Часть вторая
Поход по Сибири и Забайкалькому краю

1. Ссылка

В России ссылка неугодных и преступников была в первую очередь способом экономического развития, и только потом – мерой наказания. Ни в одной стране мира ссылка не применялась так широко и не приносила так много пользы, как в России.

Все правители России, начиная с Ивана Третьего и заканчивая Хрущёвым, активно ссылали провинившихся в отдалённые и малонаселённые территории – и там предоставляли сосланным частичную или полную самостоятельность.

Ссылкам подвергались все слои общества: и простолюдины, и аристократы, а также военнопленные.

После поражения шведской армии под Полтавой тысячи пленных шведских солдат были сосланы в Сибирь. Всем им было дозволено получать материальную помощь с родины. Большинство шведов обрусели, переженились на местных девушках. После окончания Северной войны пленным разрешили вернуться домой, но из 30 тысяч вернулись только 5 тысяч.

Сосланные аристократы, оказавшись на новом месте, за свой счёт строили дома, организовывали торговые и промышленные предприятия и даже вели светскую жизнь.

Сосланный в Сибирь в 1863 году и далее перебравшийся в Приморский край польский аристократ Михаил Янковский стал крупным российским естествоиспытателем, географом, биологом, он создал первую в мире плантацию женьшеня, занимался коневодством и оленеводством, книгоизданием, музейным делом… Ссыльный польский вольнодумец превратился в «гения места» русского Приморья.

Сослать могли и на определённый срок, и пожизненно. Сосланному могли разрешить взять с собой семью. Сосланному могли разрешить женитьбу, а могли и не разрешить. Существовало несколько режимов ссылки, из которых самый щадящий назывался «вольное поселение».

Таким образом, ссылка использовалась не только как способ наказания, но и как способ колонизации отдалённых диких территорий.

У этой схемы был и побочный эффект. Многие тысячи умных и деятельных людей, сосланных в Сибирь, в Заполярье и на Дальний Восток, постепенно, за столетия, создали особый тип мышления, сформировали свою ноосферу, эгрегор.

Сибиряк – почти всегда вольнодумец; он критически настроен по отношению к центральной власти, он повинуется приказам из Москвы нехотя, он привык рассчитывать на собственные силы.

Казаки, первыми из европейцев заселившие Сибирь, – всегда были людьми вольными, они привыкли к свободе и самоуправлению, и считали себя отдельным сословием.

Упрямые староверы, последователи Аввакума, во множестве расселившиеся по Сибири, – тоже не были (по понятным причинам) лояльны власти, и тоже старались жить наособицу.

Сибирь – это земля каторжан, лагерников. Сибиряки это знают – и относятся к этому спокойно; в Австралии, например, считается даже почётным возводить свою родословную к первым каторжникам, переселенцам из Англии.

Так постепенно за Уралом возник особый тип русского человека: независимого, свободного, дерзкого, бунтующего, привыкшего к суровому климату, к недостатку ресурсов, к огромным расстояниям.

Эти русские ни внешне, ни по языку ничем не отличаются от европейских русских; различия видны лишь при возникновении критических ситуаций.

Эти люди – в меньшинстве. В Сибири и на Дальнем Востоке живёт около 25 миллионов человек, причём это число сокращается. Но это – колоссальная сила, важнейший угол в фундаменте русской цивилизации.

Сейчас огромные земли Восточной Сибири и Тихоокеанского побережья объединены в одну административную единицу: Дальневосточный федеральный округ. Эта территория по площади почти равна Австралии и в два раза больше Индии. Чтобы объехать её всю, от Байкала до Чукотки, от Читы до Курильских островов, – обычному человеку не хватит жизни. За десять лет путешествий мне удалось изучить не более четверти этого невероятного космоса. Но я знаю людей, поставивших перед собой такую цель, – например, писателей Василия Авченко и Михаила Тарковского: год за годом они утюжат бесконечное пространство на машинах, кораблях и самолётах, забираясь всё дальше и дальше; но даже и эти отчаянные люди освоили едва половину бескрайней Ойкумены.

2. Великий упрямец

Однажды я побывал на том месте, где когда-то въяве стоял Аввакум, – там, где из озера Байкал вытекает река Ангара.

Пересекая Байкал, Аввакум едва не утонул.

По совпадению, точно там же, только спустя 350 лет, окончил свои дни известный российский драматург Александр Вампилов: его лодка перевернулась, он смог доплыть до берега, но скончался от переохлаждения.

Аввакуму повезло: его сразу вытащили из воды.

Но прежде чем оказаться на Байкале, он проделал длинный изнурительный путь.

Отбыв из Москвы, избитый и поруганный, чудом не расстриженный, Аввакум с женой и детьми добрался до Тобольска через три месяца, в декабре 1653 года.

Возможно, отъезд Аввакума спас жизнь ему и его семье: следующим летом в Москве началась эпидемия чумы. Ситуация была столь тяжёлой, что и царь Алексей Михайлович, и патриарх Никон покинули Кремль и уехали подальше.

От чумы погибли два родных брата Аввакума. Всего же тогда вымерло 150 тысяч – каждый второй житель столицы.

Аввакум божьим попущением спасся от моровой язвы, а если бы не был сослан – наверняка бы умер, ведь общался близко со многими десятками прихожан. И не было бы тогда никакого всемирного духовного учителя русских староверов, а был бы кратко упомянутый в хрониках религиозный активист.

В Тобольске Аввакуму дали место при одной из церквей – но повторилась та же история, что и в Юрьевце. Приезжий протопоп ни с кем не ужился.

На него написали несколько доносов. Жаловались, что ходит с позолоченным посохом, как архиерей, проклинает Никона и проповедует скорый приход Антихриста.

Аввакум продолжал свою битву и не собирался останавливаться.

А может, он был просто скандалист? Таких немало во все времена.

Вряд ли. Скандалисты, как правило, люди не очень умные, поверхностные, злые и несчастные, через крик извергающие свои многочисленные комплексы. Аввакум же был счастлив как минимум в семейной жизни, имел (тогда) пятерых детей. В священстве также преуспел: в Лопатищах собрал 700 человек духовных детей, а в Москве, уйдя служить в сенной сарай, увлёк за собой более сотни прихожан. Нет, не скандалист, не крикун, – скорее, великий упрямец.

Упрямство – от слов «прямо», «прямой». Упрямец не способен к компромиссу, неуступчив. Однажды провозгласив свои принципы, он потом не отходит от них ни на йоту.

Упрямцы могут быть бытовыми, незначительными, – и тогда они просто невыносимы и скучны. Бытовой упрямец мелочен, эгоистичен, зафиксирован на себе – своё упрямство считает непреклонностью, проявлением силы характера, в любом случае – достоинством.

Но гораздо интереснее упрямцы мощные, глубокие, яростные приверженцы больших идей. Таким упрямцем был Лимонов, всю жизнь отстаивавший левацкие красные идеи, мировую справедливость во всём, – богемный мотылёк, поэт, вдруг решивший стать политиком, то есть – царём. Они с Аввакумом очень похожи: как будто один и тот же человек повторился в русском пространстве с разницей в три с половиной столетия.

Я знал Лимонова, но не близко. Никогда не набивался ему в друзья. Помню его прозрачные глаза, их фанатичный блеск. В нём чувствовался стальной стержень. Несгибаемый – это про него. Щуплый и маленький, узкогрудый, с высоким птичьим голосом, он представлял собой тугой узел жил и нервов. Он отлично одевался, минимум дважды я видел его в смокинге, и шкура светского сноба сидела на нём как влитая.

Думаю, загадка Лимонова до сих пор не разгадана. Он бывал смешон, бывал неприятен, часто бывал неправ, – но всегда был интересен, всегда излучал лихорадочную энергию смуты. Если бы я делал фильм про Аввакума – я бы пригласил Лимонова на главную роль.

Лимонов со свойственной ему самоубийственной прямотой провозгласил себя национальным героем, далее заявил, что «путь героя – трагедия», и в соответствии с этим постулатом попытался превратить в трагедию собственную жизнь. Отчасти ему это удалось.

Он написал огромный Завет – более 70 книг; я прочитал почти все, но не помню, чтобы Лимонов хоть раз упомянул Аввакума в своих сочинениях. Лимонов прочерчивал прямую от француза де Сада к польскому немцу Ницше, от Ницше – к японцу Юкио Мисиме, и далее – к себе. Аввакума он на эту линию не ставил. Ну так за него это сделаю я.

3. Начало забайкальского похода

1

Тобольск – много дальше от Москвы, чем Лопатищи и Юрьевец. Пока доносы на Аввакума везли в Москву, пока там раздумывали над ответом, пока ответ пришёл, – минуло полтора года.

Таков пример практики государственного управления России того времени: огромные расстояния не позволяли оперативно реагировать на «сигналы с мест». Это создавало своего рода бюрократическую инерцию: если недовольный писал жалобу в «центр» – он понимал, что результата надо ждать год, а за год любой конфликт может погаснуть, время всё лечит; так зачем вообще в таком случае писать жалобу?

Но зато когда государева воля стала известна в Тобольске – начальство не медлило ни одного лишнего часа. Указ насчёт Аввакума был получен 27 июня 1655 года, и повелевал отправить смутьяна ещё дальше – на край земли, в Якутск. Спустя два дня, 29 июня, протопоп был собран в путь и отбыл.

Никаких дорог в Сибири тогда не существовало, все передвижения – только по рекам.

За чей счёт везли его, кто платил жалованье кормчим, проводникам, охране? Очевидно, казна.

В Москве изгой, инакомыслящий, в кровь измордованный, – по Сибири ехал за государев кошт.

Три месяца его везли по Иртышу, по Оби, по Кети, – до Енисейска. Там остановились зимовать.

В Енисейском остроге (основанном на пять лет раньше Нью-Йорка) власть была сосредоточена в руках делового, исключительно жестокого и весьма амбициозного воеводы Афанасия Филипповича Пашкова: человека, полностью лишённого как страха, так и жалости.

Здесь же в те годы обретался ещё один крутой парень, казачий голова Пётр Бекетов.

В деле освоения Сибири у них имелись серьёзные конкуренты: атаманы якутского воеводства – Хабаров, Поярков, Бахтеяров.

Цели казачьих атаманов, землепроходцев, были понятны. Во-первых, продвижение на восток и юго-восток, обустройство новых крепостей, разведка новых земель. За это в столице атаманам давали должности, деньги и награды.

Во-вторых, обложение коренных народов налогом – ясаком, торговля с местными, отправка пушной рухляди опять же в столицу, для пополнения казны. Пушнина на протяжении столетий была важнейшей частью русского экспорта, и даже при большевиках, в первые годы советской власти, доходы от продажи пушнины превышали доходы от продажи нефти.

В-третьих, поиск месторождений металлов: свинца, меди, серебра и золота.

В-четвёртых, разведка плодородных земель, пригодных для ведения сельского хозяйства.

В-пятых, поиск надёжных и удобных путей в Китай и к Тихому океану.

Путь в Китай и на океан лежал через Амур-реку; к ней и стремились казаки-первопроходцы. Но путь на Амур, чьи воды текут не на север, к Ледовитому океану, а на восток, к океану Тихому, лежал через горные хребты великого сибирского водораздела.

Якутские воеводы опередили енисейских – первыми добрались до Амура, двигаясь по Лене и Алдану, затем посуху волоком, через Становой хребет к реке Зее, из неё – в Амур.

Однако позже енисейский голова Бекетов разведал другую дорогу: из Енисейска на восток по Ангаре – до Байкала, затем через Байкал – в реки Селенгу и Хилок, по ним – до озера Иргень. Затем – посуху, волоком через Яблоновый хребет, – на реку Ингоду, из неё в Шилку, и далее, наконец, – в Амур.

Бекетов первым прошёл новым путём, возвёл остроги и составил карты. Пашков подхватил его идею, разработал план нового похода и написал в Москву, изложив свои соображения.

Из Москвы пришёл утвердительный ответ, да вдобавок пообещали дать денег и людей; изначально речь шла о войске из 3 тысяч стрельцов.

Но очередная русско-польская война, начавшаяся в 1654 году, поломала планы Пашкова. Он не получил ни обещанных денег, ни войска, – лишь бумажку, даровавшую ему звание «первого воеводы по всей Амур-реке». Москва приказала организовывать поход своими силами. Таков ещё один типичный пример тогдашнего государственного управления: «Идея твоя, воевода, очень хорошая, экспедицию не только разрешаем, а даже приказываем её учинить, но поддержки не дадим, у самих денег нет, зато – вот тебе мандат, царёва грамотка, в случае успеха – будешь начальником новых земель, а не выйдет – полагайся на себя и на Бога».

Понятно состояние Пашкова. Не тут ли найдутся корни его запредельной жестокости? Иди, воевода, как-нибудь, своими силами присоединяй к державе новые земли, а мы тебя за это похвалим, если уцелеешь.

Но делать нечего. Пашков вылез из кожи вон, чтоб сколотить отряд, набрал добровольцев, вытряс капиталы из всех енисейских купцов, и в качестве крайней меры поднял во вверенном ему городе цены на водку.

И вот, в разгар этой нервной подготовки к большому походу, к Пашкову привезли ссыльного попа с семьёй, выгнанного аж из Москвы, а затем – из Тобольска.

Пока Аввакум зимовал в Енисейске, поражая всех детальными рассказами о злочинстве нового патриарха, о фальшивой «книжной справе» и еретическом троеперстном знамении, – вдогон ему пришёл указ, предписывающий отменить высылку опального священнослужителя в Якутск, а наоборот, зачислить его в отряд Пашкова в качестве духовного пастыря, иными словами – полкового священника, и выдать Аввакуму по этому случаю царское жалованье мукой, крупой и солью. (Одной только соли полагалось Аввакуму получить 9 пудов – 144 килограмма.)

Пашков, надо полагать, был в бешенстве. Просил у Москвы деньги, людей, оружие, хлеб, – а прислали попа с пятью детьми, да приказали кормить его досыта.

Аввакум с обидой сообщает, что царское жалованье воевода «отобрал». Но, скорее всего, Аввакум просто ничего не получил – ни крупы, ни соли. Воевода Пашков берёг провиант для предстоящей экспедиции.

Конечно, иметь в отряде известного столичного священника, знакомого с царём, было неплохо: это придавало экспедиции дополнительный политический вес, а воеводе – авторитет; но кому нужен этот вес в промороженной тайге, когда каждый кусок хлеба, каждая пуля – на счету? Когда авторитет насаждается калёным кулаком беспощадного командира? Бекетов и Хабаров, совершая свои походы, вполне обошлись без московских попов. Обошёлся бы и Пашков.

Воевода, впрочем, сделал Аввакуму решительную уступку: разрешил взять с собой семью. Из всех участников похода только двое – сам Пашков и Аввакум – взяли с собой жён и детей.

18 июля 1656 года отряд воеводы Пашкова выступил из Енисейска: 40 плоскодонных кораблей-«дощаников», 400 казаков, 70 гражданских, 100 пудов свинца, 400 вёдер водки.

Назад вернётся едва один из десяти.

2

Так вышло, что «Житие протопопа Аввакума» – первое в мировой истории художественное описание военного похода по Сибири и Забайкалью.

Аввакум создал первую литературную панораму Байкала на русском языке, с описанием удивительных скал, а также птиц, животных, «морских зайцев» (тюленей и нерп) и невиданно жирной рыбы.

Первые светские путевые записки на русском языке составил Великий князь Владимир Всеволодович Мономах, мудрец и крупнейший политический деятель, автор «Поучения Владимира Мономаха», написанного в 1099–1117 годах. В «Поучении», адресованном сыновьям, Мономах перечислил свои путешествия и военные походы (числом более 80).

Далее, известен тверской купец Афанасий Никитин, побывавший в Индии в середине XV века, автор «Хождения за три моря».

А вот первое описание Байкала и Забайкалья – сделал Аввакум. О том времени сохранились документы, известные историкам, в том числе и отчёты самого Пашкова, но рассказ Аввакума содержит то, чего нет в документах: живые подробности, детали, чувства, эмоции, личный внимательный взгляд.

Пашков брал с собой ссыльного священника, а получил – летописца, хроникёра.

Аввакум возражал Пашкову, скандалил, ругался, проклинал, мешал и даже прямо вредил, – а в итоге его увековечил.

Так и теперь: великие деятели экономики и политики – полны гордыни, и равнодушно смотрят на нищих писак, которые крутятся у них под ногами. Пройдут столетия – и люди составят мнение о великих деятелях на основании того, что создано нищими писаками.

…Минуло лето 1656 года. Через два месяца после начала похода Аввакум сочинил анонимную листовку: «воровскую составную память глухую безымянну» – и пустил в оборот меж казаками отряда Пашкова. В листовке содержался призыв отстранить Пашкова от командования. Точные формулировки неизвестны, как и причина. Скорее всего, ссора Аввакума с воеводой началась ещё в Енисейске, и затем уже не прекращалась. Пашков, впрочем, легко установил авторство – и высек Аввакума кнутом. А поскольку протопоп попал в отряд по государевой воле, Пашков, как дисциплинированный человек, написал о происшествии отчёт и отправил в Москву.

Этот документ – «Отписка воеводы Афанасия Пашкова о наказании протопопа Аввакума кнутом за “многие неистовые речи”» – сохранился. И пусть в Москве его получили только через год, но сам факт существования «Отписки» показывает, что Пашков соблюдал в отряде какую-то видимость законности, а кроме того, побаивался Аввакума, раз решился побеспокоить самого царя.

Кроме того, «Отписка» свидетельствует, что Аввакум был отправлен именно в ссылку, и не простую, а «с бережением». То есть – не на верную смерть. Если бы Пашков имел секретный приказ ликвидировать Аввакума, он бы, очевидно, нашёл способ сделать это. Но нет: воевода с ним возился, выделял его среди прочих, щадил.

Если бы допетровская Россия была территорией тотального беззакония и крайнего жестокосердия – протопоп Аввакум был бы просто убит. В самом деле, если строптивый священник мешал царю в осуществлении грандиозных замыслов – чего же не послать лихого человечка, чтобы зарезал «оппозиционера» в тёмном углу? Во времена товарища Сталина такого Аввакума убрали бы очень быстро.

Отряд Пашкова был военным формированием и выполнял военную миссию. В наше время за подстрекательство к невыполнению приказа командования в условиях боевых действий полагается расстрел. А Аввакума всего лишь высекли кнутом.

Впоследствии Аввакум совершит ещё более возмутительный поступок: когда Пашков отправит часть отряда на разведку, Аввакум совершит молебен за неудачу разведывательной миссии. Но и тогда Пашков пощадит протопопа.

Так может быть, мы преувеличиваем жестокосердие наших предков? Может, как ни наивно это звучит, они были добрее нас? Действительно боялись Бога – в отличие от нас?

3

Если попробовать проникнуть, силой воображения, в те времена, в обиход, обычаи и нравы людей того века – становится ясно, что жестокость наших предков – вынужденная, совершённая по необходимости.

Да, жизнь человека мало стоила. Да, злодеям рубили головы топорами на площадях при стечении публики. Но это делалось не для забавы. Как ещё можно информировать общественность о наказании преступника, если нет ни газет, ни радио, ни телевидения? Кровавые экзекуции совершались не от темноты разума, а наоборот, по здравому размышлению.

Огромной ошибкой было бы полагать, что наши далёкие предки были глупее нас.

«Дикость», «отсталость», «варварство» – понятия расхожие, вроде бы не требующие пояснения. Но что за ними стоит?

«Дикий варвар» – он хороший или плохой? Он умный или глупый? С ним можно договориться – или нельзя?

Стоит ли презирать дикого варвара за его дикость?

Есть ли у дикого тёмного варвара своя этика, есть ли у него честь, достоинство? Стоит ли считаться с его мнением?

Я знал людей, которые ничего, кроме букваря, в жизни не прочитали, – но при этом обладали мощным интеллектом.

Если человек не чистит зубы, ест мясо руками и вытирает жирные пальцы об одежду, и сморкается прилюдно, – он «дикий варвар» или нет?

Обычай вытирать жирные пальцы о собственную одежду был распространён меж кочевников, носивших одежду и обувь из кожи. Кожа требует регулярной смазки жиром. Вытирая жирные пальцы о кожаную рубаху или о сапоги, человек заботился о сохранности одежды и сапог. И то, и другое стоило дорого.

По представлениям китайской медицины, высморкаться – это благо, если в носу накопилась слизь – от неё следует немедленно избавиться, поэтому китайцы активно сморкаются повсюду.

Чеченцы, ингуши, дагестанцы разговаривают очень громко, зычно. В России это считается признаком бескультурья. Но на Кавказе – не считается. Если тебе нужно с одного края горного ущелья докричаться до товарища на другом краю ущелья, ты должен уметь говорить очень громко.

Историки утверждают, что в правление Алексея Михайловича Тишайшего в Москву приезжали делегации северных народов, самоеды, или лопари, которые практиковали людоедство. Причём поедали не только живых, но и мертвецов. Существует апокриф, что самоеды имели аудиенцию у патриарха Никона и заявили ему: «Вам не следует убивать и закапывать своих преступников, просто отдавайте их нам, мы будем их поедать».

Это дикость, варварство? Безусловно. Но только с точки зрения человека XXI столетия.

Известна трагедия уругвайской регбийной команды «Старые христиане». В 1972 году самолёт, перевозивший спортсменов, потерпел крушение в Андах, в труднодоступной горной местности на большой высоте. Выжившие в этой катастрофе употребляли в пищу тела своих погибших товарищей. Они были образованными, цивилизованными людьми, но ради спасения своих жизней прибегли к каннибализму. Они назвали это «соглашением с жизнью». Их никто не осудил и не проклял. Уругвай – католическая страна; но всем причастным к нарушению табу было даровано прощение.

Так где же граница, отделяющая дикость от цивилизованности?

Государь Пётр Алексеевич, развернувший Россию лицом к Западу, – величайший, гениальный реформатор; но одновременно он – крупнейший палач: по его приказу в 1698 году было казнено от 700 до 2000 стрельцов.

Так когда же закончился тёмный, дикий варвар, «ветхий» человек? Когда на смену ему пришёл новый, цивилизованный, добрый, мирный, светлый, хороший?

Никогда. Он – не пришёл.

История учит нас, что кровавая жатва может начаться в любой момент.

Вчера мы думали, что мы – не варвары, мы – «цивилизованные», презирающие отсталость и дикость, современные, образованные, учёные, модные, умные… А сегодня десятки и сотни тысяч стёрты с лица земли; так уже бывало, и так, вероятно, ещё будет.

Нравственного прогресса – не существует; есть лишь риторика, имитация, на самом же деле люди продолжают убивать, и чем дальше – тем больше.

Крупнейшие массовые убийства в истории человечества произошли – в ХХ веке, в новейшие времена. Уже были написаны конституции, великие романы и симфонии, отменено рабство и крепостное право…

Новое тысячелетие ознаменовалось уникальным ноу-хау, созданным в недрах администрации США: уничтожением целых государств – Югославии, Ирака, Ливии, Сирии, Афганистана… Миллионы граждан этих стран погибли или были ранены, умерли от болезней, превратились в беженцев, были лишены возможности получать медицинскую помощь, образование и пенсионное обеспечение.

Есть и другие страны-кандидаты на полный снос государственности; мы знаем их.

Так кто же больший дикарь и варвар? Пётр I, казнивший тысячу стрельцов, – или вашингтонский чиновник, между утренним кофе и обеденным мартини пустивший под нож многомиллионный народ?

Поэтому думать, что мы цивилизованные, а наши пращуры – дикие, лишь потому, что они не имели конституции, – это величайшая глупость.

«Уважение к минувшему, – писал Пушкин, – вот черта, отличающая образованность от дикости».