Текст книги "Ледяная тетрадь"

10. Генерал Мороз и дрова как основа экономики

Русские – осёдлый народ.

Наши князья отправлялись в военные походы летом. Землепроходцы Хабаров, Поярков, Бекетов и другие, осваивая Сибирь, действовали точно так же.

Аввакум – участник похода воеводы Афанасия Пашкова – испытал это на себе.

Летом – шли, зимой – сидели, пережидали.

А вот кочевые азиатские народы действовали ровно наоборот: летом – пасли стада, ждали, пока родится, поднимется и окрепнет молодняк, а в военные набеги уходили строго зимой. Бату-хан отправился в поход на Русь зимой, первое его нашествие 1237 года началось в конце осени; разорение Рязани случилось в декабре.

До сих пор не очень понятно, каким образом конное войско монголов смогло преодолеть огромные заснеженные пространства. Я вырос в Серебряно-Прудском районе Московской области, ровно на половине пути между Москвой и Рязанью. В моём детстве, в семидесятых годах ХХ века, в тех местах в декабре наметало трёхметровые сугробы. Считается, что конница Батыя двигалась по льду рек, и что монгольские лошади умели «копытить» снег, то есть рыть снежный покров в поисках прошлогодней травы. Но может ли лошадка, даже самая неприхотливая, разрыть ногами снежный покров толщиной в метр?

В своё время я написал три киносценария, посвящённых нашествию ордынцев на Русь, и советовался со многими историками, и производил собственные исследования и подсчёты. По официальным утверждениям, армия Бату-хана насчитывала сто тысяч воинов; каждый воин обязан был взять с собой минимум трёх, а лучше – четырёх лошадей: одну верховую, одну запасную и одну-две вьючных. То есть, ордынское войско насчитывало до 400 тысяч конных голов. Но для такого колоссального табуна в европейской части России в зимних условиях просто не было кормовой базы!

Прошли столетия, в Россию вторглись сначала шведы Карла XII, потом армии Наполеона, потом германский вермахт, но и те, и другие, и третьи оказались не готовы к преодолению снегов и воздействию низких температур.

Генерал Гудериан в своих воспоминаниях писал, что немецкие танкисты в декабре 1941 года не получили зимнего обмундирования. На марше экипажи танков вылезали из машин и шагали рядом, чтобы хоть как-то согреться; в танках оставались только механики-водители.

Трудно пришлось и солдатам Наполеона. Теплолюбивые средиземноморские французы попали в тяжелейшую ситуацию. Они были великолепными воинами, отважными и умелыми, – но они привыкли драться при температуре +20, и не знали, что такое драться при температуре –30.

Для обогрева огромной армии требовалось колоссальное количество дров. Французы были вынуждены грабить мирное население, отбирая дрова, – и этим восстановили против себя русское крестьянство, потому что изъятие дров зимой означает неминуемую гибель.

В экономике русского крестьянина заготовка дров – важнейший процесс, трудоёмкий, практически священный. Русский крестьянин ежегодно точно рассчитывал необходимое количество дров и физические силы, потребные для их заготовки. Чтобы заготовить дрова, нужно иметь сани, лошадь, топоры и пилы, нужно объединиться в артель из двоих, а лучше – троих-четверых крепких мужчин, выехать в студёный зимний лес, повалить несколько десятков берёз, распилить их и перевезти; недели работать без устали, а потом ещё год – сушить: сырые дрова – не горят.

Я сам много лет занимался заготовкой дров – и знаю, насколько это физически тяжело, изнурительно.

В первые годы после Октябрьской революции, в период жесточайшего экономического кризиса, дрова стали одной из главных валют. Сжигали мебель, сжигали заборы, ворота, деревянные тротуары, техническое дерево, строительные леса, упаковочные короба и ящики; всё, что могло гореть. Жечь сырые дрова – опасно и неправильно, но бывало так, что жгли сырое – и травились дымом.

Для обогрева одного дома, одной семьи в зимний сезон требуется от двух до пяти кубометров берёзовых дров. Если умножить это на 30–40 миллионов домохозяйств – станет ясно, что Россия на протяжении тысячи лет жила вырубанием лесов.

Полгода в год люди выживали, сжигая в печках дерево. Эта ситуация была переломлена лишь совсем недавно, в первой половине ХХ века, когда население России устремилось в города, когда появились многоэтажные дома и возникла концепция «центрального отопления» – для русской цивилизации ключевая, магистральная. Городской житель освободился от необходимости добывать топливо для обогрева своего жилища в затяжной зимний период. Дрова были отменены, теперь центральные отопительные станции – ТЭЦ – добывали тепло не из дров, а из угля, нефти и газа.

В середине ХХ века, впервые за тысячу лет, проблема обогрева жилищ русских людей стала решаться централизованно, на государственном уровне.

Эпоха сменяет эпоху, монархия умирает, возникает социализм, потом на смену ему приходит капитализм, но климат – остаётся; наши жилища надо по-прежнему обогревать; так было и во времена царя Алексея Тишайшего, и во времена генерального секретаря Леонида Брежнева. Всё меняется, но русская зима, морозы и снегопады не зависят от политического устройства.

А теперь представим себе, какие ресурсы необходимы, чтобы централизованно обогревать более 140 миллионов граждан. По моим личным подсчётам, на обогрев жилищ граждан России уходит примерно седьмая часть всех доходов экономики. Это громадный ресурс, сотни миллиардов. А ведь отопительные системы надо ещё и регулярно ремонтировать!

Такой проблемы нет в тёплой Европе. А Россия вынуждена содержать огромную инфраструктуру, производящую тепло.

Когда умники будут рассказывать вам о преимуществах европейской или американской экономики перед якобы отсталой российской – напомните им про сотни тысяч тонн угля и мазута, про миллионы кубометров газа, которые наша экономика вынуждена расходовать ежегодно, просто чтобы люди могли выжить зимой.

11. Место России на карте мира

Забудьте про карту мира.

Мы все учились географии в школе – и привыкли представлять себе мир так, как он изображён в проекции Меркатора: трёхмерного объекта, развёрнутого в двухмерную плоскость. Но такая карта очень сильно искажает восприятие: остров Гренландия на ней сопоставим со всей Южной Америкой (хотя на самом деле его площадь меньше в 8 раз), а Россия выглядит ощутимо больше Африки (хотя её реальная площадь – в два раза меньше).

Более того, такая проекция на карте в разных регионах мира может быть – разная. Для развлечения можно изучить, например, австралийскую карту мира, где всё изображено, с нашей точки зрения, вверх ногами. Я видел карту мира в Индонезии: на ней Индонезия помещена в центр, а России на этой карте почти нет – она выглядит как узкая полоска суши вдоль верхнего края картинки. То есть, с точки зрения индонезийца, России как бы и не существует.

А вот глобус – исключительно нагляден.

Чтобы раз и навсегда понять место России на планете, в мире, на нашем маленьком шарике – надо посмотреть на глобус. На глобусе наша богоспасаемая страна выглядит так, как ей положено, в соответствии с законами реальности.

Как самая северная страна в мире, занимающая весь обширный северо-восток Евразии.

Северное побережье России полукругом обнимает макушку планеты, Северный Ледовитый океан.

Другому северному государству – Канаде – принадлежит значительно меньшая часть побережья Северного океана, и канадское побережье, в отличие от нашего, экономически не освоено: там нет ни портов, ни коммуникаций. Совсем небольшая часть побережья – северный берег Аляски – принадлежит США. Некоторую часть побережья, минимальную, осваивает и контролирует Норвегия. Остров Гренландия входит в состав Дании. Эти пять стран делят между собой Арктику и Северный Ледовитый океан.

Во времена Аввакума, в XVII веке, Чёрное море целиком принадлежало Османской империи, вся его акватория контролировалась турецкими галерами.

Османы называли Чёрное море «своим», и контроль за этим морем не собирались никому уступать. Потом, правда, Россия отвоевала себе право контролировать Чёрное море наравне с Турцией.

Позже, в ХХ веке, Бенито Муссолини называл Средиземное море «mare nostrum» – «наше море». Он считал, что Италия, как наиболее развитая страна юга Европы, имеет право полностью контролировать акваторию Средиземного моря.

По этой аналогии, теперь Северный Ледовитый океан мы имеем право назвать – «наш океан», «oceanus nostrum».

Россия контролирует половину побережья этого океана и пытается развивать это побережье. Россия создала уникальный транспортный коридор – Северный морской путь. Россия обладает уникальным ледокольным флотом, в том числе атомными ледоколами. Россия смогла разведать месторождения полезных ископаемых на берегах Северного океана. Россия более 400 лет имеет на берегах Северного океана развитые торговые и военные порты: Архангельск, Мурманск, Североморск.

Пустозёрск, куда был сослан Аввакум, был вовсе не колонией ссыльных преступников, а торговым портом.

Позже к числу северных портов добавились Тикси, Певек и другие.

Достаточно внимательно посмотреть на глобус, чтобы сделать элементарный вывод: если Россия контролирует половину побережья арктического океана – значит, весь этот океан расположен в зоне её интересов.

Погода на планете формируется над океанами. И Северный Ледовитый океан – одна из таких «погодных кухонь», влияющая на климат нашего северного побережья. Всё, что происходит в Арктике и в атмосфере над ней, – напрямую касается России.

Потеплеет в Арктике – Россию затопит. Похолодает в Арктике – Россия будет замерзать.

Северный океан скован льдами – но это не должно никого обманывать. Однажды каждый квадратный метр дна будет исследован, и там, на дне, отыщутся и нефть, и газ, и цветные металлы, и всё на свете.

Северные воды – территория обитания промысловых рыб, уникального возобновляемого пищевого ресурса.

Мы накопили огромный опыт в освоении Арктики, мы знаем Арктику, мы влюблены в Арктику со времён Папанина, Кренкеля и Ширшова. Мы научились водить суда в арктических широтах. Мы научились летать над смертными льдами. Советские полярные лётчики в тридцатые годы были великими нашими героями, суперменами, звёздами, образцами для подражания.

Обживать Арктику очень дорого, но это – работа на дальнюю перспективу. Страна крепка тогда, когда находит силы и средства для работы на перспективу, когда умеет накапливать знания и умения, которые будут востребованы следующими поколениями.

Сейчас вдоль берега Северного Ледовитого океана ходят наши атомные ледоколы. Подо льдами скользят в безмолвии наши атомные подводные лодки. Это – наш океан, «oceanus nostrum».

Тут критически настроенный читатель уже готов швырнуть мою книгу в мусор. Да ты, Рубанов, с глузду съехал, скажет читатель. Ты предлагаешь нам, людям нового тысячелетия, брать пример со средневековых турецких султанов? С фашиста Муссолини, пособника Гитлера?

Да, османские султаны были жестокими людьми, но итог в том, что Турция до сих пор контролирует Босфор, и контроль над проливами – по сей день одна из основ турецкой международной политики, а также немаловажная часть турецкой экономики. Что касается Муссолини, то он, называя Средиземное море «нашим морем», говорил не как фашист, а как лидер, думающий о будущем своего народа, о его интересах, о его безопасности. Да, потом его растерзали, – ну так ведь и Каддафи, лидера ливийского народа, создателя ливийской государственности, тоже растерзали, и все мы видели это в прямом эфире.

Артамона Матвеева, одного из виднейших политиков Московии во времена Аввакума, дядьку Петра I, – растерзали, изрубили бердышами, швырнули на копья.

В Одессе 2 мая 2014 года безумная толпа сожгла заживо и растерзала несколько десятков человек, и это сделали люди нового тысячелетия, они учились в школах и в институтах, у них у всех были сотовые телефоны и медицинская страховка. Это случилось не в диком грязном Средневековье, а вот – буквально вчера.

Может, кто-нибудь и меня захочет растерзать за эту книгу, но вряд ли; я не царь и не воин.

Я – всего лишь программа-«червяк», я заползаю в вашу голову и оставляю следы. Я заражаю ваш разум идеей величия, грандиозного, титанического способа существования. Я пытаюсь превратить слабых – в сильных, маленьких – в больших, трусов – в храбрецов. Моё преимущество – в том, что я знаю, откуда взять силу, чтоб жить дальше.

Наша сила берётся из множества источников: от наших родителей, дедов и прадедов, из нашей истории, из нашего климата, из наших морозов и льдов, из нашего уникального богатейшего языка, из Веры, Надежды и Любви и матери их Софии, из нашей мечты о справедливости, из нашей привычки к несправедливости, из нашего озорства, из нашего хохота, из наших крещенских прорубей, из безумного и величайшего социалистического эксперимента, из военных побед, из лубянских расстрелов, из атомной бомбы Берии, из водородной бомбы Сахарова, из ракет Королёва, из отчаянного возгласа Гагарина – отовсюду, отовсюду, отовсюду, где только можно, мы научились извлекать, выпаривать, экстрагировать силу, чтобы жить дальше и дальше, и не только самим освоить её, но и передать детям.

12. Источник его силы

Бо́льшую – и главную – часть своей жизни Аввакум провёл в странствиях. И в какие бы гиблые места ни забредал – повсюду за ним следовала семья. Странствовал он вовсе не от одного богатого дома к другому – нет, ходил по диким, необжитым землям, ежедневно рискуя погибнуть от холода, голода, болезни или от стрелы «немирного» тунгуса. Почти все свои путешествия он совершил принудительно: сначала как ссыльный (в Сибирь и Забайкалье), а затем как осуждённый преступник (в Мезень и Пустозёрск). Странствия перемежались сидениями в монастырских тюрьмах и в острогах, и закончились попаданием в пустозёрскую «яму».

Но путь его был извилистым только географически: духовно это было движение по прямой.

Безусловно, стержень характера Аввакума – его вера. Из неё появилось и упорство, и терпение, и стойкость.

Душевные силы, упорство, терпение люди того времени получали из веры в Бога. Верили без огляда, всем сердцем. Сознание было религиозным. Всё, что происходит, – происходит по воле Бога. Нет еды и крова – значит, Бог посылает испытание. Ежедневные молитвы, еженедельные таинства причастия и исповеди – успокаивали, приводили дух в норму. Вера примиряла человека с его главным страхом: страхом смерти.

Однако психологи скажут, что страх смерти полностью подавить нельзя, поскольку он инстинктивен. Если ты видишь несущийся на тебя автомобиль – ты отпрыгнешь инстинктивно, даже если сильно веришь в загробную жизнь.

Но страх смерти преодолевается не только верой в Бога, в рай и ад. Страх смерти преодолевается также приближением к смерти, созерцанием смерти, размышлениями о смерти – иными словами, исповеданием культа смерти.

Главное, что человек знает о жизни, – то, что она конечна.

Невинный ребёнок не думает о смерти, поскольку вообще не умеет размышлять о будущем. Понемногу взрослея, ребёнок узнаёт от взрослых, что однажды умрёт. Сначала умрут дедушка и бабушка, потом папа и мама, а потом и он сам. Подростка зовут на похороны престарелых родственников, и подросток привыкает созерцать смерть. Взрослые перестают ограждать его от информации о смерти: он узнаёт о войнах, убийствах, о неизлечимых болезнях. К подростковому возрасту человек свыкается с мыслью о смерти, но эта мысль его не беспокоит: вся жизнь впереди, до старости далеко. Но однажды – с потерей невинности – этот страх смерти непременно приходит к каждому человеку.

Однако смерти не обязательно бояться – можно научиться жить в соседстве с ней, относиться к ней спокойно, но – с уважением, как к опасному врагу.

Скандинавы-викинги создали разветвлённый культ смерти. Когда плывёшь на драккаре по ледяному морю – смерть находится на расстоянии вытянутой руки. Упал за борт – умер. Языческая мифология скандинавов – мрачнейшая. Достаточно вспомнить Нагльфар – корабль богов, сделанный из ногтей мертвецов. По-видимому, элементы культа смерти проникли в Россию с севера, по мере продвижения норманнов в земли славянских и финно-угорских племён по южному берегу Балтики и по территориям нынешней Новгородской и Псковской областей.

Культ смерти укрепился и развился в России, поскольку совпадал с ежедневным бытованием. Не заготовил на зиму дрова – смерть. Не раздобыл тёплую одежду и обувь – смерть. Не рассчитал запасы пищи на несколько месяцев – смерть.

Скандинавы называли территорию нынешней северной России «Гарда», или «Гардарики», что означало – «страна изгородей», «страна заборов». Заборы нужны были для защиты домашних хозяйств от диких зверей. Не поставишь сплошной, надёжный, высокий забор – ночью придёт лиса и утащит кур, придёт волк и зарежет козу. Заборы и изгороди требовали регулярного ремонта; не починишь – зверь найдёт дыру, пролезет, убьёт животных-кормильцев: козу, овцу, корову, лошадь. Не подновил забор – смерть.

В сочинениях Аввакума о культе смерти ничего не сказано. Аввакум принимал смерть как христианин: со смирением. Для него смерть была переходом в новый мир. Отдельного рассказа требует его отношение к самосожжениям староверов – «гарям», но об этом – впереди. А пока – можно утверждать, что Аввакум исповедовал культ смерти неосознанно; иначе и сам бы не выжил, и семью бы не сберёг.

Культ смерти означает вовсе не стремление к ней, и ни в коем случае не стремление к убийству другого. Культ смерти не есть культ убийства.

Культ смерти – это отсутствие конфликта с нею.

Культ смерти не есть трагический культ, однако он и не героический. В русском культе смерти есть и трагический, и героический элемент, но в основном этот культ – практический, повседневный, возникший в силу особенностей тяжёлого климата.

Все скитания протопопа Аввакума случились в суровых холодных краях. Аввакум не знал жаркого солнца, не видел благодатных земель, где растёт виноград. Хождения Аввакума – это преодоление снегов, льдов, таёжных чащоб, бешеных ветров, быстротекущих сибирских рек.

Не шёл он там, где растут финики и оливы, где можно заночевать в любом месте, укрывшись лишь плащом. Он шёл там, где свищут гибельные вьюги, где жизнь зависит от пылающего дерева в лесном костре. Он шёл там, где изнурение, физическое истощение считалось обычным обстоятельством.

Если мы считаем Аввакума одним из первых писателей русской культуры – мы также принимаем его как одного из первых публичных исповедников культа смерти: умелого, последовательного и настойчивого.

13. Современный культ смерти

1

Тяжёлый климат и привычка к работе в условиях рискованного земледелия от поколения к поколению воспитывали в русских терпение, стойкость и спокойное отношение к смерти. Русский привык и к холоду, и к жаре, и к недоеданию, и к отсутствию ясных перспектив. Рассчитывать на урожай никогда нельзя, любое следующее лето может быть холодным и дождливым, посеянные семена могут не взойти.

О культе смерти как важной части национальной матрицы ещё будет сказано далее, пока же мы только зафиксируем этот феномен. За многие столетия, начиная со времён язычества, принятие смерти как части жизни сформировалось в сердце и голове каждого нашего соотечественника.

Смерть в русской культуре часто видится как избавление, и даже как награда. Не зря же про умерших часто говорят «отмучился». То есть, смерть у нас понимают не трагически, но философски, как некий бонус, и даже как благоприятное происшествие: страдал человек, страдал, и вот – настрадался, отмучился, Бог прибрал, в лучший мир увёл.

Русская литература пронизана идеей смерти, мгновенной, но кошмарной, как у Анны Карениной, или бесконечно длящейся, но тоже кошмарной, как у героев Шаламова.

Есть у нас и другая литература – весёлая, остроумная, лёгкая: Тэффи, Зощенко, Ильф и Петров, Довлатов; но таких авторов – абсолютное меньшинство.

Культ смерти активно исповедовал Некрасов. Вот, например, фрагмент из стихотворения «Железная дорога»:

 
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то всё косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
 

А вот из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:

 
Яков на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине её укрепил,
Перекрестился, на солнышко глянул.
Голову в петлю – и ноги спустил!..
 
 
Никто как Бог!
Не ест, не пьёт
Меньшой сынок,
Гляди – умрёт!
 

2

К культу смерти также относятся и увечья – как правило, полученные в боевых действиях и повлекшие полную либо частичную утрату трудоспособности.

Инвалиды возникают в огромном количестве после каждой войны. Но если мёртвых – просто хоронят и оплакивают, то инвалидов – безногих, безруких, слепых, глухих, немых, контуженных – общество содержит за свой счёт.

В моей семье по линии отца было двое инвалидов: прапрадед Дмитрий Прохорович, 1855 года рождения, солдат Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, вернулся домой с искалеченной левой рукой, висевшей вдоль тела. Однако обузой для семьи он не стал. Обходясь одной рукой, он работал в кузнице молотобойцем, шил сапоги и конскую упряжь, валил лес.

С увечьями вернулся с Великой Отечественной дед Константин Васильевич, контуженный, с частичной потерей слуха; были у него и приступы посттравматической эпилепсии, но потом сошли на нет.

Старший брат деда, Фёдор Васильевич, воевал в Первую мировую, шесть лет просидел в австрийском плену, вернулся домой только в 1922-м, с туберкулёзом лёгких, – и вскоре умер, в возрасте 28 неполных лет; не знаю, считать ли его инвалидом или нет, а также не знаю, попадают ли такие смерти (а сколько их было?..) в статистику боевых и небоевых потерь Российской империи в той войне.

К 1945 году количество инвалидов войны исчислялось миллионами. Советская система оказалась не готова к появлению такой массы увечных граждан. (Да и как к такому подготовиться?) Никто не знал, куда девать армию калек.

При этом почти все они были сравнительно молодыми мужчинами, остро переживающими свою физическую неполноценность.

В 1945 году в СССР пособия по инвалидности получали 11 миллионов человек. Это население целой Португалии!

Входят ли эти 11 миллионов одноруких и вовсе безруких, одноногих и безногих, одноглазых и вовсе лишённых зрения в статистику общих жертв Великой Отечественной войны – сам я так и не смог выяснить. Вошли ли в эту статистику, например, люди, сохранившие трудоспособность, но лишённые речи в результате ранения в гортань? Вошли ли в эту статистику люди, лишённые слуха на три четверти, как мой контуженный дед Константин?

Инвалидов, лишённых обеих ног (а зачастую и рук тоже), называли «самоварами». Бо́льшую их часть содержали семьи. Меньшая часть – побиралась, просила милостыню. Скитались по вокзалам, пели песни. Собранные деньги тут же пропивали. Безногие инвалиды в военной форме, на грубых деревянных тележках с колёсиками из гремящих шарикоподшипников, стали неотъемлемой частью послевоенного городского пейзажа. Многие имели боевые награды, медали и ордена, и никогда их не снимали. Ни один милиционер не мог ничего поделать с безногим пьяным инвалидом, увешанным медалями. Судьба этой громадной армии несчастных увечных калек до сих пор изучена лишь отчасти.

Люди без ног, люди без глаз, люди без половых органов, люди, имеющие в телах осколки, причиняющие непрерывную сильную боль, осколки, которые невозможно удалить, чтобы не нарушить жизненные функции, люди, прооперированные в прифронтовых госпиталях неудачно, люди с оторванными носами и нижними челюстями, люди со сломанными позвоночниками.

…Чтобы выжить, они продавали свои награды. Так появились в большом количестве фальшивые инвалиды войны, одноногие и однорукие, не воевавшие, но купившие боевые медали.

Появились банды профессиональных калек; случались и конфликты, когда одни безногие били ножами других безногих в борьбе за «сферы влияния».

По идее, всех этих инвалидов, отдавших здоровье ради Победы, следовало окружить почётом, заботой, обеспечить социальными благами. Но советское государство после войны было сильно ограничено в ресурсах, деньги уходили на восстановление народного хозяйства и на создание атомного оружия; инвалидам – не хватило.

Судьба этой армии калек плачевна. В 1951 году вышел Указ Верховного Совета СССР «О борьбе с нищенством и антиобщественными и паразитирующими элементами». В последующие годы инвалиды были насильно убраны с улиц городов. Речь шла не обо всех инвалидах. Повторяю, бо́льшую их часть содержали семьи. Меньшая же часть – бродяги, у кого не было семей, и кто сам ушёл из семей, чтобы их не обременять, – была пристроена в наскоро созданные интернаты или выслана за 101-й километр.

Существует некая усреднённая советская официальная цифра в 20 миллионов жертв Советского Союза в Великой Отечественной войне, но не очень ясно, вошли ли в это число миллионы инвалидов. Красноармеец 1925 года рождения, призванный на службу в 1945 году, и потерявший обе ноги в Германии, и списанный подчистую, наскоро награждённый медалью «За взятие Берлина», спившийся и умерший от алкоголизма в 1950 году, совсем молодым человеком, в возрасте 25 лет, – он вошёл в общую статистику потерь?..

В послевоенном СССР не существовало никаких общественных организаций инвалидов войны.

Однорукие, одноногие, одноглазые, имевшие семью, – в большинстве как-то выбрались, вытерпели. Безрукие, безногие, слепые, одинокие, – чаще всего спивались и умирали. И когда сам Сталин умер – один из гвоздей в его гроб заколотили призраки преданных им инвалидов Великой войны. Он продал своих солдат, умиравших с его именем на устах, – и его солдаты ему этого не простили.

3

Праздники, посвящённые смерти и мертвецам, есть во многих культурах. В странах Латинской Америки 1 и 2 ноября отмечается «Dia de Muertos», «День Мёртвых», – это весёлое действо, карнавал, люди едят сладости в виде человеческих черепов. День мёртвых – старый, дохристианский праздник – тоже часть культа смерти, но от русского культа он кардинально отличается. В латиноамериканской традиции культ смерти посвящён умершим, а в русской – живым.

Культ смерти расцвёл и мощно укрепился в ХХ веке, когда Россия пережила один за другим восемь тяжелейших катаклизмов: Русско-японскую войну, Первую мировую войну, Гражданскую войну, голод начала двадцатых, коллективизацию, голод начала тридцатых, Большой террор, Великую Отечественную войну. Смерть гуляла по стране почти полвека, выкашивая миллионы людей всеми возможными способами. Трагедия превратилась в повседневность.

Культ смерти активно использовала советская пропаганда; она рекрутировала мертвецов целым отрядами и заставляла работать на себя. Появились сотни книг о войне, десятки фильмов, где смерть изображалась во всех видах: героическая смерть, глупая смерть, мучительная смерть, напрасная смерть. Девизом того времени стала строка из песни Высоцкого: «Наши мёртвые нас не оставят в беде».

После 1986 года, когда была объявлена гласность, прилавки книжных магазинов заполонили книги о сталинских репрессиях и лагерях – и правдивые, и лживые, и художественные, и документальные; русский культ смерти был перезагружен. Главным персонажем стал не солдат, погибший в битве с фашизмом, а невинный человек, расстрелянный в подвале Лубянки или умерший в лагере. Но это снова был мертвец.

Потрясшая весь мир авария на Чернобыльской АЭС открыла людям новый вид смерти: невидимую, радиоактивную.

Распад СССР сопровождался большими и малыми вооружёнными конфликтами, кровь продолжала течь рекой.

В девяностых культ смерти снова был перезагружен, появились «новые русские» – и новые мертвецы, погибшие в бандитских разборках или от пули киллера. Профессия журналиста стала смертельно опасной: погибли Дмитрий Холодов, Анна Политковская, Пол Хлебников, Владислав Листьев и многие другие.

Затем возник новый носитель смерти: чеченский боевик-ваххабит, отрезающий голову русскому солдату и фиксирующий этот процесс на видео. От подобного Россия давно отвыкла: отрезанные головы писал художник Верещагин, ещё один исповедник культа смерти, но его основные сюжеты посвящены Русско-турецкой войне 1877–1878 годов; всем казалось, что подобные зверства не повторятся; но мы ошиблись. В «независимой Ичкерии», чеченском квазигосударстве, существовавшем в 1996–1999 годах, работали суды шариата и были узаконены расстрелы. Они фиксировались на видео – и кадры эти охотно транслировало российское телевидение.

В новое тысячелетие Россия вступила с мощным и укоренённым культом смерти. Исламский террор нулевых годов явил нам принципиально нового персонажа культа смерти: «чёрную вдову», женщину-смертницу. Во время теракта на Дубровке один из командиров террористического отряда записал видеообращение, я его запомнил. «Мы, – сказал боевик, – так же хотим умереть, как вы хотите жить».

В 2014 году в поле зрения общества возник ещё один, принципиально новый герой: донецкий и луганский ополченец, а также множество ополченцев из России, приехавших на Донбасс защищать русский мир – и не испугавшихся смерти.

Далее на сцену вышел ещё один персонаж: профессиональный наёмник, сотрудник частной военной компании, «вагнеровец». Стали популярны шевроны, отдающие дань уважения символам смерти как обязательному атрибуту войны. Например, предназначенный для ношения на груди и стилизованный под «шеврон идентификации», но вместо положенных для такового фамилии или ведомственной принадлежности на нём вышита знаменитая фраза Евгения Пригожина «Груз 200[1]1
  Термин «Груз 200» первоначально обозначал цинковые гробы с трупами солдат для воздушной перевозки. Неофициально на военном жаргоне «Груз 200» и «200-й» сейчас используются для обозначения всех погибших, вывозимых с поля боя, а также для обозначения безвозвратных потерь.


[Закрыть] – мы вместе»: то есть носящий его ассоциирует себя и с живыми, и с мёртвыми бойцами своего подразделения, подчёркивая, что даже смерть не может нарушить боевое братство ЧВК «Вагнер». Среди «вагнеровцев» вообще сложился полноценный культ павших: тела погибших «музыкантов» в обязательном порядке возвращают с поля боя, руководство всегда добивается обмена своих «200-х», а гробы оборачивают в знамя ЧВК «Вагнер» – и каждый погибший как будто продолжает оставаться в рядах «оркестра». Также одним из самых популярных шевронов СВО стала «Адамова голова»: череп с двумя перекрещёнными костями и заключительными строчками Символа веры – «Чаю воскресения мёртвых и жизни будущего века. Аминь»; отсылающий к знамени генерала Бакланова, героя Кавказских войн 1839–1859 годов, этот символ призван напоминать бойцам о бренности земной жизни и о необходимости стяжать жизнь вечную: иными словами, не следует страшиться телесной смерти в бою, потому что воюют – ради вечной жизни.

В 2010-х появилась и стала популярной акция «Бессмертный полк»: ежегодно 9 мая по городам проходят сотни тысяч людей с портретами дедов, погибших в Великую Отечественную войну. Эта акция – очередная перезагрузка культа смерти.