Текст книги "Ледяная тетрадь"

В моду вошёл лозунг «Можем повторить» – выражающий суть культа смерти афористично, но не полностью. Если попытаться выразить его чуть точнее, это звучит так: «Мы не боимся смерти, мы умеем умирать, мы знаем о смерти – всё».

В 2020 году смерть пришла к нам в гости в обличье неизвестного ранее вируса. Годом позже была изобретена вакцина, людям предложили бесплатное спасение, но люди массово проигнорировали вакцинацию и продолжают её игнорировать, весело напевая песенку Шнурова: «Ведь всё равно же все умрут, без разницы, там или тут». Почему это происходит? От «темноты», от лени, от глупости? Вовсе нет. Фатализм есть то же самое исповедание культа смерти.

Презрение к смерти превращает обычного обывателя – в героя.

Культ смерти взял на вооружение писатель Лимонов, создавая партию национал-большевиков, ныне запрещённую; один из главных лозунгов нацболов – «Да, смерть!».

С началом специальной военной операции на территории Украины в 2022 году культ смерти снова перезагрузился. Шапкозакидательские лозунги типа «Можем повторить» исчезли из употребления: настало время доказать, что наше общество действительно может повторить.

Мы видим, что древний русский культ смерти в новейшей истории не только не угас, но и получил мощную подпитку.

Иногда этот культ превращается в трагический, иногда в героический, но по сути остаётся – практическим, буквально повседневным.

14. Женщины – против. Анастасия Марковна, жена Аввакума

1

Однако культ смерти в России исповедуют только мужчины. Женщины, наоборот, восстают против культа смерти всеми силами.

Это одно из самых мощных противоречий, двигающих вперёд наше общество, в соответствии с законом диалектического развития.

Женщины в России сильнее мужчин. Женщины – сильный пол. Физически они слабее мужчин, но гораздо выносливее и терпеливее. Наконец, женщины, как правило, дальновиднее мужчин. Они лучше видят будущее, перспективу.

В большинстве семей, мне известных, лидерами являются жёны. Во-первых, они контролируют семейные бюджеты. Часто попросту отбирают у мужей заработную плату. Во-вторых, определяют стратегию развития семьи, строят планы, как ближние, так и дальние. Какую одежду покупать, где проводить отпуск, в каких университетах будут учиться дети, – все эти расчёты происходят в головах у женщин.

Я выдержал в своё время несколько дискуссий с феминистками, уверенными, что права женщин в России грубо попраны. Но как только я задаю вопрос: «А кто в вашей семье контролирует бюджет?» – дискуссия тут же прекращается. Большинство моих прекрасных оппоненток признаю́тся, что крепко держат в руках ключи от семейных касс. А кто контролирует деньги – тот и главный, разве нет?

При этом на словах жена, как правило, декларирует демонстративное уважение к мужу как к «главе семьи», подчёркивает это перед детьми.

Я называю это скрытым матриархатом. Российское общество на деле управляется матриархами, миллионами женщин-лидеров. Они так или иначе манипулируют своими мужьями, вынуждая их принимать нужные решения.

Бич нашего общества – неполные семьи. Муж и жена родили ребёнка, потом развелись. Ребёнок остался с матерью, она сохраняет за собой ответственность за ребёнка. Бывшие мужья присылают алименты, но не несут самой изнурительной нагрузки в воспитании детей – бытовой, то есть – не встают в семь утра, чтобы отвести ребёнка в сад или в школу, и не бегут со всех ног после рабочего дня, чтобы забрать его, не таскают ребёнка по больницам, если он заболел. А часто нет и алиментов; бывшие мужья присылают гроши или вообще ничего не присылают, отговариваясь тем, что нет работы.

Освобождение женщин, социальное равноправие женщин и мужчин – придумано не в России. Эту идею, как и множество других, мы позаимствовали с Запада.

В конце XIX века одной из библий социалистов считалась книга Августа Бебеля «Женщина и социализм», опубликованная в 1879 году. Написана она, кстати, в тюрьме: в замке Остерштайн, в Саксонии. В этой книге провозглашалась будущая и неминуемая тотальная свобода женщины.[2]2
  См. гл. 25 «Социалистическое воспитание», и гл. 28 «Женщина в будущем».


[Закрыть] При социализме, утверждал Бебель, женщина не будет связывать себя узами брака, она сама будет выбирать себе сексуального партнёра, она будет рожать ребёнка, если пожелает, от любого мужчины, по собственному выбору. Детей, рождённых от свободного союза, женщина будет передавать в специализированные государственные учреждения, ясли-интернаты; там дети должны воспитываться в коллективе, под надзором нянек и педагогов, вне семьи. Традиционная семья, где супруги связаны юридическими обязательствами, в социалистическом государстве упразднялась бы.

Далее, в соответствии с исторической традицией, идеи, рождённые теоретиками, Бебелем и другими, в Европе, на практике были осуществлены, пусть и частично, в Советской России, первой в мире социалистической стране, уникальном экспериментальном обществе, не имевшем аналогов.

В РСФСР женщина могла отдать своего ребёнка в ясли с возраста полутора лет. Её время высвобождалось. В яслях и детских садах детей кормили, прививали, лечили, закаливали, развивали физически и интеллектуально.

Но большевики пошли ещё дальше. Они решили, что женщина будет полностью освобождена от самого неблагодарного труда – кухонного. Эта идея также пришла из Европы; у Бебеля она изложена в развитии.

С середины двадцатых годов в России активно создавались фабрики-кухни, пищевые комбинаты, общественные столовые. Этот процесс замечательно описал Юрий Олеша в романе «Зависть». Социализм – это коллективное употребление пищи. Люди должны перестать питаться на индивидуальных кухнях. Еда должна производиться промышленно, по рецептуре, заранее разработанной лучшими диетологами; это будет здоровая, калорийная, свежая еда; её будут производить централизованно; так же централизованно будут утилизироваться и пищевые отходы.

Однако на практике развитие такой системы столкнулось с трудностями. Далеко не все женщины и мужчины пожелали отказаться от традиционной семьи. Россия начала ХХ века была аграрной, крестьянской страной. Свыше ста миллионов крестьян жили традиционным, патриархальным укладом. При этом марксистко-ленинская теория прямо указывала, что движущей силой строительства социализма является промышленный пролетариат. И Сталин, считая себя верным учеником Ленина, начал создавать такой пролетариат за счёт крестьянства, не считаясь с потерями. Индустриализация и коллективизация сопровождались грандиозными жертвами. Сталин прямо заявил: «Нам нужно 15–20 миллионов промышленных пролетариев» – и шёл к этой цели упрямо и последовательно.

И вот, так вышло, что советская женщина, юридически вроде бы полностью уравненная в правах с мужчинами, на деле оказалась вдвойне порабощена. Она работала полный день – в колхозе, в конторе, на заводе, – а после работы вынуждена была взваливать на себя семейную нагрузку: приготовление еды для мужа и детей, обстирывание, уборку. Патриархальная традиция, при которой женщина тащит на себе весь быт и домохозяйство, никуда не делась.

Колоссальную нагрузку женщины вынесли во время Великой Отечественной войны: мужчины ушли умирать за Родину, женщины остались работать и растить детей.

Тип советской женщины окончательно сформировался к началу пятидесятых годов. В народе этот тип охарактеризовали поговоркой: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Миллионы мужчин не вернулись. Женщины пошли на самые тяжёлые мужские работы. Моя бабка Анна Васильевна дошла до должности бригадира сталеваров на заводе «Электросталь». Равноправие советских женщин превратилось в каторгу.

Те, кому повезло, дождались возвращения своих мужей, героев войны, и немедленно родили от них детей. Возник послевоенный «бэби-бум», резкий всплеск рождаемости. К послевоенным детям принадлежат мой отец и моя мать, 1945 и 1946 года рождения.

Все (или почти все) женщины – даже «независимые», «железные леди», «амазонки», женщины самодостаточные, закалённые, – независимо от профессии, от условий жизни, от нагрузки – хотели, хотят и будут хотеть рожать детей.

Ибо у женщины есть привилегия, данная ей природой. Женщина, в отличие от мужчины, всегда может реализоваться – в материнстве. Эта величайшая честь женщины – честь произвести на свет нового человека – неотъемлема. Мужчина не может, а женщина – может. Способность к деторождению возвышает женщину. Материнство даёт женщине смысл жизни, энергию, ощущение востребованности.

Сейчас эта парадигма сильно деформировалась. Рождаемость – самый, очевидно, болезненный и спорный цивилизационный вопрос. Любой историк скажет, что рождаемость велика в отсталых обществах. Чем богаче и благополучнее общество – тем ниже в нём рождаемость. В благополучной Японии – чрезвычайно низкая рождаемость. В беднейших, отсталых народах Азии и Африки женщины рожают нон-стоп.

В развитых обществах граждане «планируют семью», понимая, что ребёнка родить – мало, далее надо его «поднять», воспитать, дать образование; родители сознают социальную ответственность, долг перед детьми. В обществах менее развитых – детей производят на свет просто так.

С одной стороны, всякое государство прямо заинтересовано в увеличении количества своих граждан. Чем больше подданных – тем сильнее государство. С другой стороны, учёные давно бьют тревогу, заявляя о перенаселении планеты. Общее мнение таково: мировая цивилизация занимается воспроизводством бедных либо нищих, деклассированных, малограмотных людей, способных только на то, чтобы есть и совокупляться. Большинство выходцев из стран третьего мира не умеют ничего, кроме как пользоваться смартфоном, и мечта у них одна: перебраться в благополучную страну и добиться получения пособия по безработице. Таких – десятки миллионов, и они – балласт, лишние рты.

Однако нам в России перенаселение не грозит. Наоборот, для нормального функционирования страны нам совсем не помешали бы ещё 50 миллионов граждан, а лучше – 100 миллионов. Территория России столь велика, что если наше население вдруг увеличится на 50 миллионов – никому из нас не станет от этого тесно.

При этом верно и обратное утверждение: если население России сократится даже вдвое – в стране принципиально ничего не изменится. Уцелеет и русская цивилизация, и российская государственность; территории и недра по-прежнему будут эксплуатироваться ради наполнения бюджета, и книги на русском языке будут выходить. Резкое уменьшение населения России отнюдь не будет означать гибель русской культуры. Накопленный русской культурой эгрегор столь огромен, что его хватит на несколько столетий. Этот эгрегор никак не зависит от численности населения. Точно так же маленькая, 9-миллионная Австрия сохранила блестящую культуру Австро-Венгерской империи, ныне уничтоженной.

Наша цивилизация объединена вокруг нашей культуры – а протопоп Аввакум один из тех, кто стоит при её начале; это нельзя отменить, замолчать, опровергнуть или оспорить.

2

Если перечитать «Житие протопопа Аввакума», отмечая упоминания о его жене, – обнаруживаем, что как раз с Анастасией Марковной связаны самые пронзительные строки.

Не с царём Алексеем Михайловичем. Не с патриархом Никоном. Не с воеводой Пашковым.

С женой.

Знаменитые слова «ино ещё побредём» произнёс не Аввакум, а его жена. Аввакум лишь их записал.

Жена укрепляла его, жена давала ему силы. Без Анастасии не было бы никакого Аввакума.

А вот другой, менее известный, но не менее пронзительный фрагмент «Жития»:

«Опечаляся, сидя, рассуждаю: что сотворю? проповедаю ли слово божие или скроюся где? Понеже жена и дети связали меня. И виде меня печальна, протопопица моя приступи ко мне со опрятством и сказала мне: “что, господин, опечалился ты?” Я же ей подробно известил: “жена, что делать? зима еретическая на дворе; говорить ли мне или молчать? – связали вы меня!” Она же мне говорит: “господи помилуй! что ты, Петрович, говоришь? Слыхала я, – ты же читал, – апостольскую речь: «привязался ты жене, не ищи разрешения; когда отрешишься, тогда не ищи жены». Я тебя и с детьми благословляю: дерзай проповедать слово божие по-прежнему, а о нас не тужи; пока бог изволит, живем вместе; а когда разлучат, тогда нас в молитвах своих не забывай; силен Христос и нас не покинуть! Поди, поди в церковь, Петрович, – обличай блудню еретическую!”»

Силён Христос и нас не покинуть. Так она ему сказала.

Он её любил, конечно, очень. Он ценил её.

Мастерство писателя-автобиографа заключается как раз в том, чтобы слагать рассказ не о себе – но о других, о тех, кто рядом. О тех, кто помог тебе стать собой.

Анастасия Марковна – один из величайших женских портретов в русской литературе; следующие героини, равные ей по масштабу, будут созданы только в XIX веке.

Анастасия пережила своего мужа на долгие 28 лет. Ей и сыновьям разрешили вернуться из ссылки в Мезени в 1693 году. Анастасия умерла в 1710 году. Вплоть до кончины она жила в подмосковной деревне Шаболовка при храме Живоначальной Троицы. Храм этот уцелел и ныне расположен по адресу Москва, Шаболовка, 21.

Биограф Аввакума Кирилл Кожурин утверждает, что Анастасия похоронена при храме Троицы, но могила её не сохранилась. О том же есть прямое упоминание в книге Н.Л.Дружиной «Краткое историческое описание храма Живоначальной Троицы».[3]3
  «Издательство трудов комиссии по осмотру и изучению памятников церковной старины г. Москвы и Московской епархии». Т. IV–V. 1911 г. С. 6.


[Закрыть]

В конце 2021 года я попытался разыскать если не могилу Анастасии, то хотя бы место её захоронения. На Шаболовке, при храме Троицы, от кладбища не осталось и следа; там теперь хозяйственные постройки. Но служители храма сообщили, что на задах храма был большой овраг, поэтому кладбище было совсем маленьким, и хоронили там только священников этого же храма, и более – никого, а прочих – на кладбище расположенного неподалёку Данилова монастыря, поскольку земля, на которой возвели храм, первоначально именно этому монастырю принадлежала.

Однако в списке захороненных в некрополе Данилова монастыря имя Анастасии не значится. Нет её упоминаний и в научном труде Л.А.Беляева «Некрополь Данилова монастыря в XVIII–XIX веках».

Видимо, протопопица Анастасия Марковна, чья могила исчезла, а кости лежат непонятно где, ушла к мужу, в его последнее и надёжное пристанище: в Тайный мир. Туда, где нет даже и могил.

В Тайном мире нет могил, нет физических свидетельств существования человека, – только память, и та ненадёжна: она выветривается с течением столетий. Сохранить память позволяет язык, письменная запись, хроника, но и она по прошествии времени оспаривается учёными историками. Так время смывает и письменные свидетельства. В Тайном мире нет прошлого и будущего, только длящийся настоящий момент. Пребывающий в Тайном мире – пребывает здесь и сейчас, и более нигде. У каждого из нас есть только теперь; мы живём – теперь, нынче, а жили ли вчера и будем ли завтра?..

15. Зелёное вино

По свидетельству самого Аввакума, его отец пил горькую – распространённый порок, и не только в России, и не только среди священнослужителей.

Аввакум в молодые годы тоже неумеренно пил – он сам в этом признаётся.

И надо понимать, что в микрокосме села Лопатищи никто ни от кого секретов не имел; если поп пьянствует – все знают.

Поскольку он был сильный человек, то пьянство его, вероятно, было бытовое, то есть – без запоев. С утра принял, в обед принял, вечером ещё. Всё время под газом, но функции выполнял. Запах можно зажевать.

Жена знает, что муж пьёт, но помалкивает.

Ещё совсем недавно, на рубеже веков, был жив устойчивый миф о некоем особенном русским пьянстве, миф, укоренённый и в классической нашей культуре.

 
Пиши: «В деревне Басове
Яким Нагой живёт,
Он до смерти работает,
До полусмерти пьёт!..»
 

– известные строки из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», созданной в 1865–1876 годах.

Но вдруг, через полтора столетия после Некрасова, в нулевых годах XXI века, начали появляться сообщения о резком снижении уровня потребления алкоголя в России. По данным статистики, спрос упал вдвое по сравнению с показателями конца девяностых. Это видно и невооружённым глазом. Оказалось, что в странах Скандинавии или в Англии бытовой алкоголизм представляет такую же тяжёлую проблему, как и в России. Оказалось, что причины легендарного «русского пьянства» – всё же социальные, а никак не генетические; в России теперь более развито умеренное, культурное употребление алкоголя, а молодёжь часто и вовсе исповедует полный отказ от выпивки в пользу здорового образ жизни.

Мы, конечно же, не стали нацией трезвенников, но миф о беспробудном русском пьянстве как-то сам собой перестал быть актуальным. Теперь алкоголиком быть невыгодно, неинтересно, старомодно, глупо.

А что же в XVII веке, при Аввакуме?

Официальных данных мало, статистика недостаточна, но есть разнообразные упоминания в хрониках о том, что если власти в том или ином городе закрывали питейные заведения, кабаки, целовальни – это часто приводило к бунтам, беспорядкам, протестам. Бывали случаи, когда священники добивались закрытия кабаков на время Великого поста, – но ни к чему хорошему это не приводило.

На протяжении столетий на производство и продажу алкоголя в России существовала государственная монополия. Казна получала свою долю от продажи каждой чарки. Доходы эти были весомы: в начале ХХ века царская власть получала от реализации алкоголя пятую часть всей прибыли. Отказаться от таких барышей, кажется, было невозможно, но всё же однажды это произошло. Сухой закон в Российской империи был впервые введён в 1914 году в начале Первой мировой войны. Большевики, перехватив власть, этот закон сохранили, но ненадолго: запрет на продажу водки был снят в 1925 году, после смерти Ленина.

Иными словами, наше «русское пьянство» исторически было частью экономики, то есть – инспирировалось государством. Государство активно спаивало народ и на этом имело профит. Как только государство перестало нуждаться в доходах от продажи алкоголя – тут же русскому пьянству пришёл конец.

Нет никакого особенного «русского» пьянства, или «скандинавского» пьянства, или «американского», – а есть государственная политика.

Да, спившимися деградантами легче управлять. Но государству всё же нужны в большом количестве трезвые металлурги, трезвые инженеры, трезвые полицейские, трезвые чиновники; пьяные послушны, но трезвые – сильнее.

Итак, Аввакум Петров, священник церкви села Лопатищи, молодой человек, какое-то время пил, и мы не знаем, сколько это продолжалось: может, год, может, пять лет. Причин – тоже не знаем: пил ли он от скуки, или от раздирающих его душу сомнений, или от предчувствия будущих трагедий. Знаем зато, что в итоге он выбрал путь, исключающий алкогольную зависимость.

16. Первые конфликты и побег в Москву

В Лопатищах Аввакум исполнял свои обязанности столь усердно, что количество духовных детей, как он сам пишет, увеличилось «до семи сот и больши».

В те времена существовало понятие «покаяльной семьи»: сообщества, не равнозначного приходскому сообществу; каждый мирянин сам выбирал себе пастыря, которому исповедовался.

Откуда взялись семьсот духовных детей у 30-летнего попа Аввакума – неизвестно. В селе Лопатищи обреталось, можно предполагать, не более сотни прихожан, включая малых детей. Допустим, многие приходили из соседних сёл; но расстояния там велики, между сёлами по 20–30 вёрст, целый день хода, а потом надо идти обратно: либо рекой на лодке, либо пешком или верхом через лес. Но, предположим, слава и авторитет молодого попа были столь велики, что многие десятки его поклонников шли к нему отовсюду.

Аввакум, глубоко верующий, не мог лгать, – и если упомянул 700 духовных детей, то на порядок преувеличить не мог. Это важно понимать.

Он, безусловно, обладал силой убеждения, особенным обаянием, тем, что сейчас называют «харизмой». Его лидерские качества, вероятно, сформировались именно в период жизни в Лопатищах. Там он понял, в чём его призвание, для чего он нужен Богу. Там он окреп и житейским умом, научился разбираться в людях.

И был он – строгим, а с врагами – безжалостным. Ругая нерадивых прихожан, за словом в карман не лез. Браниться умел в совершенстве, в том числе матом. Богатая и яркая устная речь даётся только тому, кто много читает и имеет вдобавок хорошую память. Аввакум был начитан с детства, и, можно предположить, продолжал много читать и в период пребывания в Лопатищах: всё-таки там он имел дом, постоянное пристанище. Потом, в период странствий, если и носил с собой книги, то в минимальном количестве.

Умение браниться изысканно и остроумно – также талант немногих. Из моих современников таким даром обладал только Лимонов. О сходстве этих двух – Аввакума и Лимонова – мы ещё поговорим.

Злоязычие ценно не само по себе, а лишь тогда, когда сочетается с бесстрашием. Нет доблести в том, чтобы выругать того, кто слабее. От Аввакума – доставалось всем: патриархам, епископам, придворным, боярам, воеводам. Единственный, кто избежал яростной критики Аввакума, был царь Алексей Михайлович.

Здесь же, в Лопатищах, начались и первые конфликты Аввакума с власть имущими, с «начальниками».

Фактически в России середины XVII века государственное управление осуществлялось военными силами. Страну контролировали провинциальные воеводы, собиравшие налоги (подати) и вершившие суды. Когда Аввакум употребляет слово «начальник» – имеется в виду местный воевода, наместник, государственный чиновник в военном звании, который был одновременно административным управляющим, военным комендантом, прокурором, судьёй, следователем и налоговым инспектором. Попросту говоря, на подведомственной территории воеводе подчинялись как царю.

С этими воеводами Аввакум и схлестнулся. Начались скандалы. Независимый, отважный и авторитетный молодой поп начальникам не подчинялся.

Подробности от нас ускользают. Один воевода «отнял у вдовы дочь» – зачем отнял, сколько лет было вдове, сколько было дочери? Аввакум заступился – и был жестоко избит. Другому воеводе не понравилось, как поп вёл службу; последовало ещё одно избиение, а затем и изгнание попа вместе с семьёй. Имён воевод – начальников – Аввакум не сообщает.

Летом 1647 года он отправился в Москву искать правды; ему было 26 лет. Пошёл вместе с женой и малыми детьми.

Этот его рывок нужно отдельно отметить.

Историки утверждают, что он уже в сентябре того же 1647 года возвратился в Лопатищи с царской грамотой.

В Москве, то есть, он тогда пробыл считаные дни, но – познакомился со своим будущим другом Иоанном Нероновым (впоследствии – лидером старообрядцев и ренегатом) и удостоился аудиенции у царя.

О первом хождении в Москву провинциального попа Аввакума почти ничего не известно.

Царю Алексею Михайловичу было тогда 17 лет. Год прошёл, как он официально вступил на престол. Юный царь едва примерялся к науке управления государством. Его гораздо более интересовала собственная духовная жизнь: с детства царь Алексей был глубоко верующим православным христианином, воспитанным в благочестии, получившим хорошее образование.

Тот разговор между 17-летним царём и 26-летним провинциальным священником хорошо бы восстановить, реконструировать. Двое молодых людей, один совсем юный, другой старше и опытнее, но оба идеалисты, – сошлись в кремлёвской палате, и с тех пор их заклятая дружба продлится почти 30 лет, вплоть до смерти царя; Аввакум его пережил на шесть лет.

Алексей был красивый юноша, склонный к полноте, с белым мягким телом, с круглым лицом и тёмными глазами. Взгляд – очень внимательный. С отрочества, по обычаю тех лет, лицо не брил; понемногу отрастала борода.

Россия была царством мужчин, отрастивших бороды до груди, и женщин, которые прятали свои волосы под покров.

Царь Алексей мечтал создать идеально благочестивое общество, в котором будут побеждены все грехи, иными словами – построить царство Божие на земле.

Царь Алексей трижды в день молился, каждую неделю причащался и исповедовался своему духовнику Стефану Вонифатьеву. Царь держал все посты и много читал. Он был очень умным человеком и, возможно, идеальным продуктом русской элиты того времени, образцовым русским монархом.

Несмотря на тучность, царь отлично ездил верхом и был страстным любителем соколиной охоты. Далее, царь исправно выполнял свой мужской долг – и оставил множество наследников, 16 детей от двух жён, из которых трое сыновей и одна дочь (Софья) правили державой после его смерти.

Но это произойдёт потом – а пока двое молодых парней встретились в Москве, и царь, поговорив с Аввакумом, повелел выписать ему документ, охранную грамоту или что-то в этом роде. Царь дал ему защиту; более того, вовлёк в большое дело, в строительство нового общества.

В распоряжении царя Алексея была одна из самых больших стран обитаемого мира: огромные территории и около 7 миллионов подданных. В Англии в тот же период проживало менее 5 миллионов, во Франции – около 8 миллионов.

Ещё нет ни Никона, ни реформы, ни троеперстия, ни раскола, ни сгоревших заживо. Сошлись при удивительных обстоятельствах двое молодых идеалистов – и стали навсегда единомышленниками; но при этом – противниками. Потом Аввакум будет писать царю униженные челобитные, а царь никогда его не забудет и лично поучаствует в его судьбе.

Домой, в свои уединённые Лопатищи, Аввакум вернулся, надо думать, в восторге. Он увидел, что государственная система – работает. Его встретили, внимательно выслушали, помогли. Сам царь с ним – с простым попом из глухого места – поговорил; выше некуда. Такое событие не может не вызвать подъёма чувств.

Следующее происшествие, описанное самим же Аввакумом, – разгон ватаги бродячих скоморохов. Скоморошество было тогда запрещено как пережиток язычества, и Аввакум церемониться не стал – выгнал незваных гостей из села, избил, сломал музыкальные инструменты. При скоморохах были два дрессированных медведя; им тоже досталось. История вышла шумная, расползлись слухи.

В это время по Волге проплывал боярин Василий Шереметьев, решивший полюбопытствовать, что за поп такой бешеный живёт во вверенных ему землях. Аввакума доставили на корабль. Боярин попросил благословить своего сына. Аввакум увидел, что боярский сын – выбрит, ни бороды, ни усов, и вместо благословения набросился на юношу с обвинениями. По тем временам бритьё бороды и усов сурово осуждалось церковью, считалось латинством и признаком склонности к мужеложеству.

Недолго думая, боярин Шереметьев приказать выбросить разгневанного попа в Волгу.

Подобные конфликты стали происходить всё чаще, и в 1652 году Аввакум опять ушёл из Лопатищ, на этот раз – навсегда.

Как мы теперь поймём: чего он хотел, каковы его мотивы? Был ли он честолюбив, желал ли возвыситься? Вот, допустим, сходил он в Москву, поговорил с самим царём; неслыханное дело для рядового попа из глубокой провинции. Может, с тех пор запомнил Москву? Вернулся в своё село – но Москва была в голове, не отпускала? Может, ему мало уже было паствы в селе Лопатищи, хотел большего, амбиции съедали?

В данном случае это неважно. Если Аввакум был жрецом, он мог быть амбициозным, мог быть честолюбивым, но не это – его определяющее качество. Жрец – охотник за истиной, его цель – поиск верной формулы, обретение и насаждение верного знания. Жрец служит истине.

Если поиск знания возможен в Лопатищах – жрец остаётся в Лопатищах. Если этого мало – жрец идёт в другое место.

Жрец может любить богатство, славу, почёт, сытость – но никогда не любит покой; он может быть алкоголиком или трезвенником – неважно; жрец в первую очередь ищет верную формулу. Как лучше читать молитву? Как лучше спеть псалом?

К тому времени в Москве вовсю действовал «кружок ревнителей благочестия», в который вошёл и сам молодой царь Алексей Михайлович, и его духовник Стефан Вонифатьев, а также и новый фаворит царя, Никон, игумен Кожеозёрского монастыря, затем архимандрит Новоспасского монастыря; между прочим, уроженец Заволжья, земляк Аввакума.

В Москве молодого попа Аввакума сына Петрова – помнили; снова пригрели, дали место, но, правда, не в столице – много чести, – а в Юрьевце-Повольском (ныне Юрьевец Ивановской области); вполне себе город, на берегу Волги, торговый, развитой, но всё же не сильно ближе, чем Лопатищи, – 450 км от Москвы.

В Юрьевце Аввакум прослужил не более 2 месяцев: его снова избили и изгнали. Недовольны были и рядовые прихожане, и «коллеги», священники соседних храмов. В огромной (тысяча и более человек) толпе, пытавшейся растерзать Аввакума, были и «бабы с рычагами», то есть с палками. Аввакум утверждает, что он «унимал их от блудни», а им это не понравилось. Есть также версия, что Аввакум не делился с другими священниками деньгами, сбираемыми с паствы. Официальная же версия нападения – Аввакум слишком рьяно критиковал скверные нравы, разврат и пьянство. От смерти его спас юрьевецкий воевода, поставивший у дома Аввакума вооружённую охрану.

Здесь уже конфликт иного рода, не с власть имущими, но с обычными прихожанами. Как же надо было Аввакуму обличать разврат, чтобы его собралась линчевать толпа женщин с дубинами?

Аввакум, мягко сказать, не был дипломатом; он не искал компромисса, не испытывал никакого снисхождения к грешникам; суровый, непримиримый максималист, да вдобавок умный, образованный, хороший оратор, – такие люди неудобны, они всем мешают, от них всегда одни проблемы. Рассуждая житейски, Аввакум неправильно себя повёл: приехал в чужой город, и вместо того, чтоб притереться, поладить с местной элитой, сходу начал яростно насаждать царство божие на земле. Ну как такого бешеного попа терпеть?

Может, всё проще: не хотел он в Юрьевец, а хотел в Москву. И сам спровоцировал своё изгнание.

Или так: в маленьких Лопатищах обстановка была более или менее благонравная, а в торговом суетном Юрьевце новоприсланный поп обнаружил столь ужасное, на его взгляд, падение нравов, что не нашёл для себя иного выхода, кроме яростного самоубийственного протеста.

Умный был, смелый, начитанный, – но что видел в свои 32 года? Сельцо Григорово на полсотни дворов, да сельцо Лопатищи, такое же. Да несколько дней провёл в Москве. Никогда не жил в городах, не знал, как встроиться в систему, как «делать дела». Два месяца в Юрьевце – его первый опыт пребывания в большом мире.

Но важно, что он не стал конформистом, не попытался адаптироваться, – а сходу оттолкнул «большой мир».

Аввакум пишет, что бежал в Москву, оставив жену, детей и домочадцев до 20 душ. Примечательное признание: он кормил двадцать человек ближней и дальней родни; целый клан за ним стоял. Были там, наверное, и приживалы-нахлебники, малые детишки и ветхие старики, были и трудоспособные, работавшие во дворе и в огороде. В любом случае, Аввакум вполне сводил концы с концами, и если бы захотел – мирно укрепился бы в Юрьевце.