Текст книги "Записки таксиста"

С жульём разобраться подмог случай. Херсон после войны был поделён бандитскими шайками на трое. Шипшина, один из местных авторитетов имел кусок от проспекта Ушакова до улицы Карла Маркса. Шмат от Карла Маркса до улицы Коммунаров держал Митёк. Мистер кормился с Суворова вплоть до Кузней. Братва между собой не конфликтовала, жили мирно, иногда даже гуляли вместе в «Бодяге», так жульё меж собой прозвала общепитовскую чайную, что находилось на углу Октябрьской революции и улицы Комсомольской. Ценность данного заведения во многом определялось наличием сразу трёх чёрных ходов, один из которых был подземным и выводил на территорию винзавода, который в ту пору располагался в районе Драмтеатра на нынешней площади Сталинграда.

Интерьер «Бодяги» состояла из трёх небольших залов. Первый зал был проходной, где на большом столе стоял столитровый посеребрённый самовар, вокруг которого весь чаепитный антураж: блюдечки, чашечки, заварники, сахарницы. Второй зал был питейным, где шкуру тёрла всякая бандитская шушера: мелкие воришки, шулеры, мошенники, карманники, наводчики, фармазонщики. А вот третий зал был самый что ни наесть элитный, как бы сейчас сказали для vip-персон, для тузов преступного мира. Убранство особого зала была простым: четыре больших стола, старинные полу кресла и огромный, можно сказать антикварный с точёными ножками биллиардный стол.

В то время, когда повар-грек готовил на древесных угольях любимую бандитскую закуску – свиные колбаски, братва базарила о своём, перекидываясь в картишки: «буру» и «очко». Когда кушанье было подано, водка текла рекой. И тут начиналась программа без претензии на культуру и художественную ценность. Всех веселила певица-танцюристка Мурка в сопровождении аккордеониста Тимохи. Такой эстрады не видела не одна сцена мира.

Когда я был мальчишкой,

Носил я брюки клёш,

Соломенную шляпу,

В кармане финский нож.

Грудным низким голосом рвала сердце Мурка.

На биллиардный стол падали ассигнации. Суммы были не малые: семья из трёх человек могла полгода не знать нужды. На деньгах, рассыпанных, на зелёном сукне биллиардного стола демонстрировала искусство эротического танца обнажённая Мурка. И уже ближе к утру, по просьбе красавчика Мистера, на бис исполнялся гимн херсонских уркаганов, который вся братва пела стоя и хором: «Мы мальчишки-ёжики, в голенищах наших ножики…». Когда город только начинал просыпаться и редкие прохожие стали появляться на его улочках, пьяное движение вываливалось на улицу. Нередко выход «рвотных масс» из «Бодяги» совпадал с построением немецких военнопленных, которые жили неподалёку в Покровской церкви, не дожившей до наших дней. Из вяло патриотических побуждений бандиты отрывались на военнопленных. Так они сражались за Родину. Охрана старалась им не мешать при этом, создавая видимость своего присутствия выстрелами в воздух, которые производили большее впечатление на прошедших войну военнопленных, чем на пьяных бандюков.

Конец вольной жизни романтиков с большой дороги в городе положило начало строительства Каховской плотины. В пятидесятом году прошёл слушок, что на начало строительства должен пожаловать Отец всех народов товарищ Сталин. Невзирая на то, что Сталин Кремль покидал редко, разве что по причине международных встреч глав правительств в Тегеране или в солнечной Ялте, народец всё ж таки надеялся увидеть вождя или хотя бы приближённых к нему. И как водиться перед приездом дорогих гостей хозяевам прибраться полагается, чтоб не лицом в грязь, а чтоб всё как у людей. Ну, тут суета началась. Первый секретарь обкома всех на уши поднял. ЧКа тоже за дело принялось: НКВД, НКГБ, подкреплённые силами из столицы, начали городишко «причёсывать». Поначалу в сети сыскарей и комитетчиков мелкая рыбёшка попадалась. Сыграв по рёбрам задержанных, как по клавишам Мурку, тем самым, получив ценную информацию, взялись и за хищную рыбу, что водилась в мутной воде «Бодяги». Там их и повязали тёпленькими. Кое-кто, правда, пытался распустить крылья, но даже не успел об этом пожалеть – уложили на месте. После чего главарей отправили в областную управу НКВД-НКГБ, что тогда располагалась на Декабристов, 28. Остальных в воронках в острог. На Декабристов было всё, как всегда: протоколы, пальчики, изъятие всего чего нельзя рядовому гражданину в карманах держать. После чего главных отпустили, что их ещё больше укрепило в их вере в свою неуязвимость и очень скоро они принялись за старое, но это закончилось быстро.

Первым в расход пошёл Шипшина. Его обнаружил дворник в подвале дома на улице Суворова с тремя пулевыми ранениями в грудь. Мистера закололи армейским штыком в живот на ступеньках аптеки Вурштамана. Митьку, автоматной очередью, завалили у входной двери его собственного дома. Всё в духе времени без суда и следствия…

Та же участь ждала и других членов банд. «Бодягу» закрыли, отдав помещение на баланс «Горпищеторга». Вот такая вот история.

Сейчас время другое. К нам пришла цивилизация: меньше стреляют, больше в судах заседают, а не кастетом по лицу в тёмном углу. Хороший юрист: по круче автомата будет. Хороший адвокат он все входы-выходы знает и в законах, и в кабинетах. С дурной головой – рукам тяжелей. А с умной спокойней, и много друзей. А денег ещё больше. Раньше чтоб у кого-то что-то отнять: сила нужна была и наглости в избытке, а сейчас сила в мозгах.

Херсон был колоритным городком во все времена. Внешне мало напоминая областной центр, будучи геморроем на теле Украины, как считали многие приезжие, да и местные жители; город в рейтинге журнала «Форбс Украина» – американского финансово-экономического издания, которое считается одним из авторитетных изданий в мире, занимал четвёртое место среди самых богатых городов Украины. Два мореходных училища, Морская академия и как следствие тысячи моряков делали своё дело. Валюты в городе было намерено.

Обидеть женщину, что может быть проще. Иногда для этого не нужно предпринимать никаких усилий. Одно ваше мужское бездействие уже может восприниматься, как преступление перед человечеством.

Некоторые женщины подобны доске, где мужчина может оставить своё отверстие, но когда душа такой женщины вся в дырках, словно решето, когда уже сверлить не куда, начинается самое страшное. Свет меркнет, добро закрывает глаза на проделки зла.

Баба Глаша была потомственной ведьмой. Люди говорят, что ведьмы бывают белые и чёрные. Врут, скажу я вам. Белые и чёрные бывают кошки и женские трусики и много другой всякой всячины. Ведьмы – особая каста избранных, что протоптала себе тропинку и бредёт по жизни где-то на грани добра и зла, внося свою особую лепту в общий хаос. Баба Глаша, занимаясь делами разными, мало перед чем, комплексуя, не была исключением из правила. За глаза в округе её звали Бабой-Ягой.

– Ну, с чем пришла? – спросила баба Глаша у Светланки, как только та подсела к ней за стол.

– Даже не знаю с чего начать, – уставившись в колоду карт Таро, лежащих на столе, ответила Света.

– Говори всё, как есть. Не тени. Время – золото.

– Обидчика хочу своего наказать.

– Чем это он тебя ранил, если ко мне пришла?

– Повёл со мной, как с последней…

– Да ты на самую первую и не тянешь. Честная давалка. Сразу видно, – вынесла свой вердикт ведьма.

– А вы откуда можете знать? – возмутилась Светлана, не ожидая подобного поворота в разговоре.

– А мне не надо знать. Я вижу. Все вижу.

– Я ищу свою любовь…

– Не тем местом, – ещё больше загоняя в тупик Светланку, не унималась баба Глаша. Света уже созрела, чтобы встать и уйти, но слова ведьмы остановили её. – Да успокойся ты. В наше время хочешь иметь успех у мужчин, проще будь в делах постельных. Ты всё правильно делаешь. Только с мужиками теперь кризис. Всех хороших ещё щенками разобрали. Один шлак остался. Права была Алёнка Апина: «я его слепила из того, что было, а потом, что было то и полюбила».

– Я к вам не за фольклором пришла, а по делу, баба Глаша.

– Ну, накажешь ты его – со света сживёшь, что мир от этого лучше станет? А? Что молчишь?

– Одним уродом меньше – уже хорошо.

Светлана, желая избавить себя от пустых разговоров, положила перед ведьмой увесистый конверт с деньгами.

– Это всё что у меня есть. Достаточно?

Баба-Яга, поморщив физиономию, глянула на содержимое конверта. На «табло» ведьмы, которое лицом назвать было сложно, высветилась фраза «негусто, но и не пусто».

– Будь, по-твоему. Ты в Бога веришь? – вдруг невпопад поинтересовалась ведьма у обиженной и, не дождавшись ответа, подытожила. – В любом случае тебе отвечать дырявая твоя душа.

– Вот его фото, – продолжила Светланка, положив перед бабой Глашей на скатерть фотографию своего недавнего полового партнёра Прохора.

– Ну, и рожа. Как зовут?

– Антон.

– Ступай. Полгода и не будет его вовсе. Сам на тот свет попросится, – подвела черту Баба-Яга.

«Да-а-а… Поменялись нынче нравы. При Царе-батюшке разбойник никогда в князьях не ходил. А тут и хоромы и конь знатный. Жалкий человечишка, каторга по коему плачет, валет, крестовый в затасканной колоде, а тузом козырным себя мнит. Что удивительно женщины к нему тянуться, как мухи к дерьму. И не боязно им. Такой ведь с удара мужика к смерти приговорит, не говоря уже о бабе. Мерзкая личность. Ничего, чем хуже, тем лучше. К кладбищу ближе, а в преисподней такой „уголь“ лучше горит, – мыслил про себя Демон Ахерон. – Одного понять не могу: зачем я здесь? Прохор ведь сам себе демон. Чёрный колпак над головой его виден».

Прохор сидел на «Террасе» попивая кофеёк. Кофе здесь был особенно хорош. Готовили его в турке с толстыми стенками и обязательно на разогретом песке, благодаря чему кофе нагревается равномерно, а не только дно. Такой способ приготовления кофе – дело трудоёмкое и длительное, но результат того стоит. Прохор предпочитал кофе в зёрнах Ла Семиуз Коста-Рика. Коста-риканская арабика – это гармоничный сладкий вкус с ароматом тирамису, насыщенный, с лёгкой кислинкой, немного терпкий. Послевкусие гладкое и изысканное, с элегантными нотками какао-бобов.

Аромат кофе, совокупившись с живописным пейзажем, выключил разум Прохора, переведя его сознание в медитативное состояние. По Днепру изредка проплывали лодки, нарушая тишину и награждая водную гладь волнами. Кто-то резвый оседлав аквабайк, пытался исполнить роль ковбоя на безудержном быке. Речное родео показалось Прохору неинтересным, и его взгляд упал на кроны деревьев, что произрастали по ту сторону реки на острове, где располагалась часть Гидропарка со зверинцем, соединённая мостом с основной частью города. Зелень деревьев располагала к релаксу.

Ходили упорные слухи о том, что согласно новому, пока ещё не утверждённому, Генплану города, который является важным документом в сфере градостроительства, и определяет развитие города на ближайшие 15—20 лет, на острове планируют распаивать землю и отдать её под частную застройку: коттеджи, пансионаты, яхт-клубы. Новый Генплан наделал много шума в городе, став ярким примером современного украинского беспредела. Градостроительства, которое все чаще решает не проблемы развития города на ближайшие десятилетия, а следует чьим-то узкоклановым интересам.

Прохор на миг подумал о том, что может, стоит оторвать себе участок на этом райском островке и построить там дом своей мечты с беседкой и фонтаном. Может, стоит остепениться, перестав гнать, завести семью и пару собак. Наверное, уже пора поставить точку в Книге своих криминальных приключений, пока это кто-то не сделал за тебя. Антону было так хорошо и спокойно, что на миг ему человеку привыкшему находиться в состоянии постоянного напряжения, это состояние неподдельного умиротворения показалось подозрительным. Разогнав глупые мысли, он закрыл глаза, погружаясь, всё глубже и глубже в глубину самого себя.

Никто не знает, чем и как измерить дорогу в глубину своего естества. Погружаясь вглубь себя, человек теряет связь с миром, который он привык считать реальным. Он теряет ощущение времени, ощущение самого себя. Провалившись в бездну внутреннего мира, ты невольно ловишь себя на мысли, что твои представления о нем иллюзорны. Ты не знаешь ни мира, ни себя. Ты чувствуешь себя младенцем, ты чувствуешь себя чистым, потому что ты рождаешься заново. Когда ты открываешь глаза, твои ощущения сродни ощущениям новорождённого, которого какая-то сила вырывает из утроба матери, только с ей известной целью.

Открыв глаза, Прохор впервые испытал это ощущение. Ему, было, захотелось обратно, но он увидел то, что его задержало в привычном до этого мире. Рядом с ним справа за столом сидел человек, который, по сути, был его зеркальным отражением, как брат-близнец, только на нём была белая рубаха и брюки, на ногах белые туфли, что не было свойственно стилю Прохора в одежде. Переведя свой взгляд влево, Прохор увидел мерзкую физиономию человека, который чертами и выражением лица более походил на демона, чем на рядового гражданина.

Окружение Прохора ввиду его склонности к противоправным действиям не могло похвастаться особой красотой, правильностью и миловидностью черт лица, сам Антон не был исключением. Люди, склонные к криминалу, не обладают внутренней красотой, и это накладывает определённый отпечаток на их фасад, который порой трудно назвать лицом человека. Сосед слева был ещё страшнее. Складывалось впечатление, что физиономию отъявленного негодяя, кто-то склонный к карикатуре постарался сделать ещё гаже.

– День добрый, Антошенька, – проронил Близнец справа, обращаясь к Прохору. На лице Прохора образовался вопрос. – Только ненадобно делать такой недоумённый вид, как будто вы видите меня впервые, мил человек.

Продолжил Близнец, переглянувшись с Демоном, по лицу, которого скользнула, едва заметная холодная ухмылка.

– Неужто мама от меня скрыла, что у меня есть брат близнец, – язвительно произнёс Прохор, судя по выражению лица находясь в недоумении от происходящего.

– Матушка здесь совсем не причём. Земля ей пухом, – ответил Близнец.

Матушка Прохора Софья Павловна отошла в мир иной, как только за спиной её сына закрылись тюремные ворота. Учительница, интеллигентная женщина, растившая Антона без отца, который погиб в Афганистане, как герой, получив звание Героя Советского Союза посмертно, не смогла выдержать позора, ведь её сын отличник, мастер спорта смог приступить закон, оказавшись на скамье подсудимых.

– Перебросить мост через реку бытия и связать два берега сознания и подсознания, дано не многим. Тебе, Антошенька, предоставлено редкая честь. Что же ты не радуешься? – молвил Близнец с кротостью монаха в голосе.

Интонация Близнеца явно нервировала Прохора, но он старался держать себя в руках, тем более что ему до конца не было понятно, что происходит. Особенно его раздражало обращение «Антошенька». Так к нему обращалась покойная мать, но то, что было позволительно ей, как женщине, подарившей ему жизнь, было не позволительным другим, и Близнец не был исключением.

– А чему мне радоваться? Стоит раз в жизни расслабиться, закрыв глаза, как сразу появляются две рожи. Одна мерзкая, даже в фильмах ужасов таких не бывает, а вторая голова диалоги строит по круче любого короля параши и внешнее сходство с таким персонажем меня совсем не веселит. Хотел бы радоваться жизни, но жизнь – сука печальная.

– Наш человек, – наконец-то подал голос Демон. Голос его показался Прохору каким-то неестественным и не менее омерзительным, чем его внешность. Было в голосе этом нечто глубинное, болотное. Складывалось впечатление, что это был голос из преисподни. Прохору довелось повидать много нелюдей в своей жизни, кое-кто считал нелюдем его самого, но такой загробный голос он слышал впервые.

– Это мы ещё поглядим, – парировал Близнец.

– Нам воевать, не привыкать, – ответил Демон, достав из рукава кинжал, который находился в чехле.

– Без войны обойдёмся, падшая твоя душа, – молвил Близнец к Демону.

Когда Демон достал кинжал из чехла, стало понятно, что это не простая вещица, которых полно в любом охотничьем магазине. Это был кинжал ручной работы, поэтому Прохор посмотрел на сие оружие с особым интересом. Лезвие кинжала было с кровотоком, рукоять сделана из чёрного дерева, на которой можно было увидеть изображение черепа в овале на фоне двух скрещённых шпаг.

– Можно посмотреть? – обратился Прохор к Демону, протягивая руку за кинжалом.

Демон протянул оружие Прохору и в его глазах блеснул красный огонёк, на лице Близнеца образовалось недовольство, но Прохор, не обращая внимания на всё это, принялся изучать вещицу. Кинжал неожиданно много весил и почему-то излучал тепло. Держа его в руках, Прохор чувствовал какую-то неловкость. Камень, закреплённый на рукоятке, казалось, светился, правда было совсем не понятно, как он может одновременно светится, и оставаться кристально чёрным.

– Кстати, Антошенька, – пытаясь прервать сеанс знакомства с кинжалом, забирающим души, вмешался Близнец, – дабы ты не прибывал в недоумении, которого в глазах твоих в избытке, пора бы нам и познакомиться. По левую сторону от тебя демон души твоей имя, которому Ахерон. Так некогда в древности звали адское чудовище с пылающими глазами.

– Я приставленный к тебе ведьмою Глашею по просьбе обиженной тобой девицы, – перебив Близнеца, вставил своё слово Ахерон.

– Какой ещё девицы?! – недоумённо прервал Прохор Демона.

– Много у тебя их было, сверх меры. Скажи спасибо Господу, что только одна отважилась на шаг в сторону Дьявола. За это она получит, чего заслуживает. Справа от тебя твой покорный слуга, глубина души твоей, что Подсознанием зовётся. Зови меня просто Антонио, – подытожил Близнец.

В этот момент к столу подошёл вышколенный официант.

– Ещё что-нибудь будете? – поинтересовался он у озадаченного Прохора.

Официант смотрел прямо на Прохора, совсем не обращая внимания на Ахерона и Антонио. Из чего Прохор сделал заключение, что его новые дружки не более чем видение, что напрягала его ещё больше. Антон, вернув кинжал Демону, достал из кармана полтинник и положил его на стол перед официантом.

– Принеси бутылку «Боржоми». Что-то в горле пересохло.

– Слушаюсь, – ответил официант, ловким движением руки, слизав полтинник со стола.

Пока официант отсутствовал Прохор сидел с закрытыми глазами, опять провалившись в доселе не виданную глубину. Но как только он услышал шаги официанта, стук бутылки и стакана о стол, Прохор открыл глаза. Официант принёс «Боржоми» и один стакан, что послужило косвенным подтверждением умозаключения Прохора о его видениях.

Ахерон и Антонио, раскинувшись в плетёных креслах, совсем не обращая внимания на Антона, любовались красотками за соседним столом.

– А блондиночка ничего, – заключил Демон, глядя на высокую плоскогрудую, длинноволосую блондинку с лёгким намёком на миловидность лица. – Сегодня он её сделает.

С ехидцей продолжил Демон, имея в виду шатена с наколкой на левом запястье, который оказывал знаки внимания блондинке.

– Судя по дистанции между ними, они не так давно знакомы. Вечером он пригласит её в номера, и она пойдёт. В номере они от слов перейдут к делу. Утром он ей скажет, что позвонит и она, понимая, что это просто слова, лишь улыбнётся ему. Проза жизни, – растёкся мыслью по древу Ахерон.

– В поисках полового счастья легко заблудится, – не желая уступать в словесной перестрелке, начал философствовать Антонио. – В лабиринтах основного инстинкта томится немало жертв либидо. Чего они хотят, чего ищут? Наверное, иллюзорного рая. Среди внешней серости и внутренней убогости, вдруг можно ощутить себя окрылённым и попытаться догнать птицу счастья. Тебе может показаться, что она избегает встречи с тобой, на самом деле она существует в параллельном мире, в который закрыта дорога для людей воспринимающих свои иллюзии, как нечто реальное. Для многих людей перестать врать себе – это нечто, сродни суициду. На самом деле ты убиваешь не себя, а иллюзию о самом себе, открывая дверь в реальность.

– Я надеюсь, эта лекция была бесплатна, – иронично поинтересовался Ахерон, – а то право как-то неловко, я совсем без денег.

– Я сошёл с ума, – вдруг как-то печально себе под нос буркнул Прохор, подперев кулаком щёку.

– В юности, став жертвою неразделённой любви, Антошенька, – встав из-за стола и прохаживаясь вдоль воды по «Террасе», жестикулируя руками начал очередной философский пассаж Антонио, – ты получил психологическую травму, которая и предопределила всю твою судьбу. Ты привык побеждать, но любовь победить невозможно, а проигрывать ты не хотел. Поэтому ты решил создать иллюзию о самом себе, иллюзию силы. Ты счёл, что быть сильным значит ломать людей, их судьбы, быть сильным, значит быть сильнее любви, а попросту не любить и вовсе. Только нет ничего сильнее любви, Антошенька.

– Я это и без тебя стал понимать, в последнее время, – всё также подперев кулаком щёку, глядя в стол, с печальным выражением лица, молвил Прохор.

– Тогда зачем тебе все эти одноразовые встречи, друг мой? – поинтересовался Антонио у Антона.

– Так проще, – вмешался Ахерон. – Вдул разок другой и в ус не дуешь.

– Много ты знаешь, – с неприязнью в голосе к Ахерону и его идеям молвил Антонио.

– Да уж не меньше твоего. Всё о чём ты тарахтишь без умолку, Антонио, не больше чем вялая теория, а реальная жизнь, она совсем другая.

– Какая другая?

– Ну, давай возьмём хотя бы ту парочку, что под шатром сидит. Судя по кольцам, муж и жена. Что согласно видению таких чистоплюев, как ты подразумевает любовь, дорогу со встречным движением, всё такое. Но ты посмотри на неё, как она смотрит на муженька своего.

– С холодком, – не желая быть безучастным в споре, вставил своё слово Прохор.

– С холодком, – согласившись, подхватил Ахерон. – А почему?

– Почему?

– А потому что её больше волнует голубоглазый блондин, судя по всему, друг мужа, а может муж подруги. В общем, не важно. Важно, как она на него смотрит. А смотрит она на него с вожделением.

– И что? – вмешался Прохор.

– А то, что любовь – это всего лишь красивая легенда. Людям нужен секс! Чтобы быть! – сказал-отрезал Ахерон. Отрезал так, что из его уст вылетела слюна, жилы заиграли на его мерзком фэйсе. – Иногда они привязываются друг к другу, что не оторвать, но это не более чем привычка. Привычка страшная сила. По круче любой любви будет. Человек любит ни человека, он любит сказку об этом человеке, которую сам и создал. Сказку, которая зародилась в его воспалённом мозгу, а как сказка надоедает, ему новую подавай, как дитю малому. Привычка другое дело. Стоит человеку пристраститься к чему-либо: к сигаретам, алкоголю, дурману какому-то или увлечение завести – ему и любви не нужно. Привычка любое чувство на лопатки положит.

– Демагогия всё это! Сатанинская демагогия! – подытожил Антонио.

– Нет, – протяжно отсёк Ахерон. – Суровая правда.

– Может выпить стоит, да закусить, коль братва собралась, – включился в разговор Прохор. – Или…

– Не надо или, – поддержал Прохора Ахерон, положив свою руку поверх руки Хозяина, – Идея хорошая. Антонио, ты что против? Чего насупился?

– Я не насупился, я в размышлениях.

– Беда с этими мыслителями. А, Хозяин, – толкая в плечо Прохора и подмигивая ему глазом, молвил Ахерон. Его обращение Хозяин была весьма уместным, так как Ахерон, по сути, был тенью души Прохора. Демон, будучи слугой дьявола, всё же находился в гостях. – Сами не живут и других учат, как правильно, а не как здорова. Хватит думать, Башка. Когда много думаешь, страшно жить становиться.

Прохор дал знак официанту. Через минуту Хозяин держал в руках меню в изысканном переплёте, где слово «Меню» было оттиском пломбира на красном сургуче. Антонио и Ахерон склонившись, принялись изучать, чем в данном заведении удивляют.

– Тёплый салат с гусиной печенью, райскими яблочками, рукколой и малиновым винегретом 250 грамм 190 гривен, – прочёл вслух Ахерон. – Малиновым винегретом. Во как.

– Салат с тёплым аспарагусом, – продолжил Антонио, – вкусом пармезана, проросшими ростками и бальзамическим соусом 200 грамм 85 гривен. Терин из гусиной печени с манговым шатне 75 грамм 98 гривен.

– Да умеют эти рестораторы туману напустить, а потом ободрать, – сказал Ахерон. – Вот помню при Царе-батюшке…

– Куда тебя понесло – историк жратвы российской. Живём в другое время и еда и нравы другие, – перебил Антонио.

– Кони и дома стали другие, антуража и понту сверх меры, а нутро всё тоже – человечье. Века идут, а люди всё также хоронятся от света в тени своей духовной нищеты, – молвил Ахерон.

– Спасибо вашему брату.

– Ты нашего брата то не трогай. Нас Отец создал, чтоб лоботрясам, вроде вас жизнь раем не казалась. Чтобы создать движение в вашем болоте, которое вы за реку принимаете захмелев. Почему человек пьёт – потому что правды боится. Напившись до чёртиков, останавливается и креститься. Мы сознанье человека к старту возвращаем. Только за это ни какой благодарности. Наливай, Башка, – кинул Ахерон Антонио.

Близнец тут же вскочил из-за стола, желая заехать по морде Демона, но Прохор остановил порыв Антонио.

– Тихо, тихо, успокойся, Антонио. Что с него взять. Он же демон. Даже я не обращаю внимание…

– Да сколько я могу это терпеть?!

Ахерон в это время лыбился во всю свою омерзительную «витрину». Хозяина было посетила мысль, что он бы и сам с удовольствием приложился к гадкой роже.

«Но это всегда успеится», – подумал он про себя. И чтобы разредить ситуацию, озвучил:

– Главное не драка, главное общение, а лицо помять минутное дело.

И он, как никогда был прав, ведь не каждому представляется, столь редкий случай, пообщаться с собственным Демоном, да ещё с Подсознанием за бутылкой водки к тому же.

Прошло немного времени и перед троицей на столе стояло все необходимое: графин с водкой и изысканная закуска.

Прохор разлил водку собственноручно, задавшись вопросом:

– За что пьём?

– Я скажу, – включился Антонио, взяв в руку рюмку, он встал из-за стола и выдал, – Шакал пришёл ко Льву и сказал: «Давай драться!» Лев на него и внимания не обратил. Тогда Шакал пригрозил: «Я всем расскажу, что Лев меня ужасно испугался». Поморщился Царь зверей и ответил Шакалу: «Пусть меня осудят за трусость – это все же приятнее, чем они будут презирать меня за драку с Шакалом». Так выпьем за то, чтобы не унижаться нам перед грязными и недостойными нас.

– Браво! – поставив на стол рюмку наполненную водкой, захлопал в ладоши Ахерон, так и не став пить за сказанное Антонио.

– Хороший тост, Антонио, – отметил Хозяин.

– Ты вот, Антонио, пытаешься предстать в образе благородного рыцаря, – начал Ахерон, – не жалеющего ни себя, ни копья своего, борясь со злом. Только ответь мне, Антонио, где ты был, когда Хозяин, находясь на распутье, пошёл дорогою неверною: что привела его в темницу, к делам не хорошим. При твоём попустительстве случилось сие. Задолго до моего пришествия.

– Да ладно вам отношения выяснять, – вмешался Хозяин, наливая по второй. – Всё-таки хочется порой расслабиться, как сейчас.

– А что расслабиться без принять, ни как? – зудил Ахерон. – Ты отожмись от земли раз сто, чтоб дурь лишаковую согнать. Потом ляг на травку зелёную, руки положи под голову свою бестолковую, да посмотри на небо голубое бескрайнее облаками белыми брюхатое. Вот где сладость. Вот где ощущение истомы. И делать ничего не надобно, и думать ни о чём не хочется, только забраться повыше став птицею.

– Ты выпьешь сегодня или нет?! – поинтересовался Хозяин. – Все уже уши просверлил.

– Рождённый ползать, летать не может, – вмешался Антонио.

– Не буду я пить, – кинул Ахерон, исполнив обиду, вылив при этом водку на пол.

– Ахерон, если дальше так пойдёт, тебя выгонят из тёмного царства за профнепригодность, как белую ворону из стаи, – отреагировал Прохор.

– Плевать. Людей демонами пугают, а многие мои прежние хозяева и ты, Антоха, не исключение, похуже моего брата будут. У некоторых людишек, нам демонам, гадостям учиться и учиться.

– Да ну, загнул ты брат, – вмешался Антонио.

– Сам не люблю, когда жонглируют голословными фактами. Повествую, – парировал Ахерон.

Ахерон встал во весь рост, вытянулся и, включив «артиста», принялся исполнять, шагая по «Террасе» из стороны в сторону.

– Жили-были две подружки Елена и Катерина. Образованные престижно, правильных манер, красоты неописуемой, даже воробьи оборачивались любуясь. Всё бы хорошо только удачи не было у них в личной жизни. Не то чтобы мужское внимание их стороной обходило, просто всё не то, все не те. В личной жизни, как на золотых приисках. Тонны породы надобно перелопатить, пока найдёшь желанное. И вот Елене подфартило. Катерина возьми и порадуйся, за подругу, а нет… Когда кому-то хорошо, нам ещё хуже. У соседей свадьба радуются люди, веселятся, а нам всё неймётся гнус свой кому-то на причёску намазать. Парня Елены звали Николай. Видный, статный, ума палата, доктор, большой знаток по женским неполадкам. Одним словом – гинеколог. Месяц встречаются, другой Николай с Еленой, вроде как всё хорошо. Но тут Катерине понадобилось по бабьей нужде Николаю показаться. Записалась она на консультацию женскую, прихорошилась по-бабьи, панталоны правильные напялила и к Николаю в назначенный день и час. Что там между ними произошло доподлинно неизвестно, но дружбе бабьей пришёл конец. Николай к Катерине переметнулся. Вот и вся любовь.

– Какая драма!.. – ёрничал Антонио, потянувшись за графинчиком, дабы продолжить…

Встреча с прошлым, как встреча с самим собой. Дни былые идут тебе навстречу, держа в руках зеркало, в котором ты можешь увидеть отражение себя Любимого, некие грани своей натуры, о которых ты давно позабыл, которые ты давно не видишь в своём отражении или не хочешь видеть.

Вероника выходила из бутика по улице Суворова, когда случайно столкнулась с Антоном. Они не виделись двадцать пять лет, встретившись на улице, где когда-то познакомились и любили гулять.

Кого Вероника не хотела встретить, приехав погостить к престарелым родителям в родной город, так это Антона Прохорова. Чего не скажешь об Антоне. Где-то в глубине души, все эти годы он мечтал об этой встрече, о том, что он опять увидит своё отражение в её глазах, увидит блеск и огонь, который когда-то посмел погасить Артур Пригожин, ворвавшись, как ему казалось, в их мир любви, мир для двоих. Все эти годы Прохор пытался доказать себе, всему миру, Веронике, которая старалась даже не вспоминать о нём, пытался доказать, что он тоже чего-то стоит, что она совершила большую ошибку, переиначив свою судьбу. Ведь он парень «то, что надо» и когда она поймёт это, они снова будут вместе.

Высший эшелон преступного мира и элементы роскоши, некогда презираемые ворами, а ныне сходившие за положняк – всё чего удалось достигнуть Прохору за его непутёвую жизнь. То, что производило впечатление на молодых девиц с недостатком жизненного опыта и интеллекта, с мышлением на уровне чуть ниже живота на Веронику Евгеньевну Пригожину жену полковника СБУ, владелицу трёх ресторанов в Киеве и мать двух детей, не производило особого впечатления.