Текст книги "Нежная любовь главных злодеев истории"

Лан Пинь. 1930 год.

Мао Цзэдун, как и все диктаторы, отличался недоверчивостью и подозрительностью. Он подозревал всех, всех без исключения, причем подозрительность эта со временем приобрела поистине маниакальные формы. Мао повсюду мерещились заговоры и покушения, он окружил себя огромным количеством телохранителей, а во время своих поездок останавливался только в специально построенных для него домах.

Нередко он со всей многочисленной челядью внезапно покидал отведенную ему резиденцию, заподозрив что-либо. Осторожность Мао доходила до того, что он остерегался купаться в сооруженных для него на местах бассейнах, опасаясь, что вода в них может быть отравленной. Лишь в реке Янцзы он плавал безбоязненно почти до самой своей смерти, демонстрируя народу свое могучее здоровье.

Во время своих поездок Председатель часто менял маршрут следования, чтобы не оставить врагам возможности устроить покушение. Должно быть, Мао хорошо сознавал, сколько страданий он доставил своим подданным, и никогда не обольщался показными изъявлениями «горячей народной любви».

В апреле – июне 1945 года в Яньани проходила работа VII съезда Коммунистической партии Китая.

«Надо мной нет ни Неба, ни Закона», – любил повторять Мао.

Мао Цзэдун председательствовал на нем. Он выступил с отчетом Центрального Комитета, а новый устав партии представил Лю Шаоци, сказавший: «Идеи Мао Цзэдуна представляют единство марксистской теории с практикой китайской революции, это китайский коммунизм, китайский марксизм. Идеи Мао Цзэдуна – это дальнейшее развитие марксизма в национально-демократической революции в колониальных, полуколониальных и полуфеодальных странах в современную эпоху, это превосходный пример национального марксизма».

В новый устав записали, что «Коммунистическая партия Китая во всей своей работе руководствуется идеями Мао Цзэдуна». На последовавшем после съезда пленуме Центрального Комитета партии Мао Цзэдун был избран его Председателем ЦК партии. До последних дней своих, до сентября 1976 года, он пробудет на этом посту. Отныне и навсегда Мао Цзэдун стал Председателем Мао.

Вторая половина 1950-х годов стала периодом укрепления власти Председателя, периодом превращения его в подлинного диктатора. После смерти «бессмертного» Иосифа Сталина в мировом коммунистическом лагере начались разброд и шатание. В Москве, желая свести счеты с мертвым вождем народов, Никита Хрущев принялся активно развенчивать «культ личности Сталина». Надо сказать, что доклад советского Генерального секретаря на XX съезде КПСС произвел на китайцев поистине ошеломляющее впечатление. В рядах КПК началось брожение, вот-вот грозящее привести к расколу. По аналогии с развенчанием культа личности Сталина маршал Пэн Дэхуай, поддержанный многими партийными и военными деятелями, предложил изъять из устава Коммунистической партии Китая самые главные слова, называющие идеи Мао Цзэдуна идеологической основой коммунистического учения, покусившись тем самым на святая святых – власть Председателя Мао.

Для укрепления веры в непогрешимость и величие вождя понадобились великие деяния. Мао объявил «большой скачок» в экономике и тотальную коммунизацию деревни. Великие деяния Мао очень дорого обошлись китайцам, отбросив страну на десятки, если не на сотни лет назад.

Для того чтобы доказать свою любовь и преданность Мао, Цзян Цин была готова на все. Пришло время – и такая возможность представилась.

В 1965 году Мао замыслил избавиться от множества своих соратников, в которых он видел не соратников, а политических противников, потенциальных посягателей на его власть. Как и положено правителю огромной страны, Мао действовал с размахом, достойным императоров древности – разжег пламя «великой пролетарской культурной революции». Сам он рук пачкать не захотел – доверил проведение культурной революции Цзян Цин, чтобы было впоследствии на кого списать все грехи.

«Соломенная вдова» не подкачала. Польщенная доверием вождя, в обстановке строжайшей секретности она подготовила кампанию против «каппутистов» и «ревизионистов», «идущих по капиталистическому пути», а затем с полного одобрения Мао призвала молодежь «свергать буржуазные элементы» – интеллигенцию и старые партийные кадры. «С молотом в руке, подняв сжатый кулак, я пошла в наступление на все старое!» – вопила с трибун Цзян Цин.

Ради Мао Цзян Цин была готова на все.

Могла ли актриса Лан Пинь мечтать о той популярности, которую получила Цзян Цин? Для китайской молодежи семидесятых годов прошлого века она была кумиром, лидером, вдохновителем. Для того чтобы было проще ломать отжившую свой век буржуазную культуру и «перевоспитывать» врагов и ренегатов, студенты и школьники организовывались в отряды хунвэйбинов («красных охранников» или «красных стражей»).

От скорого несправедливого суда сторонников новой революционной культуры и следовавшей за судом жестокой расправы не был застрахован никто – ни высокопоставленные чиновники, ни профессора университетов, ни известные актеры, не говоря уже о простых гражданах. Судьи, как правило, выбирали между ссылкой в деревню на «перевоспитание», тюремным заключением или казнью на месте. Систематический подсчет жертв не велся, но наиболее авторитетные источники склонны утверждать, что «культурная революция» унесла жизни более чем двадцати миллионов китайцев. Как писал о том времени известный биограф Мао Филип Шорт, «никто, включая самых близких Председателю людей, не знал, что заставило его избрать такую непостижимо сложную и беспощадную тактику. Еще менее предсказуемым был ее конечный результат».

Главной ударной силой «культурной революции» стали отряды хунвэйбинов и цзяофаней («бунтарей»). Как тут снова не вспомнить Владимира Высоцкого:

 
Возле города Пекина
Ходят-бродят хунвэйбины,
И старинные картины
Ищут-рыщут хунвэйбины, —
И не то чтоб хунвэйбины
Любят статуи, картины:
Вместо статуй будут урны
«Революции культурной»…
 

Ставка в революции была сделана на молодежь, слепо преданную Председателю Мао и нетерпимую ко всему старому. К этому времени культ Мао достиг своего апогея.

Молодежь росла и воспитывалась в условиях невиданного доселе по масштабам восхваления «великого кормчего» и фанатичного, какого-то языческого преклонения перед ним, как перед живым божеством.

Мао был везде, Мао был всем, Мао был непогрешим. Его ближайший сподвижник (если не сказать «прихвостень») Линь Бяо говорил: «Председатель Мао пользуется самым большим авторитетом в стране и мире, он наиболее выдающаяся, величайшая личность. Положения, труды и революционный опыт Председателя Мао показали, что это великий пролетарский гений. Отдельные лица не признают гения, но эта позиция не имеет ничего общего с марксизмом. Председатель Мао – гений».

Весь Китай носил куртки «под Мао» и прическу «под Мао», штудировал его карманные цитатники, кланялся портретам Мао и докладывал этим портретам о своих достижениях и ошибках. Каждый день любого китайца, независимо от возраста и общественного положения, начинался и заканчивался коллективным чтением высказываний «великого кормчего».

Зачин «культурной революции» положила молодежь. В конце мая 1966 года семь аспирантов философского факультета пекинского университета вывесили дацзыбао – большой настенный плакат, в котором подвергли суровой критике партком и ректорат. Текст дацзыбао появился в газете «Жэньминь жибао», положив начало шумной пропагандистской кампании в масштабах всей страны. 29 мая в Пекине появились первые хунвэйбины – двенадцати-, тринадцати– и четырнадцатилетние учащиеся средних школ с красными повязками на рукаве.

Мао с семьей.

Занятия в школах и институтах были прерваны на много месяцев, чтобы не отвлекать учащихся от «культурной революции». Профессоров и преподавателей, артистов и писателей, инженеров и врачей, а чуть позже и видных партийных и государственных деятелей начинают судить «судом народа» и расправляться с ними.

Вот что тогда писали китайские газеты: «Ученики могут помочь революционизации учителей. В рядах учителей имеется часть пролетарских, революционных, смелых элементов. У большинства учителей пролетарское мировоззрение еще не окончательно заменило буржуазное. Имеется еще и группка нечисти, настроенной против партии, против социализма, против идей Мао Цзэдуна. Мы должны под руководством партии, опираясь на левые элементы, имеющиеся среди учителей, в процессе упорной работы постепенно сплотить большинство учителей, до конца обнажать, критиковать, уничтожать всю нечисть».

День солдата революции делился надвое – заучивание цитат Председателя Мао и чтение свежих дацзыбао «гармонично» сочетались с бесчинствами, погромами и убийствами.

Активисты пекинского университета Цинхуа опубликовали в одном из журналов статью, в которой заявляли: «Тысячи и тысячи положений марксизма в конце концов сводятся к одному: „Бунт – дело правое“. В этом – сама душа идей Мао Цзэдуна. Основным и самым драгоценным качеством революционных пролетариев является отвага. Они должны смело думать, говорить и действовать, чтобы преодолеть все преграды и завершить революцию.

Мы полны решимости бунтовать, и вам ничто не поможет. Вы полагаете, что мы чрезмерно дерзки. Именно такими мы и хотим быть. Председатель Мао говорит: «Тех, кто занимает высокие посты, следует ценить не дороже, чем пыль». Мы намерены нанести удар не только по реакционерам университета, но и всего мира. Преобразование мира – вот задача революционера».

К началу 1967 года «культурная революция» охватила весь Китай. В стране началась разруха. К осени того же года хаос правил страной, а Мао благосклонно взирал на это. Взирал, надо сказать, четко держа руку на пульсе Китая – стоило Мао почувствовать, что ситуация начала выходить из-под контроля, как он принял меры – возобновил деятельность Коммунистической партии, а вскоре запретил и само движение хунвэйбинов.

В апреле 1969 года состоялся IX съезд КПК. С политическим отчетом на нем выступил Линь Бяо. В его докладе и новом уставе Коммунистической партии Китая, принятом на съезде, вся история партии связывалась с деятельностью только одного человека – Мао Цзэдуна. Устав провозглашал Мао «вождем партии», а преданность ему объявил законом жизни.

Одновременно вырос авторитет Цзян Цин, усилилось ее влияние, достигнув поистине небывалых высот. Ее приказы исполнялись мгновенно. Ее мнением интересовались по любому поводу. Повсюду шли оперы, поставленные по ее примитивным либретто, и главными героинями этих опер в большинстве своем были женщины, у которых могло не быть мужа и детей, но зато был Мао – «великий кормчий».

Из «верного товарища» Цзян Цин превратилась в «кровавую Цзян».

Уже после ареста Цзян Цин главная китайская газета «Жэньминь жибао», орган Центрального Комитета партии, сообщала о том, что в период «культурной революции» жена Мао всячески стремилась ликвидировать следы своего неблаговидного прошлого, поручая своим агентам совершать обыски в домах, где могли находиться компрометирующие ее фотографии и документы, относящиеся к шанхайскому периоду ее жизни. В статье открыто говорилось о том, что Цзян Цин тесно сотрудничала с буржуазными националистами из партии гоминьдан. Впрочем, обвинение это было весьма стандартным для того времени.

Громя тех, кто еще продолжал «служить горстке помещиков, кулаков, контрреволюционеров, правых и буржуазных элементов», жена Председателя Мао попутно разделывалась и с личными врагами. Жестокая и беспринципная Цзян Цин не ведала сомнений, руководствуясь своими желаниями и «политическим чутьем». Она кичилась своим невежеством, с гордостью упоминая о том, что у нее самой не было никакого образования, если не считать трех месяцев обучения в драматической школе в Цзинани в юные годы – во времена «культурной революции» отсутствие образования было достоинством, а не недостатком.

Не вмешиваясь особо в дела Цзян Цин и предоставив ей возможность тешить самолюбие, Мао отдалил жену от себя. По его личному приказу в самый разгар «культурной революции» Цзян Цин переселили из резиденции Чжуннаньхай, где жил Мао, в правительственный городок, расположенный в одном из пригородов Пекина. Одним переселением дело не закончилось – отныне Цзян Цин не могла встречаться с мужем, не получив на это особого разрешения Канцелярии Центрального Комитета партии.

Гениальный ход, не правда ли? Мао не только спровадил постылую жену подальше от себя, но и демонстративно («моя хата с краю») отдалился от нее, словно размежевавшись с ее деяниями, что впоследствии сделало его непричастным ко всем жестокостям и перегибам «культурной революции», в которых обвинили Цзян Цин.

Опала наступила в 1972 году, когда Мао счел, что «культурная революция» полностью выполнила свою задачу, уничтожив всех его противников. Как гром среди ясного неба прозвучало выступление Председателя Мао, в котором он критиковал тех, кто столь неудачно, со многими ошибками проводил «культурную революцию». Имя Цзян Цин не было упомянуто в речи Мао, но всем и без того было понятно, о ком в первую очередь шла речь.

Из «верного товарища» Цзян Цин превратилась в «кровавую Цзян». Поползли слухи о ее многочисленных любовниках, к которым причисляли и руководителя китайской госбезопасности (того самого Кан Шэна), и известных спортсменов, и солистов балета…

Поговаривали, что все эти слухи распространялись с высочайшего одобрения новой фавориткой Мао, восемнадцатилетней проводницей правительственного спецпоезда Чжан Юфэн, о которой уже было упомянуто. Прелестница Чжан, в которую престарелый Председатель влюбился, как принято говорить, «по уши», стала едва ли не первым человеком в государстве. Именно она решала, кого можно допускать к Мао, а кого нельзя, и никто не мог приблизиться к вождю без ее дозволения.

Опасаясь создания оппозиции, могущей положить конец его правлению, Мао Цзэдун сделал очередной гениальный политический ход, на которые он был мастер. С его ведома и одобрения Цзян Цин встала во главе оппозиции, примерив на себя роль «красной императрицы», готовившейся унаследовать трон после кончины своего мужа.

Цзян Цин с удовольствием включилась в игру. Мао напоказ изображал великую ревность, а втайне радовался тому, как удачно он подсунул оппозиции лидера, полностью подконтрольного ему самому. Пока оппозиционеры дрались между собой за власть, Мао мог чувствовать себя в безопасности.

Выявляя при помощи Цзян Цин скрытых врагов, под самый конец жизни Мао возжелал расправиться и с ней самой, для чего дал соответствующее поручение Кан Шэну, своему вечному руководителю госбезопасности, найти неопровержимые доказательства принадлежности Цзян Цин к гоминьдановской агентуре. Кан Шэн не сработался бы с Мао и не проработал бы с ним всю свою жизнь, если бы не понимал Председателя с полуслова. Доказательства были собраны, и только смерть Кан Шэна и последовавшая вскоре кончина самого Председателя Мао помешали пустить их в дело.

Мао Цзэдун умер в ночь на 9 сентября 1976 года, не дожив всего трех месяцев до своего восьмидесятитрехлетия. Траурная церемония прощания с Председателем проходила в большом зале Дома народных собраний на площади Тяньаньмэнь. Все приходившие отдать последнюю дань памяти Мао Цзэдуна возлагали к основанию постамента, на котором был установлен гроб с его телом, траурные венки. Цзян Цин якобы собственноручно изготовила белые (белый цвет в Китае – цвет траура) бумажные цветы для одного из таких венков, снабдив его надписью на черной ленте: «Моему учителю, Председателю Мао Цзэдуну от ученицы и товарища Цзян Цин».

Далее на ленте перечислялись имена членов семьи Мао, среди которых не оказалось имени одной из двоюродных сестер Мао – Ван Хайжун. Обнаружив это, Ван Хайжун затеяла с Цзян Цин перебранку, в которой обе стороны не стеснялись в выражениях. От слов дамы перешли к делу и вцепились друг другу в волосы. В результате потасовки Ван Хайжун удалось содрать с Цзян Цин парик, выставив на всеобщее обозрение ее лысую голову (волосы Цзян выпали еще во время послеоперационных курсов облучения). Вышел огромный конфуз.

Доклад Кан Шэна не пропал втуне, но оказался в руках тех, кто задумал избавиться от Цзян Цин и еще трех известных китайских политиков – Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэня и Яо Вэньюаня. В ночь на 6 октября 1976 года, меньше чем через месяц после смерти Мао Цзэдуна, все они были арестованы по обвинению в подготовке государственного переворота, целью которого являлся захват поста председателя партии Цзян Цин. Так закатилась «Красная звезда» (одно из прозвищ Цзян Цин) и появилась пресловутая «банда четырех»…

В ноябре 1980 года начался судебный процесс «банды четырех». Ему предшествовала грандиозная подготовительная работа: демонстрация документальных фильмов об ужасах «культурной революции» по китайскому телевидению, публикация в прессе воспоминаний невинных жертв и тому подобное.

Также в китайских газетах появились откровения бывших приближенных «красной императрицы», когда-то ею обиженных или считавших себя обиженными. Грязным бельем вдовы Председателя Мао трясли на весь Китай. Огласке был предан даже тот факт, что у Цзян Цин на правой ноге было шесть пальцев, что еще больше ухудшило отношение китайцев, с брезгливостью относящихся ко всякого рода уродствам, к «кровавой Цзян».

На суде нервы Цзян Цин не выдержали.

«Я делала только то, что говорил Председатель Мао! – истерично кричала вдова в ответ на обвинения. – Я делала это из любви к Председателю! Я была его верной собакой – кусала тех, кого он приказывал кусать!»

Исход процесса был предрешен – в январе 1981 года вся «банда четырех» была приговорена к смертной казни. «Да здравствует Мао!» – заявила Цзян Цин, выслушав приговор.

Неожиданно для многих смертный приговор участникам «банды четырех» был заменен на пожизненное заключение.

После недолгого содержания в одной из пекинских тюрем Цзян Цин поместили в охраняемый пекинский особняк, полностью изолировав ее от внешнего мира и разрешив нечастые встречи с дочерью. Спустя десять лет, 4 мая 1991 года, вдова Председателя Мао повесилась на поясе от собственного халата.

Мао и Ричард Никсон.

Мао Цзэдуну удалось избежать участи многих диктаторов, память которых после их смерти бывшие подданные предавали поруганию. Авторитет «великого кормчего» в Китае высок и поныне. Ошибки и «перегибы» «великого кормчего» забыты, а его заслуги, главная из которых – превращение Китая в одну из ведущих мировых держав, всячески превозносятся.

От древности до наших времен сохранилась в Китае вера в то, что достойные люди после своей смерти становятся духами, покровительствующими жителям той или иной провинции или хотя бы селения. Если это верно, то дух «великого кормчего» поныне покровительствует всему Китаю. Тиран остался в народной памяти Председателем Мао, Дедушкой Мао, «великим кормчим», ведущим свою ладью сквозь время и пространство… Китайцы мудры – они понимают важность и значение идеалов, пусть даже спорных и весьма сомнительных.

А вот о Цзян Цин редко можно услышать в Китае хорошее слово. Сейчас вообще мало кто вспоминает ее – «красную императрицу великой страны», некогда легкомысленную шанхайскую актрису, которой однажды удалось вытащить в лотерее судьбы призовой билет, и лишь на закате жизни смогла она понять, что билет этот оказался фальшивым…

Йозеф Геббельс, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Третьего рейха (1897–1945)

…пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, такого пророка предайте смерти.

Второзаконие 18:20

Настоящее имя – Пауль Иозеф Геббельс

Характер – нордический

Темперамент – холерический

Религия – христианин-католик

Отношение к власти – жадное

Отношение к подданным – снисходительное

Отношение к любви – сочетание искренности с непостоянством

Отношение к лести – критичное

Отношение к материальным благам – восторженное

Отношение к собственной репутации – внимательное

Йозеф Геббельс. Фото Генриха Хоффмана.

Они жили долго и счастливо и умерли в один день…

Йозеф и Магда Геббельс были самой образцовой семьей Третьего рейха. Иначе и быть не могло, ведь свидетелем на их свадьбе был не кто иной, как сам фюрер Адольф Гитлер. Портреты старшей дочери Геббельсов Хельги не сходили с обложек немецких журналов. Частенько появлялись в прессе фотографии и всего семейства, большого и дружного. Пять дочерей и сына родила Магда Йозефу. Имена всех начинались с немецкой буквы «Н», так Магда выражала свое почтение фюреру, чья фамилия начиналась с той же буквы.

Геббельс любил своих детей, гордился ими и всегда старался находить время для игр и общения. Не обходил вниманием и пасынка Гаральда, сына Магды от первого брака.

Йозеф Геббельс познакомился с Магдой Квандт в 1930 году, к тому времени она успела побывать замужем за богатым промышленником Гюнтером Квандтом, родить в браке сына и развестись.

После развода Магда быстро заскучала (работать ей не было необходимости, так как бывший муж содержал ее и после развода, выдавая по четыре тысячи марок в месяц) и вскоре вступила в НСДАП, где из рядовых членов быстро выбилась в активистки. Партийная работа и свела ее с гауляйтером Берлина и депутатом рейхстага Йозефом Геббельсом. Магда была красивой, элегантной, богатой и щедрой на ласки. Вдобавок она обладала утонченными светскими манерами, привитыми прежним мужем, и полностью разделяла идеи национал-социализма. Надо ли говорить, что Геббельс пленился ею, что называется, с первого взгляда.

Геббельс был опытным сердцеедом. Ничем не выказывая своих чувств, он приблизил Магду к себе, поручив ей обработку секретных документов и ведение его личного архива. Заниматься этим Магде приходилось в кабинете Геббельса. Пылкая секретарша, польщенная столь высоким доверием, просто не могла, не имела права не влюбиться в ответственного партийного руководителя, который оказался так добр и внимателен к ней.

Плод созрел и упал в подставленную ладонь. Совсем скоро Магда и Йозеф стали любовниками, а в декабре 1931 года – мужем и женой.

Их трепетная любовь друг к другу стала чуть ли не главной темой для обсуждения в берлинском светском обществе. Йозеф на людях называл Магду не иначе как «мой ангелочек», а она его – «мой сладенький».

Чета Геббельсов неукоснительно следовала библейскому завету «плодитесь и размножайтесь», тем паче что того же требовал от них и фюрер. Магда весьма снисходительно относилась к тому, что, пока она ходила беременной, Геббельс развлекался со многими красивыми женщинами, преимущественно из артистических кругов (театр и кино находились в ведении рейхсминистра пропаганды). Их брак был незыблем, а счастье, казалось, будет длиться вечно.

Но не все, что хорошо начинается, также хорошо и заканчивается.

«Уж если нам придется когда-либо уходить с исторической сцены, – сказал однажды фюрер, – мы постараемся так хлопнуть дверью, что вся земля содрогнется!»

В январе 1945 года Геббельс попытался утешить свою жену словами немецкого императора Фридриха Великого, который сказал: «Попадая в отчаянную ситуацию, попытайтесь мысленно взглянуть на окружающее как бы с далекой звезды; тогда текущие события, да и вся наша планета покажутся нам совершенно ничтожными – а ведь они так нас пугают, пока мы видим их вблизи!» Фрау Геббельс не стала оспаривать слова императора, ограничившись напоминанием о том, что у Фридриха Великого не было детей.

В феврале 1945 года Геббельс предложил Магде уехать с детьми в Западную Германию, чтобы оказаться потом у англичан с американцами, но она, не раздумывая, отвергла это предложение, заявив, что без мужа никуда не поедет.

«Я не могу покинуть Йозефа, я должна умереть вместе с ним и фюрером. А если я умру, то и мои дети должны умереть со мной. Все, без исключения. Мне невыносима мысль о том, что останется в живых хоть один из них, хотя бы и с тобой», – сказала Магда сестре Геббельса, Марии Киммих, в ответ на предложение взять на воспитание самую младшую из дочерей, чтобы сохранить ей жизнь.

Фрау Магда полностью разделяла идеи мужа.

Следуя за мужем, Магда поселилась с детьми в бункере Гитлера. Один из обитателей бункера вспоминал о ней так: «Фрау Геббельс до самого конца не обнаруживала страха смерти. Она всегда выглядела элегантной и бодрой; легко поднималась по винтовой лестнице, перешагивая через ступеньку. Для каждого у нее находилась дружеская улыбка. Возможно, что эта изумительная сила характера поддерживалась в ней ее фанатичной верой в Гитлера». Геббельсу он дал иную характеристику: «Этот маленький худой человек выглядит бледным и осунувшимся. Он в основном молчит, вопросы задает редко, только внимательно слушает объяснения по картам. В его глазах, горевших прежде фанатичным блеском, затаилось выражение невыносимой боли».

30 апреля 1945 года застрелился Гитлер. Йозеф Геббельс стал рейхсканцлером Германии, правда, власть его ограничивалась пределами бункера. Посовещавшись с Мартином Борманом, Геббельс отправил к маршалу Жукову генерала Кребса с предложением о перемирии. В ответ Жуков потребовал безоговорочной капитуляции всех обитателей бункера.

Поняв, что игра окончена и ставок больше нет, Геббельс перестал интересоваться судьбой поверженного рейха и занялся семейными делами. Попрощался с товарищами по партии, распорядился сжечь тела его и Магды после смерти, подобно тому, как были сожжены тела Гитлера и Евы Браун, сделал последние записи в дневнике…

Во время ужина Магда дала всем детям сильное снотворное, затем уложила их в постель и вложила каждому в рот надломленную ампулу с цианистым калием. Около половины девятого Геббельс и Магда, взявшись за руки, в последний раз вышли из своей комнаты. Поблагодарив оставшихся в бункере за верную службу рейху, Геббельс сообщил им, что они с Магдой решили покончить с собой наверху, чтобы не заставлять присутствующих тащить их тела наверх. Поднявшись по лестнице Геббельс застрелил Магду, а затем застрелился сам.

Для того чтобы, согласно распоряжению Геббельса, сжечь их тела, не хватило бензина. Тела были найдены советскими солдатами, сфотографированы, опознаны и захоронены где-то в Берлине. Великая любовь тысячелетнего рейха нашла свой конец под его обломками…

Йозеф Геббельс, несмотря на всю свою показную открытость, был одним из самых загадочных сподвижников Адольфа Гитлера. Родился он 29 октября 1897 года в маленьком рейнском промышленном городке Рейдт, в небогатой семье фабричного мастера, выходца из низших классов общества. Жили Геббельсы бедно. Много позже рейхсминистр Геббельс упоенно и красочно рассказывал о тяготах жизни в родительском доме, о том, как помогал родителям изготавливать фитили для фонарей, чтобы заработать немного денег. В раннем детстве Йозеф переболел полиомиелитом, что оставило его хромым на всю жизнь – правая нога была на десять сантиметров короче левой. Геббельс не был бы Геббельсом, если бы не сделал мифа и из своей хромоты, объясняя ее ранением, полученным в годы Первой мировой войны. На самом же деле Геббельс никогда не служил в армии.

Геббельс был некрасив – хромой, тщедушный, смуглый, темноволосый коротышка, он никак не походил на истинного арийца, нордическую белокурую бестию. Недруги, издеваясь, называли его «высохшей от древности мумией», «Мефистофелем», «рейнским мышонком», а самые рьяные открыто намекали на еврейские корни.

Геббельс страдал от своей внешности, но предусмотрительно компенсировал физические недостатки живостью и изворотливостью ума в сочетании с целеустремленностью и огромной работоспособностью. Эти его достоинства признавали даже враги. Так, один из них, видный нацист Альфред Розенберг, происходящий из остзейских немцев, говорил о Геббельсе: «Он мог полностью сосредоточиться на достижении желаемой цели, стремясь показать окружающим – здоровым, стройным и привлекательным людям, – что и он способен на многое».

На многое Геббельс был способен не только в работе, но и в делах любовных, где преуспеть ему, бедному и некрасивому, было не так-то просто.

В 1917 году Геббельс окончил среднюю школу с отличными отметками и поступил в Гейдельбергский университет. Получая образование, он в общей сложности прослушал курсы лекций в восьми университетах, жадно впитывая знания и ища поприще, подходящее для удовлетворения немалых амбиций. Геббельсу во что бы то ни стало хотелось занять выдающееся положение, чтобы утереть нос всем тем, кто насмехался над его физическими недостатками и его бедностью. В Гейдельберге Геббельс получил степень доктора философии, защитив диссертацию, посвященную изучению творчества Вильгельма Шютце, малоизвестного за пределами Германии драматурга, одного из представителей классического романтизма.

После окончания учебы, став специалистом по германской литературе, Геббельс продолжал бедствовать. Жили Геббельсы тогда в Кельне. Йозеф никак не мог найти себе постоянную работу, перебиваясь случайными заработками – давал уроки латинского языка, выверял бухгалтерские счета, пытался писать статьи. В это время Йозеф встретил свою первую любовь, которую звали Эльзой. Эльза была хорошенькой интеллигентной девушкой из зажиточной семьи, еврейкой по матери. Она преподавала в школе, где училась младшая сестра Геббельса, Мария.

Йозеф компенсировал свои физические недостатки живостью и изворотливостью ума.

Роман с Эльзой длился четыре года. Эльза принимала живейшее участие в судьбе Геббельса и даже устроила его на работу в один из банков, правда, Геббельс долго там не задержался – положение скромного биржевого служащего не отвечало его запросам.

Встречались влюбленные в гостиницах, снимая номер на несколько часов. Эльза была первой женщиной Геббельса, женщиной, которая помогла ему понять, что, несмотря на все свои недостатки, он может нравиться, может производить впечатление. Эльза, так же как и Магда, и почти все остальные женщины Геббельса, была чувственной рослой блондинкой, кладезем подлинно немецкой сентиментальности. Сентиментальность и стала той струной, на которой играл всю жизнь талантливый актер Йозеф Геббельс. Для покорения очередной избранницы он мог изобразить все что угодно – грандиозный всплеск страсти, трагический порыв одинокой неприкаянной души, бескорыстное самопожертвование, восхищение, смятение, отчаяние. Прагматичные фройляйн и фрау таяли под натиском пылкого обожателя и отвечали взаимностью. Расставшись с Эльзой, Геббельс окунулся в пучину наслаждения.

До встречи с Геббельсом Магда успела побывать замужем за богатым промышленником и родить сына.

К этому времени он наконец-то определился с выбором занятия, остановившись на политике. В городе Эльберфельде Геббельсу посчастливилось получить пост секретаря депутата рейхстага от второстепенной партии «Фолькише фрайгайт» («Народная свобода») Франца Вигерсхауза с окладом в целую сотню марок в месяц. Вскоре Геббельс увлекся идеями нацизма и в конце 1923 года стал секретарем в партийном бюро НСДАП земли Рейн-Вестфалия. Одновременно он получил пост заместителя редактора журнала «Заметки о национал-социализме». Много поездок по стране, много выступлений, много встреч, много знакомств, много женщин.