Текст книги "Куда ты скачешь гордый конь…"

– Стюардам пора уходить на покой, – жестко с другой стороны сказал Лефорт, – А трон не должен пустовать!

– И кто? – Георг повернулся к новому собеседнику.

– Ты! Анна все подведет и устроит.

– Постой. Вильгельм в рассвете сил. Он действительно готов уступить место принцессе Анне, дочери Якова, последней из рода Стюардов, но это, ой как не скоро, – Георг много что знал, но не все.

– Неисповедимы пути божьи, неисповедимы, – Лефорт закатил глаза, – Кто ж знает свою судьбу, если нет мудрого ведуна или прозорливой чародейки рядом.

– Значит я? – Георг понял, что это намек. – Ну что ж, – он быстро оправился, – Значит, на троне Англии будет новая династия. Ганноверская.

– Англии и Шотландии, – тихо уточнил Брюс.

– Когда-то я назвал ее Великой Британией, – погрузился в воспоминания Лефорт, – Найди записки Джона Ди. Они тебе помогут построить великую империю.

– Новую Империю, – желчно уточнил Георг.

– Новую Империю, – так же желчно ответил Лефорт, подумав про себя, – Как же я не люблю учеников Роллана.

А в зале уже пели певцы, приглашенные дамами. Они выводили рулады звуков по новой моде, пришедшей из Рима, скорее даже из Неаполя.

– Каковы вам мои певцы? – мило спросила Софья.

– Да так. Пищат тихо, – осушая бокал, ответил Петр.

– А охоту вы любите, – перевела тему дочь, сразу поняв, что в пении государь не силен.

– Охоту батюшка любил, – он потянулся и рыгнул, – А я люблю, шутихи запускать, холопов пороть и девок люблю, – Петра начало развозить, – Я скрипачей привез. Позвать сюда скоморохов – вспомнив, рявкнул он, – А пошли танцевать? Я по-нашему научу, – он схватил молодую княгиню, когда заиграли скрипки, сгреб и начал хватать.

Танцы, если это можно было назвать танцами, продолжались до полуночи и далее почти до утра. Петр и его свита напились вдрызг, государь, подав пример, отказался спать в кровати, промямлив что-то насчет того, что ложе больно дорого, и завалился на полу на собственный матрас, заблаговременно расстеленный Брюсом.

– Все-то ты предвидишь чернокнижник, – с удивлением сказал Георг, прощаясь.

– Завесу времени отдергивать умеем, – усмехнулся Яков.

– А со звездами ты это зря, – подколол его ганноверец, – И без звезд все ясно.

– Кому ясно – кому нет. Один вопрос, – Брюс почти приблизил свое лицо к лицу Георга, и так же как он, не разжимая губ, спросил, – Наследники Кудеяра где?

– Здесь! – коротко ответил курфюстр. Продолжения вопроса к его удивлению не было.

На следующий день, московское посольство, встав глубоко после полудня, отправилось далее, так и не попрощавшись с хозяевами по причине отсутствия оных, уехавших из замка с первыми петухами. Далее путь лежал морем в Любек и Гамбург, а затем и в Голландию, где место им определили в Саардаме. Захудалой гавани не далеко от Амстердама.

В Саардаме Петра и других новичков пристроили на учебу в Гильдию кузнецов к Мастеру Кисту, в доме которого государь и поселился.

– Ну что мальцы, – вышел к ним седой Мастер, – Новички еще, профаны в деле нашем. Будем учиться.

– Чему учится? – не стерпел Петр.

– Ковать, – со смехом ответил кузнец, – Счастье свое ковать, характер перековывать, сталь в огне и воде закалять. Кузнечному делу учиться. Так что господа профаны, завтра в кузню, на учебу.

Через неделю Петр стал дергать головой и лицом. Учеба давалась с трудом. Он подошел к Лефорту.

– Слушай колдун. Давай здесь Алексашку оставим. Мне чего свое счастье ковать? Ты сам сказал, что видел меня в зените славы. А других перековывать и в огне закалять, нехай он учится. Не царское дело! – щека его дернулась.

– А мы куда ж? – Лефорт крутанулся на каблуках и оказался за спиной Петра.

– Ты не делай так Франц, у меня башка кругом идет от твоих выкрутасов, – просительно промямлил Петр, – А я в Амстердам к другому Мастеру. А? – в голосе его было столько просьбы, что Лефорт сжалился.

– Хорошо. Оставим здесь Алексашку. Пусть учится у кузнецов государство ковать. Ну, еще пяток неучей к нему приставим. А ты и остальные в Амстердам. Так, – он пытливо смотрел на царя.

– Так!

– А не пожалеешь, что молот судьбы в руках держать не научился. В братских общинах молот первое дело. Он даже на гербе вышит золотом. Ну, решай!

– Едем, – крутанул головой как бык Петр.

Посольство торжественно въехало в Амстердам в разгар жаркого летнего дня, город морских гезов и потомков ордынских наместников державших под рукой землю Лотаря. Петр по договоренности с Лефортом, сидел в глубине последнего экипажа, соблюдая тайну своего приезда, о которой знали даже дворняжки на улицах и прачки на каналах. Тайну он соблюдал ровно день. На завтра он уже был в окружении своей свиты и амстердамских бургомистров сначала в ратуше, а вечером на представлении в театре. Затем его потянуло по лавкам и магазинам и по кварталам красных фонарей. По розовым кварталам, как называли их в городе сотни каналов. Город любил заезжих визитеров с толстой мошной. Он угостил их обильным обедом и фейерверком, который так любил царь, тайком путешествующий по странам, и о чем знали в каждой стране, куда он прибывал под личиной простого волонтера. Город прокатил простого волонтера на корабле и устроил ему потешный парад.

– Любой каприз за ваши деньги! – Недовольно ворчал Лефорт, но, тем не менее, в процессе всех этих шутих выхлопотал у местного приора Визена право Петру учится в Ост-Индийской компании, как называли для всех непонятливых одну из братских общин, нацеленную на восточные земли.

Здесь уже обучение Петра попало в руки Гильдии плотников. Мастер Клаас должен был сделать из ученика прилежного и разумного плотника, умеющего связывать и сплачивать, прилаживать и поднимать, если надо обстругивать и забивать, смолить и подгонять друг к другу все необходимые детали и части, при строительстве большой Лодьи, корабля, который понесет его гребцов.

– Ты понял задачу? – спросил хмурый Мастер.

– Да, здесь в Голландии, в городе Амстердаме, благодатию Божьей и вашими молитвами, при добром состоянии, если останемся живы, и, последуя Божию слову, бывшему к праотцам Адаму, мы должны трудится, – уверенно ответил ученик, – И чиним это не от нужды, но доброго ради приобретения нового пути, дабы, искусясь совершенно, могли, возвратясь, против врагов наших победителями, а христиан, тамо будущих, освободителями благодатию Его быть. Чего до последнего издыхания желать не перестану, – все это он выдал одним духом.

– Пусть так, – Мастер поскреб в затылке, – Будешь учиться строить Неф, как мы ее называем, по-вашему Лодью, по-простому фрегат, под названием «Петр и Павел» от первой щепы до последнего гвоздя. Такое отныне название твоему Нефу. Приступайте, – и начал учить.

Через пять месяцев терпение Петра исчерпалось. Он опять пришел к Лефорту.

– Что в этот раз не так? – учтиво спросил Франц, сидя в компании с Приором Визеном.

– Я просил Мастера Клааса показать мне пропорции всего дела. Все ступени его. Все тонкости. Попросил его рассказать, как Великие архитекторы свои Нефы строили, как от Нефа к строительству Храма прейти, – с обидой в голосе начал Петр, – А он мне сказал, что это вообще не по уму для профана, и что кто по ступеням поднимается, тот и знания имеет. А мне зело противно, что такой дальний путь для сего воспринял, а желаемого конца не достиг, – в голосе его звучала не по годам выстраданная боль, – Да и времени у меня не воз!

– Так ты что ж государь, еще и Храмы возводить собрался? – так же учтиво воспрошал Франц, – И по какому канону?

– По Симонову поясу! – запальчиво почти выкрикнул Петр.

– По Симонову поясу, – шепотом переспросил Лефорт. В голове его сразу возник образ Артемиды, которая объясняла ему его Долю, про Симеона и Петра, – Это ж кто тебе подсказал?

– Сердце! – Петр шел напролом.

– А ум! – отпарировал Франц.

– Невозможно показать меры разным судам, потому что всякий мастер делает по своему рассуждению, как кому покажется, – неожиданно примирительно встрял Визен.

– Я хочу в корень зреть! В суть! Не гоже мне всю жисть в плотниках ходить.

– Да ты и в плотниках ничего не постиг! – осадил его Лефорт, но примирительно добавил, – Завтра поедем в Утрехт, испросим Вильгельма короля английского, дозволения на твою поездку.

– Мне другой государь не указ! – вспылил царь.

– А он и не государь. Он член конвента братьев храмовников. И до тела Великого Магистра Приоров Сиона только он допустить может, – уже устало огрызнулся старый дьяк.

– А потом я его в Гаагу возьму, – подал голос Визен, – Ишь зубки резаться стали, Надо осмотреть, не гнилые ли. Только спать будешь в лакейской на полу, – повернулся он к Петру. Не услышав возражений, добавил, – Там я его еще раз с Вильгельмом сведу. Мне он не откажет. Считайте вы уже в Англии.

В холодный и мокрый зимний день царь отправился в путь в Англию. Лефорт остался в Голландии, поручив все Брюсу. Силы даже у двужильного дьяка Гуляя иссякли. Король Вильгельм приказал предоставить в распоряжение царя два военных судна и две яхты для проезда в Англию. Через неделю он прибыл в Лондон, где для него, Брюса и их свиты, состоявшей из десяти человек, было приготовлено помещение на берегу Темзы.

Через три дня после приезда Петра король Вильгельм пришел к нему. Царь принял короля в небольшой комнате, служившей ему и некоторым лицам его свиты спальней. Дух в ней стоял такой, что хоть топор вешай. Вильгельм, всегда отличавшийся нравом военного, резко палкой выбил окно.

– Вы тут, что коней выгуливаете, или козлов выращиваете!? – он не дал Петру возразить, продолжил, – Тебя ждет Великий Мастер Исаак на Монетном дворе. Вернее не тебя, а великого храмовника Якова Брюса, но и на тебя из интереса готов посмотреть. Понял ты? Завтра. И окна не закрывайте. Пусть смрад выйдет.

– Завтра, завтра, завтра, – Петр заходил из угла в угол, – Кликнете Якова!

– Якова нет, – ответили из коридора.

– А где он? Найдите.

– Его уже с обеда нет. И где он, кто ж его знает.

Брюс был у Исаака Ньютона.

Глава 2
Великое посольство и великое завтра

Плохой учитель преподносит истину, хороший учит ее находить.

Дистервег

Если бы посторонний наблюдатель смог заглянуть в лабораторию мэтра Исаака Ньютона, смотрителя монетного двора, он был бы весьма удивлен. Великий мэтр вел оживленную беседу со странным шотландцем из свиты не менее странного Московского царя. Странный этот шотландец, носивший фамилию Брюс и являвшийся потомком Шотландских королей, в то же время носил русский кафтан угольно-черного цвета с серебряными разговорами, длинные волосы до плеч цвета вороного крыла и кривую половецкую саблю. Правда, никто не удивлялся гостям Мастера Исаака, продавшего, как шептались во всех углах, душу самому дьяволу. Тот же наблюдатель был бы нимало удивлен, если бы услышал язык, на котором общались собеседники. В нем было что-то от арабского, сарацинского, а может скифского и словенского. Более просвещенный слушатель угадал бы в нем давно забытый арамейский, который был, говорят, в далекие времена языком воинов по всей Ойкумене. Прислушавшись, случайный очевидец их разговора, долго бы старался понять, к кому обращаются собеседники, так как Яков Брюс называл мэтра странным именем граф Сент-Омар и братом, а тот, в свою очередь, именовал шотландца странным именем Микулица и так же обращался к нему, как к брату. Но наблюдателей и посторонних слушателей данной беседы не было, по причине ее скрытности и великого умения обоих не разглашать свои мысли, даже в присутствии надежных слуг.

Друзья предавались воспоминаниям юности.

– Помнишь Микулица нашу первую встречу на Храмовой горе? – потянулся Исаак.

– Нет граф, первая встреча была на горе Сион, в Матери всех церквей, когда мы всей дружиной приехали. А к вам, в конюшни Соломоновы, мы потом пришли, – возразил Брюс.

– Так. Точно так, – согласился мэтр, – Память подводить стала. Ну, да ты и помоложе. Я тогда уже знатным рыцарем был, а ты только в иноках обретался. Это теперь ты чернокнижник, о котором легенды без малого уже лет пятьсот ходят, – Мэтр подвинул себе кубок с вином.

– Лет шестьсот, – поправил гость, – Так ведь, и о тебе тоже земля слухом полнится. Я по книгам твоим учеников учу. И по Книге судей и по Божественной комедии и по многим другим.

– Так это все, баловство. Разминка ума, – с довольным видом отмахнулся тот, кого называли графом.

– А пошто ты Мэтр вдруг к Приорам шатнулся? У храмовников с ними дружбы сильной с того времени, как те уехали из Святой Земли, не было. Войны не было, но и любви я уж такой не наблюдал, – Микулица тоже потянулся к кубку.

– Так ведь на все воля Богов. Нет у них ноне достойного, чтобы святую кровь блюсти, опосля того, как ее по всему миру ведрами пролили. Нет достойных, чтобы кровь блюсти, нет достойных, чтобы золотую паутину плести. Нет достойных и знающих. Потому меня сюда с благословенного Беловодья и выдернули. Дело возродить и на путь правильный поставить, – он пояснял терпеливо, как настырному ученику.

– Так ты ж еще в бытность, когда божественным Данте в Навь уходил, зарекался в Яви с людьми знаться! – не удержался, подковырнул гость.

– Мы предполагаем, а жизнь располагает, – назидательно ответил Исаак, – Потому и сижу здесь Великим Магистром ордена Сионского. Ты-то, каким ветром? Ты ж у нас книжная душа?

– С посольством Великим московского царя Петра, – с издевкой сказал Микулица, – Надо его в братство принимать, а из него брат, как из дерьма пуля. В Гильдии кузнецов, ковать он не хочет, в Гильдии плотников, строгать не желает, корабли возводить не по нему. Ему подавай сразу мастерок. Храм строить. Вот привезли в Гильдию каменщиков, за знаниями, за умом.

– Пусть. Пусть пробует. Не отведывав куска – не спеши порочить блюдо. Завтра ты его к главному архитектору нашему отведи к Христофору Рену. Он тут у нас за Главного мастера по строительству Храма. И строит кстати храм. Собор святого Павла…после пожара, – он хитро зыркнул на Микулицу и тот сразу узнал старого Сент-Омара, всегда говорящего загадками.

– Кстати. Что за пожар такой? Вся Ойкумена только о нем и говорит, – Микулице действительно было интересно.

– Да так. Лет тридцать тому назад полыхнул вдруг Лондон…и сгорел весь. А куда прикажешь девать все эти храмы древние. Театры нашим дружком Гуляем, когда он здесь под именем Джона Ди подвизался, построенные, а они были суть новыми храмами Артемиде. Куда? Не знаешь? Забыл? Отвечу истиной старой. Огнем и мечом. Вы-то что Дом Богородицы так в первозданном виде и держите? Жгли и не раз жгли. Сказки всякие рассказывали про то, что, мол, чародейки на сердцах человечьих воду настаивают и той водой дома брызжут, и они горят, – он сделал страшные глаза и надул щеки, – Жгли. Это вам сейчас, пока еще не к спеху. А тут веры новые. Боги новые, правители новые,…а храмы старые. Да и весь город видом свои так и прет, так и выворачивает старые обряды и старые обычаи. Начиная с Жидовской слободы и кончая Тамплем. А теперь все в порядке. Там где красный петух пролетел, там одна зола осталась. Строй себе теперь вместо слободы Жидовской, квартал торговый, назови Сити. Вместо храмов Артемиде – Собор Павлу. Вместо театра Глобус – театр Друри-Лейн. Придумывай новые были, и новые сказы и все пойдет своим путем. Одно вот жалеют правители нынешние, что старый замок Тауэр устоял и что собор Богородицы – церковь Святой Марии братьев храмовников от огня спаслась. Но ничего обстроят, где подмажут, где подлепят и приведут в должный по внешним меркам вид. Не печалься Микулица, сдюжим. Скоро и вам старые города придется огню предавать, чтоб не торчали из-под короны уши ослиные, как в байке про царя Мидаса. Тому, у кого злато на голове, тому ослиных ушей не надобно, – он закончил, и откинулся на спинку резного кресла, – Еще чего спросить хочешь?

– Хочу. Давно хочу. Книг я старых ворох перерыл. Все про веру новую знаю. Одно понять не могу… – он задумался.

– Что? – поощрил его вопрос Великий Мастер, – Спроси. У меня спроси. Я не отвечу – никто не ответит.

– Вот ты упомянул Христофора Рена. Имя у него интересное Христофор, значит христоносец. Сейчас и нас, тех, кто в Заморье были, тех, кто в Новом Израиле учебу проходили и потом земли в кулак собирали, то же христоносцами называть стали. Даже не так. Крестоносцами – он зло ухмыльнулся, – Мы то вот об этом не ведали, что крест несем. Ни ухом, ни рылом. Да, не о том. Откуда имя такое. Только не говори мне, что от Иисуса Христа!

– И не скажу, – спокойно остановил готовое сорваться с уст собеседника возражение Исаак Ньютон, – Хочешь узнать, слушай. Тяга к знаниям похвальна. Тяга к тайным знаниям наказуема, но похвальна вдвойне. Дай-ка мне вина, промочить горло, давненько я не говорил перед учениками. Да и нет их давно, – улыбаясь на свои слова, он отхлебнул вина и начал, – А те, что в университете – не ученики, а слушатели, – продолжая мысль, пробубнил под нос и вдруг громким голосом произнес, – Хрестос! Хрестос, так его звали. Того, кто за полвека до нашего прихода в Новый Израиль, в Старом Израиле начал проповедовать свою веру. Хрестос от хрестерион, так называлась жертва ведуну или ведунье. Пророку если хочешь, пифии, вещему чародею. Хрестес – это пророк и предсказатель. Ты меня понял? – увидел кивок Микулицы, продолжил, – Те же, кто служили этому предсказателю, назывались на языке того места, где ходил тот Иисус – хрестериос, но об этом уже никто не помнит. Они служили в Храме Артемиды у треножника, где сидела вещая Жрица. Они учились у нее искусству видеть через завесу времени. Когда ученик проходил все испытания и страдания духа и тела, его Посвящали в первую степень или ставили на первую ступень лестницы ведущей к знаниям, в знак чего мазали ему лоб священным маслом из треножника Жрицы. Тогда он становился Хрестосом, то есть очищенным, помазанным. Перед ним открывался Путь, в начале которого он стоял, поэтому второе понятие имени Хрестос – это Путь, – он опять отхлебнул вина, потому что в голосе появилась хрипота.

– Но ведь он, Иисус Христос, начал учить других? – воспользовался паузой, чтобы задать вопрос чернокнижник.

– Ты прав и в этом. Тот Христос, что называл себя Иисусом, то есть Спасителем, считал, что его тропа уже пройдена и цель достигнута, что плоды его ревностного труда созрели и ими можно кормить других. Он считал, что по его Пути могут идти его ученики, а он встретит их в конце тропы. Тот же Павел, один из его последователей, которому Христофор строит сейчас Собор, говорил, – он потер лоб, вспоминая, вспомнил, – «Идите, – говорил он ученикам, – до тех пор, пока вы не создадите Христа в вас самих». То есть пока не научитесь тому, что знал Учитель. Но те не поняли его и начали придумывать себе веру в этого Учителя. Тем более что самого их пророка казнили, распяли, как возмутителя спокойствия. Хрестос было именем, относимым к божествам, великим царям и героям. Он и был таким. Потом мы понесли его веру в Единство дальше. Веру в Единство, а не в единого Бога, как говорят сейчас. Мы были христоносцами – несущими веру в Единство, несущими знания будущего. Учениками вещих волхвов. А сейчас они все переделали так, как им надо. Развалили единую веру в единство всех и всего, на сотни маленьких религий. Назвав их по-разному. Одних из них они назвали христиане. Но к тому Христосу, это не имеет никакого отношения. Так же как наша вера не имеет отношения ни к одной из их религий. Хотя каждый из них может: христианин, мусульманин, иудей, индус, протестант, как они себя называют нынче, может создать Христа в себе, если будет упрям и смышлен, – он замолчал, и, подумав, закончил, – О чем они даже не догадываются. Я ответил на твой вопрос?

– Да граф, ответил. Что ж мне делать с моим волонтером?

– Веди его ко мне. Я посмотрю. Потом к Христофору. Один Христофор, по-моему, его звали Колумб, открыл пути в новые земли на закат. Пусть второй откроет пути на восход. Они ж носители будущего. – он звонко засмеялся, – Веди Микулица. Вдруг неожиданно схватил его за рукав, – А как там Малка?

– В Беловодье, и к нам в Явь ни ногой!

– Жаль. Ах, как жаль. Ее то нам и не хватает. Жаль. До встречи, – Исаак махнул рукой.

На следующий день Брюс привел Петра на Монетный двор на встречу с Исааком Ньютоном. Тот встретил их во дворе, прогуливаясь вдоль низких домов, где чеканили новую звонкую монету. Петр увидел его издалека. Суровый высокий человек без парика с волосами до плеч, с тяжелой палкой в руках шел к ним размашистым шагом. Подошел, глянул ему прямо в глаза, кажется, видя его насквозь, и проникнув в его мысли буравящим проницательным взглядом стальных глаз. Палка его уперлась в грудь Петру.

– Меня тут все считают выжившим из ума, – громко сказал Ньютон, – За то, что я им тут пророчества пишу и про старые годы рассказываю, не так, как они слышать привыкли, – он рассмеялся, – Но я-то знаю! Так вот, меня тут все считают старым дураком! Однако доверяют учить их недоумков в Кембриджском университете и быть смотрителем Монетного двора. Глядишь, скоро изберут президентом Королевского научного общества и посвятят в рыцари. Достойно для идиота!!! А? Что молчишь?

– Да, – выдавил Петр, но неожиданно громко добавил, – Если все глупее его!

– Достойно! Достойно! Если идиот правит ими, значит они его глупей! Ты не прав, милый друг. Глупость людей определяется не умом их правителей, а умением управлять этими правителями, даже если те идиоты! Ты понял? – Мэтр хитро смотрел на этого долговязого царя, которого прочили в носители второй ипостаси Симона – волхва.

– Да, если идиот на троне, он всем свом видом должен показывать, что управляет он, а не им! – ответил Петр.

– И…?

– И…, – Петр напрягся и выдавил испуганно, – И позволить править под его именем, тем, кто умней!

– Сынок! – Ньютон обнял его, – Ты именно тот, кто нужен! Знаешь ли ты, что когда-то были такие рыцари храмовники? Да не в этом дело. Знаешь ли ты что они ушли в Шотландию от такого вот идиота на троне, про которых мы говорили. И здесь в Шотландии создали Орден. Братство Святого Андрея и Шотландского Чертополоха?

– Я слышал, – не очень уверенно ответил царь.

– Уже хорошо, – Ньютон обнял его за плечо и ходил с ним по двору, – Очень хорошо, что слышал. Я постараюсь, чтобы тебя приняли в братство Святого Андрея, но при одном условии…

– При каком! – Петр был весь внимание.

– Обещай мне сынок, что у себя в Московии ты откроешь его Приоратство.

Даже не откроешь, а восстановишь…

– А что такой Орден был на Руси? – не сдержался гость.

– Был. Мы ведь не знаем, почему он Орден Святого Андрея. А у вас был свой Святой Андрей. Андрей Боголюбский. Так обещаешь? – пытливо глядя в лицо собеседнику своими проницательными глазами, спросил мэтр.

– Клянусь! – запальчиво отрезал Петр.

– Ну что ж хорошо. А наставник у тебя уже есть, – Исаак поманил рукой Брюса, – Яков верный человек и брат высоких степеней. Слушай его. Как ты там сказал? Очень умно. Сейчас вспомню, – он пощелкал пальцами и кажется голосом самого Петра, повторил его слова, – И позволить править под его именем, тем, кто умней! Прекрасно сказано! Просто прекрасно сынок! Большому кораблю – большое плаванье. Я слышал, ты строишь корабль с названием «Петр и Павел». Дай тебе силы Боги, сынок, построить свой Неф Дай тебе силы…и хороших друзей. Надеюсь, еще встретимся, когда ты будешь…, – он опять подбирал слово, нашел, – Императором. Да, да не царем, а императором. Дай Боги, встретимся. Удачи тебе, сынок, – Великий Магистр выпустил его плечо и, размахивая палкой, пошел в сторону шума от машин, делающих монету, так ни разу и, не обернувшись в сторону своих гостей.

Далее жизнь потекла по проторенному руслу, как будто этой встречи и не было. Петр посетил театр, был в маскараде, в музее ученого Королевского общества, в Тауэре, опять на монетном дворе и в астрономической обсерватории. Несколько раз он обедал у разных английских вельмож, а также угощал их у себя. Вокруг Петра крутились шустрые епископы и архиепископ Кентерберийский, пробуя его на зуб, для использования в своих целях. Брюс терпеливо ждал приглашения от Христофора Рена. Ждал пока серая тень, пробегая мимо него в толпе, не сунула ему в руку исписанные мелким подчерком листочки. Он открыл. Это был донос епископа Салисберийского генералу ордена иезуитов в Рим. «Вот старый шакал», подумал Брюс и стал читать. «Царь человек весьма горячего нрава, – писал шпион, – между всего к вспышкам, страстный и крутой. Он еще более возбуждает свою горячность употреблением водки, которую сам приготовляет с необычайным знанием дела. В нем нет недостатка в способностях, он даже обладает более обширными сведениями, нежели можно ожидать при его недостаточном воспитании; зато в нем нет меткости суждения и постоянства в нраве, что обнаруживается весьма часто и бросается в глаза. Природа, кажется, скорее, создала его для деятельности плотника, чем для управления великим государством; корабельные постройки были главным предметом его занятий и упражнений во время его пребывания здесь в Англии. Он очень много работал собственными руками и заставлял всех лиц, окружавших его, заниматься составлением корабельных моделей. Однако он не кажется, мне способным стать во главе великого предприятия, хотя, впрочем, может в нем обнаружатся большие способности, чем кажется. Он не обнаруживает желания исправить положение Московского государства: он, пожалуй, хочет возбудить в своем народе охоту к учению и дать ему внешний лоск, отправив некоторых из своих подданных в другие страны и пригласив иностранцев в Россию. В нем странная смесь страсти и строгости. Он отличается решимостью, но в делах не знает толку и кажется вовсе не любознательным в этом отношении. Видевшись с ним часто, и беседуя с ним довольно много, я не могу не удивляться глубине Божественного промысла, который вверил такому свирепому человеку неограниченную власть над весьма значительной частью мира».

– Все, – дочитав, подумал Брюс, – Все, не хватало еще, чтобы эти лисы раскусили за нашими пьянками наши настоящие дела. «Он еще более возбуждает свою горячность употреблением водки, которую сам приготовляет с необычайным знанием дела», – пробурчал он, – Ишь как излагает. Делает. Сам бы научился.

Не хватало, что б эти шакалы обратили внимание на меня. Все, хватит глазки строить.

Ранним утром Петр и Брюс, завернувшись в темные плащи, вышли на крыльцо и растворились в плотном тумане, набежавшем с Темзы. Проскользнув проходным двором, они нырнули в улочки Сити и вскоре вышли у строительства огромного Собора Святого Павла. Над собором уже возвышался гигантский купол и рядом с ним возводились два минарета.

– Как у нас в Москве, – заметил Петр, – Как у старых мечетей.

– Единство, – вспомнил слова Мэтра Исаака Брюс, ныряя в боковую дверку, ведущую в Собор.

– Их шаги гулко отдались в пустоте Храма, где в такую рань еще не сновали по лесам мастера и каменщики.

– Ищите кого? – поинтересовался незаметный человек в рясе.

– Ищем Мастера Христофора, – ответил Брюс.

– По какой надобности, позвольте узнать?

– По братской. От Маэстро Ньютона к нему весточка, – нетерпеливо поторопил Яков.

– Вам нужен Христофор Рен? – занудливо переспросил незаметный человек.

– Да, мне нужен глава Гильдии каменщиков Христофор Рен, – теряя терпение, но, сдерживая себя, пояснил храмовник.

– Глава Гильдии…

– Вольных каменщиков. – поправился Яков.

– Как вы назвали его имя? – человек или тянул время или ждал от них чего-то.

– Я назвал его Христоносцем, а Рен это всего лишь телесная сущность его имени перед лицом Артемиды Матери-Природы, – поняв, что от него ждут, выпалил Брюс.

– Идемте. Вас ждут, – человек пошел вглубь Храма.

– Вы, уважаемый командор, привели неофита? – раздался голос из ниши.

– Да, уважаемый Великий Мастер, – Яков преклонил колено.

– Завяжите ему глаза и следуйте за тем, кто вас привел сюда. Вам брат можно следовать с открытым взглядом. Все это вы уже прошли, не раз видели и сами можете Посвящать меня, – голос начал удаляться.

Брюс вынул из кармана шелковый платок, завязал глаза Петру. Взял его руку положил себе на плечо, чтобы царь мог чувствовать, куда ему идти.

– Веди что ли?! – сказал он грубо, обращаясь к человеку в рясе.

– Извините командор. Меч при вас? – тихо спросил серый брат.

– Да. Он при мне шестое столетие, – сорвался Яков, – Веди!… Брат, – осадив голос, закончил он.