Текст книги "Куда ты скачешь гордый конь…"

Глава 3
Посвящение

Отец дарит жизнь бренную, а учитель – вечную.

Александр Македонский

Они вошли в маленькую комнатку сбоку от левого нефа, открыли дверь и стали спускаться по ступеням ведущим вниз.

– Мы спускаемся на первый этаж Храма Соломона, как когда-то называли конюшни Соломона на Храмовой горе, – пояснял Брюс, шепча в ухо Петру, – С тех пор так и повелось новичок приходит на первый этаж Храма.

Они спустились в нижнюю залу. Вернее в прихожую перед этой залой. Монах кивнул Якову. Тот задал ритуальный вопрос.

– По своей ли доброй воле и согласию, без принуждения пришел ты сюда?

– Да, – ответил заранее наученный Петр, – По своей доброй воле и согласию, без принуждения пришел я сюда.

– Знаешь ли ты, куда пришел? – продолжил Брюс.

– Я пришел к товарищам по братству, избранному и посвященному святому Иоанну, – заучено отвечал неофит.

– Нет ли в желании твоем корысти или злого умысла?

– Нет. Токмо жажда новых знаний и самоусовершенствования, а также желание принести пользу своим товарищам и братьям.

– Тогда скинь с себя одежду верхнюю, как снял бы грехи с себя. Оставь исподнее одно. С ноги левой сними башмак и носок. Оголил ногу? – Брюс продолжал готовить ученика, – Все предметы из металла разного здесь оставь.

– И крест нательный?

– И крест. Наклонись. – Яков надел Петру на шею веревку, конец которой волочился по земле. Сверху повязки надел еще колпак. Сказал кому-то невидимому, – Готов.

– Они двинулись в сторону залы. Дорогу им заступил страж с мечом в руке.

– Это тайлер, – шепнул Брюс, – Страж стоящий у ворот.

– Понял. Как у нас мытарь, – также шепнул Петр.

– Пожалуй, – усмехнулся Брюс и тут же вспомнил, – «У ворот увидел он сидящего на мытнице одного из сборщиков податей, мытаря, именем Левия, сына Алфеева». – еще раз усмехнулся, – Тоже через тайлера проходил Иисус-то их.

– Готовы ли? – громкий вопрос мастера перекрыл их шепот.

– Тайлим ваше преподобие, – голос младшего дьяка был услужлив.

– Займитесь своим делом и сообщите тайлеру, что мы открыты перед учеником.

– Дверь затайлена, – опять подал голос младший дьяк.

– Кто тайлер?

– Мастер с мечом.

– Его обязанности?

– Отгонять непосвященных и любопытных, следить, чтобы никто не входил или не выходил без ведома, – младший дьяк кивнул Брюсу, и тот, взяв Петра за руку, повел его в залу.

– Чего они там делали? Чего это – тайлить? – зашептал Петр.

– Это они вроде с нас мыт у ворот брали, – понятно объяснил Яков.

В большой зале Брюс увидел знакомые ему с тех древних пор атрибуты братского Посвящения, который еще придумывали первые девять братьев-храмовников, у одного из которых начинал он свою немереную жизнь простым оруженосцем. В центре зала он увидел круг, как и у них там, в Куполе на Скале, как и во всех их круглых Храмах и Тамплях. В центре круга точку, означающую каждого брата, как центр единства всех. Слева посох Иоанна Крестителя, справа Иоанна Богослова.

– Так все правильно, тогда каждый из нас был и воин и ученый. Нес разум огнем и мечом. Как там говорил-то Гог Поганый, – он непроизвольно потер лоб, – Ах да, – вспомнил Микулица, – «Не мир я вам принес, но меч». Два посоха две стороны познания.

Рядом с кругом в полумраке отблесков от факелов он различил Босеан – боевой флаг тамплиеров, выложенный из двух каменных плиток. Белой и черной.

– «Бог есть любовь» – опять вспомнил боевой клич храмовников, с которым он ходил под этим стягом в бой.

Обратил внимание, что стоящие у стен были в перчатках. Это вызвало у него улыбку, которую он постарался скрыть. Тогда металлическая сетчатая рукавица была просто обычной одеждой каждого из них, сейчас это казалось маскарадом.

– Небось, ведь и не помнит никто, откуда повелось, – опять взгрустнул он и тут заметил, что на алтаре лежат циркуль и угольник.

Он напряг зрение, пытаясь понять, зачем они здесь. Ярко вспыхнувший факел, неожиданно осветил алтарь и Яков понял, что это просто Печать Соломона, составленная из строительных инструментов. Шестиугольная звезда, когда-то олицетворявшая для них взаимопроникновение сил света и тьмы друг в друга. Единство всего в этом мире. Добра и зла, Солнца и Луны. Дня и ночи.

– Хитро придумано, – опять одобрил он, – Молодцы.

В этот момент, взяв с алтаря циркуль, навстречу ему уже выступил старший дьяк, держа этот циркуль в руке. Жестом, приказывая им остановиться. Прижав одну ножку к обнаженной груди царя, он торжественно сказал.

– Брат Петр, при твоем первом вступлении в залу эту, в братство наше я встречаю тебя острием, направленным в левую грудь, чтобы показать тебе брат, что память об этом уколе должна вечно храниться в памяти и совести твоей, дабы не выдать тайн нашего братства. Память эта должна вечно биться в твоем сердце. Любой брат напомнит ее тебе словами «Мое сердце», сказанными на любом языке.

Брюс в качестве поводыря новичка, взял Петра за плечо и повел его вдоль стен залы. При первых же шагах ученика раздался удар молота.

– Молот начал ковать твою судьбу, – пояснил поводырь. Не удержался, подковырнул, – А ты, «Пусть Алексашка кует!».

– Веруешь ли? – громкий вопрос заставил вздрогнуть.

– Да!

– В кого?

– В Высшую силу, – как учил Яков, дал ответ Петр.

– Кто идет, – рука младшего дьяка уперлась в грудь.

– Я Петр Алексеевич Романов, царь Московский, долго пребывавший в потемках и теперь ищущий выход к свету и благу, как поступали раньше все братья, – Петр повторял слова, льющиеся ему в ухо со стороны Якова.

– Иди, – они пошли дальше по кругу, пока не подошли к Мастеру Христофору.

– Откуда ты пришел и куда направляешься? – теперь вопрос задал сам Мастер.

– Иду с Запада и направляюсь на Восток, – за Петра громко ответил Брюс.

– Почему ты покинул Запад и идешь на Восток?

– В поисках света! – голос храмовника был крепок. Он вспомнил свою клятву там, у стен Иерусалима. Он до сих пор искал свет.

Получив кивок Мастера, он подвел ученика к алтарю.

– Клянись неофит. Твоя клятва не будет мешать твоему долгу и обязанностям перед страной, семьей и друзьями. Даже перед твоим Богом. Клянись! – после этих слов, поводырь помог Петру опуститься на левое колено, положил его левую руку на алтарь ладонью вверх, а правую на фигуру из циркуля и угольника ладонью вниз.

– Я Петр царь Московский по своей воле и согласию с сего момента и впредь всем сердцем клянусь и обещаю, всегда и везде хранить в тайне, никогда и никому не открывать уменья, части или стороны тайной вести древнего братства, которая мне известна, или станет известна, сейчас или в другой момент, собеседнику или любому другому, кроме истинного и верного брата, – голос его дрожал, но он дочитал до конца выученную заранее клятву, – Если я сознательно нарушу это обязательство ученика, то пусть постигнет меня суровая кара, пусть мне перережут горло, вырвут с корнем язык, а тело зароют в сырой песок на самом низком уровне отлива, где море наступает и отступает дважды в сутки. Клянусь выполнить все до конца и полностью, – он закончил, и в воздухе повисла гнетущая тишина. В тот момент, когда нервы уже готовы были лопнуть, как натянутая струна, голос Мастера разорвал тишину.

– Твое желание!

– Видеть свет!!! – почти выкрикнул Петр. В этот момент Брюс сорвал с его головы колпак и повязку. В глаза ударил свет ярко горящих факелов, и Петр увидел стоящих вкруг себя людей в монашеских рясах и с откинутыми капюшонами, – Братья! И я Брат!!! – кричало все внутри него, но он оставался, внешне спокоен.

Великий Мастер Христофор подошел к нему, неся на вытянутых руках кусок овечьей кожи. Простой, необрезанный и не подшитый кусок кожи. Подошел и обвязал им его по талии.

– Когда-то мы обвязывали себя по талии овечьей шкурой в знак обета целомудрия, – подумал Микулица, – Все мы, первые храмовники, там, в Тампле на Храмовой горе. А теперь я, Яков Брюс, обвязываю своего ученика, наверное, золотым руном, – он криво ухмыльнулся своим мыслям. Поймал испытующий взгляд Великого Мастера, но выдержал его спокойно. Он был выше его не просто на целую голову, и не просто на ступень познания, на вечность.

– Дай мне что-нибудь из металла – протянул руку Петру Христофор.

– Что? – Петр растерялся. Все металлическое даже нательный крест он оставил в прихожей по приказу тайлера.

– Дай! – настаивал Мастер.

– Так нет же ничего! – Петра начал дергать тик. Брюс сжал ему предплечье, как учил Лефорт и снял приступ.

– Теперь ты такой же бедняк, как и все мы. Здравствуй брат, – Христофор Рен обнял его. Посвящение закончилось.

– Иди Петр, – сказал Брюс, – Иди, младший дьяк тебя проводит. Посиди там, в большой зале. Братья должны передать тебе секреты тайных жестов и знаков. Секреты тайнописи и получения знаний. Я подойду потом. При этом действе мне присутствовать нельзя, может братья хотят тебе открыть какую-то специальную тайну, – он улыбнулся, скрыв улыбку под каменной маской лица, и про себя добавил, – А мы тут с Мастером потолкуем о завтрашнем дне.

– Потолкуем, храмовник, – вспыхнуло в его мозгу согласие Мастера.

– Потолкуем Посвященный, коли ты так продвинут в нашем ремесле, – мысленно ответил Яков, – Среди Совершенных меня зовут Микулица. А чей ты?

– Я служил Великому Мастеру Жаку.

– Жаку де Моле?

– Да Мастеру Жаку. Я из тех, кто ушел в Шотландию к твоим предкам. Вернее к предкам того, чье имя ты носишь. Я из тех, кто создал на их землях укрытие для воинов Храма, – он поманил его за собой и пошел в дальний угол подземной залы, – Присядем брат. Я многое умею, но отдергивать завесу времени, так далеко, как ты, судя по рассказам Посвященных, нет. Ты великий чернокнижник и провидец. Ведун и чародей. Мне выпала великая честь, помочь тебе и другим Совершенным в их Доле. Ты хочешь открыть мне будущее. Я жду! – они дошли до скамьи в темноте скрытого среди колонн нефа и сели.

– Ты же сам христоносец. Ты должен знать, что знание будущего опасно. Оно будет распирать тебя, и сбивать с пути. Оно будет манить тебя призрачной возможностью изменить его. Ты готов? – Микулица поправил кафтан, в котором он ходил вместе с Петром.

– Я готов, – коротко согласился Христофор.

– Ответь мне для начала на один вопрос. От него не зависит мой рассказ. Просто гложет любопытство.

– Какой? Я всегда готов услужить Совершенному.

– Почему ты строишь на месте сожженного Лондона, впрочем, и сожженного Эдинбурга, что-то напоминающее старые Храмы воинов Орды?

– Это моя молодость, – просто сказал Рен, – А потом я хочу, чтобы осталась память об единстве нашего братства, когда-то построившего в камне все эти города, замки и храмы. Скоро красный петух пролетит и по вашим землям. Не смотри на меня удивленно храмовник, я не пророк. Для этого и не надо быть пророком, для этого надо просто понимать ход развития событий. А я научился этому за столько лет. Так вот, красный петух склюет остатки всего, что наши братья из Гильдии каменщиков возвели до этого времени. Я хочу, чтобы эхо их умения осталось в моих творениях и моих учеников. Я хочу строить Храмы, в которых будет скрыт смысл того, что знали вы и мы, но который будет не доступен понятию простого люда. Я назову это «Теорией Сарацин», для понятливых это будет Теория царственных, для недалеких – Теория мавров.

– Спасибо архитектор. Ты ответил на мой вопрос. Теперь закрой глаза и постарайся увидеть то, что я тебе покажу. Вопросы задашь потом, – Совершенный и Мастер закрыли глаза, и занавес времени упал перед их взором.

Первая картина, представшая перед ними, открыла им заседание шотландских братьев, на котором гонец из Лондона рассказывал им, что по старым обычаям, еще от тех братьев храмовников, которые считали себя братьями корсаров и пиратов, от тех братьев, что бороздили волны синих морей юга и свинцовых морей севера. От тех, кто пересек океан Атланта под парусами христоносца Колумба. Так вот, с тех самых пор, тесная община братьев носила имя «Лодья», или по-нашему островному «Лоджа», так как каждая община плыла на своей галере, где все были и гребцами и воинами, под водительством своего командора, навигатора, знающего путь среди этих вечно скачущих волн. Знающего путь к далеким берегам. И эту тайну, тайну волшебных рисунков и тайну волшебной стрелки, называемых сейчас картами и компасом он не выдал бы и под страхом самых страшных пыток. Гонец призывал всех братьев возродить эти общины – Лоджии с командором во главе, дабы опять плыть к светлому Острову Аваллон – Острову яблок, Острову Знаний, как это делали их старшие братья.

Вторая картина предстала перед их взором в туманном Лондоне. В саду Ковент-Гарден, в таверне с поэтическим названием «Под яблоней», хотя никакой яблони там не было и в помине, собирались братья из лондонских общин, к которым уже прижилось название Лоджа или Ложа. Их было много разбросано по городу над Темзой, уже вставшему из пожарища и руин, во многом благодаря им, и их главному покровителю – Великому архитектору Христофору Рену.

Наученные им, они прятались под личиной разбитных и разгульных компаний, основу которых составляли мастера отстраивавшие новый город. Шумные и веселые компании каменщиков, плотников, кузнецов часто собирались в тавернах и пабах туманного города над Темзой, чтобы после трудового дня поесть и выпить, покурить и поболтать в дружеской компании. Жители городских кварталов, отстроенных в основном по профессиональному принципу, настолько привыкли к ним, что считали нормальным, то, что строители Лондона сидели в кварталах оружейников и ткачей, врачей и торговцев. Их можно было встретить везде. На Квадратной миле в Сити, и в еврейском квартале Уайтчепеля, в Сохо – центре веселья и Вестминстере – центре политики. Они стали обыденностью города. Кто же обращает внимание на веселые пьяные компании. Известно же, что шутовство государству не помеха.

Из четырех таких Лож и собирались сегодня «Под яблоню» члены этих веселых дружеских кругов. Из паба «Корона», что возле театра Друри-Лейн, почти на Оксфорт-стрит в самом центре Лондона, пришли строители нового Королевского театра. Из таверны «Гусь и противень», что расположилась во дворе собора Святого Павла, уже поднявшего свой величественный купол и два минарета по бокам от него над серыми крышами домов и трубами каминов, пришли отделочники, украшавшие фасады домов вокруг собора. Из таверны «Виноградная кисть» в Вестминстере были те, кто восстанавливал после пожара усыпальницу королей – Вестминстерское аббатство и дворец, который, говорят, построил еще Вильгельм Завоеватель.

Все они собрались здесь в Ковен-Гардене шумной и дружелюбной компанией, потягивающей крепкое темное пиво и старый эль.

Христофор присмотрелся к картине, ясно стоявшей перед его глазами, и увидел себя сидящего в темном углу и дающего советы незаметному серому человеку, который через некоторое время объявил, что, мол, настала пора братья выйти из тени и объединить усилия всех в строительстве общего Храма. Храма свободы, равенства и братства, а для этого надо слить все наши Ложи в одну Великую Ложу, потому как Великая цель требует и великих сил.

Картина начала меркнуть и скоро закрылась туманом и моросящим дождем.

– Надо ли все это делать брат? Надо ли общину подставлять под удар судьбы? – задумчиво спросил Рен.

– Тот, кто увидел завтра, не в силах изменить его сегодня. Открытие следующих дней дает тебе силы и возможности подготовится к ним достойно, а не право изменить их, – назидательно ответил Брюс, вставая, – Извини брат, я пойду заберу своего ученика. Он слаб умом и телом, и надо отвести его домой.

– Удачи тебе храмовник. Я не завидую твоей Доле. Она тяжелей моей. Я хотя бы созидаю, а ты разрушаешь? Дай тебе Высший силы все это вытерпеть, – он склонил голову, как перед старшим.

– Дай тебе силы выдержать тоже, – Брюс обнял Рена крепким объятием, – Может, свидимся. Наш путь длинен, а век долог.

После Посвящения Петр простился с королем и вместе со свитой отбыл в Голландию, где их ждал Лефорт.

Три недели он приходил в себя и наверстывал упущенное. В Гильдии кузнецов и Гильдии плотников. Три недели Петр гонял, оставленных здесь своих потешников по всем областям тех знаний, что они здесь получали в его отсутствие. Остался недоволен, за исключением Алексашки Меньшикова, да, пожалуй, Апраксина. Разобравшись со всеми, приказал ехать в Вену, однако, переговорив с Лефортом и Брюсом, изменил решение и повернул к Лейпцигу. Два друга, два Совершенных искали следы Кудеяра, по слухам они были в Саксонии, туда они и держали путь. Однако след оказался ложным. Хотя так манил город Галич, называемый германцами Галле,…но обознались. Кудеяровы следы здесь не обозначились. Отдохнули за ужином у местного графа, где Петр дал волю своей свите и себе самому. Опрокинув в глотку добрый кубок вина, почитай с полведра, он развеселился окончательно и, увидев рослого барабанщика из графских ополченцев, выдернул у него из рук барабан, и, вспомнив любимое занятие свое в Преображенском и Измайлове, ударил в него. Государь барабанил, так искусно, что ловкостью своей привел в восторг не только графа и его гостей, но и самих графских барабанщиков. Под грохот барабана он построил всю свиту и, промаршировав с ней по плацу, вышиб весь хмель из буйных голов. Саксонский граф вздохнул с облегчением.

– Я благодарю Бога, – Шепнул он жене, – Что все кончилось благополучно, ибо опасался, что не вполне можно будет угодить этому немного странному господину.

Из Дрездена Великое посольство направило свои стопы через Прагу в Вену, где их уже ждали, подготовленные заранее посольством боярина Шереметева, делающего свое дело тихо, но с достоинством.

Все было спланировано и подготовлено, все, включая въезд государя и его размещение. Все было подготовлено, проплачено и отрепетировано, и этикет и все церемонии. Шереметев знал свое дело. Он вдохнул надежду в сердца иезуитов и всех других, оставив право ее развеять самому государю и его окружению.

Сам же он при появлении посольства ушел в тень. Пора было, и отдохнуть, он и так сделал немало.

Глава 4
Малые посольства и великие дела

Борис Петрович Шереметев выехал после отправки Великого посольства спустя три месяца. Выехал, не спеша по летней пыльной дороге, выехал без приключений и направился в свою коломенскую вотчину, как будто ему было некуда спешить. Старый дипломат, старый лис. А, как известно, старый конь борозды не портит. Тихо провел три дня среди родни, тихо отбыл в свою кромскую вотчину. Неделю провел в Кромах. Отдыхал, бродил по полям, удил рыбу, охотился на перепелов в полях. Так же тихо имел встречу с братьями иоаннитами, чей кром стоял рядом на берегу Оки, в старой крепости. Получив от них подорожную, он осторожно пошел домой. Слуги его, вышколенные и умелые, аккуратно опекали хозяина, чтобы рядом не крутился никто посторонний. Опекали слуги, опекал человек Ромодановского, опекала серая тень, присутствие которой чувствовалось в воздухе, но схватить за хвост которую было равносильно тому, чтобы схватить свою тень. И все же в какой-то момент боярин пропал. Он просто пропал из глаз, повернув за угол тропинки. Слуги опешили. Человек князя-кесаря остолбенел. Серая тень пошла кругами, как ищейка, принюхиваясь к воздуху, и первая спокойно села посреди полянки на пенек. Своим собачьим нюхом она учуяла запах хозяйки, неуловимый, но родной. Не ее самой, а кого из тех, что стоял рядом с ней, или был в ее компании хотя бы раз, но недавно, и впитал ее лесной аромат. Унюхала и успокоилась, значит все идет по плану.

Боярина умыкнул Лефорт, чем нимало изумил его.

– Так ты Франц уже три месяца как в пути. Ты ж уже Курляндию проехал! – изумился Шереметев.

– Не жужжи Борис, – закрыл ему рот рукой Лефорт, – Тут уши кругом и глаза как на Лобном месте. Слушай Борис, я знаю, что братья Святого Иоанна послали тебя на Мальту. Я знаю, – с нажимом повторил Лефорт и боярин понял, что он действительно знает, – Ты поедешь именно туда, куда они тебя послали. С давних лет, после того как на Жидовском острове сожгли Великого Магистра храмовников Жака де Моле, и тамплиеры подались из Галлии на все четыре стороны, часть из них ушла на остров туманного Альбиона. Но и там их преследовали, и они ушли дальше, в Шотландию к Брюсу. Имущество их досталось братьям иоаннитам.

– Я все это знаю, – кивнул Шереметев.

– Слушай дальше. После этого Уотт Тайлер – страж ордена, поднял тайных братьев Великого общества, как они стали называть себя, прячась в укрытиях. Все пошло немного не так, как должно было пойти. Восставшие должны были сделать только одно. Ворваться в Лондон и сжечь Тампль. Сжечь Тампль со всеми тайнами и манускриптами храмовников. Они сделали это, но простые братья не смогли удержать толпу и сами поддались ее порыву. Кто-то направил их на комтуры госпитальеров. Они убили Великого Магистра и разграбили их храмы.

– И это я знаю.

– С тех пор единство между орденами дало трещину. Грубо говоря, между храмовниками и госпитальерами пробежала черная кошка. Теперь этому надо положить конец, – Лефорт взял его за руку.

– Кому надо? Храмовникам?

– Совершенным! – коротко и властно сказал Лефорт, – Это надо Совершенным, храмовникам, госпитальерам, тевтонам, иезуитам. Всем! Так что, поспеши. Скажи там на Мальте. Наша сила – в единстве, и дай им вот это. Он протянул ему Печать Соломона.

– Последний вопрос, посланник, – боярин спокойно смотрел в глаза этому посланнику неземных сил.

– Да.

– Приорам…

– Приорам Сиона это надо тоже!

– Хорошо. Я сделаю как надо, Франц Лефорт, советник царя Петра. Теперь я знаю, кто ты, – он подумал и закончил, – И знаю, с кем мне надо быть!

Через неделю посольство Шереметева пересекло русско-польскую границу. У последнего верстового столба на своей земле боярин остановился, набрать в мешочек пригоршню земли, и услышал шепот.

– В Речи Посполитой очередной рокош, очередная волна мятежей и убийств. Продолжай путь с великим опасением.

– Кто ты? – вскинул голову Шереметев.

– Друг, – ответило что-то, мелькнувшее как тень, – Переоденься в простое платье. Возьми имя простое, например Роман, так легче проскочить будет.

Проскочить не удалось. Кто-то донес. Конные шляхтичи скрутили посольство и кинули в подвалы замка. Однако вечером в замок проскользнул человек в бурой рясе, подпоясанной вервием с тремя узлами на конце. Разговор был бурным, в основном со стороны гордой шляхты, но закончился к общему удовольствию. Из бездонного кармана нищенствующего монаха в бескорыстные руки благородного панства перекочевал объемистый кошель, издававший мелодичный звон талеров, и на утро посольство продолжило свой путь.

Посольство держало путь к саксонскому курфюстру Фридриху Августу. Саксонский правитель послал на встречу послу из далеких земель карету зело богато позолоченную. После встречи вышел сам проводить до самых дверей. О чем они там толковали за закрытыми дверями, осталось для всех тайной, больно скрытен был боярин Московский. Потому и было для всех, как гром среди ясного неба, когда гордая польская шляхта и высокородные саксонские графы выбрали, спустя короткий срок, новым королем Речи Посполитой под именем Август, радушного хозяина. Видно не только у нищенствующих монахов были бездонные карманы. И не только опоясанные вервием имели дар убеждения, или так, и они тоже наравне с другими имели дар убеждения. Поэтому до самых дверей Шереметева провожал без пяти минут новый король Польши.

Далее путь посланника, то ли Московского царя, то ли каких-то никому неизвестных сил, пролег в столицу бывшей Остирии Вену, где властитель Леопольд отчаянно боролся с Османской империей. Сначала за саму Вену, и отстоял ее в боях, а теперь за контроль над Угорскими землями. Зажатый меж двух огней. Ордынскими войсками янычар с юга и, помнившими ордынскую вольницу конниками угров с севера, еще не выбравших, на чью сторону стать, он готов был принять помощь хоть из рук восставшего из гроба Дракулы и его побратима Стефана Волчий Клык. Поэтому принял Австрийский король император Священной Римской империи, по сути никакой еще империи не имеющий, принял посла с радушием. Призрачная надежда, скорой победы и долгожданного мира, после визита странного гостя, оформилась в жесткие пункты договора, который гость этот обещал согласовать с Османской стороной. Обещания, что Венгрия останется за Леопольдом, принятое с достаточной долей скептицизма, после ряда коротких встреч с послом, оформилось у императора в твердое убеждение, и потому ждал он визита странного царя Петра с уверенностью в завтрашнем дне.

А Шереметев поспешал в Венецию. Начала окончательно оформляться Священная Лига, задачей которой, как казалось Борису, был последний передел мира. А главным в этом деле, опять же, как считал он, было выдавливание остатков ордынских воинских родов с берегов Средиземного моря, дабы избавить политику Ойкумены от их взрывного непредсказуемого поведения. Учитывая, что от осколков Орды остались здесь в западных землях, только армии турок, да небольшие отряды угров и трансильванцев, большого труда это не составит. Испанский осколок этих родов уже вошел в общую систему безболезненно, и теперь приручали этого медведя в основном лаской, хотя изредка и таской. Русь же со своими татарами и казаками всегда умела ладить. Да и истреблять их не гоже. Без такого пугала и саму Русь скоро начнут приручать. Думая так, он качался в своем возке, приближаясь к городу на островах с давних пор названному по первым ее хозяевам венетам – Венецией. Опоре старых братских общин. Одному из звеньев золотой паутины. Пожалуй, даже одному из главных домов, где сидели золотые пауки, ткущие эту золотую паутину. На самом подъезде, в придорожной таверне, где он решил перекусить перед последним броском, опять шатнувшаяся от пламени свечи тень на стене, шепнула ему в ухо.

– В городе Карнавал. На руку вашему боярству. Под маской шутейной многие серьезные дела кроются, – тень пропала сдутая порывом ветра из распахнутой двери. На столе лежала торба с маскарадным костюмом Арлекина.

– А что любезный, – обратился Шереметев к трактирщику, – В городе карнавал?

– О да, почтеннейший. В городе Венецианский карнавал, – охотно ответил толстый парень, подававший вино.

– А что у тебя и костюмы есть?

– За вашу монету – любая прихоть, – парень наклонился и извлек из-за стойки ворох костюмов.

– И лодки есть?

– Обижаете господин. Вы же сами сказали, что в городе карнавал. Как же попасть на него, как не в лодке?

– Гуляем народ! – отдал приказ посол. На следующее утро в вереницу карнавальных масок влились новые, приехавшие с рассветом на лодках, но на это не обратил внимание никто.

После карнавала, от пристани Венецианского порта отвалила фелюга, несущая пассажиров к Италийскому берегу. Без молчаливого согласия францисканцев, Шереметев не отваживался напрямую идти на поклон к мальтийским братьям.

В Риме он сразу же деловито направился в монастырь Святого Франциска, ни мало не смущаясь, что монастырь предназначался для девиц. Оставив свиту он решительно постучал, сказал условные слова и проскользнул в приоткрытую калитку, закрывая которую, чуть не прищемил нос папскому соглядатаю из ватиканских шпионов. Встреча с властителями из Собора святого Петра на Ватиканском холме в его планы не входила. Выйдя через короткое время из той же калитки, он удовлетворенно крякал и ухмылялся в воротник камзола. Подскочившему слуге, коротко приказал снаряжаться в Неаполь, а там взять два корабля с направлением на Мальту. По дороге он заскочил в мальтийский Оберег в Риме и известил мальтийского командора, что они едут на встречу с братьями.

– Ждут! – коротко ответил приор.

В море фелюгу Шереметева встретили аж семь мальтийских галер. Поэтому четыре османских корабля, невесть кем извещенные и ждущие его в засаде в узких бухтах, откатились в синие морские просторы, не желая испытывать умение мальтийских рыцарей, сходится в абордажной схватке, или знание их пушкарей расчетам стрельбы на волне. Задавать вопрос, а откуда добродушные хозяева прознали о прибытие гостя, Шереметев тоже не стал, отложив все до встречи с Великим Магистром.

Гроссмейстер Ордена Раймонд де Перейлос принял Шереметева радушно. Устроил в его честь обед, и произнес тост за вечную дружбу. На закрытом Капитуле Борис предъявил Печать Соломона, данную ему Лефортом, и сказал только одно слово «Единство». Старшие братья, прошедшие Посвящение, понятливо кивнули и попросили посланника обождать в голубой гостиной. Шереметев прождал час, устал и вышел во внутренний дворик дворца размять затекшие ноги. Среди кустов роз и акаций он увидел стоящую в глубине двора статую. Подошел поближе. На постаменте стоял бог морей Нептун, сжимая в руке грозный трезубец и опираясь на щит орденских братьев. «Надо будет по возвращению в Нептуново общество вступить!», – буркнул себе под нос и быстро вернулся назад в гостиную. Братья позвали назад еще через час.

– Ответ завтра в соборе Святого Иоанна! – возвестил глашатай.

На завтра в присутствии всех рыцарей Ордена Святого Иоанна Иерусалимского рыцарей Кипра, Родоса и Мальты на боярина Шереметева была возложена цепь с крестом Ордена, усыпанным бриллиантами.

– Мы даем свой ответ, – в полной тишине Гроссмейстер произнес одно слово, – Единство!!! – слово это взлетело под купол Собора и, отразившись от него, рассыпалось по всем нефам и нишам.

Обратно в Вену, на встречу с Петром, спешил теперь не просто Борис Петрович Шереметев – столбовой боярин, а Магистр Приората мальтийских рыцарей на Руси. И вез он с собой Святую Лигу. Союз Австрии, Саксонии, Польши, Венеции и Мальты. Союз тех, кто понял, что сила в Единстве. Союз с Русью.

Тем же путем, чуть опережая боярина, катилась дорожка совсем крошечного посольства во главе с Петром Толстым. Посол и два его верных спутника, гнали коней по тем же местам. Польша, Рим, Венеция, Неаполь, Мальта, Вена. По тем же местам и в то же время. Он танцевал под маской на том же венецианском карнавале, смотрел извержения Везувия в том же Неаполе, шел на абордаж турецких галер, с теми же мальтийскими рыцарями, ступал по тем же каменным плитам Ватикана и пришпоривал скакуна на той же дороге в Вену, что и посольство Шереметева. В то же время, в тех же местах, но не с теми братьями. В Риме он имел долгую беседу с генералом Ордена иезуитов. В Венеции с Магистром Рыцарского Тевтонского Левантинского Ордена наследником объединенного флота тевтонцев и тамплиеров. В Бари его ждали странные люди, именующие себя гражданами несуществующей республики Амальфи, и, наконец, на Мальте он разделил трапезу с рыцарями Арагонского и Прованского языков. Толстой замкнул внешний круг Святой Лиги, поддержкой тайных механизмов двигающих колесики огромных часов истории.