Текст книги "Дневник покойника"

– Эта женщина – свидетель защиты, – без запинки ответил Радченко. – Она помогает мне разобраться в деле.

– Я не хочу слушать этот лепет. Тебя не хватает храбрости по-мужски во всем сознаться? Так? Но мне не нужно жалкое вранье.

Галя бросила трубку, Радченко еще долго вслушивался в короткие гудки. В голове вертелась фраза: «Поцелуй за меня нашего сынишку. И скажи ему, что я вспоминаю его каждую минуту. И очень вас люблю». Он сказал много лишнего, но почему-то эти важные слова произнести забыл. Он вышел из душного помещения почты и устроился на переднем сидении такси. Как обычно в минуты неудач, он почувствовал звериный приступ голода и жажды, даже голова слегка закружилась.

– Вот что, шеф, у вас тут есть хороший ресторан?

– Есть разные, – уклончиво ответил водитель.

– Тогда отвези меня туда, где вкусно кормят.

Машина тронулась с места, Радченко отключил мобильный телефон. Он подумал, что Попович будет знакомить Дорис с достопримечательностями города до самого вечера. Поэтому торопиться некуда, можно поужинать и даже пропустить пару рюмок.

* * *

В Воронеже сошли с поезда, когда поток пассажиров схлынул. Грач чувствовал себя несвежим и усталым после ночи, наполненный кошмарами сновидений. Подмывало спросить Бороду, как толковать сон, в котором насмерть режут мента. Но, глянув на хмурые лица попутчиков, он от вопросов воздержался. Плотно позавтракали в привокзальном ресторане. Борода и его приятели были чем-то недовольны. Как понял Грач, ночью случилось неприятное недоразумение, и теперь сообща решали, как все уладить.

За столом справа от Грача сидел черноволосый парень, его все называли Бобом. Парень был высок ростом. Он стягивал длинные волосы на затылке резинкой, получался тощий хвостик, болтавшийся за спиной. В мочке правого уха блестела сережка с бриллиантом, на грудь черной майки он приколол английской булавкой золотой крестик с распятием. Боб, покончив с едой, стал вилкой вычищать грязь из-под ногтей.

– Ментов надо подключать, это однозначно, – сказал он. – Мы же не будем сами носиться за этой дамочкой по всему городу. Радченко и его попутчик не очень похожи на адвокатов. Надо их пробить. И только тогда что-то предпринимать. А то, что не получилось прошлой ночью, полбеды. С этим успеем.

Грач распиливал ножом кусок мяса и косил взглядом налево, где сидел мужчина в летней куртке и черных очках. Приятели называли его Чибисом. Он был тут старшим, он принимал решения. Темные с густой проседью волосы были зачесаны назад, седые усы сделались желтоватыми от табака. Чибис ходил тяжелой походкой, говорил медленно. И был похож на человека, который вчера сильно перебрал. Словом, среди людей он ничем не выделялся.

– Да, надо с ментами договариваться, – согласился он, поманил пальцем официантку и, когда та подошла, спросил. – У вас шоколадный десерт вкусный или как? Тогда принесите.

– И мне тоже, – сказал Боб.

– Я сам в свое время неплохо готовил шоколадный десерт, – сказал Чибис. – И шоколадный пирог с сыром. Вроде бы это простая вещь. Немного муки, яиц, соли, какао… И все дела. Но на самом деле все не так просто.

Позавтракав, на такси доехали до частного дома, обнесенного высоким забором. Чибис открыл дверь своим ключом. Оставив вещи, Чибис и Борода куда-то ушли, а молодой человек с серьгой вошел в спальню, сбросил штаны, по-хозяйски завалился на кровать и сказал Грачу:

– Слышь, чувак, ты тут не шуми, – и через секунду уснул.

Грач, как бесплотная тень, слонялся по дому, выглядывал в окна, из которых открывался вид на все тот же глухой забор, старые вишни и собачью будку. Он томился от неизвестности и ждал возвращения Бороды. Надо проявить настойчивость и доказать этим людям, что толку от Грача никакого, с ним только лишняя морока. Его можно без ущерба для дела отпустить обратно в Москву.

Борода с Чибисом прибыли, когда стемнело. Они загнали на двор черный «Шевроле блейзер» и даже не стали вступать в разговоры. Показали Грачу фотографии двух мужчин. На одной карточке адвокат Радченко, на второй незнакомый человек.

– Значит, это адвокат? – второй раз переспросил Борода. – Не удивлюсь, если он окажется ментом.

Поужинали на скорую руку, Борода сказал Грачу, что на отдых остается всего час. А потом надо уезжать в Самару. Путь впереди неблизкий, за ночь и утро предстоит отмахать тысячу километров.

Глава 11

С самого утра Девяткин появился в канцелярии Московского городского суда и показал секретарю суда милицейский запрос, подписанный начальником уголовного розыска. Девяткин просил, чтобы ему были предоставлены материалы судебных заседаний по уголовному делу Игоря Грача. Суд состоялся четыре с половиной года назад в этом самом здании.

– Подождите минутку, – ответила Фомина. – Надо подписать ваш запрос у начальства. Потом вы спуститесь в архив. И там можете сидеть хоть до вечера. Вам дадут все бумаги.

Она вернулась через двадцать минут и сказала, что всегда рада помочь, но сейчас ничего не получится. На дело Грача наложен гриф «секретно». Судебное слушание проходило в закрытом режиме, в зал не были допущены даже родственники потерпевших. Позднее, через месяц после оглашения приговора, судебные материалы были изъяты.

– Кем изъяты?

– Сама не могу понять, – пожала плечами Фомина. – У нас такое нечасто бывает. Никаких документов по этому вопросу не сохранилось. Я ходила в архив, материалов на Грача там нет. В карточке учета записано, что протоколы судебных слушаний временно изъяты. И все.

– Вы меня не обрадовали, – сказал Девяткин. – Можно узнать хотя бы фамилию судьи?

– Мне очень жаль, – сказала она. – Это закрытые данные.

Девяткин вышел на улицу, бросил костыль на заднее сидение, забрался в машину и позвонил Маше, хорошей знакомой из информационного центра Главного управления внутренних дел Москвы. Он попросил узнать, какой следователь вел дело некого Игоря Грача. Через пять минут он знал, что следователя зовут Павел Муратов, до выхода на пенсию служил в районном управлении внутренних дел, что рядом с метро Сокол. Девяткин записал домашний телефон и адрес Муратова, а своей знакомой пообещал купить торт.

– А как же ты его принесешь? – спросила Маша. – У тебя в одной руке палка, в другой костыль.

– На голове, – ответил Девяткин. – Привязать только надо будет покрепче.

Он набрал телефон Муратова.

– Подъезжайте, майор, – сказал бывший следователь. – Буду вас ждать у подъезда. На скамейке.

* * *

Радченко хорошо поужинал в ресторане, а потом перебрался на второй этаж, в пивную, где можно было смотреть футбол на большом плазменном телевизоре. Игра окончилась вничью, Радченко допил пиво, спустился вниз, сел в такси и бросил взгляд на циферблат наручных часов: время близилось к полуночи. Чувствуя непривычную тяжесть в желудке, попросил водителя остановиться за квартал до гостиницы, решив, что хорошо бы прогуляться.

Вдохнув вечернего воздуха, он почувствовал себя бодрее. Впереди пустая плохо освещенная улица, витает запах сирени и свежей травы. Нет ни пешеходов, ни машин, в домах гаснут окна.

Радченко подумал, что наверняка смог бы навсегда остаться в этом городе. Убежал бы вместе с Галей и сыном от московской круговерти, тесноты, отравленного воздуха и паршивой воды. Он мог бы купить дом где-нибудь в живописном предместье с видом на реку или озеро, и наслаждаться покоем. Конечно, о столичных гонорарах надо будет забыть. Если повезет, он устоится в юридический отдел крупного завода или откроет частную практику. Придется распродать спортивные мотоциклы, потому что дороги тут не созданы для быстрой езды. Что ж, он готов к этим жертвам.

Он будет ходить в церковь, научится жить по средствам, ужинать в ресторанах не чаще раза в неделю, привыкнет к домашней пище. Можно даже огород завести. Почему бы и нет, черт побери. Последняя мысль показалась настолько забавной, что он рассмеялся вслух, представив себя торчащим кверху задом на грядке с редиской. Или с тяпкой в руках на картофельной меже.

В это мгновение он без причины испытал ощущение тревоги и близкой опасности, будто ночная птица, пролетая мимо, коснулась его темным крылом. Радченко остановился, когда впереди соткались из мрака три темных силуэта. Машина, стоявшая у самой кромки тротуара, дважды мигнула фарами, словно хотела кого-то ослепить. Он зажмурился, открыл глаза и увидел, что путь ему преграждают не трое, а двое незнакомцев.

– Чего, земляк, воздухом дышим? – один человек, что повыше, шагнул вперед. И, учуяв запах пива, улыбнулся.

– Дай пройти, – сказал Радченко.

Он уже понял, что будет дальше. Радченко увидел кулак, летящий к его физиономии. Он успел пригнуться и захватить руку противника и, рванув ее вниз, крутануть по часовой стрелке. Затем отпустил руку и ударил нападавшего носком ботинка в голень. Человек охнул от боли, получил кулаком в левое ухо и растворился в темноте. Из этой темноты появился второй персонаж, махнул кулаком, но сделал это слишком медленно. У Радченко осталась в запасе доля секунды, чтобы уйти от удара. И отступить назад, ближе к темным кустам и стене дома.

Ребром ладони он наотмашь ударил противника по шее, сам пропустил два чувствительных удара в корпус, и едва устоял на ногах. Он сделал еще пару шагов назад, медленно приближаясь к кустам. Но кто-то уже зашел сзади, ударил по спине, чуть ниже лопаток, палкой или черенком лопаты. И тут же спереди нанесли удар в грудь, под сердце, тяжелый удар, сбивший дыхание. Радченко глотнул воздуха. И получил в живот подошвой ботинка.

Кто-то ухватил его за галстук, дернул на себя, стараясь пригнуть голову и нанести удар коленом в лицо. Четко не различая цели, Радченко нанес прямой удар основанием ладони в челюсть. Противник ослабив хватку, выпустил галстук и схлопотал в глаз. Мысль, что не все потеряно и, пожалуй, можно отбиться, мелькнула в голове и пропала, когда сзади навернули по почкам. Удар был такой силы, что боль, как электрический разряд, стегнула по телу.

Радченко видел перед собой только контуры человеческой фигуры, другой человек лежал на асфальте и старался подняться на ноги, но не мог. Тот третий, что зашел за спину, оказался вне зоны видимости. Радченко хотел ударить нападавшего ногой в пах, но попал в бедро. В ответ получил спереди по корпусу, сзади палкой по затылку.

Через мгновение он лежал на газоне, на влажной от росы траве. Он хотел подняться, схватился рукой за что-то и получил ногой по ребрам. Голова закружилась, а темнота сделалась непроницаемой. Радченко очнулся от того, что кто-то светил фонариком ему в глаза. Он чувствовал, как с запястья левой руки стягивают часы.

В световой круг попало лицо человека, сидящего на корточках. Стали видны его руки, плечи. Человек был одет в фирменный милицейский китель. Нетерпеливо переминался с ноги на ногу, рядом стоял другой милиционер. Открыв рот, Радченко что-то хотел сказать, что получил кулаком в ухо. И снова провалился в забытье.

Радченко чувствовал, что какая-то мошка ползала по щекам и носу, щекотала кожу. Он сел и убедился, что жив и может дышать. Правый рукав пиджака был выдран, в а кармане, где лежал бумажник, документы и мобильник, теперь пусто. Он, уцепившись за ветки кустов, поднялся с третьей попытки. Пошатываясь, вышел на тротуар и медленно зашагал к гостинице, чувствую головокружение и тошноту.

Вскоре он добрался до номера, пнул дверь ногой. Попович еще не спал, валялся на кровати и мусолил газету. Увидев Радченко, он охнул, будто его самого ударили под дых, и вскочил с кровати.

– Я в порядке, – успокоил Радченко. – Только товарный вид потерял. И документы…

* * *

Муратов оказался крепким мужчиной с приятными чертами лица, он не был похож на заслуженного пенсионера. Сегодня он уже побывал в спортивном зале, и еще на ночь глядя хотел пробежаться вокруг дома. Муратов пил воду из пластиковой бутылки и поглядывал на загипсованную ногу Девяткина. Однако никаких вопросов не задал. Только попросил предъявить документы.

– В нашей картотеке Игорь Грач числится как криминальный авторитет, – сказал Девяткин. – Последний раз он сел за вымогательство и причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевших. Санкция – четыре года. Недавно освобожден из мест заключения. Где проживает – неизвестно. Поддерживает ли связи с преступным миром – неизвестно. Меня интересует все, что касается Грача. И особенно последней судимости.

Муратов глотнул воды из бутылки.

– Дело давнее. Насколько я помню, события развивались так. Грач с женщиной, имя которой не удалось установить, ужинал в ресторане «Колос». За соседним столиком сидели двое кавказцев. Во время ужина повздорили. В конце вечера, когда прилично выпили, Грач расплатился и вместе с дамой отправился на стоянку, где оставил машину. Эти двое вышли следом. Они хотели объясниться. Завязалась драка. Кто-то вытащил нож… Короче, Грач оставил на асфальте двух умирающих парней. Сел в машину и уехал.

– Личности убитых установлены?

– Это братья Усмановы. Амир и Дауд. Оба в прошлом судимы, занимались в Москве какими-то темными делами.

– Свидетели были?

– Да, двое незнакомых друг с другом людей видели эту сцену с начала до конца. Представьте. Середина лета. Еще довольно светло. Свидетели говорили, что все произошло быстро. Грач подошел к своей машине, открыл дверцу. Тут подбежали кавказцы… Они были пьяны, а Грач трезв. Это и решило исход поединка. И вот пожалуйста: два трупа уже плавают в луже крови. Когда все кончилось, Грач сел в машину, он долго не мог ее завести. Видимо, забыл, куда положил ключ. Дело раскручивал Саша Сульдин, старший следователь. Может быть, он копал слишком глубоко, а, может быть, это случайность… Сульдин попал в автомобильную аварию и потерял зрение.

– И дело поручили вам?

– Не сразу, – покачал головой Муратов. – Какое-то время убийством у ресторана никто не занимался. А потом начальник управления приказал мне продолжить расследование. К тому времени один из свидетелей был мертв, другой потерял память. Он отказался от показаний, данных ранее. Но я нашел еще одного свидетеля убийства. Я понял, что доведу начатое до конца. Понял, что Грачу не отвертеться. Но тут новый поворот. Позвонили из следственного управления Министерства внутренних дел. Это был полковник Старков, он сказал: министерство забирает дело к себе. Они прислали соответствующую бумагу, появился курьер и увез все материалы.

– Что-то вы рано на пенсию вышли, – заметил Девяткин.

– Рано, – кивнул Муратов. – Но я себя стараюсь чем-то занять. Чтобы хорошо побегать, хожу на стадион. И в атлетический зал. Поддерживаю форму.

– Чего ж не захотел еще поработать? Неужели полному сил мужчине лучше сидеть на пенсии?

– Ну, честно говоря, меня вызвал старший офицер из следственного управления министерства. Тот самый Иван Старков, который забрал все материалы по Грачу. И спросил как у меня с выслугой лет? Ну, сколько лет я в милиции и все такое прочее. Я ответил, что четыре года проходил службу в горячих точках на Кавказе. Получил ранение. Награжден двумя боевыми наградами. На Кавказе год службы приравнивается к трем. Он сказал, что это хорошо. Ну, хорошо, что я пенсию заслужил и награды получил. Сказал, что есть мнение… Мол, начальство решило: тебе мне пора на пенсию. И добавил, что это в моих интересах. Он сказал: подумай неделю. А потом позвони мне.

– И ты подумал?

– Я вспомнил того следователя, который потерял зрение в автомобильной аварии, – Муратов хлебнул воды. – Он был моим старым приятелем.

– И?

– У меня жена страдает диабетом. И две дочери. Одной тогда было пятнадцать, другой четырнадцать. Понимаешь? Им тяжело будет без отца. Я позвонил тому мужику на следующий день. Сказал, что рапорт готов. А ты бы не написал?

– Не знаю, – ответил Девяткин. – У меня нет двух дочерей. И жены нет. А почему ты решил сейчас все рассказать мне?

– Времени прошло много, – пожал плечами Муратов. – И дочери подросли. Теперь они могут позаботиться о себе. И о матери. Грач – опасный малый.

– Это я понял, – ответил Девяткин.

– Можно идти? – Муратов положил в урну пустую бутылку.

– Конечно. Спасибо за помощь. А я посижу минут пять. Нога что-то разболелась.

– Выздоравливайте, – сказал Муратов и ушел.

Девяткин выкурил сигарету. Затем достал из кармана пластиковый пакет, раскрыл его и положил на лавочку рядом с собой. Осторожно двумя пальцами выудил из урны бутылку, оставленную Муратовым. И запечатал ее в пакет.

* * *

Попович и Радченко сидели за столом напротив дежурного офицера в ближайшем отделении милиции. Старший лейтенант перечитал заявление потерпевшего и поморщился, давая понять, что эта бумажка ему не очень нравится.

– Наши ребята на своем участке этими делами не занимаются, – сказал милиционер и отвел лукавый взгляд. – Это сто процентов. Но вот парни из других отделений… Тут возможны варианты. Тут надо перейти на дипломатический язык и… И договариваться по-хорошему.

– Слушай, он на обычном языке едва говорит, – встрял Попович показывая рукой на Радченко. – Потому что все зубы шатаются. Посмотри на человека. А ты предлагаешь на дипломатический перейти.

– Ему еще повезло, – сказал лейтенант. – Я краем уха слышал, что гражданин Радченко разбил лицо одному из нападавших. У человека глаз едва не вытек. А второму руку вывихнул. За такие вещи знаешь что бывает? Эти парни могли запросто устроить похороны изуродованного трупа. За государственный счет. Или за собственный. Где-нибудь за городом, на выселках. А он отделался всего парой ссадин. И еще недоволен.

– Слушайте, сержант, я вот что скажу: сообщите моим обидчикам на дипломатическом языке, что я их прощаю, – Радченко тер ладонью разбитый затылок, но боль не утихала. – Я забуду испорченный костюм. Мне не нужен мобильник, бумажник и наличные деньги. Но пусть вернут паспорт и удостоверение Члена московской коллегии адвокатов, фото жены и сына. И еще часы. Это подарок жены.

– Пожалуй, это приемлемые условия, – согласился мент. – Но тогда вы заберете заявление по поводу нападения. Будем считать, что ничего не случилось. Нам тоже не хочется портить показатели. И отчитываться перед начальством за правонарушение, которое совершено на нашей территории. Добро?

– Если к шести утра документы, фото и часы будут лежать на моей тумбочке в гостинице, можете разорвать заявление, – кивнул Радченко. – В противном случае, я пойду в прокуратуру. И устрою такой кипеш, что тошно станет.

Радченко врал. Он прекрасно помнил, что завтра утром вылетает в другой город, а совместить скандал в прокуратуре с вояжем в Самару, не получится.

– Это сомнительно насчет прокуратуры, – лейтенант не испугался. – Но если хотите скандала, переговоров не будет.

– Хорошо, давай без скандала, – согласился Радченко. – Одно утешает: меня не заставляют сказать «спасибо» тем людям, которые меня обобрали. И чуть не убили.

Радченко пробудился в половине шестого утра, перевернулся со спину на бок, услышав, как заскрипели петли входной двери. Он открыл глаза и первое, что увидел, – документы, фотографии и часы, стопкой лежавшие на тумбочке.

* * *

Грачу досталось место на заднем диване за водителем. Некоторое время он сидел неподвижно, затем, уловив какое-то движение за спиной, обернулся. В свете редких фонарей в багажном отделении джипа можно было разглядеть человека с лицом, залитым слезами и кровью.

Мужчина лежал на животе. Руки были скованы за спиной наручниками, щиколотки ног связаны и задраны кверху. На шею накинута петля, конец которой привязан к лодыжкам. Стоило мужчине немного распрями ноги, и шею сдавливала веревка. Рот бедолаги заклеили пластырем, он с трудом дышал разбитым носом, из последних сил старался держать ноги согнутыми.

Грач закашлялся от неожиданности и отвернулся. Он подумал, что этому человеку наверняка принадлежит машина, на которой они совершают свое романтическое путешествие. Оглушенный страхом, он подавлено молчал, нутром чувствуя, что впереди не ждет ничего хорошего. Только неприятности и беды. И еще большой вопрос: удастся ли выжить в компании с этими уголовниками.

«Шевроле» был неновый, салон пропах какой-то приторно сладкой дрянью, будто тут сожгли десяток ароматических свечей. За рулем сидел парень с бриллиантовой серьгой в ухе. Хорошо отоспавшись днем, он гнал машину вперед, не обращая внимания на дорожные знаки и выбоины на асфальте.

На плохой дороге «блейзер» сильно трясло. Мужчина сзади ворочался и, не чувствуя сил дальше бороться с болью, негромко стонал. От этой тряски, животного страха и отвратительного сладкого аромата Грач испытывал приступы тошноты. Чтобы не вывернуло на изнанку прямо тут, в салоне машины, он придвинулся к окну. Втягивал в себя вечерний прохладный воздух, надолго задерживая дыхание. И становилось легче.

Чибис, сидевший впереди, углубился в дебри кулинарии:

– Между мужчиной поваром и поваром женщиной лежит пропасть, – веско заявил он. – Мужчина – праздничный повар. А женщина – стряпуха на каждый день. Мне, например, неинтересно варить борщ. Но зато я могу приготовить долму по старинному рецепту. Или вот. Сациви готовят все, кому не лень. Но кто умеет готовить сациви правильно?

– Прости, – Борода сложил дорожную карту и бросил ее под сидение. – Ментовской пост примерно в пяти километрах. Чего делать?

Вместо ответа Чибис согнул пальцы и дважды стукнул себя костяшками по лбу. Боб остановил машину на обочине и вышел. За ним последовал Борода. Они открыли заднюю дверцу, выволокли мужчину, застонавшего громче. Грач обернулся и увидел пустое шоссе, освещенное редкими фонарями. На обочине в пыли извивался связанный человек. Видимо, он что-то мычал, желая сказать спасительные слова, пообещать убийцам деньги и еще что-то ценное, важное… Но никто не хотел слушать.

Боб достал из-под ремня пистолет. И дважды выстрелил в голову жертвы. Затем труп ногами спихнули в канаву.

– А ты сам-то любишь готовить? – оглянувшись назад, спросил Чибис. – Или как?

– Люблю, – мертвеющими от страха губами прошептал Грач. – Очень даже люблю. Всегда дома готовлю сам. И в гостях тоже… Тоже случается.

– Это хорошо, – похвалил Чибис. – Мужчина должен хорошо готовить. В этом вопросе на женщин полагаться нельзя. У тебя подруга есть или как?

Машина рванула с места. Грач снова вдохнул побольше воздуха. Казалось, что прямо сейчас на этом месте он умрет. Но он не умер, а только голова закружилась.