Текст книги "Бьеркезундская легенда"

Морской охотник МО-105

Сколько надежд дарило возвращение в Ленинград. В группе таких же, как и он, стриженных наголо новобранцев-призывников, в вагоне с деревянными нарами. Скорее увидеть любимый город. Шел март сорок четвертого, первая весна после снятия блокады. Город встретил мрачным видом разбитых стен Московского вокзала и разрушенных домов в центре города. Повсюду следы артобстрелов и бомбардировок. Завалы разбирали изможденные голодом люди. Кое-где улицы и дворы расчищали солдаты. Люди возвращались из эвакуации.

Валька попал в группу гидроакустиков, в учебный отряд ВМФ на Васильевском. В группе было двадцать шесть человек. Восемнадцатилетние мальчишки из разных городов страны. Многие, как и он, из музыкальных училищ и консерваторий. Главное требование – хороший слух. Изучали новые гидроакустические станции, поступившие на вооружение военно-морского флота. Тренировались в определении всех видов акустических шумов. Валька легко классифицировал на слух шумы немецких кораблей и подлодок. Шумы транспортов и винтов немецких торпед. Вальке учеба нравилась. За стенами был родной город. Это согревало душу. Мама с Катей скоро приедут.

Каждый день после занятий и в выходные дни весь учебный курс выходил на разборку завалов разрушенных домов. В один из ясных дней апреля, когда весеннее солнце начало отогревать замерзший от долгой блокады город, команда учебного отряда работала на Васильевском острове. Разрушенных домов было много. Очень сильно пострадали Пятая, Седьмая и Девятая линии из-за яростных бомбардировок моста Лейтенанта Шмидта. Мост все-таки каким-то чудом уцелел. Вальке очень захотелось узнать, что с их домом. До эвакуации они жили в красивом доме на углу Суворовского проспекта и Таврической улицы в большой комнате коммуналки, которую перед войной дали папе от университета. Валька попросил старшину учебной роты, который бывал в городе, навести справки о судьбе их дома. Спустя неделю он принес весть, что их дом не пострадал. Валька отправил матери письмо с радостным известием. В письмо он вложил свое фото в матросской форме и бескозырке с надписью «Балтийский флот». Все будет как до войны. Будет консерватория, мама с сестрой будут встречать дома. Будет виолончель и гитара Бергера. Жаль только, папы не будет с нами.

Воспоминания об отце щемили сердце. Вспоминалось, как отец, сидя у его кровати, читал на ночь про муравья Ферду, про Нильса с дикими гусями и, конечно, «Тысячу и одну ночь». Как Валька любил эти мгновения. Он боролся со сном, чтобы не пропустить самое интересное. Но сон таки одолевал. Тогда папа целовал его лоб и поправлял одеяло. Неужели его больше нет? Валька в душе не мог с этим смириться. Уходя, папа сказал:

– Засыпай сынок, во сне люди лучше растут, будешь большим музыкантом.

В конце июня после окончания учебы в отряде ВМФ Валька был направлен в первый гвардейский дивизион морских охотников в Койвисто. Это был только что отвоеванный небольшой финский город на северном берегу залива. Линия фронта проходила всего в нескольких километрах к северу. Матрос Валентин Горячев стоял в строю гвардейского экипажа морского охотника МО-105. Было семь сорок пять солнечного июньского утра. Командир, гвардии старший лейтенант Георгий Швалюк, принял доклад помощника командира и дал команду поднять гвардейский военно-морской флаг на носовом флагштоке корабля. С первого мгновения своего пребывания на борту охотника Валентин понял, что он на войне. Нескончаемый гул разрывов, доносившийся с линии фронта, налеты немецкой авиации и грохот зенитных орудий напоминали об этом каждую секунду.

Сто пятый был пришвартован к причалу закрытой бухты Катерлахти среди других кораблей первого гвардейского дивизиона и группы тральщиков. В экипаж прибыли еще два молодых матроса: моторист Гурий Шалагин и рулевой-сигнальщик Вася Цветков. Командир объявил о пополнении и представил их экипажу. Затем коротко объявил о подготовке к выходу в море для выполнения боевой задачи по обеспечению десантной операции на острова Бьеркезунда. Командир попросил главного боцмана, обратившись к нему по имени и отчеству, ввести ребят в курс дела. В экипаже боцмана звали просто Прокопыч. Он был солидным дядькой с седой головой, густыми черными усами и татуировкой якоря с глобусом на правой руке. Прокопыч был главным старшиной и, очевидно, пользовался уважением экипажа. Это сразу почувствовалось из нескольких фраз командира.

Показав спальные места в матросском кубрике, довольно быстро и доходчиво рассказал о действиях по боевому расписанию и расположении основных боевых постов. После чего моторист Гурий был отправлен к старшему механику, а Валька с Цветковым остались в распоряжении Прокопыча. По боевому расписанию они подчинялись непосредственно ему.

Валькин боевой пост – это рубка гидроакустика, а точнее маленький закуток в носовой части на нижней палубе, где размещалась гидроакустическая станция «Тамир» с наушниками и сеткой акустического пеленга. Прокопыч помог Вальке разобраться в премудростях подачи электропитания станции и особенностях работы в различных режимах.

– А кто здесь был до меня? – поинтересовался Валька.

– Твой предшественник Миша Зернов теперь боцманом на сто третьем. Там боцман погиб. Место боцмана по тревоге за пулеметом на верхней палубе, так вот, сынок.

Сто третий был такой же точно морской охотник, стоявший на другой стороне причала. Его приятель по учебному отряду попал туда минером.

Оставив Вальку наедине со станцией, Прокопыч ушел с Цветковым готовить боезапас для пулеметов ДШК и двух палубных полуавтоматических пушек.

Все происходившее на «мошке», так с нежностью моряки называли свой корабль, походило на четко отлаженный механизм, где каждый понимал, что ему делать в данную минуту. Валька узнал, что сто пятый многократно бывал в боевых столкновениях с гитлеровскими боевыми кораблями, торпедными катерами и авиацией. Несколько раз получал тяжелые повреждения, но слаженные действия экипажа и заботливое отношение к кораблю позволили прожить сто пятому на Балтике такую долгую жизнь. Понял Валька и то, что на морских охотниках люди погибают и это случается не так уж редко.

В тринадцать ноль-ноль пробили склянки на обед. В матросском кубрике ребята получили от бочкового железные миски с борщом, в котором, к их удивлению, плавали большие и ароматные куски мяса. Валька с Цветковым и Гурием, давно позабыв, как оно выглядит, взглянув друг на друга, стали с аппетитом его есть. В тот миг им показалось, что самое вкусное, что может быть на свете, – это наваристый флотский борщ. Нескрываемые улыбки и шутки сидевших рядом моряков экипажа нисколько не смутили их.

– Хороший аппетит – необходимый атрибут для матроса. Но запомни флотское правило номер один: всегда начинай с мяса в супе! Если тревога застанет тебя во время обеда, не так обидно будет! – с улыбкой разъяснил Прокопыч.

Во время обеда Валькин взгляд зацепился за висящую на стене кубрика довольно старую семиструнную гитару.

– Чья гитара? – спросил он матроса напротив.

– Василия Петровича, – с нескрываемым уважением ответил парнишка. – Он с ней всю войну прошел, говорит, она ему душу греет.

– А кто такой Василий Петрович?

– Старшина первой статьи Лискин Василий Петрович – командир минно-артиллерийского расчета. Он у нас мастер на все руки.

Тут вмешался Прокопыч:

– Не засиживайтесь, ребята, еще не все поели. Как пообедаете, наверх с Цветковым, подмените верхних вахтенных на обед.

На морских охотниках у причала постоянно несли вахту два человека, наблюдая за воздушной обстановкой и осуществляя допуск на корабль.

Выскочив на верхнюю палубу и осмотрев небо, Валька стал внимательно рассматривать место базирования. Он уже приметил необычное здание лютеранского собора с двумя шпилями. Оно было украшением небольшого в основном деревянного и сильно разрушенного финского городка. Теперь он видел его близко и сразу обратил внимание на средневековый архитектурный стиль собора. От фундамента до шпиля здание имело гранитный фасад. В Ленинграде среди храмов и дворцов он не видел ничего похожего. В архитектуре собора преобладала аскетичная строгость, свойственная протестантству. Большие окна местами пострадали от обстрела. Но на стеклах просматривались остатки витража с библейским сюжетом неувядаемой красоты. Это были фрагменты потерянного навсегда шедевра знаменитого финского художника Сегерстролле. Что-то неведомое и непонятное в лютеранском соборе Койвисто зацепило его. Может, это его одиночество и монументальность, возвышающиеся к небу двумя шпилями. Валька долго смотрел на собор. Где-то грохотала канонада, напоминавшая о близости фронта. Что за люди жили на этой земле? Они приходили сюда просить у Бога мира и благополучия. А получили войну, разруху, смерть и страдания. Что-то было не так…

– Как ты думаешь, Цветков, люди, ходившие в этот собор, хотели воевать? – спросил Валька.

– Так они же белофинны, может, и хотели. С Гитлером на нас напали.

– А ты знаешь, Цветок, что здесь финская земля?

– Ну и что, была финская, теперь наша.

– А про финскую войну слышал?

– Что-то слышал, но все равно, ведь это они ее начали.

– Ты в самом деле так думаешь?

Валька сам задумался, Финляндия, такая маленькая, с населением, равным населению Ленинграда, напала на Советский Союз? Может, конечно, и так…

Но что-то ему подсказывало, что люди, ходившие в этот собор, вряд ли хотели на нас нападать.

Вечером после окончания приготовления к выходу в море командир разрешил отдых экипажу. Сам в компании старлея, такого же командира сто третьего охотника, отправился в штаб, видимо, согласовывать план боевых действий на завтра.

Теплый июньский дождь мелкими каплями сыпал по деревянному настилу палубы. Низкая облачность исключала налет авиации. Сдав верхнюю вахту, Валька спустился в кубрик. У открытого иллюминатора сидел Василий Петрович, командир минно-артиллерийского расчета. На вид ему было не больше тридцати, но во всем его облике чувствовались солидность и опыт. В его руках красовалась та самая гитара, он играл известную мелодию из трофейного фильма. Вокруг него сидело несколько моряков. Увидев Вальку, он прервал игру и спросил:

– Ты, говорят, на музыканта учился, каким инструментом владеешь?

– Виолончель, – смутившись немного, ответил Валька. – Немного гитарой, шестиструнной.

– А на семиструнке сможешь?

– Не знаю, не пробовал.

– На, попробуй. Он протянул Вальке гитару. Валька, не ожидавший такого предложения, взял гитару. Он сразу почувствовал, что это был совсем другой инструмент. Лишняя струна, но она в принципе не мешала. Он вспомнил гитару Бергера. Конечно, эта гитара сильно от нее отличалась. Как любой настоящий музыкант, взяв несколько аккордов, он почувствовал неповторимый цыганский тембр. Его охватило желание сыграть.

– Можно я ее перестрою?

– Конечно, валяй, главное – музыку красивую сыграй, – весело отреагировал Василий.

Настраивая гитару, Валька чувствовал, что пальцы задубели после долгого перерыва. Ногти плохо подстрижены, и струны несколько ближе друг к другу. Любовь к музыке и желание играть брали верх. Гитара звучала сочным цыганским звуком. Валька начал играть. Сначала он исполнил несколько несложных, но красивых пьес, потом, почувствовав тепло в пальцах, решил сыграть «Собор» Барриоса.

Когда Валька стал играть произведение великого парагвайского виртуоза, в кубрике воцарилась полная тишина. Никто не мог оставаться равнодушным к этой красивой музыке. Закончив играть «Собор», он увидел, что в кубрике собрался весь экипаж. С затаенным дыханием все слушали Вальку. Весть о Вальке-музыканте мгновенно облетела все корабли гвардейского дивизиона. Через полчаса в матросский кубрик сто пятого было просто не протиснуться. Моряки соседних тральщиков и сторожевых катеров с трудом сползали по трапу вниз, но места уже не было, моряки висели на ступеньках трапа, все шконки были заняты. Когда Валька под шквал аплодисментов заканчивал очередную пьесу, ему кричали:

– Здорово, давай еще!

Валька играл до глубокой ночи, последней он сыграл пьесу Бергера, стояла мертвая тишина, разразившаяся бурей оваций. В руках настоящего музыканта старая семиструнная гитара из матросского кубрика звучала ярко и трогательно. Многие из слушателей, никогда раньше не слышавшие классической гитары, побывали в неведомом мире. Наконец Прокопыч под недовольные возгласы вынужден был попросить народ расходиться и объявил отбой:

– Завтра выход в море.

К утру дождь закончился и легкий западный ветер погнал облака на восток, расчищая путь солнцу. В пять утра сон экипажа разорвал сигнал боевой тревоги. В прояснившемся утреннем небе был слышен гул приближающихся самолетов. Артиллерийские расчеты заняли места на верхней палубе у ощетинившихся в небо орудий и пулеметов. Механики запускали двигатели. Валька занял свой боевой пост в рубке и подал питание на станцию. Через несколько минут послышались разрывы бомб, грохот корабельных пушек и пулеметов. Разрывы слышались уже совсем близко. Вальке эти звуки были знакомы с осени сорок первого. Самыми невыносимыми были рев моторов и завывание сирен пикирующих немецких штурмовиков, они пробирали до костей. Внезапно прямо над головой Валька услышал треск разлетающейся деревянной обшивки корпуса. Одна из пулеметных очередей прошла в нескольких сантиметрах выше рубки гидроакустика, оставив серпантин из десятка отверстий, через которые тут же прорвались солнечные лучи. Спаренный крупнокалиберный пулемет Прокопыча и автоматические пушки работали без остановки. Наконец с верхней палубы донеслись радостные возгласы, кто-то кричал:

– Хорошо дымит, сволочь, сейчас море примет тебя.

Валька поднялся по трапу на верхнюю палубу. В сторону островов уходил черный дымящийся след подбитого юнкерса, который через мгновение упал в воду. Раздался взрыв. Прокопыч еще продолжал стрельбу по уходящим в сторону моря немецким самолетам. Увидев торчащую Валькину голову, он строго крикнул:

– Горячев, быстро вниз, на боевой пост, заделывать пробоины.

Не успев вернуться в рубку, Валька увидел бывалого старшего матроса Рештаненко, украинского здоровяка, старшину команды рулевых-сигнальщиков. Он тащил деревянный пластырь и какие-то железные инструменты.

– Помогай, музыкант, иначе в походе штаны промочишь. Нам в море выходить, а фриц дыр понаделал.

Валька подхватил инструмент. Под руководством опытного моряка быстро наложили и закрепили пластырь на пробоины. Прозвучал отбой тревоги.

Морской бой

После завтрака по корабельной трансляции командир объявил часовую готовность к выходу в море. На причал прибыла морская пехота со всем вооружением. В десантной операции задействованы два тральщика, морские охотники: сто третий и сто пятый, – бронекатер и два тендера дивизиона. Первыми в работу вступали тральщики, расчищавшие от мин фарватер для дальнейшей высадки десанта на остров. Высадка морской пехоты планировалась на самый северный из островов архипелага, остров Пийсари, занятый финнами. На трех островах архипелага находились гарнизон, около двух тысяч человек, и шесть батарей береговых орудий. На северном острове Пийсари было по меньшей мере пятьсот человек гарнизона и около двадцати орудий.

Морпехи построились на причале. Их командир, капитан Дубров, по– свойски обнявшись с командирами морских охотников, как со старыми друзьями, дал команду грузиться на корабли. Он подгонял своих бойцов, называя предстоящую высадку экскурсией, а морских пехотинцев земноводными. Валька, помогавший грузить на борт боезапас, услышал разговор командира с морпеховским капитаном:

– Движение начнем вместе с тральцами, прикроем воздух. Когда тральщики проход отработают, делаем бросок на северо-восточную оконечность. Там у финнов до войны рыбацкие деревни были, сохранилась пара старых причалов. Подход к берегу очень опасный, много подводных скал и камней, глубины сам знаешь какие.

– Не зима, вода теплая, если что, искупаемся. Главное – артиллерией нас поддержите, пока к берегу не прирастем.

По окончании погрузки объявили сигнал боевой тревоги, морские охотники дали ход. За ними следом шли два тральщика, бронекатер, два десантных тендера. Впереди курсом на северо-восточную оконечность острова Пийсари шел сто пятый. Началась Бьеркезундская десантная операция.

Боевой пост Валентина, рубка гидроакустика, – на нижней палубе охотника. Все события, развернувшиеся наверху, проходили как будто в другом мире. До него доносились только сигналы корабельной трансляции и гул главных двигателей. Но в этот день Валентину пришлось услышать симфонию настоящей войны.

Корабли вышли в пролив. Бьеркезунд, нашпигованный рогатыми минами был первым рубежом немецкого заграждения «Зеегиль». Тральщики прошли вперед и начали траление. После постановки тралов эти небольшие корабли ложились на курс, который не могли менять до окончания очистки фарватера. За ними шли корабли с десантом и морские охотники. С началом траления тральщики становились удобной мишенью для береговых орудий и легкой добычей для самолетов. С берега начала работать финская батарея. Охотники с бронекатером и тральщиками открыли ответный огонь, но сорок пятый калибр катеров был слишком мал для серьезного противодействия мощным береговым орудиям. Катерам пришлось маневрировать курсом и скоростью. Тральщики не могли себе этого позволить, они лежали на курсе траления. Началось освобождение прохода от мин, которые всплывали и расстреливались из пулеметов. Следуя в кильватере по этому проходу на бронекатере и тендерах, десант морских пехотинцев капитана Дуброва готовился к высадке на остров. Через некоторое время финны пристрелялись, и снаряды финской батареи стали ложиться близко от борта тральщиков.

Когда тральщики сделали первый проход в плотно заминированном проливе, один из стомиллиметровых финских снарядов угодил в носовую надстройку тральщика «Василий Громов». Взрывом разворотило надстройку и оторвало часть борта на баке. Корабль не потерял ход, но, резко снизив скорость, стал крениться на правый борт. Оставаясь на прежнем курсе, он с упорством тянул свой трал, который срезал одну за другой немецкие мины. Полсотни моряков экипажа тральщика отчаянно боролись за живучесть своего небольшого корабля, который с пробоиной в борту, снизив ход, продолжал движение. Сто третий дал полный ход навстречу «Громову», чтобы оказать ему помощь. В этот момент из-за острова появилась группа немецких самолетов: три юнкерса и три мессершмитта прикрытия. Заметив отряд кораблей, они взяли курс для бомбометания, выбрав первой целью дымящий и кренящийся на малом ходу тральщик. Юнкерсы с черными крестами на угловатых крыльях и фюзеляже под гул береговой артиллерии начали заходить на пикирование. Набрав высоту, они, как коршуны, с диким ревом сирен пикировали на раненый корабль. Начался настоящий ад.

С первого захода одна из бомб угодила в кормовую часть «Громова», раздался взрыв. Несколько тел с верхней палубы выбросило в воду. Тральщик потерял ход. На палубе заполыхал пожар, черный дым повалил из рваной дыры в корпусе. Два матроса тушили разрастающийся на палубе пожар. С каким-то невиданным упорством они поливали расходящееся по обреченному кораблю пламя. Корабль получил большой крен. На палубе было трудно держаться на ногах. С большим креном на правый борт пылающий тральщик стал погружаться в кипящую от разрывов бомб и снарядов воду. Посыпались спасательные средства. Люди стали прыгать с уходящего под воду корабля. Кто-то хватался за спасательный круг, кто-то плыл сам. Сквозь несмолкающий гул прорывались крики о помощи. Подошедший сто третий, не прекращая огонь палубной артиллерии, приступил к спасению людей.

– Ну, сука, держись, – крикнул Прокопыч. Он разворачивал стволы в сторону юнкерсов, заходивших на повторное бомбометание.

Второй уцелевший тральщик «Василий Полухин» заканчивал траление прохода. Пока трал не поднят, он продолжал оставаться легкой мишенью. Сто пятый в паре с бронекатером дали полный ход. Прикрывая тральщик, они взяли курс наперерез атакующим самолетам. Прокопыч вел огонь из спаренных пулеметов, его поддержал бронекатер. Казалось, что воздух закипает от лавины огня пушек, крупнокалиберных пулеметов и звона раскаленных гильз, грудами сыпавшихся на палубу. Наконец, подбили головной штурмовик, обшивка фюзеляжа стала разлетаться, его мотор задымил. Мессершмитт на бреющем полете прошел над сто пятым, дав длинную очередь из пулеметов. Один из матросов орудийного расчета Лискина со стоном упал на палубу. Лискин успел удержать обмякшее, чуть не скатившееся за борт тело матроса. В этот момент кто-то крикнул:

– Наши в воздухе!

От линии берега со стороны Ленинграда шла пятерка истребителей с красными звездами на крыльях. Повторная атака юнкерсов была сорвана, Прокопыч яростно расстреливал  дымившийся головной штурмовик, пока тот не упал в воду. Завязался воздушный бой с уходящими в сторону моря немецкими самолетами. Был подбит второй юнкерс. В это же время краснозвездный истребитель задымил, получив очередь в мотор от мессершмитта. Развернувшийся в воздухе бой разрядил обстановку и позволил закончить траление, стоившее гибели корабля и многих людей. Тральщик «Полухин» открыл проход катерам с морскими пехотинцами к берегу острова Пийсари для высадки.

Маневрируя среди торчащих из воды камней и разрывов финских снарядов, корабли с десантом вошли в мертвую зону береговой артиллерии острова, где орудия не могли нанести ущерб. Подойдя к острову в районе малых глубин, катера и морские охотники открыли огонь по позициям финнов, оборонявших побережье, обеспечивая проход десанта в район старого финского причала. Началась высадка десантной группы капитана Дуброва. Валька в течение всего боя находился на своем боевом посту, в рубке гидроакустика. До него доносились взрывы снарядов у самого борта и раскаты палубных пушек и пулеметов. Когда над палубой с ревом проносился немецкий самолет, рассекая воздух пулеметными очередями, он закрывал голову руками. Через полчаса звук боя наверху стал казаться ему привычным. Он был к нему непричастен. Когда гул стал затихать, прозвучал отбой тревоги. Валька высунул голову на верхнюю палубу и увидел, как на борт сто пятого, стоящего у самого берега острова, принимали тела погибших при высадке морпехов. Одного из них он узнал. Это был молодой парень, с которым Валька грузил ящик с пулеметными лентами на борт. Он все время шутил и, подбадривая его, сказал:

– Ну что, юнга, прокатимся на остров?!

Это было утром. Всего несколько часов назад.

– Вот и прокатились, – с тоской прошептал Валентин.

Окровавленное тело морского пехотинца лежало на деревянном настиле палубы охотника.