Текст книги "Печать на сердце твоем"

Ночью не спалось. Згур лежал на спине, закинув руки за голову, и старался думать о том, что предстоит ему в Коростене. Сначала он пойдет к дяде Барсаку, затем вернется в Учельню… Нет, он попросит у дяди Барсака несколько дней, чтобы съездить в Бусел. Жаль, маме нельзя будет рассказать правду. Для нее он был в Савмате. Значит, опять лгать! От одной мысли об этом становилось тошно…

Сон пришел нескоро – тяжелый, вязкий, словно ранняя осенняя ночь. Вокруг была тьма, сквозь которую неясно проступали контуры высоких бревенчатых изб. Рядом с ним стояли кметы в знакомых сполотских кольчугах, и он что-то говорил – громко, горячо. Его слова подхватывали, повторяли, и в дружном хоре десятков голосов слышалась ненависть. Згур знал – это лишь сон, но тревога не уходила. Сейчас он совершит что-то страшное, непоправимое, о чем станет жалеть всю оставшуюся жизнь. Надо остановиться, замолчать! Но поздно. Его рука взлетает вверх, к темному, покрытому тяжелыми тучами небу, и он слышит знакомое:

– Всех! Всех, кто выше тележной чеки!

В первый миг Згур не понял, чьи это слова, но кметы откликнулись дружным ревом, и стало ясно – это сказал он, и ничего уже не изменить – страшное, чего он боялся, случилось. Темноту рассек свет факелов, огонь плеснул на деревянные крыши, и послышался вопль – отчаянный вопль сотен обреченных…

Згур открыл глаза и долго лежал в темноте, боясь встать, боясь даже поднять руку, чтобы вытереть со лба холодный пот. Только что он сделал что-то ужасное, чему нет и не может быть прощения. И то, что это случилось во сне, почему-то ничуть не успокаивало…

Шаги он услыхал издалека – сработала давняя привычка. Кто-то шел по коридору – быстро, решительно. Згур вскочил, выглянул в окно – ночная улица была пуста. Значит, ничего страшного. Даже если начнут ломать дверь, он успеет уйти…

Шаги приблизились к двери, затем наступила тишина. Згур ждал, и вот послышался стук – такой же решительный, громкий. Рука потянулась к рукояти меча, но он вовремя вспомнил о Черемоше. Вдруг парню приспичило выпить среди ночи? Такое порою бывает…

– Згур! Это я, открой!

Этого он не ожидал. Хотя нет, чувствовал. Весь вечер чувствовал, потому и ушел пораньше…

– Никак проснуться не мог? – Улада оглянулась, брезгливо передернула плечами. – Ну и дыра! Впрочем, у меня не лучше. Что стоишь, сядь! И зажги огонь, я не собираюсь разговаривать в темноте!

Лучина затрещала, запахло гарью, и длинный нос девушки вновь брезгливо дернулся. Затем что-то тяжелое упало на ложе.

– Пересчитай! Ровно пятьдесят, как договаривались.

Мешок – серый, круглый, с затейливой тамгой, нанесенной красной охрой. Згур приподнял, хмыкнул:

– Серебро?

– Пересчитай! Чтобы потом не говорил, что тебя обманули! Я не обсчитываю слуг!

Згур лишь усмехнулся. Неужели длинноносая хочет его оскорбить? Зачем? Стоило ли приходить за этим среди ночи?

– Я не возьму твое серебро, сиятельная. И ты это знаешь!

– Знаю? – она подалась вперед, глаза блеснули. – А почему я должна знать? Ты что, рассказал мне правду? Ты же лгал, наемник! Лгал с первого с дня! Лгал мне, лгал Черемошу! Может, и себе самому…

– Да.

Внезапно ему стало легко, словно с плеч свалился тяжкий неподъемный груз.

– Я лгал тебе, Улада. И оправдаться мне нечем. Прости…

– Простить?! – девушка вскочила, взмахнула рукой. – Ты! Предатель! Таких, как ты…

Внезапно она всхлипнула, рука бессильно повисла…

– Но почему? Что тебе надо от меня? Что?!

– Чтобы не было твоей свадьбы.

Слово было сказано, Згур закрыл глаза и заговорил медленно, спокойно, словно разговаривая сам с собой.

– Твой отец, Великий Палатин, союзник Края. Но недавно мы узнали, что он хочет выдать тебя за Кея Велегоста, чтобы потом помочь ему захватить Железный Венец и самому править Орией. Край в этом не заинтересован. Варта Края поручила мне сорвать свадьбу. Сорвать любой ценой. Мне лишь запрещено убивать твоего отца и Кея. Вот и все.

…Именно так объяснил ему дядя Барсак, глава Варты. Згур хотел спросить, есть на это приказ Правительницы, но не решился. Тысячник Барсак уже двадцать лет руководил тайной службой, и не сотнику из Бусела спорить с тем, кто отвечает за безопасность Края…

– Так просто! А я-то думала…

Улада смотрела в темное окно, голос звучал глухо, еле слышно.

– Тогда почему ты не убил меня? Зачем было рисковать?

– В Валине меня легко было найти, а потом…

Он не договорил. Как объяснить то, что и самому понять трудно?

– А потом ты не хотел, чтобы тебя мучила совесть, так? Твоя чистая совесть, сотник Згур, альбир Кеевой Гривны! Тебе хотелось крепко спать по ночам, правда? Ты ведь боишься привидений?

Згур медленно встал, отвернулся, лицо уткнулось в холодную стену.

– Полгода назад, на войне, мне пришлось убить много людей. Безоружных… Детей, женщин… Но тогда была война! Мне… Мне не приказывали убивать тебя! Сейчас нет войны, и пусть твой отец – предатель…

– Повернись!

Пощечина обожгла щеку, Улада била наотмашь – раз, другой, третий…

– Сволочь!

Во рту стало солоно – губа была разбита. Згур усмехнулся.

– Не смей смеяться! Думаешь, совершил подвиг?

– Нет… Просто выполнил приказ. Обычный приказ…

Внезапно ее лицо дрогнуло, и Згур понял, что Улада плачет. Она плакала беззвучно, долго, наконец с силой провела ладонью по глазам.

– Что смотришь? Доволен?

– Нет, – с трудом выговорил он. – Нет…

– А я довольна, наемник! Я получила ответ! Помнишь, ты обещал, что я пойму?

Обещал? О чем она? Но память уже подсказала: Дол, клубящийся туман, серебристый огонь впереди. «Зачем ты пришел за мной?..» Да, тогда он ответил…

– Ты… Ты помнишь?

Улада долго молчала, затем грустно усмехнулась:

– К сожалению, помню. Я все помню, Згур! Сколько раз ты меня спасал? Знаешь, такое бывает только в сказке. Прекрасный Кей спасает любимую из огня, вырывает ее из пасти Змея… Но ты не прекрасный Кей из сказки, наемник. Ты просто лазутчик, который служит своим господам. Что тебе обещали за это? Наверное, таким, как ты, не нужно серебро. Ты хочешь большего, Згур! Ты хочешь стать героем! Но лазутчики не бывают героями, даже если они летают на Змеях и не боятся спуститься в преисподнюю!

Згур прикрыл глаза. Она права. Он хотел стать героем. Таким, как отец. Он, Згур, сын Месника, Мстителя за Край…

– Наверно, ты права, Улада. Чего ты хочешь?

– Хочу? – ее голос дрогнул. – Чего я хочу? Я хочу расплатиться с тобой, сотник Згур! Расплатиться – и забыть о тебе навсегда! Ты спас мне жизнь – и не один раз. Наемник получает серебро, тот, кто любит – любовь. А что надо тебе? Что? Отвечай?

– Ничего…

– Потуши лучину.

Он промедлил, и Улада ударом ладони загасила трепещущий огонек. Згур, еще не понимая, отступил на шаг, но внезапно почувствовал, как ее руки ложатся ему на плечи.

– Молчи! Скажешь хоть слово – убью и тебя, и себя. Молчи…

Она долго не могла снять с себя рубаху и, скрипнув зубами, рванула ворот. Ее тело было холодным как лед, как туман, клубившийся над черной Рекой, и столь же ледяными казались большие неумелые губы. Ей было больно, и страшно, и Згур чувствовал ее боль, и ее страх, но Улада молчала, и лишь однажды застонала – коротко, зло. Наконец, когда все кончилось, она оттолкнула его, встала и неверными движениями начала искать упавшую на пол одежду. Згур лежал, боясь пошевелиться. Этого не должно было случиться! Этого не могло быть!

– Улада…

Она не ответила. С трудом накинув порванную рубашку, подошла к окну, вздохнула:

– Никогда не думала, что это у меня случится именно так. Грязная ночлежка – и человек, который меня ненавидит…

– Улада! – выдохнул он. – Зачем?

– Мы в расчете, наемник! Ничего более ценного у меня не было. Теперь я не буду тебе должна – ничего! Слышишь, Згур! Я тебе ничего не должна!

Он подошел, обнял ее за плечи, но Улада рванулась, толкнула кулаком в грудь.

– Не надо! Просто знай, что я с тобой рассчиталась! Сполна! Или ты еще чего-то хочешь?

Згур вновь обнял ее, Улада попыталась вырваться, но он сжал ее плечи и усадил на ложе. Она затихла, ткнулась лицом ему в плечо.

– Наемник! Ты ведь не женишься на мне? Тебе запретят, правда? Не отвечай, знаю…

– А как же Черемош? – с трудом выговорил он и тут же понял, что сморозил очередную глупость. Улада знакомо фыркнула, отстранилась:

– Тебе что, его жалко? Может, тебе и меня жалко, Згур? И тех, кого ты убивал раньше? Этот мальчик возьмет меня любую, только мне этого не надо… Ладно, пойду. Надеюсь, у тебя хватит совести не хвастаться на каждом углу, что ты спал с дочерью Палатина Валинского? Впрочем, говори кому угодно, мне все равно…

Згур понимал – обижаться нельзя. Нельзя позволить Уладе уйти – сейчас, когда ей так плохо. Но слова не шли. Что сказать? Что сделать?

Уже у дверей Улада остановилась, подняла правую руку:

– Браслет… Ты его специально мне подсунул?

– Браслет? – поразился он. – Ты думаешь…

– Дурак…

Хлопнула дверь, и Згур остался один. Шаги затихли, наступила мертвая, холодная тишина, лишь вдали, у пристани, слышались чьи-то пьяные крики. Згур медленно встал, подошел к окну, вдохнул холодный ночной воздух. Этого не должно было случиться! Но это случилось! И поделать ничего уже нельзя.

Он встал до рассвета, быстро собрал вещи и ушел, надеясь до солнца покинуть Тирис. Он больше не нужен. Черемош знает, к кому из моряков подойти, серебро уплачено, а значит, после полудня Улада с Черемошем отплывут в Рум-город. Можно было остаться и откуда-нибудь из-за угла проследить, как они будут садиться в лодью, но в этом не было смысла. Возвращаться им некуда. Палатин не простит чернявого, а гордость Улады не позволит ей упасть в ноги отцу. Значит, дело сделано, можно возвращаться в Коростень, доложить обо всем дяде Барсаку и забыть – навсегда.

Улицы были пусты, и Згур прикинул, что ворота откроются только через час, не раньше. Впрочем, в его кошеле хватало серебряных ключей. В крайнем случае можно подождать у самых ворот, все лучше, чем вновь увидеть Уладу или взглянуть в глаза парню, с которым он когда-то так ловко свел знакомство. Дядя Барсак предупреждал, что ремесло лазутчика – самое тяжелое, что есть на войне, но только сейчас Згур начал понимать, что это значит. Нет, хватит! Больше он не согласится на такое. Даже если ему прикажет сама Велга…

Громкий топот где-то впереди, за ближайшим поворотом, заставил остановиться, вжаться в стену. Кто-то бежит – и не один. Згур быстро оглянулся и нырнул в узкий переулок. Бояться нечего, наверно, стража ловит ночного вора, но лишний раз объясняться со здешними кметами ни к чему.

Он не ошибся. Из-за поворота выбежали стражники. Не один, не два – пятеро. На головах не было шлемов, лишь двое держали в руках копья, и вид у доблестных вояк был настолько ополоумевший, что стало ясно: это не охотники, это – дичь. Один из беглецов остановился, оглянулся, что-то крикнул. И тут же издали послышался мерный цокот копыт. Стражники быстро перебросились несколькими словами по-румски, а затем побежали дальше. Снова крик – и Згур понял. Он знал это слово. Очень простое румское слово «айра». Тревога!

Копыта гремели уже совсем рядом. Згур осторожно выглянул и тут же отшатнулся. Всадники! Много – не один десяток. В неярком утреннем свете блеснула сталь. Шлемы, кольчуги, щиты. Кто же это?

Конники шли рысью – быстро, никуда не сворачивая и не оглядываясь. Передовой поравнялся со Згуром. Пришлось отойти подальше, в глубь переулка, но главное он заметить успел. Это не румы. Не румы и не огры. На лихих станичников всадники тоже никак не походили. Кто же? Впрочем, не так важно. Главное – на город напали. Напали, лихим наскоком прорвались через ворота. Значит, Тирис взят?

Згур помянул Извира и сбросил с плеч тяжелый мешок. Кольчуга, быстро! Шлем, пояс… Он слишком рано успокоился. Где-то вдали вновь закричали, крик подхватили десятки голосов. Кажется, это у пристани. Значит, добрались и туда…

Копыта ударили вновь, совсем близко. Згур поправил шлем, усмехнулся и вытащил меч. Надо взглянуть. Осторожно, одним глазком…

На этот раз всадников было еще больше – сотня, а то и полторы. Да, это не румы. Згур покачал головой – как же не узнал сразу! Кольчуги и шлемы на кметах были очень знакомы. Точно такую кольчугу он только что надел сам. Свои! Да это же свои!

От души отлегло. Город взят, но не разбойниками. Выходит, Светлый вспомнил о давних правах на Нистрию! Как это говорил сын Кошика? Предполье?

Прятаться не имело смысла. Згур вышел на улицу и не спеша повернул назад, к главной площади. Надо узнать, что происходит. Если Кей Войчемир действительно решил взять город под свою крепкую руку, то Уладе и Черемошу ничего не грозит. Разве что отплывут они не сегодня, а через пару дней. Торговцев обычно не трогают, да и не в обычае грабить и жечь город, который собираются присоединить.

На площади, возле дома архона, было людно. Десяток местных стражников, уже без оружия, стояли с поднятыми вверх руками. Рядом неторопливо прохаживались кметы в знакомых доспехах. На Згура взглянули мельком, но даже не окликнули, приняв за своего. Итак, можно осмотреться. Згур стал возле одного из домов, расставив ноги и положив ладонь на рукоять меча. Ну, поглядим…

Сомнений не оставалось. Кметы были в сполотских доспехах, за спиной висели гочтаки, да и говорили они на знакомом наречии. Правда, слов было не разобрать, но ошибиться трудно. Удивили значки на кольчугах – маленькие, яркие. Сполоты таких не носят, у кметов Светлого на кольчугах знак Золотого Сокола, но крепится он на рукаве. Неужели свои, из Учельни? Нет, оскаленную волчью пасть Згур бы узнал за двести шагов.

Двое кметов неторопливо прошли вдоль площади. Один из них повернулся, луч утреннего солнца скользнул по яркой цветной эмали. На значке красовался странный паук, красно-синий, на желтом фоне. Коловрат?.. Коловрат! Кметы Ивора!

Згур еле удержался, чтобы не броситься бежать, без оглядки, прочь. Зря! Все зря! Напрасно они прятались, напрасно путали след. Великий Палатин не стал мелочиться и пускать вдогон десяток кметов. Первый раз он чуть не накрыл беглецов в Нерлы. Не вышло, и тогда он поступил еще проще – взял Тирис. Ивор, конечно, догадался, куда спешит его дочь. Наверно, он узнал не только это. Лазутчики, конечно, доложили о волотиче по имени Згур…

Дверь дома раскрылась, и на порог вывели архона – толстого старика, которому накануне Згур платил мзду за право временного проживания в Тирисе. Тогда городской войт пыжился, хмурил густые брови, цедя сквозь зубы что-то об «этих вентах», от которых «житья не стало». Теперь он выглядел иначе, без привычной спеси – и даже без штанов. Рубашку надеть все же разрешили. Один из кметов – пожилой, бородатый, что-то сурово выговаривал архону, а тот послушно кивал, то и дело кланяясь.

Страх исчез, сменившись ясной спокойной решительностью. Да, он рано успокоился. Ивор – не Огненный Змей, его не заговорить с помощью чаклунского обруча. Сейчас «коловраты» начнут поиск, наверно, архон уже рассказал об трех «вентах», собиравшихся отплыть в Рум-город. Но улебы не знают Тириса, значит, время еще есть. Згур покосился на кметов, деловито снующих по площади, но никто не обращал внимания на парня в сполотском доспехе. А еще говорят, что шапки-невидимки не бывает! Згур усмехнулся и спокойно направился к ближайшему переулку.

Черемош спал. Вчерашнее возлияние сделало свое дело, и чернявый долго не мог понять, почему его будят в такую рань. В конце концов сообразив, он схватился за меч, затем за штаны. Велев собирать вещи и никуда пока не выходить, Згур выглянул в окошко и, не заметив ничего подозрительного, направился к Уладе.

Она не спала. На Згура взглянули удивленные, немного растерянные глаза. На миг показалось, что ему рады, от него ждут каких-то слов…

– Кметы Ивора в Тирисе, – проговорил он как можно спокойнее. – Надо бежать. Собирайся!

Ее взгляд мгновенно изменился. Губы сжались, чуть дернулась щека. Улада кивнула и вскочила с ложа. Она была одета. Згур мельком заметил на рубахе свежий шов. Значит, успела зашить.

В дверь ввалился Черемош, волоча мешок с вещами. Улада накинула плащ, стянула пояс.

– Надень шапку, – подсказал Згур.

В шапке да еще в мужском плаще дочь Палатина узнать мудрено. Разве что нос… Впрочем, сойдет и так!

– Пошли!

У дверей было тихо, улица казалось пустой и сонной, но вот вдали послышался знакомый цокот копыт. Згур кивнул в сторону пристани. Надежды мало, но если успеть на одну из лодей, сунуть хозяину пару гривен…

Впереди уже показались черные силуэты мачт, мелькнула серая гладь реки, но топот копыт уже был совсем рядом. Згур оглянулся – всадники были уже на улице.

– Стой! Стой!

Згур смерил взглядом расстояние. Не уйти! Разве что если успеть добежать до ближайшей лодьи…

– Черемош! Беги!

Чернявый сразу не понял, но Згур толкнул его в спину, и парень, схватив Уладу за руку, бросился вперед. Улада споткнулась, на миг повернула голову…

– Бегите!

Меч был уже в руке. Згур обернулся, расставил ноги и застыл посреди узкой улицы. Нет, бесполезно. С ним не станут драться, просто опрокинут наземь и растопчут коваными копытами…

– Сотник Згур?

Передовой – тот самый, что допрашивал архона, остановил коня. Згур усмехнулся – знают!

– Отдай меч, сотник! Ты – наш пленник!

Згур постарался улыбнуться как можно веселее:

– Возьмите!

Старшой оглянулся, двое всадников спешились, сняли с плеч гочтаки.

Згур ждал. Мгновенья шли, и каждое из них – лишний шанс для Улады и чернявого. Или эти улебы думают, что сотник Вейска отдаст им оружие?

Бородатый кмет кивнул. Згур еще успел услышать легкий щелчок – и тут свет померк. Уже падая, он понял – били по шлему. Значит, хотят взять живым. И эта мысль еще успела огорчить его, прежде чем наступила тишина.

Он очнулся от боли. Ныли связанные за спиной руки, левый висок онемел, острые иглы кололи затылок. Згур сдержал стон и открыл глаза. Над ним было небо – ясное вечернее небо, уже начинающее темнеть.

Он приподнялся и увидел лес – высокие деревья окружали большую поляну. Рядом горели костры, чуть дальше стоял большой желтый шатер. Згур вздохнул – жив! Наверно, ненадолго. Лучше бы «коловрат» стрелял не по шлему, а прямо в сердце…

– Этого!

Его грубо схватили, поставили на ноги, запястся пронзила боль. Небритые лица щерились довольными ухмылками:

– Ну чего, волотич, паскуда? Добегался?

Невольно вспомнились другие ребята – с таким же значком на кольчуге. Тогда, в Ночь Солнцеворота, они сражались плечом к плечу. С некоторыми он даже сдружился.

– Ну, поглядим, поможет ли тебе твоя Мать Болот, сволочь!

Згур сцепил зубы. Дядя Барсак прав, война не кончилась!

Можно было напомнить о своем звании, о том, что альбир Кеевой Гривны может потребовать суда у Светлого, но Згур решил молчать. Они и так знают слишком много.

– К Палатину! Там заговорит!

Значит, сам Ивор здесь! Не поленился! Внезапно Згур почувствовал острое любопытство. Он хотел увидеть этого человека. Увидеть, посмотреть в глаза – и спросить. Всего один вопрос…

У шатра стоял десяток «коловратов». При виде Згура послышались смешки, кметы стали перемигиваться, кто-то бросил: «Волотич!», и послышался смех. Да, война не кончилась. Он по-прежнему – только «волотич».

– Згур!

Он узнал голос Черемоша. Сердце упало. Зря, все зря!

Чернявый сидел на траве, а рядом стояла Улада, глядя куда-то в сторону опушки. На щеке у парня краснел свежий шрам, плащ длинноносой был порван. Наверно, довелось подраться. Згур невольно усмехнулся – молодцы! Он подмигнул Черемошу, тот улыбнулся в ответ. Улада даже не оглянулась, лишь ее плечо знакомо дернулось.

Полог шатра распахнулся. Прозвучало негромкое: «Внимание и повиновение!» Кметы застыли, шум стих. Згур затаил дыхание. Сейчас… Сейчас он, наконец, увидит…

Из шатра шагнули двое «коловратов», оглянулись и молча замерли у прохода. Вслед за ними появился высокий человек в алом плаще. На плече сверкала золотая фибула, золотом горел богатый пояс, с которого свешивался короткий румский меч. Ни шлема, ни шапки – длинные светлые волосы, слегка тронутые сединой, охватывал тонкий серебряный обруч. На Згура в упор взглянули большие светлые глаза.

– Оставьте нас! Сотника развязать!

Голос Ивора звучал громко, решительно, но взгляд показался странным, словно всемогущий Палатин в чем-то неуверен, даже боится. И почему он смотрит не на дочь, не на Черемоша…

Один из кметов, очевидно, старший, подскочил, что-то зашептал, но Ивор лишь досадливо скривился. «Коловрат», не скрывая удивления, подошел к Згуру, достал кинжал, полоснул по веревкам. Сразу же стало легче. Хотелось растереть затекшие запястья, но он решил не показывать слабости. Руки на бедра, ноги – на ширину плеч. Он готов. Двейчи не вмирати!

Кметы отошли, образуя широкий круг. Палатин оглянулся, по лицу скользнула невеселая усмешка:

– Ну, здравствуй, дочка!

Улада даже не оглянулась.

– Чолом, Палатин!

Ивор, похоже, хотел что-то сказать, но сдержался. Лицо потемнело, светлые глаза блеснули:

– Черемош!

– Дядя Ивор! – парень вскочил, растерянно взглянул на Уладу, затем на Згура. – Дядя Ивор, это я! Я во всем виноват! Только я!

Згур улыбнулся. Молодец, чернявый!

Щека Палатина дернулась, дрогнули губы:

– Как… Как ты мог? Почему не поговорил со мной?

– А что, помогло бы? – бросила Улада, по-прежнему глядя в сторону.

Глаза Ивора сверкнули, рука сжалась в кулак, но голос звучал по-прежнему тихо:

– Помогло. Может, я бы смог объяснить, что нельзя бросать жену и похищать чужую невесту…

– Дядя Ивор! – Черемош рванулся вперед, протянул руки. – Не говори! Не говори ей!

– Так ты ей даже не сказал? Он ведь женат, Улада! Женился как раз за месяц до того, как вы бежали…

Девушка не ответила, даже не двинулась с места. Лишь плечи еле заметно дрогнули.

– Я… Улада, я все объясню! – в голосе чернявого звучало отчаяние. – Меня заставили! Отец и дядя Ивор! Иначе я бы не смог уехать из Дубеня! Они хотели, чтобы я не смог на тебе жениться!

Улада медленно обернулась, и ее взгляд отбросил Черемоша назад. Парень застонал, взмахнул рукой:

– Я бы все равно! Все равно на тебе женился! Они заставили меня! Заставили!

– Ты бы взял меня в наложницы? – Улада вздохнула. – Спасибо, Черемош… Странно, почему не смогли заставить меня? Палатин, если ты хотел меня унизить, ты этого добился. Или это еще не все?

Ивор ответил не сразу. Взгляд светлых глаз метнулся к Згуру:

– Этот… Что он делал с вами?

Лицо Улады сморщилось:

– Наемник! Я пообещала ему сто гривен, если мы доберемся до Рум-города…

В сердце ударила боль. Згур понимал – длинноносая пытается его спасти, но лучше бы молчала! Впрочем, что говорить? Так все и было…

– Вас будут судить. Тебя, Черемош, будет судить твой отец. Ты знаешь, что бывает за похищение свободной девушки…

Чернявый не ответил. Лицо побелело, тонкие губы сжались, но Черемош молчал.

– А тебя, дочка, ждет суд Палатинства. Впрочем, ты можешь обратиться к Светлому. Это твое право…

Палатин вздохнул, повернулся к Згуру. Светлые глаза взглянули в упор.

– А с тобой… С тобой я разберусь сам! Сейчас!

– Нет! Не надо! – Улада бросилась к отцу, схватила за руку, зашипела, словно кошка.

– Нет! Нет! Не его! Ты не посмеешь! Не посмеешь! Не посмеешь!

Згур закрыл глаза. Мать Болот, что же это? Что же происходит?

Лицо Ивора не дрогнуло. Широкая ладонь отстранила девушку:

– Он ведь просто наемник, правда, дочка?

– Оставь его, ты! Ты не можешь! Не посмеешь!

Палатин махнул рукой. Двое «коловратов» подбежали к Згуру, схватили за плечи. Еще трое стали между ним и Уладой.

– Этих – сторожить. Головой отвечаете! Пойдем, волотич!

Он попытался дернуться, но кметы держали крепко. Згур вздохнул. Вот и все… Впрочем, нет! Самое главное – впереди…

Его отвели недалеко – за ближайшие деревья. Там оказалась еще одна поляна – совсем маленькая. В центре темнело старое кострище, рядом лежал покрытый мхом ствол давно рухнувшего ясеня. Згур мельком отметил, что рядом с мертвым деревом краснеют шляпки молоденьких сыроежек и невольно усмехнулся. Сейчас бы костерок…

Охрана стала по краям. Згура подвели к кострищу и отпустили. Хотелось оглянуться, но он понимал – бежать не дадут. Наверно, кто-то уже целит ему в спину из гочтака. Ладно, пусть…

– Ну, что скажешь, Згур?

Палатин стоял совсем рядом – протяни руку. Светлые глаза смотрели куда-то вбок, словно Ивор боялся взглянуть своему пленнику в лицо.

– Ничего, сиятельный! Разве что спрошу…

Губы Ивора дернулись, светлые глаза взглянули в упор:

– Спрашивай…

Внезапно стало легко. Он долго ждал этого мгновенья. Очень долго! Ждал – и дождался!

– Что случилось с Навко Месником, Палатин? С моим отцом! Ты ведь знал его?

Згур ждал чего угодно – гнева, презрительной усмешки, удивления. Но случилось невозможное – Ивор отшатнулся, словно его ударили.

– Почему… почему ты так говоришь?

Почему?! Згур еле удержался, чтобы не броситься на этого человека, не вцепиться в горло. Предатель еще спрашивает!

– Во время Великой войны мой отец был лазутчиком Велги. Ты помогал ему – в Савмате и Валине. Только ты знал, кто он и где скрывается. Потом он погиб. Или ты скажешь, что этого не было?

…О Мстителе за Край он слыхал с самого детства, но только в семь лет узнал, что легендарный Навко, Навко Волотич – его отец. Отец, не вернувшийся с Великой войны, тот, по которому до сих пор плачет мама. И лишь совсем недавно тысячник Барсак, глава Варты, рассказал ему правду…

– И ты думаешь… Ты думаешь, что я… Я виноват в его смерти? Разве Алана… Разве мать не рассказала тебе?

Гнев исчез, сменившись растерянностью. Мама? Что она должна была ему сказать?

– Нет… Но я знаю, что мой отец был еще жив после войны. Он вернулся домой, потом снова уехал…

– Сядь…

Згур послушно присел на черный, покрытый мхом ствол. Палатин немного помедлил, затем пристроился рядом.

– Алана… Она ничего не говорила обо мне?

Вновь вспыхнул гнев. Как он смеет даже упоминать о маме!

– Говорила! Она сказала, что ты – очень опасный… Нет, она сказала иначе: ты страшный человек, Палатин! Она хотела, чтобы я никогда не встречался с тобой.

Да, мать запретила ему. Они разговаривали перед отъездом, и Згур, словно ненароком, упомянул об Иворе. Мать побледнела, с трудом смогла выговорить несколько слов…

– И ты решил мне отомстить? Сам – или тебе приказал Барсак? Можешь не отвечать, знаю…

Отвечать Згур и не собирался. Конечно, Ивор догадался – умен. Но от него Палатин не услышит ни слова…

– Хорошо… Ты хочешь, чтобы я рассказал о Навко? Згур, а ты действительно хочешь этого? Ведь ты уверен, что твой отец – герой!..

Згур еле сдержался, чтобы не вскочить, не закричать. Как он смеет, этот предатель!

– Навко Волотич герой не только для меня, – Згур усмехнулся прямо в бледное лицо Ивора. – Он герой для всего Края! Его знает каждый – и каждый помнит! И о тебе тоже помнят, Палатин – но другое. Рассказать, что?

– Что я предал Край, служил Волчонку Уладу, а затем выпросил у Войчемира Валин. Ну а теперь, наверное, говорят, что я хочу договориться с Велегостом и вместе править Орией…

– И это неправда?

Пожатие широких плеч. Палатин усмехнулся:

– Правда. Но ты хотел узнать об отце. Кое-что, наверно, тебе рассказали. Навко был сотником, под Коростенем его ранили – очень тяжело. Потом, когда Навко все-таки выжил, он узнал, что его невеста попала в плен…

Голос Ивора звучал спокойно, даже равнодушно. Згура передернуло. Если б он мог, то запретил бы изменнику говорить об отце. Но только Ивор знал правду…

– Алана, твоя мать, попала в Валин. Навко решил пробраться туда. Но сотника Велги не пустили бы в Палаты наместника, и он назвался чужим именем. Ты, может, знаешь, он был холопом старого Ивора. Ивора сына Жгута…

– Твоего отца? Так вот почему…

Тяжелая ладонь Палатина легла на его плечо, и Згур, не договорив, умолк.

– Я не знаю своего отца. Я – подкидыш. У старого Ивора был сын, но он умер в детстве. И твой отец решил стать Ивором-младшим…

Згур кивнул – отец поступил верно. Не надо ничего придумывать, лгать. Значит, Навко Месник стал…

– Нет… – Згур почувствовал, как земля уходит из-под ног, словно под ним разверзлась черная топь. – Мой отец… Нет! Нет!!!

– Извини, Згур, – Палатин сгорбился, по лицу промелькнула грустная усмешка. – Я предупреждал тебя. Лучше бы тебе остаться сыном героя! Навко Месник действительно много сделал для Края. И тогда, и потом. Но… Так получилось…

Отвечать было нечего. Лучше бы он погиб там, на истоптанном, пропитанном кровью снегу в страшную Ночь Солнцеворота. Лучше бы не вернулся с берегов черной Реки. Тогда бы все запомнили его как Згура, сына Навко Месника! Навко Месника, а не Ивора Предателя!

– Мама… Моя мать знает?

Палатин кивнул:

– Да. Мы видимся с ней каждую осень, после обжинок. У меня есть село на самой границе с Краем, туда удобно добираться…

…Да, мама каждую осень уезжала на пару недель. И никогда не говорила – куда…

– Я давно хотел поговорить с тобой, но она запретила. Сказала, что тогда порвет со мной навсегда. Я не мог… Я очень… Впрочем, зачем это тебе?

Згур вспомнил, как мама плакала по ночам, думая, что он спит и не слышит. Тогда он отдал бы все, чтобы отец вернулся из теплого Ирия…

– Я предлагал ей переехать в Валин, но она не захотела. Ей пришлось бы стать второй женой. Она гордая – ты ее знаешь…

Згур кивнул, но отвечать не стал. Говорить больше не о чем – он узнал правду. Этот сильный красивый человек, которого так ненавидят и так боятся, – его отец. Отцов не выбирают – ни героев, ни предателей. Жаль, что мама не рассказала ему…

– Ладно, – Палатин усмехнулся, вновь став прежним – спокойным, слегка насмешливым. – Барсак решил слегка мне насолить, что ж… В Коростене у меня тоже есть друзья! Я только не мог представить, что в Валин пошлют именно тебя. Неплохо сработано, сотник Згур! Ты не виноват – я знал, что вы попадете в Тирис. К тому же тебя видели в Валине. Помнишь Лантаха-кобника?

Кобник? Все стало на свои места. Он, сотник Згур, получил приказ – и не смог его выполнить. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский, победил…

– Жаль дурака-Черемоша! И жену его жаль. Его родитель от усердия того и гляди повесит парня! Ну а Уладе такая встряска будет полезна – перед свадьбой. Может, слегка остынет…

Вспомнилось то, что рассказывала длинноносая. Палатин Ивор не любит чужую дочь. Он любит своего сына…

– Она… Улада – не моя сестра?

Ивор пожал плечами:

– Она? Нет, даже не сводная. Когда-то я пытался думать о ней, как о своей дочери, но… Не волнуйся, ничего с ней не станется. Запру в терем на месяц, слегка напугаю… К приезду Велегоста все устроится…

Да, все устроится. Свадьба состоится, и Палатин Валинский поддержит младшего сына Светлого в борьбе за Венец. А потом они вместе вспомнят о Крае…

– Сделаем так, Згур. Сейчас мы вернемся, и я наговорю много страшных слов. Потом… Потом ты героически убежишь и доложишь тысячнику Барсаку, что в его Варте – предатель. Можешь даже намекнуть, кто именно. Я тебе скажу – после. Думаю, особо тебя винить никто не станет.