Текст книги "Гатчинский коршун"

Глава 19

Реакция Турции была для нас неожиданной. В основном-то мы ждали новостей из Вены, Парижа и Лондона. Вариантов было не так уж много…

В принципе, не так уж и невозможен был вариант большой войны. Обиженная Австрия могла, в случае заверений Англии о союзе, решиться на войну с Россией. Вообще-то у нее были перспективы, удар на север отрезал бы от нас Польшу, причем мы даже не собирались поначалу особенно противиться такому развитию событий. Но, учитывая двухпарламентную систему двуединой империи, поспешных действий от нее ждать не приходилось. То есть вряд ли австрияки попрут на нас до того, как в эту войну ввяжутся англичане.

Во Франции сейчас стоял вопль, поднятый проплаченными нами газетами, но поддерживаемый и некоторым количеством бескорыстных энтузиастов. Суть его была в том, что наступил исторический момент – кто поможет России в трудную минуту? И пока Вильгельм телится, у Парижа есть шанс! А потом, когда союз с русскими друзьями вновь вернется в исходное состояние безоблачности, можно будет спокойно решить вопрос об Эльзасе и Лотарингии.

Причем происходило это словоизвержение на фоне усилившегося антисемитизма – мол, с Россией нас ссорят исключительно эти поганые сыны Израилевы…

Короче говоря, мы надеялись на невмешательство Франции в этот конфликт. Более того, на всякий случай? типа расширения боевых действий, уже готовились ноты, в которых спрашивалось: а когда Франция начнет выполнять свой союзнический долг и объявит войну напавшей на Россию Австрии? И Англии, кстати, тоже, потому как в договоре хоть и мелкими буквами, но упоминаются «а также их союзники».

Наиболее же вероятным считалось развитие событий, при котором России не только не объявят войну, но и не введут против нее официальных экономических санкций – при том, что гадить неофициально начнут на порядок больше и всеми силами постараются как можно быстрее стереть с карт само название «Черногория». Видимо, противник решил действовать именно так, потому что английские войска высадились наконец, несмотря на неуверенное вяканье Турции, в Албании, перешли границу и начали наступление. Каледин, огрызаясь, отходил на заранее подготовленные позиции в глубь страны, хотя при размерах этой самой страны «в глубь» означало всего на десять-двенадцать километров.

Авиация же готовилась к главной операции этой войны. В Черногории был собран весь цвет наших летных кадров: все ведущие – с опытом японской войны, ведомые – лучшие из тех, кто не имел такого опыта. Так что перед отъездом я поставил Михаилу задачу.

Предстояла атака и на английский флот. Но если с австрийским все было просто – и задача одноуровневая, то есть топить всех, и исполнение несложное, из-за полного отсутствия ПВО у противника, – то англичане представляли орешек покрепче. Их малокалиберные пушки имели переделанные для стрельбы вверх станки и шрапнель в качестве боеприпасов. Кроме того, на кораблях имелось от двух спаренных до десяти счетверенных (на «Дредноуте», к примеру) пулеметов «максим». Ну и авиация у англов была. Вряд ли она будет равнодушно смотреть, как обижают флот…

Подкрепление из России – полтора десятка «кошек» и десяток «бобиков»-штурмовиков, то есть способных нести по максимуму всего сто кило бомб, но зато вооруженных двумя четырехлинейными пулеметами и двумя авиапушками, – завтра должно было вылететь из Софии в Никшич. Ну а послезавтра, помолясь, начнем…

Требовалось утопить все три имеющихся против нас старых броненосца: «Энсон», «Родней» и «Кампердаун». На суда типа «Лондона», коих имелось еще три, предлагалось не обращать внимания, а все силы сосредоточить на «Дредноуте». Но ни в коем случае не топить, в этом-то и была сложность задачи! Линкор следовало изуродовать, но оставить на плаву, причем так, чтобы англы решили, будто бы весь наш воздушный флот хотел отправить на дно гордость их кораблестроения, но не получилось у этих русских!

В день операции Гоша не усидел у себя и явился в Гатчину аж в пять утра. Я уже торчал на узле связи, мне тоже не спалось.

– Есть новости? – с порога спросил император, хотя знал, что начало назначено на семь.

– Есть, – буркнул я. – Только что начался молебен. Проводит отец Антоний, наш, из Высоцкого монастыря. По третьему каналу идет трансляция, можешь послушать, хотя качество хреноватое.

Минут сорок император слушал, а потом отложил наушники и поделился:

– Сильно! А ведь у нас он вроде какой-то был незаметный…

– Не карьерист, потому и незаметный. Не лез в первые ряды при твоих посещениях… Ладно, давай пока кофе выпьем, час еще до вылета.

– Кстати, – поинтересовался Гоша, – а где это там происходит? Вроде акустика хорошая, а ведь всю нашу авиагруппу куда попало не засунешь, она большая.

– Там здоровенный кафедральный собор есть, – пояснил я, – его не так давно на русские пожертвования построили, в основном Ники деньги вложил, но и ты, кстати, в этом тоже отметился. Вот что мне у черногорцев и нравится – дали им денег, они храм построили. А сербам давали – помнишь, что было? Мало того что все наши пожертвования разворовали, потом по инерции и в свою казну так лапу запустили, что там вообще ничего не осталось. А Ники, хоть и нехорошо называть покойных идиотами, им снова дал…

– Скоро, значит, и ко мне придут?

– Разве что на меня пожаловаться. Я им четко объяснил, что халява кончилась. Хотите денег – сначала всех причастных к убийству своего короля с королевой повесьте, а то больно уж они у вас здорово в гору пошли. Так ведь не хотят, сволочи, сами себя вешать… Но зато их теперь французские Ротшильды подпитывают. Ничего, вот с этой заварушкой покончим – и сразу займемся, материалов у меня поднакопилось достаточно. Надо же на чьем-то примере ввести в мировую дипломатическую практику такие понятия, как международный терроризм и его финансирование! И не сиди ты как на иголках, двадцать минут еще осталось, да плюс им столько же лететь.

Через сорок пять минут прошел первый доклад – группа подавления ПВО приступила к работе. Это были «бобики», как более мелкие и юркие машины – все наши штурмовики и полтора десятка обычных, вооруженных кассетными бомбами. Вообще-то это одно название было, «кассетные», а по сути – связка из двадцати десятикилограммовых осколочных фугасов, разлетающихся после сброса. Просто «бобик» на своей подвеске мог прицепить всего одну бомбу, так уж он был устроен… К цели подходила вторая волна группы подавления, на этот раз «кошки», тоже с мелкими фугасами. На высоте четырех километров заняла свое место группа противоистребительного прикрытия.

Прямые радиопереговоры экипажей нам не транслировались, так что мы следили за развитием событий по докладам с командно-диспетчерского пункта.

– ПВО противника подавлена, – мрачно сообщил нам КДП, – но очень большие потери. Нет связи с восемью экипажами штурмовиков и шестью – кассетных бомбардировщиков. К месту боя приближаются английские истребители…

Последовавшие за этим десять минут в английских военно-воздушных силах еще долго вспоминали как «черное утро в небе Италии». В нашей противоистребительной группе находились лучшие асы России под командованием Полозова, они были полны решимости не допустить врага к своим бомбардировщикам – и не допустили… Причем наибольшие проблемы доставили не «глисты», а «спиты». Так уж сложилось, что у пилотов разных машин выработался разный стиль боя.

За время боевых действий летчики «спитов» твердо уяснили: при встрече с нашими самолетами единственный шанс выжить – это атака. Пытающегося удрать обязательно догонят и собьют… Вот они и лезли, как наскипидаренные. А пилоты «глистов» не менее твердо знали: развернешься и дашь полный газ – точно останешься на этом свете… Так что атаки с их стороны были вялые и неуверенные.

В английской сборной истребительной группе были лучшие пилоты Англии. Вот их она и лишилась, за исключением успевших удрать на «глистах»… Мы потеряли Знайко и его ведомого, еще два подбитых спаслись на парашютах.

А над английской эскадрой появились основные силы «кошек». Сначала атаковали старые броненосцы – их накрывали полутонными бомбами с высокого пикирования. Вероятность попадания в этом случае равнялась примерно четверти от расчетной, но зато даже одно удачное превращало корабль в плавающую груду перекореженного железа. Второе, доставшееся «Энсону», утопило его сразу, а двум другим потребовалось еще по одному.

«Дредноут» же сначала тоже обработали полутонками – но с небольшой высоты, точность при этом была почти стопроцентной. Неуспевавшая набрать скорость бомба не пробивала его толстую бронепалубу, зато взрыв корежил все, что было выше брони…

Одна из «кошек» была подбита уцелевшим зенитным расчетом с «Лондона». Не знаю, почему экипаж даже не стал пытаться выпрыгнуть, а направил горящую машину прямо на своего убийцу, на крышу его передней башни… Сдетонировавший боезапас разнес всю носовую часть броненосца.

А «Дредноут», уже и не похожий на корабль, начали заваливать зажигалками. Лишившаяся командования английская эскадра (точнее, ее остатки) тем не менее не бросилась врассыпную, а попыталась прикрыть выход своего бывшего флагмана из боя, сгруппировавшись вокруг него и постреливая вверх из сохранившихся у них остатков зенитной артиллерии. Михаил скомандовал окончание операции – кроме всего прочего, у нас кончались бомбы. Теперь оставалось только понять: куда поплывут англы, на критскую базу или в Бари? К часу дня стало ясно, что в Бари, – и правильно, искалеченным «Дредноуту» и «Лондону» до Крита или Мальты было никак не дотянуть. В сторону Италии тут же вылетела «кошка» с листовками, в которых было сказано, что если чужие корабли не будут интернированы, то Бари ждет судьба Пулы. А из Пирея в Черногорию вышли два доброфлотовских транспорта. Пока морская блокада снята, надо было пользоваться моментом и доставить нашей черногорской группировке побольше всяких полезных вещей.

Гоша, оторвавшись от наушников, впал в несколько неуместный энтузиазм.

– Победа! – шепотом закричал он, хорошо хоть, что всего с одним восклицательным знаком.

– Ага, – согласился я, – еще одна такая победа, и нас можно будет брать голыми руками. Треть самолетов потеряно! И седьмая часть летчиков. А подготовить такого, какие сейчас воевали, это нужно три года! И чтобы было кому учить – то есть те, кто сейчас жив, должны таковыми и остаться… Да и бомб у нас, считая с теми, что в пароходах, на один хороший налет всем составом… В общем, если англы начнут войну на измор, для нас это будет… ну, может, и не катастрофа, но уж и не победа точно… Значит, пора запускать идеологическую часть операции.

До этого дня война освещалась в прессе довольно скупо. Но у нас уже были материалы и средства массовой информации, ждущие только сигнала, чтобы приступить к действиям…

Про концлагеря в Южной Африке. Про опиумные плантации англичан в Китае и вооруженные подавления восстаний против них. Про то, что англы только и мечтают застроить всю Россию концлагерями, загнать туда крестьян и заставить обрабатывать учиненные на месте их полей плантации конопли и мака, а несогласных отправить на Лену, где они будут мыть золото в вечной мерзлоте… Про то, что война в Черногории – это разведка боем перед завоеванием России, и погибшие пилоты сражались за то, чтобы нога захватчика не топтала нашу землю уже в этом году, статьи были уже готовы, оставалось только вставить фотографии в траурные рамки… Список погибших принимал радист на соседнем канале. Вот, еще какое-то сообщение… Ага, это тоже срочно в прессу – занявшие приграничную деревню Моричи англичане уже успели расстрелять кого-то из местных жителей. Каледин готовит операцию возмездия – как раз ночь скоро, а у него местные проводники… Я велел передать, чтобы захватили хоть одного, принимавшего участие в акции, и срочно отправляли в Гатчину – открытый суд будет очень кстати.

– В общем, – сказал я Гоше, – солдаты свое дело сделали. Теперь нам надо не напортачить, а вот потом можно будет и порассуждать про победу. Но тихонько, чтобы никто не услышал.

Гоша уехал, а я сел еще раз перечитать материалы о состоящемся завтра стихийном разгроме толпой патриотов Английского клуба – до сих пор еще не был окончательно утвержден список случайных жертв.

Степень действенности нашей пропаганды оказалась даже выше, чем мы ожидали. Наверное, это было связано с тем, что, как ни цинично это звучит, России в последнее время не хватало именно образа врага – чтобы было на чьи происки свалить все свои неудачи, а противостоянием с этим врагом оправдывать немалые траты на вооружение… Наши агитаторы объясняли крестьянам: черногорцы – это тоже православные, просто у них страна маленькая, вот англичане и решили начать с них. Интеллигенции была подсунута чуть модернизированная панславистская идея. Мол, сейчас славяне еще недостаточно сознательны – так исторически сложилось. Ту же Польшу хотя бы взять – ну нету у поляков осознания великой славянской миссии! Подай им ихнюю Посполитую Речь от моря до моря, и все. Сербы опять же вроде неплохой народ, но ведь не рвутся же под наше крыло! А просто хотят кусок Македонии, треть Албании и половину Болгарии.

Так что надо сначала создать условия, при которых балканские славяне сорганизуются в единую православную нацию, потом эта нация образует свое государство под эгидой самых правильных славян, то есть черногорцев, а вот тут уже и появится простор для торжества панславистской идеи в чистом виде.

Я, когда читал этот рожденный в недрах информбюро бред, не верил, что его воспримут хоть сколько-нибудь серьезно, но, кажется, ошибся. Мало того что восприняли – наиболее шустрые уже зашевелились насчет сбора средств!

На пятый день после «черного утра» болгарский князь Фердинанд объявил себя царем и предложил посредничество своей страны по мирному урегулированию конфликта – не иначе как с подачи тамошнего английского посланника Бьюкенена. Потому как с чего бы это помощник консула в Питере тут же неофициально, но во всеуслышание заявил, что Великобритания не против рассмотреть предложения уже наказанной Черногории о справедливом мире. Так что император Никола готовился к перелету с одного нашего аэродрома на другой, соседний. Ну и я тоже собирался туда же – поговорить с серьезными людьми, пока император Черногории консультируется с болгарским царем. На всякий случай охрана нашего аэродрома под Софией была усилена еще двумя батальонами. Да и мой взвод личной охраны тоже грузился в «Кондор» и четыре «кошки» с широкими фюзеляжами.

На аэродроме меня хоть и без помпы, но провожал император.

– Главное, не продешеви, – напутствовал меня Гоша.

– А я-то тут при чем? Мне просто посмотреть интересно, как договорятся меж собой две самые протяженные в мире империи. Ну и отдохнуть на море, в Крыму еще холодновато, а в Варне в самый раз. В общем – как договорились. Ограничения на Черногорский флот принимаем – примерно как у нас на германский после мировой войны. Насчет контрибуции – прямым текстом посылать к Маше. Неужели, кстати, даже на этом можно заработать? Одуванчика на суд отдадим только после вручения нам английских адмиралов и прочих, список прилагается… Да не волнуйся ты, ничего я не забыл. Ну, пока…

Глава 20

Сэр Джордж Бьюкенен встретил меня прямо на аэродроме. «И чего это ему так неймется?!», – подумал я. Он пригласил меня на переговоры в свою резиденцию, но я ему сообщил, что по условиям обеспечения безопасности это не проходит. Сэр посмотрел на мою внушительную охрану и попытался съязвить что-то насчет чрезмерной осторожности.

– Ой, да не сыпьте мне соль на рану, – стал сокрушаться я, – это все его величество! Шагу не дает ступить без взвода за спиной. Впрочем, его можно понять. Россия страна не очень богатая – грохнут канцлера, это какой же расход будет нового искать и воспитывать! А английскому королю посланником больше, посланником меньше – он и не заметит. В общем, как найдут мне подходящее место, так и побеседуем.

– Но имейте в виду, что обстановка требует срочного урегулирования, – предупредил посланник.

– А что, разве еще что-то случилось? – удивился я.

– Не надо делать вид, что вы не знаете о последней выходке вашего пирата!

«У-у, – подумал я, – так это до вас только сейчас дошло? Вот что значит пару кабелей в нужном месте перерезать и, главное, не забыть утащить с собой образовавшиеся излишки провода». Собеседника же я успокоил:

– Ну какая же это выходка? Так, мелкая шалость в порядке репетиции. А вот в Сиднее, где у вас сейчас скопилась и ждет вывоза девятимесячная продукция золотых приисков Австралии, вот там действительно Маслачак-паша сможет развернуться во всю ширь своей и без того не узкой натуры.

– Просьба немедленно сообщить мне, как только вы будете готовы к переговорам! – процедил сэр и смылся – видать, на телеграф, поделиться новостями. Все правильно, Паша уходил от Гонконга курсом как раз на Австралию.

Переговоры начались на следующий день в снятом для этой цели особняке между Софией и аэродромом. Для начала сэр Бьюкенен долго перечислял мне, чего не может терпеть правительство его величества.

– А я, например, терпеть не могу шампанского, – зевнул я, – и что теперь? Мы же не официальные переговоры ведем на высшем уровне, а проводим рабочую встречу. Предварительные условия мира у вас есть?

Они были. Впрочем, ничего неожиданного там не обнаружилось. Черногорию предполагалось лишить права иметь флот, авиацию и размещать на своей территории войска третьих стран. Ну и контрибуция, размер которой еще подлежит обсуждению.

– На первые два пункта – однозначно нет. Насчет контрибуции – с самим фактом таковой я согласен, а детали пошлите кого-нибудь утрясти с ее величеством Марией Первой.

– Ладно, – начал отступать на заранее подготовленные позиции Бьюкенен, – флот можно сохранить, но с ограничением по общему тоннажу, максимальному водоизмещению и калибру орудий. Великобритания готова рассмотреть цифры: пятнадцать тысяч тонн всего, тысяча тонн для корабля и три дюйма для орудий.

– Умножьте все цифры на двадцать, и по рукам, – предложил я. – Или мне таки сразу пойти вам навстречу? Ладно, калибр можно умножить всего на пять.

– Вы отдаете себе отчет, что эти требования неприемлемы? – возмутился Бьюкенен.

– Ну, возможно, что-то этакое в них при желании действительно можно найти… Тогда давайте ваши цифры, только реальные, а не как пять минут назад.

В общем, результатом первого дня торговли стало соглашение по Черногорскому флоту. Цифры были – сорок тысяч тонн всего, семь тысяч тонн на штуку и восемь дюймов на орудия. Что меня до крайности удивило – вопрос о торпедах не поднимался вовсе.

На следующий день с утра переговоров не было – я с вечера объяснил сэру, что у меня завтра культурная программа и мне надо осмотреть достопримечательности. Действительно, прямо с рассветом я сел в «кошку» и полетел осматривать звезду Балкан, колыбель византийской цивилизации, и прочее, то есть Стамбул. Ну и береговые батареи Босфора тоже вызывали определенный интерес… Не один, разумеется, полетел, а в сопровождении еще двух «кошек».

Увиденное заставило меня обалдеть. До сих пор как-то по умолчанию мне казалось, что Босфор является мощнейшим укрепрайоном, потому Россия на него только облизывается, а взять не может. Нам же было как-то вообще не до него, но теперь, в связи с последними телодвижениями султана, пришла пора и поинтересоваться.

Так вот, я ожидал увидеть массу современных орудий в казематах из стали и бетона, а увидел… Я поначалу даже подумал: «Вот ведь как здорово маскируются басурмане, до ложной позиции додумались!» Снизился почти до бреющего и убедился: нет, позиции настоящие… Судя по длине стволов орудий, они стояли тут с Русско-турецкой войны, причем пятна ржавчины на стволах было отлично видно даже с самолета. Вместо бетонных казематов обнаружились земляные насыпи, и ни малейших признаков ПВО не нашлось вовсе. Кстати, сразу при появлении в воздухе наших «кошек» народ внизу пришел в движение. Только вот вектор его был направлен не к пушкам, а от них… Скорость я на глаз оценил километров в двадцать.

«И чего оно тут до сих пор лежит, такое бесхозное? – думал я всю обратную дорогу. – Приходи и бери, только с Вилли надо заранее поделиться. А потом построить тут хороший аэродром и как следует побомбить Дарданеллы, пока пехота по суше дойдет до них и объяснит остаткам тамошнего гарнизона, что в русском плену трехразовое питание. Причем англичанам там вовсе не светит – какое плечо снабжения будет у нас и какое у них? Надо с сэром на эту тему прямо сейчас побеседовать, – мысленно отметил я, уже заходя на посадку, – ну то есть не совсем прямо сейчас, после обеда, а то после осмотра тех пушек что-то аппетит разыгрался».

Следующий раунд переговоров начался с Одуванчика. Бьюкенен озвучил точку зрения, согласно которой от Маслачак-паши требовалось отдать награбленное, возместить убытки, а самому явиться на суд. Я согласился, что это интересно, и пообещал, что по возвращении из Австралии – потому как дорога домой долгая, а перегруженные корабли большой скорости развивать не смогут – его светлейшее высочество лорд-протектор обязательно обдумает предложенный ему вариант. На возглас Бьюкенена, что Сидней представляет собой неприступную крепость, я предложил не смешить людей и подумать, сколько минут она продержится при штурме с земли и с неба, поддержанном огнем главного калибра Пашиных крейсеров. Высадиться-то можно где угодно, Австралия большая! После этого разговор перешел в конструктивное русло. Я признал некоторую правомочность просьб насчет вернуть и возместить – в Гонконге Паша, даже на мой не очень придирчивый взгляд, слегка увлекся и перехапал лишнего, так что вполне можно было обсудить некоторую компенсацию.

– Но, – продолжал я, – вы ведь не хотите, чтобы адмирал расплачивался с вами сиднейским золотом? Город-то небольшой, и после операции по изъятию от него вообще ничего не останется. Вашему же флоту туда не успеть, а имеющиеся там три крейсера никакого влияния на ход событий оказать не смогут… Так что я готов рассмотреть сумму, за которую берусь удержать адмирала от австралийского рейда.

Самое пикантное – Бьюкенен согласился послать по этому поводу представителей к Маше! Интересно, на сколько она их нагреет – это при трех встречных платежах, растянутых во времени? Но он продолжал настаивать на явке Одуванчика в суд.

– Господин адмирал слишком занятой человек, чтобы мотаться по свету без прямой финансовой необходимости, – пояснил я. – Но вы не волнуйтесь, у него есть заместитель по этому вопросу, облеченный всеми необходимыми полномочиями, он и явится, только скажите куда. Но дорога за ваш счет, причем первым классом. Все-таки его сиятельство – первый зицпредседатель Курильского королевства, граф Рабинович, имеет ранг министра. И вместе с билетом и командировочными не забудьте представить обвинение по всей форме, чтобы граф заранее был в курсе. За что вы его, кстати, упечь-то хотите?

– За каперство, – удивился моему вопросу Бьюкенен.

– То есть за нарушение Парижской декларации о крейсерской войне? Да уж, ну и предшественничек у меня был, такое подписать! Нынешний государь на что уж мягкий человек, но за этакий фокус повесил бы без разговоров… Но ведь Черногория ту поганую бумажку не подписывала. И не собирается, по крайней мере, до того, как к этой декларации не присоединятся Штаты и Япония. Так что подумайте еще, время есть, и условия содержания получше подготовьте, за судьбой необоснованно репрессированного бедного еврея будет пристально следить вся мировая общественность, почище чем в деле Дрейфуса, это я вам обещаю.

Ошарашенный Бьюкенен сказал, что ему надо проконсультироваться, сам принять столь ответственное решение он не может. И чего, спрашивается, удивляться – короли же постоянно вместо себя черт знает кого подсовывали!

– Консультируйтесь, граф потерпит, – кивнул я. – А теперь позвольте, в порядке отвлечения от мелкого и даже временами неприятного сиюминутного, поделиться с вами впечатлениями от моей утренней экскурсии?

По мере моего рассказа лицо посланника на глазах каменело.

– Статус проливов обеспечивается гарантиями Великобритании, Австро-Венгрии и Германии, – сообщил он мне.

– И что-то я здесь австрийского посланника не вижу, не подскажете, где он? Вот видите, даже не знаете… А я вам скажу – он с Николой беседует. Потому как здесь его никто слушать не собирается, ни вы, ни тем более я. Насчет Германии – это да, тут мы с его величеством послушаем их мнение обязательно. Но что-то мне интуиция опять же нашептывает, что ничего особенно неприятного мы там не услышим. Остается Англия – вот я и предлагаю договориться полюбовно, но с учетом изменившихся реалий.

– Правительство его величества не допустит изменения статуса проливов, – отрезал Бьюкенен.

– Это вы про Дарданеллы? Босфор-то мы хоть завтра можем начать захватывать, а послезавтра закончить. Видели бы вы, как турки от самолетов разбегаются! Не на всяком коне догонишь.

– Но это же война… – потерял половину своей уверенности сэр.

– Она самая. Надеюсь, вы в курсе, что сейчас происходит в России? Это называется «патриотический подъем». Так что в лучшем случае ваши войска с флотом продержатся в Дарданеллах недели две. А потом держаться станет некому… Может, все-таки решим дело миром? Обстановка-то изменилась, так что ничего удивительного, что и гарантии статуса проливов тоже слегка того. Во-первых, в число гарантов надо принять Россию, это даже не вопрос. А во-вторых, проливов два, а держав четыре. Вы не находите, что одно просто великолепно делится на другое? Статус Босфора обеспечиваем мы с Германией, Дарданелл – вы с Австрией. Детали каждая пара самостоятельно оговаривает с Турцией. А мы в благодарность повлияем на Черногорию, чтобы она тоже подписала ту декларацию про каперов. Ну не сразу, разумеется, не в полном объеме и не бесплатно.

Затронутые вопросы были слишком важны, чтобы Бьюкенен мог решать их единолично, так что в переговорах последовал перерыв. Сэр прочно обосновался на телеграфе – думаю, излишне говорить, что линия нами давно и качественно прослушивалась. А я решил поинтересоваться, как потратили время Никола с Фердинандом, ну и австрийский посол тоже. В конце концов, он тоже имел какое-то отношение к происходящему… То, что я узнал, живо напомнило мне начало девяностых в Москве, когда один мой сосед и по совместительству старый приятель занялся новым и прогрессивным делом, то есть крышеванием ларьков.

Воодушевленный скорым появлением у него несчитанной армады «Пересветов», свежеиспеченный болгарский царь решил малость пошантажировать своей воздушной мощью соседей: Сербию, только что ставшую частью Австрии Боснию и, возможно, Турцию. Но у него хватило ума поделиться своими мечтами с главой второй авиационной державы на Балканах – Николой. Быстро выяснилось, что тот вынашивал точно такие же планы… В результате родилась секретная договоренность. Предположим, один из монархов делает соседу предъяву. У того два выхода: или платить вымогателю, или обратиться за защитой к конкуренту – который поможет, но, разумеется, за деньги… Так вот, чтобы не ссориться по пустякам и не гадить друг другу в карман, император с царем договорились: бабки пополам в любом случае, неважно, кто кого и от кого защищает. Естественно, оба понимали, что их свобода действий по части доить соседей будет ограничиваться моим разрешением, так что теперь они хотели, чтобы я точно обозначил границы своих интересов.

– За бесплатно, что ли? – из принципа обиделся я.

Оба величества хором заверили меня, что ничего подобного и в мыслях не держали, а только и ждали момента, чтобы предложить уважаемому его светлости канцлеру десять процентов… Мне было так смешно, что я даже не стал торговаться, а просто пометил на карте места, где они могут резвиться беспрепятственно, и ушел.

Путь мой лежал на узел связи, где я отправил материалы по прошедшей части переговоров в Берлин, нашему консулу, чтобы он вручил их Вилли. С одной стороны, телодвижения насчет проливов были в значительной мере импровизацией, и мне хотелось лишний раз подчеркнуть, что мы не предпринимаем серьезных шагов без консультации с кайзером. Ну а такой канал вручения был выбран потому, что имелась немалая вероятность, что англичане окажутся в курсе. Все-таки гестапо у Вилли работает пока так себе – но, учитывая, что ему только-только стукнуло полгода, прогресс налицо. Потом, чтобы начальству Бьюкенена, да и итальянцам заодно, лучше думалось, дал отмашку на еще один налет – сжечь ближайший к нам аэродром чуть севернее Бари. А назад демонстративно пройти над городом, а то происходящее с английскими кораблями в этом порту пока не очень напоминало процесс интернирования.

Потом меня начал домогаться австрийский посланник – он получил наконец-то инструкции, причем два комплекта, по одному от каждого из парламентов. Я велел передать, что сейчас у меня по расписанию обед, потом – послеобеденный сон, потом – культурная программа, а вот после нее – жду. Под культурной программой я подразумевал чтение переданных посланнику инструкций – их к тому времени обещали расшифровать.

К визиту австрийца я довел свой канцлерский мундир до уставного вида, то есть прицепил на пояс кобуру с пистолетом, чем пренебрегал на встречах с англичанином.

Посланник начал с зачитывания венгерской бумаги, как более агрессивной. В ней грозно вопрошалось: какого хрена Россия лезет во внутренние дела двуединой империи? И пояснялось, что это чревато. Причем посланник оказался неплохим актером – он ухитрился прочесть эту цидулю испуганным, блеющим голосом, краем глаза косясь на мой пистолет. С видимым облегчением отложив ее, он озвучил вторую. Она была составлена как сожаление о досадном инциденте и содержала вежливое предложение о создании комиссии по недопущению такого впредь. Однако они и тут не удержались от намека, что утонувший флот стоил денег, а среди культурных людей вообще-то принято возмещать убытки…

Хорошо, что прочитал эти послания заранее – потому как иначе вполне мог бы сразу послать. Но тут было время посоветоваться с племянницей, и она мне сказала, чтобы я и этих отправлял к ней – мол, с нищеты много не слупишь, но копейка тоже деньги.

Так что я обрадовал посла своим полным согласием с положениями второго документа. Правда, не удержался и добавил, что у людей, злоупотребляющих бумагами наподобие первой, может ведь кроме флота и еще что-нибудь невзначай сгореть.