Текст книги "Гатчинский коршун"

Остаток вечера я провел в раздумьях на еще одну тему о вечном и нетленном. Дело было в том, что Нобелевский комитет в очередной раз насвинячил и не присудил премию Менделееву. Блин, да вы найдите мне открытие, по значимости сравнимое с периодической системой! Ну, закон всемирного тяготения, доказательство гелиоцентричности солнечной системы, исследования Пастера… Может, и еще пара-тройка вещей, но не больше. Однако уперлись и не дают… Кстати, у нас Дмитрий Иванович пока помирать не собирался – во-первых, мы его полгода назад в сонном виде стаскали через портал, а во-вторых, при нем неотлучно находились два комиссара, которые следили, чтобы старик не простужался. Он поначалу немножко возмущался, но Гоша его уболтал: мол, да как же мы без светила-то, ежели оно вдруг простудится и помрет! Вы уж, Дмитрий Иванович, потерпите еще лет пятнадцать, я вас как император умоляю.

И значит, Гоша возмутился безобразным поведением этого комитета и даже хотел было выступить по этому поводу, однако я предложил:

– Да и хрен с ними! Учини свою премию. А уж сделать ее престижней Нобелевки – это мы как-нибудь… Все равно приемы информационной войны на чем-то отрабатывать надо.

Уже сказав это, я понял, что сейчас скажет его величество. И Гоша не обманул моих ожиданий:

– Ну я-то кто? Просто один из императоров… А вот всемирно известный технический гений Найденов, действительно, просто обязан основать сверхпрестижную премию имени себя! Так что ты уж, пожалуйста, не разочаровывай мировую общественность…

И вот я сейчас сидел и думал. Премия? И очень большая, между прочим… За совершенно выдающийся вклад в развитие человечества. Присуждается раз в три года троим. Пока я жив, я председатель Найденовского комитета, а потом видно будет. Первые кандидаты – Менделеев и Эдисон. А вот кого бы зазвать третьим?

Глава 35

Флагман Черногорского флота Открытого моря, линкор «Црна Гора», подходил к столице Курильского королевства, городу Порт-Шикотан. Вот он зашел в пролив, ведущий в Дерибасовскую бухту, на берегах которой и стоял город, как писал один проезжий (из Гатчины в Питер) журналист, «красивейший и крупнейший город королевства». Писал он, кстати, чистую правду, ибо никаких других городов в королевстве просто не было.

Линкор прошел между расположенными у входа в бухту островами: слева был остров Дяди Жоры, справа – остров Его Кошки – и направился к пирсу. Благодаря малой осадке – менее трех метров – ему удалось подойти вплотную и пришвартоваться. На берег сошел его светлейшее высочество лорд-протектор Курильского королевства адмирал Пол Маслачак, он же Паша Божий Одуванчик. Окинув взором портовый район, где кроме палаток и сколоченных на скорую руку бараков уже имелось полтора кирпичных здания, а еще штук пять пребывали в разной степени недостроенности, Паша направился в Новый Город.

Исторически так получилось, что столица состояла из двух частей, разделенных ручьем Вонючкой. Если смотреть с моря, то по правую руку был порт – то место, куда три года назад высадилась первая партия черногорских моряков. Они разбили лагерь у ручья, и посланная на следующее утро картографическая экспедиция, которой пришлось форсировать эту водную артерию ниже лагеря, и дала ему такое название. Хотя от природы вода там была вполне чистая…

Адмирал подошел к мосту через ручей, представлявшему собой две доски, но не рядом, а примерно в двух метрах друг от друга, покосился на синюю табличку с белыми буквами «Река Благоухань» и совсем было собрался перейти на противоположный берег, но его внимание привлек подходящий с той стороны к мосту моряк. Он шел по математически строгой синусоиде, что не оставляло сомнений в том, какое именно из трех заведений Нового Города – церковь, банк или кабак – было им посещено. Подойдя к мосту, моряк собрался было привычным движением пасть на четвереньки, но тут обнаружил адмирала. Примерно с минуту он стоял, качаясь и прикрывая то один, то другой глаз, но наконец убедился, что адмирал ему не мерещится, собрал в кулак всю свою волю и решительно двинулся к мосту на двух ногах. Удача сопутствовала смелому – ему удалось пройти по доске, правда, как он не сверзился, адмиралу было решительно непонятно.

В порту действовал сухой закон, и желающие принять чего-нибудь горячительного вынуждены были ходить в Новый Город. Именно из соображений ограничить эффект потребления мост и имел такой вид, превысивший дозу его преодолеть не мог и автоматически принимал холодную ванну. Две же доски лежали потому, что движение через мост было односторонним, перед каждой имелась табличка; справа – «туда», слева – «обратно».

Адмирал прошел по правой доске и оказался на главной (других пока не было) улице Нового Города – Привозном проспекте. Он с удовольствием огляделся… Подумать только, год назад тут имелся всего один недостроенный кирпичный сарай и деревянный домик японского консульства, а сейчас уже двенадцать… нет, целых тринадцать домов! И каких! Нет, что ни говори, а рейд на Гонконг пришелся очень кстати. Пока моряки занимались перетаскиванием ценностей, местные китайцы разбирали понравившиеся Одуванчику дома. Поначалу они не понимали, почему это им вдруг надо заниматься таким делом, но русские дружелюбно объяснили, что вон тот корабль – это танкер, и в нем пять тысяч тонн керосина. Не хотите сами – мы разберем, но потом сожжем на хрен весь остров, от расстройства! Так что вы лучше потрудитесь, вам за это и денежку заплатят. Узнав, какую именно, китайцы рванулись работать с таким энтузиазмом, что лимитирующим фактором в операции оказалось не время, как поначалу думал Одуванчик, а грузоподъемность его кораблей.

Напротив кабака прямо посреди проспекта валялся мертвецки пьяный англичанин. «Однако, – поморщился Паша, – ведь ясно было приказано: выкушавшего свое относить к крыльцу британской миссии! Распустились тут без меня, лодыри…»

По условиям мирного договора между Черногорией и Великобританией последняя имела право направлять своих наблюдателей на главную базу военно-морского флота, то есть в Порт-Шикотан. И, хотя абсолютно ничего криминального эти наблюдатели тут не могли усмотреть по определению, ибо Паша вершил свои дела в Дальнем, Шанхае и Йокосуке, он все же издал распоряжение, по которому все выпитое в компании с англичанами немедленно компенсировалось в полуторном размере.

«Интересно, это тот, что был здесь в прошлый мой приезд, или Лондон прислал нового?» – подумал Паша. Но определить визуально не получилось, ибо великобританец лежал мурлом вниз.

Адмирал поправил мундир и зашел в кабак, то есть ресторан «Южная Пальмира». Там обнаружился еще один англичанин, уже в стадии полного остекленения, но еще почему-то за столом, а не под ним. Группа моряков подписывала у бармена чеки по программе «Дружба народов». «Ясно, – понял адмирал, – хотят тащить обоих разом, вот тот и лежит пока».

Старший в компании, торпедист с «Бара», подтвердил предположения Одуванчика и заодно объяснил, что вот этот – он новый, прибыл две недели назад, а вон тот – старый, его даже отзывать не стали…

Адмирал подошел к стойке, взял у бармена тетрадь и прочитал текущий отчет. По нему выходило, что англичане за сегодня откушали на двоих пять с половиной литров водки, а помогавшие им в этом лица общим количеством в пять рыл – еще четырнадцать. Приписки были на грани фола, но, видимо, сегодня лорд-протектор пребывал в хорошем настроении, потому что он, укоризненно покачав головой, просто пожелал бармену быть немного скромнее. И заказал в кабинет аншуад по-провансальски, а к нему двести грамм фишмановки. Моряки завистливо повздыхали – да, эликсир, конечно, но двадцать пять пиастров за стопку! Это притом, что обычная водка идет по двадцать динок за стакан, а китайская рисовая так и вовсе по десять. И, подхватив англичанина, двинулись к выходу.

Как и положено порядочной державе, Курильское королевство имело свою валюту – пиастры. Сотая часть пиастра называлась динарием, каковое невразумительное слово местный народ быстро сократил до «динки». Были попытки и покуситься на сам пиастр, но адмирал, как только услышал от кого-то азартный выкрик: «Пятнадцать писек!» – тут же дал оратору в ухо и предупредил остальных, что лично оторвет упомянутый предмет каждому, кто отныне вздумает искажать звучное название курильской денежной единицы. Правда, немного подумав, слово «динка» он к применению все-таки разрешил.

Проводив взглядом компанию, которая после оттаскивания англичан разделилась, двое двинулись в сторону веселого дома, а трое – к мосту, адмирал вздохнул и принял стопку для аппетита. Да, до такого международного престижа, при котором ДОМ прислал бы сюда своих сотрудниц, было еще далеко, здешний персонал состоял из китайских кикимор, мелких, тощих и страшных. Но Паша верил, что у его города все еще впереди…

До прилета самолета из Владика оставалось часа полтора, и лорд-протектор, закурив, откинулся на спинку стула в ожидании заказа.

Когда адмирал покончил с трапезой, в кабак прибежал вестовой с линкора и передал, что получена радиограмма – самолет подлетает. Паша расплатился и, выйдя, двинулся к пристани Нового Города. Тут глубина была всего метр с мелочью, поэтому сюда могли приставать только катера и гидропланы. У пристани уже стоял инкассатор из банка и его охрана – вооруженная автоматами четверка. Кроме всего прочего, самолет должен был привезти очередную порцию наличности – пиастры печатались в Петербурге, отличаясь невероятно высоким, на опытный взгляд лорда-протектора, качеством. Ряд купюр до сегодняшнего дня состоял из желтой однопиастровой бумажки, зеленого трояка, голубой пятерки, красной десятки и фиолетового четвертного. Сегодняшний самолет должен был привезти вводимые в обращение пятидесятки. А кроме денег, на нем летела и какая-то странная личность…

Понятно, что все специалисты от Георгия Андреевича, коих при Паше было достаточно, работали на соответствующие службы. Это было настолько очевидно, что не нуждалось ни в объяснениях, ни в дополнительных указаниях, но официально все эти люди не имели никакого отношения к канцлеру. И вдруг сейчас летит телеграфист с личным рекомендательным письмом от него! Это что, будет глава местной резидентуры? Но ведь она, эта глава, и так есть, просто у Паши имелись определенные сомнения, кто именно занимает эту должность.

Самолет – широкофюзеляжная «кошка» на поплавках – уже появился и, сделав круг над бухтой, начал заходить на посадку. Вот он коснулся воды и, постепенно замедляясь, приблизился к причалу. Взрыкнув напоследок, остановились моторы, причальная команда принайтовила самолет, и оттуда на землю королевства ступили двое с баулом и высокий молодой человек в форме телеграфиста.

Для начала Одуванчик разобрался с финансовым вопросом. Расписавшись в документах, он принял баул, вскрыл печать, сосчитал пачки, еще раз расписался. Потом взял одну пачку, надорвал и вытащил купюру. Она была зеленого цвета, но несколько отличного от трояка оттенка, да и по размеру заметно больше его. Картинка, в качестве сюжета для которых на пиастрах фигурировали корабли, изображала линкор «Црна Гора». На обороте полтинника, как и у всех, был курильский герб – двуглавый попугай на фоне вулкана. В одной из лап попугай держал автомат, в другой – толстенную пачку денег.

Паша взял специально захваченную лупу и присмотрелся к картинке. Так и есть, стоящего на мостике линкора вполне возможно узнать… Спрятав довольную улыбку, он положил в карман надорванную пачку, велел нести остальные в банк и повернулся к телеграфисту:

– Я адмирал Маслачак, слушаю вас.

Молодой человек протянул лорду-протектору аж два пакета и начал восторженно озираться.

– О, – удивился Паша, – и от королевы тоже письмо!

Быстро прочитав его, он вскрыл пакет от канцлера. Там имелась небольшая бумажка, в общем повторяющая то, что написала ее величество, и еще один пакет с печатями и грифом «Совершенно секретно». Адмирал сунул секретный пакет за отворот кителя и обратился к гостю:

– Рад знакомству, господин Северянин. Мой вестовой поможет вам перенести вещи, покажет город и проводит на линкор. Приглашаю вас на ужин, там мы поговорим подробнее. Послезавтра выходим в море.

Адмирал был доволен. В Питере начали серьезно относиться к его детищу! А то куда это годится – корреспонденты столичных газет сочиняли свои путевые заметки, не выходя из редакции. Нет, жаловаться грех, писали они неплохо, но при этом столица Курил имела какой-то – как это королева говорила? – а…«виртуальный характер». Зато теперь прислали поэта! Это ведь не корреспондент, который сегодня что-то нацарапал, а послезавтра все всё забыли. Это поэт, причем, по словам ее величества, очень талантливый! И значит, слава королевства и его первого лорда-протектора останется в веках.

Северянин за десять минут обошел Новый Город (вообще-то на это хватило бы и трех, но поэт не спешил). С некоторым удивлением поглядел на аккуратно лежащих на крыльце английской миссии двух господ – они были положены валетом, мордами вниз, дабы случайно не захлебнулись чем-нибудь неудобоваримым, и, выслушав от вестового: «Дикари-с, пить не умеют совершенно», прошел в конец проспекта, где стояли все магазины Порт-Шикотана общим числом два. Один почему-то очень напоминал китайскую пагоду, но назывался «Колониальные товары Каплана». Другой представлял собой низкое бревенчатое сооружение с корявой надписью «Рыба» и на всякий случай чуть менее корявым рисунком ее же. Это местные айны, пояснил вестовой, у них на противоположном конце острова есть рыбацкая деревушка. Называется Си-Котан, что по-ихнему означает Большой Город… Как же у них тогда выглядит маленький, интересно? Потому что этот – мелкая и захудалая деревушка, не более той, в которой живут несколько семей.

Поэт продолжал озирать окрестности. Ему не мешала некоторая, так сказать, незаконченность города – перед его мысленным взором у подножия сопки уже вставали огромные стоэтажные здания из стекла и бетона, виденные им на рисунках во время аудиенции у королевы-императрицы. Про понятие «сейсмически опасная зона» он был не в курсе… Потом поэт посмотрел на ручей. Если его перегородить плотиной, получится озеро ничуть не хуже Женевского, недавно оным поэтом воспетое. То, что Игорь ни разу не видел его даже на фотографиях, полету поэтической мысли нисколько не помешало. Потом Северянин зашел в «Колониальные товары», купил шляпу модной расцветки «камуфляж» с кокардой в виде курильского герба, а также, к великой радости хозяина, пистолет «Маузер С-96». Это устройство валялось в магазине с момента открытия без малейшей надежды продаться, ибо черногорские моряки признавали почти исключительно изделия Георгиевского оружейного завода. Правда, некоторые эстетствующие носили браунинги, но не этот же маузер! Который стоил в четыре раза дороже ПФ и был во столько же раз хуже.

Перед тем как покинуть Новый Город, Игорь зашел в стоящую в самом начале проспекта и чуть в стороне от остальных домов церквушку, где побеседовал с ее настоятелем. Отец Сергий, бывший боцман с «Халзана», раненный в последнем бою с японской эскадрой, в процессе выздоровления сильно окреп в вере и, рукоположенный только что появившимся митрополитом всея Японии Николаем, принял Шикотанский приход, где и нес свет веры черногорским морякам и местным айнам. Что интересно, среди последних его миссионерская деятельность имела больший успех, и теперь каждое воскресенье сюда приплывали две лодки с прихожанами из Си-Котана. Моряки же отличались несколько меньшей набожностью, тем более что в храм можно было заходить только до посещения кабака – рискнувшие зайти после уже убедились, что от посвящения в сан кулаки боцмана как бы даже и окрепли. Впрочем, отец Сергий не унывал.

– Знаете, юноша, – сказал он на прощание Северянину, – неверие – это только до первого серьезного дела. Рейд на Гонконг – это так, прогулка, а вот после чего-нибудь наподобие нашего боя в Желтом море тут будет не протолкнуться от прозревших.

Бумаги, отправленные мной Одуванчику, содержали предложение купить у России списанные по причине износа и общей устарелости миноносцы «Краб», «Рак», «Мангуст» и «Комар». Смысл же этого был вот в чем…

Итак, имеется давно уже борющаяся за свою независимость страна Ирландия. Борцов там много, а последнее время стало и того больше, деньги у них тоже появились. Теперь следовало позаботиться, чтобы они смогли превратить эти деньги в оружие. Но англичане не такие дураки, как хотелось бы, и пароход с оружием просто так, блин, в Дублин не пригонишь. Поэтому Паше предлагалось освежить в памяти свою основную профессию, но теперь уже на существенно более высоком техническом уровне. Для начала я просил смету на переоборудование подлодок и на установление связей с нужными людьми. Ибо я не хотел повторять ошибку немцев в нашей истории, которые спохватились только после начала войны и отправили ирландцам два парохода с оружием. Они и в мирное-то время еще неизвестно, дошли бы, а тут были перехвачены на счет раз. Ну и в свете еще более отдаленного будущего я советовал лорду-протектору озаботиться знакомствами в Индии.

Глава 36

После рождения дочери директриса ДОМа даже похорошела, хотя раньше мне казалось, что дальше хорошеть ей просто некуда. На службе она теперь проводила чуть меньше времени и не ездила в командировки, но на результативности ее работы это никак не сказалось. Как всегда все, что она делала, делалось хорошо.

– Шеф, анекдот хотите? – как-то спросила меня Татьяна после очередного доклада.

И, дождавшись моего кивка, положила передо мной небольшой документ, сложенный так, что видно было только шапку и последние две фразы с подписью. Ну шапка-то была обычной: «Директрисе ДОМа госпоже Т. В. Князевой от дежурного секретаря А. В. Тарасовой», то есть документ шел по каналам Танечкиной легальной конторы. А вот концовка представляла просто крик души: «Татьяна Викторовна, умоляю! Помогите мне! Я не знаю, что мне говорить этим людям и куда девать их деньги! Только побыстрее, пожалуйста…»

– Это не та Анечка, ваша машинистка, за которой еще адвокат увивался?

– Она самая. Решила тут в отпуск на родину съездить.

Я припомнил прошлогоднюю историю, когда за крыской из официальной детозащитной конторы решил приударить некий адвокат. Мы поначалу раскатали губы – а вдруг он от Пакса? – но оказалось, что он мало того что от Второго бюро[11]11
  Второе бюро Генштаба – французская военная разведка.


[Закрыть], так еще и дурак. В общем, ему подвели нормальный источник дезы, потому как Анечка на эту роль решительно не подходила, и дальше дело шло обычным порядком. Правда, секретарша очень расстраивалась, что ее бросили, но как-то оно там утряслось…

Я развернул документ, прочитал его весь.

Итак, Аня Тарасова решила провести очередной отпуск дома, в Кашине. Она там не была уже несколько лет – в войну и год после нее отпусков не предоставляли, потом она ездила в Крым со своим адвокатом. Но деньги присылала исправно, а теперь вот решила, значит, навестить родителей. Набрала гостинцев и явилась…

И сразу оказалась в центре внимания местного общества. Модные платья, независимое поведение, совершенно явное финансовое благополучие… Вокруг потихоньку начали увиваться женихи, Анечка уже помаленьку задумывалась, а не ответить ли кому-нибудь взаимностью, но тут, на свою беду, ею заинтересовался полицмейстер. Господин Парфенов был уверен, что молодая девушка в столице может зарабатывать такие деньги одним-единственным способом, и не придумал ничего умнее, кроме как поделиться этими мыслями с Анечкой. И намекнул, что мзду он, козел, может принять не только деньгами, но и натурой. Анечка обиделась. Полицмейстер – тоже, и велел предъявить документы. Ну, секретарша и предъявила свое служебное удостоверение, где было ясно написано, что она является сотрудником второго отдела Департамента охраны материнства. Почему-то это вызвало у полицмейстера совершенно неадекватную реакцию. Он покраснел, потом посинел и, наконец, продышавшись, с писком: «Не извольте гневаться, неотложные служебные дела!» – исчез. Анечка пожала плечами и отправилась домой, где с удивлением обнаружила, что женихи тоже куда-то испарились, как будто их никогда и не было. Зато начиная с обеда и вот уже два дня подряд непрерывной чередой пошли гости, от градоначальника и далее по нисходящей. Все они несли деньги, в зависимости от служебного положения, уверения в безграничном почтении к его светлости канцлеру и особенно к госпоже Князевой, а также доносы друг на друга. Анечка попыталась обратиться за консультацией к родителям, но получила ее от своего младшего брата-гимназиста. Он ей объяснил, что, оказывается, в Питере существует ДОМ, и если кто чего-нибудь против детей сделает, то в этом ДОМе его по головке не погладят. Но это так, мелочи… Главное – там есть еще и ДОМ-2.

Тут я не выдержал и заржал. Танечка несколько удивилась – почему именно в этом месте – но, естественно, промолчала. Я же продолжил увлекательное чтение.

Итак, там есть еще и ДОМ-2. И если кто, не дай бог, начнет умышлять против императора или канцлера, тут же приедут машины с людьми в черных масках, всех виновных расстреляют из автоматов («А ты правда умеешь стрелять из настоящего автомата?» – допытывался у старшей сестры гимназист), а тем, кто знал про черные замыслы, но ничего не сделал, устроят такую жизнь, что лучше бы уж сразу застрелили, что ли. Вот как в Киеве зимой было…

– А ведь правда, – усмехнулся я, – слухи-то мы распустили, а указать точное название занимающейся такой деятельностью конторы забыли. Вот народ и пустился в творчество… Ладно, пусть будет ДОМ-2, только тогда свой второй отдел вы уж, пожалуйста, во что-нибудь другое переименуйте. Девочке напишите, что деньги надо складывать в один чемодан, а доносы – в другой. На днях пошлю туда начинающего комиссара, пусть придумает, как эти пожертвования можно употребить с пользой для города. А по вечерам нехай доносы читает, пригодится.

«Пора, пожалуй, обдумать еще одну проблемку, – подумал я, проводив Танечку. Небольшую такую проблемочку, всего мегатонн на сорок…»

До падения тунгусского метеорита оставался год, и следовало заранее подготовиться к этому событию. Причем не только заблаговременно заслать пару-тройку экспедиций к месту событий, но и извлечь из этого красочного шоу пользу. Итак, за что его можно выдать? Ну, например, за испытания суперпушки. Но не как у Жюля Верна, а посерьезней – электромагнитной или даже ионной. Действительно, где-то почти за сутки до события начали наблюдаться какие-то странные атмосферные явления – вот и объявить, что это мы приступили к закачке заряда. Кстати, Тесла в этом деле тоже отметился… С ним я никак не мог прийти к однозначному мнению. С одной стороны, выдающийся ученый-изобретатель. С другой – все, что мог полезного, он уже изобрел, а эти его лучи смерти, атмосферно-халявные электростанции, беспроводная передача электроэнергии… У меня таких специалистов своих достаточно, сидят и пишут даже более дикие проекты за скромные деньги, на страх агрессору. И ведь тот иногда действительно пугается, что характерно. С третьей же стороны, как раз на почве чего-то такого очередного, у Теслы сейчас возникли нешуточные финансовые трудности вплоть до закрытия лаборатории и распродажи имущества, так что переманить его обойдется недорого.

Может, действительно, сюда его, пусть возится потихоньку с чем-нибудь охренительным, глядишь, один-другой полезный побочный эффект и образуется. А мы, пользуясь тем, что Тесла известен как гениальный ученый, и объявим о пушке. Но он же, зараза, визг поднимет… Нет, лучше не так. В Америке уже начал разворачиваться сбежавший от русского деспотизма Альперович, вот пусть он Теслу и профинансирует. Тот, значит, займется своими стоячими волнами, на основе которых он и собирался передавать энергию. И при нем будет лаборант или там инженер, который в самый ответственный момент окажется найденовским шпионом и сбежит, собака, в свою Россию с важнейшими чертежами, расчетами и еще чем-нибудь, что в два чемодана влезло. Мы тут же в глубоком, то есть доступном всем интересующимся, секрете начнем строить гигантскую электромагнитную пушку по идеям Теслы, а у того начнутся трудности – чертежей нету, денег Альперович дает мало, отговариваясь тем, что у него они тоже кончаются… И тут – тунгусский бабах. Саша, то есть тьфу, Мося, по лучшим мировым образцам вроде «Тибета», МММ и «Аввы» тут же организует могучий концерн по претворению в жизнь идей гениального сербоамериканца…

«Наверное, пока остановимся примерно на таком плане», – подумал я.

Думал я про это не просто так – на следующий день должно было состояться заседание политбюро в сокращенном составе, то есть без Мари. Все-таки на восьмом месяце лучше не по поводу политики собачиться, а заняться чем-нибудь более успокаивающим…

Попытки установления мирового господства делались в течение всей истории человечества. Сначала – от Александра Македонского и до Наполеона – они были военными. Ни одна из них не привела даже к подобию результата. Будем считать все их, вместе взятые, первой попыткой.

Вторая была основана на торговле, и тут у англичан почти получилось. Но почти, как известно, не считается…

Третья, базирующаяся на финансовых механизмах, в нашем мире кончилась полным успехом. Но в этом она пока находилась в стадии подготовки, а значит, у нас оставался шанс.

Заседание началось в два часа дня у Гоши. Перед отъездом я посадил в дежурный режим группу аналитиков из комиссарской школы, а также Татьяну и Алафузова, чтобы, в случае чего, можно было быстро прояснить любой вопрос. Аналогично поступили и оба величества.

– Итак, – открыла совещание королева-племянница, – нам надо решить вот что. У нас сейчас идет одна тысяча девятьсот седьмой год, месяц май. В нашем мире как раз тогда начался очередной финансовый кризис, приведший к созданию Федеральной резервной системы США. В этом он тоже начался и протекает аналогично, потому как наша деятельность пока не затрагивала факторов, причастных к его развитию. Отсюда вопрос: мы так и дальше будем их не затрагивать, по крайней мере, до решения вопроса с Англией? Погреть руки нам такой образ действий нисколько не помешает. Или памятуя, кто является нашим главным врагом – я имею в виду не США, а международную финансовую олигархию, – уже сейчас попытаться получить доступ к ее уязвимому звену? Потом это будет гораздо труднее, если не вообще поздно. Дядь Жор, твое слово.

– Да запросто – я же с вопросов начну. Итак, предположим, мы ничего делать не стали. Чем это нам грозит?

– В ближайшие годы – ничем, – утешил меня Гоша. – Но, как сказал Конфуций, «того, кто не задумывается о далеких трудностях, в ближайшее время поджидают близкие неприятности».

– Второй вопрос – продолжил я. – Как я себе представляю, у этой самой финансовой олигархии есть два способа доить мир: отказ от привязки стоимости пакета акций предприятия к стоимости его активов и торговля долговыми обязательствами. И один инструмент – эмитируемая этой самой олигархией мировая валюта. Я прав?

– Почти. На самом деле названные тобой два способа – это одно и то же. Просто вид сбоку, и все.

– Тогда еще проще. Из инженерной практики я знаю, что способ – это производная от инструмента. Будет другой, похуже, придется изобретать новый способ. А вообще без инструментов можно только ковырять в носу.

– Вот! – поднял палец Гоша. – И чем дольше этот инструмент существует, тем более он совершенствуется! Сейчас его пока нет, так, заготовка.

– В том-то и дело! – подалась вперед Маша. – Им еще лет десять до первых результатов применения осталось! А мы, если сейчас влезем… Сильно это дорогостоящая операция. Даже при удаче мы вынуждены будем воевать с Англией без штанов. А при неудаче – с Англией и Штатами, причем не только без штанов, но и без винтовки… Я пока не вижу причин так рисковать.

– Стоп, стоп, – поднял руку я. – Дорогостоящая – это как? Мы вывезем туда все свое золото? Или заводы? Чего нам не хватит, объясните!

– Денег, – «объяснила» Маша.

– В виде бумажек?

– Разумеется, нет. В виде овеществленного доверия. То есть после этой операции ни один здравомыслящий человек не даст нам в долг ни копейки.

– Почему?

– Потому что сумма долга уже будет сравнима с ВВП России.

– Ага, – почесал в затылке я. – Сколько вот сейчас у нас всех в карманах денег? У меня – три тысячи.

– У меня есть рубль, – сообщила Маша. – У Гоши – ничего.

– Итак, – продолжил я, – наш ВВП составляет три тысячи один рубль. И это значит, что сумму, много превышающую эту, нам не дадут. Так?

– Примерно, – согласился Гоша.

– Ладно, а если я тебе дам в долг три тысячи – абсолютно честная сделка, вот они, у меня в кармане. Ты их ссудишь Маше, тоже все честно, теперь и у тебя деньги есть. Маша – мне. Деньги где лежали, там и лежат, их никто даже не доставал, но теперь наш ВВП учетверился. Мало? Поехали по второму кругу…

– Дядя, но это же азы, – покачала головой Маша.

– Дальше слушайте. Это не азы, а доказательство, что современные финансы никакого отношения к реальному состоянию дел в экономике не имеют! А между прочим, нечто вымышленное и существующее только в воображении собеседника исказить гораздо проще, чем реальное и нагло торчащее перед глазами. Вы сейчас воюете на финансовом фронте финансовыми же инструментами. А мне почему-то кажется, что здесь куда больше подходят методы информационных войн… Не размышляли на эту тему?

– Та-ак, – задумалась Маша, – а ведь действительно, при линейной связи какого-то американского банка с Россией добиться его влияния на один из двенадцати невозможно. А вот если встроить этот банк в заемное кольцо Россия – Германия – Япония, да подать это как триумф американской системы…

– Что за один из двенадцати? – не понял я.

– Региональных банков, образовавших ФРС, – объяснил Гоша.

– А что за триумф?

– Якобы он сможет влиять на политику остальных участников кольца, то есть нас, немцев и японцев.

– Если на руководство какого-то банка заранее собрать компромат, это поможет?

– Разумеется.

– Тогда список мне, пожалуйста. На все двенадцать. И, возвращаясь чуть назад… Мне тут все тунгусский метеорит покоя не дает. Как сделать из его падения военно-техническую дезу, это даже думать не надо. Как хорошо заработать на этом – я думаю, оно вам нетрудно. А вот как превратить его в инструмент виртуального раздувания ВВП России в десятки раз – я не знаю, но нутром чую, что это возможно! А вы?

– Можно, вот только как на экономике это скажется… – усомнился Гоша.

– Да никак не скажется! Ерунда это, как же вы в такое верите? Для дураков ведь придумывалось! Валовый продукт. А измеряется в денежных единицах! Девятый вал рисованной бумаги. Ну ведь ежу же понятно, что если я объявляю вес самолета в процентах от его же массы, это я кому-то лапшу на уши вешаю. А когда мне объявляют количество штук товара в рублях, это называется экономика! В которой деньги – тоже товар. Двадцать рублей ВВП – это и произведенный ПФ, и сто раз перепроданная горсть семечек, и два раза перепроданная бумажка с надписью от руки «десять». Тоже мне, показатель… Такой и до триллиона раздуть не грех, при условии, конечно, что сами мы в эту хреновину верить не будем.