Текст книги "Голос бездны"

Охота

Начиная со второй половины дня Сергей устраивался в машине, припарковав её таким образом, чтобы проглядывался весь Барыковский переулок. Рядом на сиденье стоял термос с горячим чаем и лежал громадный пакет с сушками, усыпанными маком. Сергей обожал сушки с маком, и никакой наивкуснейший домашний пирог с ягодами и взбитыми сливками не мог затмить прелести этих кривеньких сухих колечек.

Неторопливо жуя, Лисицын следил за подъездом дома, где жила Лариса, готовый в любую минуту завести Зебру и отправиться в путь. Он был уверен, что Лариса проявит себя в ближайшее время, если действительно связана с сожжением бомжа.

Побывав у сестры на девятый день после смерти зятя, Лариса три дня никуда не выходила. На четвёртые сутки к ней пришёл молодой человек, которого Лисицын сразу окрестил племяшкой, так как слышал о нём от Ларисы. Это должен был быть именно племяшка, ведь он вышел из дверей подъезда в сопровождении Ларисы. Для любовника он был слишком молод, хотя держал Ларису по-мужски, а не по-родственному. В чём выражалось это «по-мужски», Сергей не смог сказать сразу, но почувствовал мгновенно. И всё-таки мальчик был племянником – Лариса уехала с ним по адресу сестры, куда Лисицын отвозил саму Ларису утром, когда Рита позвонила с известием о смерти мужа.

В обратный путь Лариса отправилась ближе к вечеру. Сергей с неудовольствием отметил, что она любила полихачить, а это означало, что дорожный патруль мог остановить не только её, но и лисицынскую Зебру. В таком случае Лариса без труда обнаружила бы, что Сергей следил за ней. Но всё обошлось.

Лариса припарковала «вольво» на привычном месте перед домом, однако, выйдя из машины, не вошла в подъезд, но направилась на Остоженку.

«В магазин, что ли? – предположил Сергей. – Могла бы заскочить по дороге. Нет, она не в магазин».

Он осторожно последовал за женщиной. Она неторопливо поднялась вверх по улице, внимательно разглядывая дома. Казалось, что она выискивала что-то, подбирала какое-то место. В районе Зачатьевских переулков она бродила особенно долго.

«Будто ищет что-то».

Лариса остановилась и достала сигарету, пламя зажигалки осветило её лицо, глаза, белую полоску сигареты. Затем свет померк, сразу сделалось слишком темно, несмотря на мерцающий в сторонке синюшный фонарь. Красный огонёк сигареты иногда делался сильнее, и тогда в темноте проявлялись черты лица Ларисы. Взгляд Сергея был прикован лишь к ней, и ему казалось, что всё окружающее пространство давно исчезло. Остались только эта женская фигура в дублёнке с поднятым воротником, только эта голова в обрамлении не уложенных густых чёрных волос, только это удивительное лицо, то утопающее в темноте, то выплывающее вновь в красноватом свете сигареты.

Внезапно Лисицын заметил на фоне кирпичной стены две лохматые фигуры. У одной из фигур висел на спине рюкзак. Судя по всему, это были бомжи. К его удивлению, Лариса не испугалась. Наоборот, она направилась к ним и затеяла неторопливый разговор. Их негромкие слова скрадывались шумом проезжавших по улице машин. Лишь изредка до Лисицына долетал чей-то громкий кашель.

«О чём они толкуют, чёрт возьми? Что ей нужно от бомжей?»

Лариса махнула им рукой и неторопливо повернулась в сторону дома. Когда она проходила под мерцающим фонарём, Лисицын ясно разглядел её лицо – оно было возбуждено, но довольно.

Не зная, за кем пойти – за ней или за бомжами, Сергей простоял некоторое время на месте, но в конце концов решил, что следить надо за женщиной.

Всю ночь она не покидала квартиры, и под утро Лисицын поехал домой, чтобы вздремнуть часок-другой.

***

Во сне он снова увидел Ларису. Она ходила вокруг него, опустившись на четвереньки, и рычала по-волчьи. Иногда она поднималась на задние лапы, ибо это были именно лапы с мохнатыми ступнями, и замахивалась на Лисицына руками, выпуская длинные когти, вспыхивавшие при этом стальным блеском. Сергей откатывался, чтобы избежать соприкосновения с острыми когтями, и Лариса снова опускалась на четыре конечности. Она не была животным, но она не была и человеком. Её лицо оставалось всё время неподвижным, несмотря на издаваемое рычание. Голое тело лоснилось и становилось из-за этого похожим на восковое. Время от времени Лариса усаживалась по-собачьи, и тогда взору Сергея открывались её груди, красивые, гладкие, мягко вздымающиеся при дыхании. Они были белыми и почти прозрачными, будто надувные шарики. В глубине левой груди Сергей хорошо видел большое красное сердце, ритмично вздрагивающее и пускающее вокруг себя мутные волны.

– Лариса, что с тобой происходит? – он присел напротив неё, но она промолчала.

Её руки вновь потянулись к нему и с громким лязгом выпустили когти.

– Не нужно, Лариса. Что ты вытворяешь? На кого ты похожа? Взгляни на себя!

Она распахнула рот и извергла наружу струю огня, как это часто происходит в фильмах ужасов. Пламя разбрызгалось вокруг Лисицына синеватой лужей, поверхность которой заполыхала жёлтыми языками. Сергей едва успел перевести взгляд на женщину, как она подпрыгнула высоко, зависла над ним и вдруг задребезжала, рассыпаясь на мелкие стеклянные кусочки.

Сергей дёрнулся и открыл глаза. Он сидел на диване в своей комнате, слева от него надрывался будильник.

«Вот это поспал, – он быстро добежал до ванной комнаты и ополоснул лицо, – пора ехать, старик, пора ехать. Чует моё сердце, что я кое-что увижу сегодня».

Но он увидел лишь, как Лариса снова встретилась с бомжами.

В этот раз они ждали её, значит, об этом они условились. Их было четверо. Они обступили её со всех сторон и долго слушали. Она что-то втолковывала им, они кивали.

Лисицын подкрался поближе, спрятав лицо в поднятом воротнике, прошёл туда-сюда в нескольких шагах от интересующей его группы, но так ничего и не услышал.

Его распирало буйное нетерпение. Что-то явно намечалось, что-то серьёзное, что-то, о чём знать было просто необходимо. Здесь даже не требовался никакой охотничий нюх, всё говорило само за себя. И всё же…

Ничего больше не произошло в тот вечер, и Сергей снова просидел в своём «жигулёнке» до пяти утра, стуча зубами.

Вернувшись домой, он поставил будильник на час дня.

Проснувшись, залез под горячий душ и долго шлёпал ногами по наполнявшей ванну воде.

– Допустим, я что-то увижу, – шептал он, хватая горячие струи ртом и сразу сплёвывая воду. – Что дальше? Да и что я могу увидеть? Что у неё может быть общего с бомжами? Что она намеревается сделать? Чёрт возьми, что бы там ни было, там что-то будет. Главное, не упустить её…

***

Лариса убедила бездомных достаточно быстро. Поначалу они не понимали, что от них требовалось, затем усвоили.

– Стало быть, ты хочешь, чтобы мы на твоих глазах кого-нибудь удавили, – рассуждал покрытый струпьями мужчина средних лет, – ты хочешь посмотреть, как умирает человек?

– Да, – Лариса уверенно кивнула, – я заплачу вам за это.

– У богатых свои причуды, – фыркнула безликая женщина с синими мешками под глазами. – Я недавно книжечку подобрала, так там история была, что богатые заказывали кино для себя, детективы настоящие, но убивали там в натуре. Ты тоже нас снимать на кино будешь?

– Нет.

– А то если будешь, то я не играю в такие штуки. Ты так наснимаешь нас, а потом ментам сдашь.

– Я не хочу ничего снимать. Мне не нужно кино. Мне нужна жизнь.

– Тогда это другое дело. Жизнь есть жизнь. Только кого мы должны тюкнуть-то? Ты кого-то приметила, что ли?

– Нет, – ответила Лариса, поёживаясь. – Вы сами должны отыскать кого-нибудь из своих, кого искать никто не будет, если он исчезнет.

– А нас никого искать не будут. Хочешь, мы друг друга перебьём? – засмеялся тот, что в струпьях, и немедленно раскашлялся.

– Нет, – серьёзно заговорил третий, – друг дружку не будем. Зачем нам друг дружку? Кому тогда платить она станет? Ты подумай тем, что у тебя в голове осталось, Петух.

– Верно семафоришь, Фундук, – успокоился тот, кого только что назвали Петухом. – Мы чужого подберём.

– Притащим-ка мы кого-нибудь из чахлых, – предложил Фундук.

– Правильно, – закивала женщина с синяками, – я в набережных подвалах одного такого видала на днях.

– Вот ты нам завтра его и приведи, Маманя.

– Значит, завтра приходить? – спросила Лариса, разглядывая лица бомжей.

– Завтра мы кого-нибудь обязательно отыщем подходящего, – кивнул уверенно Фундук. – Если Маманя не найдёт того парня, то мы про запас приволокём тебе других. Только оплатишь сразу, чтобы без обману.

– Не беспокойтесь. Я не обману. Зачем мне обманывать, если я к вам ещё обращусь потом…

***

Мишаня был слабым человеком. Очень слабым. Настолько слабым, что единственного неотъемлемого права самой последней тонконогой твари – права на жизнь – не имел, потому что не успел получить его при рождении. Он был обречён с первой секунды своей жизни, он просто обязан был умереть, не прожив и часа. По крайней мере, самое ближайшее окно, небрежно оставленное раскрытым, на верные сто процентов должно было его погубить. Но он выжил, такова оказалась прихоть судьбы. И он продолжал жить. Без права на жизнь, без крупицы надежды тянул он сыромятные лямки бытия. Глаза его давно превратились в полопавшиеся чаши, до краёв переполненные мутными горькими слезами и гноем, но даже такими глазами он смотрел и любил всё, что представало перед его взором.

Он сидел в крохотной пивнушке и тихонько постукивал стаканом об угол стола. Здесь же было тепло, до духоты надышано, воняло табаком и кислым пивом. Воздух от дыма был белым, а под самым потолком, где раскачивались тусклые жёлтые лампочки без плафонов, воздух просто клубился. Кто-то похлопал его по плечу. Мишаня вздрогнул, и увидел, что люди, поившие его водкой, ушли. Рядом стояла женщина с синими мешковатыми кругами под глазами.

– Споили тебя, бедолагу? – она сочувственно покачала головой. – Пошли за мной, отведу в одно местечко.

Он взял её за шершавую руку и пошёл следом, как маленький ребёнок.

– Я тебя…

Он бормотал, но женщина отмахивалась.

Темно, темно, закоулки, снег, грязь, кирпичная стена. Тот же самый мир, ничего нового. Они остановились в тёмном дворе.

– Привела, – объявила тётка с синяками.

– Молодец, Маманя, – произнёс чей-то голос. – Сейчас нашу барыню Фундук приведёт. Да вот и они… Эй, мы туточки… Сгодится тебе такой экземпляр?

Мишаня увидел перед собой красивое женское лицо.

– Я вас лю-ю…

Женщина отстранилась от него и посмотрела на других людей.

– Жалкий какой-то, совсем жалкий.

– А чего ж ты хотела? Премьер-министра мы не сработаем.

– И как же вы его… хотите? – тихо спросила женщина.

– А тебе как надо?

Человек с лицом в струпьях шагнул к Мишане и равнодушно ткнул его кулаком в лицо. Мишаня бессильно упал на спину, из губ хлынула кровь.

– Ещё вмазать ему?

Лариса поднесла руку к горлу. Что-то было не так, как она рассчитывала. Какая-то неправильность. Она отступила на пару шагов.

– Делайте же что-нибудь, – она нервно махнула рукой.

– Давай деньги.

– Держите, – она протянула руку с несколькими крупными купюрами и сразу брезгливо отступила ещё на шаг.

– Не терзай его, Петух, возьми за горло, не бей его.

– А мне не жалко…

– Не бей, сказал я тебе! – Фундук приблизился и повысил голос.

Лариса затаилась. Послышался звонкий шлепок.

– Я тебе сказал, чтобы ты не колотил этого заморыша, он весь кровью исходит… Дави его за горло.

Мишаня забился в их руках, вытаращил глаза. Мишаня не понял, что воздух вдруг перестал поступать ему в лёгкие. Он ничего не понимал, хотя тело вяло дрыгалось под навалившимися людьми.

– Как я люблю вас всех…

Фундук отодвинулся от Мишани и взглянул на Ларису:

– Вишь, какой странный попался, что-то мурлыкал всё время, неразборчивое что-то… Теперь, конечно, замолк…

***

Сергей Лисицын видел издалека, как Ларису встретила лохматая фигура, но сразу же потерял их из вида. Они будто провалились сквозь землю, исчезли, растворились. Так бывает в сказках и в кино, но так произошло в действительности.

Он осторожно обошёл кирпичную стену. Ступать приходилось крайне аккуратно, так как под рыхлым снегом повсюду скрипели гнилые доски и хрустело стекло. Мутные тени голых деревьев раскачивались на ветру и не позволяли сфокусировать зрение. За стеной никого не оказалось.

– Ну же, Лис, – подбодрил он себя.

Лисицын медленно прошёл возле заброшенного дома. Ему приходилось останавливаться возле каждой оконной рамы и прислушиваться, не доносилась ли человеческая речь оттуда. Едва заметно вытягивая шею, чтобы чрезмерной поспешностью не привлечь чужого внимания, Лисицын заглядывал в мрачную бездну мёртвого дома. Всякий раз он видел внутри одно и то же – груды битых камней, извести, скользких банок и бутылок, над всем этим призрачно колыхались обрывки газет.

– Давай, Лис, ты же не можешь упустить её…

Он плавно перенёс ногу через поверженный ствол древнего дерева, поваленного поперёк замусоренного двора, и застыл. Томительно тянулась минута за минутой.

До него долетели голоса, едва уловимые из-за того, что слишком шумно проносились за спиной автомобили по освещенной улице. Сергей невольно обернулся и поразился дикости происходившего вокруг гудел цивилизованный город, сверкали и переливались всевозможными цветами яркие афиши, слышалась музыка, шуршание колёс по мокрому асфальту, стук каблуков. Всё это было в нескольких десятках метров от Лисицына, но он вынужден был красться в неведомый закуток, где притаились похожие на бесов чумазые люди, затеявшие недоброе. Посреди гигантского мегаполиса жили грязные чудовища. Почему-то Сергею выслеживаемые люди представились именно чудовищами, пучеглазыми, сопливыми, хрюкающими. Здесь был край света, край жизни, бездна. Край света, сжавшийся в точку, в зловонный сгусток, пульсировавший, как сердце неведомого существа, в самом центре Москвы. Сколько ещё таких сгустков пульсировало по городу?

Напрягая слух, он перелез через ствол дерева и быстро двинулся в неосвещённую сторону двора, похожую на мрачную декорацию, тёмную, затянутую ветхими драпировками, которые шуршали на ветру и метались вместе с мутными ветвистыми тенями по облупившимся стенам. Чем дальше продвигался Сергей, тем неоспоримее делалось предчувствие чего-то ужасного. От волнения его стала бить мелкая дрожь.

С крыши ближайшего дома шумно слетела невидимая в ночи ворона, разбуженная непонятно чем. Усилием воли Сергей стряхнул сковывающее чувство тревоги и снова прислушался. Внутреннее чутьё подсказывало, что двигался он в нужном направлении. Прислушавшись к смутным глухим звукам, доносившимся в те редкие мгновения, когда утихал вой ветра, Лисицын кивнул сам себе.

Он быстро пошёл вперёд. Голоса людей усилились. До них оставалось совсем близко, нужно было лишь обогнуть ржавый автомобильный остов и завернуть за почти рассыпавшуюся стену одноэтажного барака. И тут Лисицын, в нетерпении забыв об осторожности, наступил на случайную жестяную посудину, попавшую под ногу. Железо громко заскрежетало и сломалось, пискляво задребезжав. Сергей отшвырнул банку ногой, и она шумно ударилась о трухлявый кирпич. Что-то громко осыпалось.

Голоса, на звук которых двигался Лисицын, смолкли. Но стоило ему пойти дальше, безжалостно давя осколки бутылок и оступаясь на скользких валунах, люди заголосили с новой силой, но теперь уже беспокойно. Он услышал дружный шум шагов. Кто-то метнулся ему навстречу, взмахнул руками и вильнул в сторону, уверенно ступая по мусору.

– Мотаем отседова! – донёсся из-за стены хриплый голос, явно удаляющийся.

Сергей прыжком завернул за угол, за которым слабо мерцал огонь, и увидел небольшой костёр. Возле него сидел на корточках совершенно пьяный мужик, облепленный сальными волосами по всему лицу. Его стеклянные глаза тупо пялились на потрескивающее пламя. В двух шагах от костерка лежало тело с залитым кровью лицом. Сергею хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что человек мёртв.

– Куда побежали остальные? – наклонился Лисицын к пьяному, но тот никак не отреагировал на его вопрос.

Сергей отбежал от огня и остановился у тёмной стены дома.

Куда могла спрятаться Лариса? Она ведь не умела прыгать через ледяные ухабы, как эти бродяги. Она могла где-то затаиться, могла и убежать.

Сергей простоял неподвижно минут десять, но не услышал никаких посторонних шумов. Если где-то рядом и прятался кто-то из бомжей, то прятался терпеливо, умеючи. Возможно, неподалёку находилась и Лариса. Может быть, она даже видела Сергея.

Он сплюнул и пошёл обратно к Остоженке. Несколько раз он резко обернулся, надеясь приметить хотя бы чью-то тень, но глаза его не зацепились ни за что подозрительное.

Охотник упустил дичь. Лис упустил Ларису. Но Лариса не упустила свою жертву. Распластанный в двух шагах от костра человек был убит только что. У Лисицына не было никаких сомнений в том, что Лариса Губанова стояла при этом поблизости, стояла и смотрела на его смерть. Однако доказать этого Сергей не мог.

***

По телевизионному экрану носились мелькающие фонари дежурных машин, полный артистической тревоги голос диктора «Криминальной хроники» перечислял жуткие подробности новых преступлений, совершённых за последние сутки… Вчера в половине десятого вечера в подъезде одного из домов на Балаклавском проспекте погиб мужчина лет сорока. Едва он открыл входную дверь, следом за ним в подъезд вбежали два молодых человека и набросились на него с ножами. Сидевший в подъезде консьерж попытался вмешаться, но получил мощный удар по голове и потерял сознание. Нападавшие нанесли жертве более десяти ударов ножом и скрылись. От полученных ранений мужчина скончался. Личность погибшего устанавливается… Гражданка N, вернувшись домой с работы, принялась за уборку квартиры, заглянула в большой шкаф и обнаружила в его глубине свою задушенную ремнём дочь. После проведённой экспертизы выяснилось, что из квартиры пропали ювелирные украшения. Медики обнаружили на руке мёртвой девушки следы от многочисленных уколов. Это даёт основание предполагать, что погибшая была наркоманкой, а её убийца совершил преступление, чтобы добыть денег на очередную дозу… В одном из московских троллейбусов подвергся нападению ничего не подозревавший пассажир. Преступник подошёл к нему сзади и нанёс удар ножом в сонную артерию. Поднялась паника, одна дама упала в обморок. Нападавший выбежал в дверь, но был тут же схвачен сотрудниками муниципальной милиции, по чистой случайности находившимися на остановке… Утром в подвале дома на Николоямской улице обнаружены две миномётные мины калибра 180 мм с взрывателями… Ранним утром жители одного из домов по Приречной улице обнаружили мёртвую женщину со множеством ножевых ранений. Сотрудники уголовного розыска сразу оценили преступление, как совершённое на почве ревности. Через несколько часов была арестована молодая женщина, которая призналась, что не смогла пережить измены своего супруга, но ярость свою перенесла с него на соперницу… Вечером в центре Москвы загорелось заброшенное трёхэтажное здание в Воротниковском переулке. Когда-то там располагалось общежитие работников телевидения, потом дом облюбовали бомжи. Бывшее общежитие сгорело дотла к большому удовлетворению местных жителей, которым давно уже надоело неприятное соседство бомжей…

Услышав последнее сообщение, Лисицын поднял голову и криво усмехнулся. Сгорел бомжатник, и никому нет дела до того, сколько его грязных и голодных обитателей отправилось в мир иной. Соседние жители только рады.

– Да, – задумчиво произнёс Сергей, – Лариса ловко придумала, выбрав бездомный люд для своих кровожадных забав. Никто никогда не будет выяснять причину их гибели. Никому нет дела до бродяг. Всё шито-крыто. Одного сожгла, другого удавила, третьего ещё что-нибудь… Сколько их уже на её совести? Может быть, этот бомжатник тоже её рук дело? Почему бы и нет? Она вполне могла подпалить трухлявый дом, а затем стояла себе и любовалась гудящим пламенем, вслушиваясь в человеческие вопли…

Щекотливая нервозность

День стоял ясный, солнце заливало ослепительным светом стены квартиры. Денис только что вошёл в дверь, и Лариса прижала его голову к своей груди.

– Как твоё самочувствие? – спросила она.

– Я спокоен. Ты не думай, пожалуйста, что меня потрясла смерть отца. Меня больше тревожит состояние мамы.

Поцеловав юного любовника в губы, Лариса затрепетала. Чудовищное ощущение новизны сдавило ей горло. Сознание того, что она была причиной смерти уже трёх людей, вдруг повергло её в полуобморочное состояние. Она прижалась лбом к щеке Дениса и тяжело задышала. Сквозь прищур глаз она увидела свои руки. Руки сияли в солнечном свете, по ним колыхалась ажурная тень тюлевой занавески, но Ларисе почудилось, что на коже медленно проступили сквозь поры густые красные капли и кровь потекла по пальцам вниз.

– Дэн, – она подняла голову и увидела перед собой его искристые глаза.

Он не видел крови на её руках, он не мог видеть этой крови, он ничего не знал о крови. Но Лариса знала. И это страшное знание придавало любовной встрече особый аромат. Денис вливал в неё жизнь своим необъятным чувством, а она пропускала эту жизнь через мясорубку своих ощущений, топтала её ногами, жгла бензином, рвала зубами.

Она не только совокуплялась с отпрыском своей семьи, с плотью от плоти сестры, с плотью от плоти зятя, но она же своими руками порвала стебли, связывавшие Дениса с Володей, сына с отцом. Лариса не могла объяснить свои чувства, не в силах была сформулировать даже для самой себя всю тонкость ощущений, всю их микроскопическую изящность, деликатность, неуловимость. В этой неуловимости и заключалась вся прелесть ощущений, вся их сила, вся их сокрушающая мощь.

Лариса трепетала, чувствовала себя на самом дне и вместе с тем на самой вершине. Она была болотной жижей, поднятой в небо ураганным ветром, она слилась с ураганом воедино и сама стала ураганом. Она парила в лазурной выси и утопала в густой зловонной трясине. Она понимала весь ужас своих свершений и наслаждалась этим пониманием. И, наслаждаясь им, она льнула к Денису, кутаясь в его нежное мальчишество и упиваясь его стремлением любить по-взрослому.

Жизнь смешала все фигуры на шахматной доске, наделив каждую из них новыми качествами. Остались пешки, остались короли, но пешки перестали быть равными друг другу пешками, каждая действовала по-своему, ходила, прыгала, ползала, кусала короля, ферзя и сестру-пешку. Игра вырвалась за рамки игры, но осталась при этом игрой. Жизнь поменяла правила, но не перестала быть жизнью.

Лариса прижалась губами к рту племянника.

– Пойдём…

Но их остановил пронзительный звонок домофона.

– Кто там? – Лариса никого не ждала.

– Лариса, это Сергей.

Тем более она не ждала Лисицына. Она не встречалась с ним после того вечера, когда он зашёл и сказал, что видел её машину возле горящего бомжа. Она заверила его, что он ошибся. Больше он не появлялся. Больше она не хотела видеть его. И вот он пришёл. Пришёл совсем некстати.

– Если я помешал, я загляну позже, – послышался его голос.

– Нет, всё нормально, – она нажала на кнопку и открыла дверь в подъезде.

Она повернулась к Денису:

– Я думаю, что Сергей к нам ненадолго.

– Кто такой Сергей?

– Журналист.

– Правда журналист? – заинтересовался мальчик и пошёл к двери. – Я бы хотел познакомиться с журналистом.

Лисицын остановился, увидев перед собой мальчика.

– Ты, должно быть, Денис? – он протянул руку.

– А вас звать Сергеем, – мальчик серьёзно пожал руку. – Лара сказала, что вы – журналист.

– Она тебя не обманула, – Лисицын снял куртку и посмотрел на хозяйку. – А ты сказала, что я хороший журналист?

– Не успела, – она улыбнулась весьма естественно, но Сергей заметил некоторую натянутость. Не укрылось от его глаз и то, что женщина пыталась незаметно оправить свою одежду.

– Хочешь кофе? – она прошла мимо него на кухню.

– Не откажусь.

Лисицын взглянул на Дениса, и понял, что поговорить с Ларисой так, как ему хотелось, не получится. При мальчике нельзя было даже намекать на то, о чём Сергей догадывался. Придётся зайти в другой раз. Но на другой раз откладывать было нельзя. Другой раз был непозволительной роскошью. Лариса вполне могла свихнуться окончательно, если ещё не свихнулась.

– Значит, вы хороший журналист? – спросил Денис, его щёки пылали.

– Хороший. Но не в том смысле, что я положительный, а в смысле «профессионал».

– Я бы хотел стать журналистом. Мне кажется, что у меня получится.

– Попробуй. Дело не такое уж хитрое, как представляется многим, но далеко не такое простое, как о нём судят дилетанты…

Сергей вернулся на кухню.

– Денис, ты позволишь мне перемолвиться с твоей тётей несколькими словами?

– Пожалуйста. Я подслушивать не имею привычки.

– Спасибо.

Лисицын прошёл на кухню. Там стоял густой запах кофе.

– Вкусно, – сказал он.

– Это только запах, – улыбнулась она, посмотрев через плечо. – Ты ехал мимо?

– Нет, я ехал к тебе.

– Я же просила тебя не приходить больше ко мне. Больше никакого секса…

– Я совсем по другому делу, – он покрутил пальцами лежавшую на столе чайную ложечку.

– Что же тебя привело?

– Бомжи, – он внимательно следил за Ларисой.

– Бомжи? – она удивилась вполне искренне.

– Бомж, облитый бензином, и бомж, убитый вчера вечером в Зачатьевском переулке.

Лариса повернулась к Сергею и холодно посмотрела ему в глаза.

– Ты говоришь о чём-то совершенно мне непонятном.

– Лариса, я видел твою фотографию, когда ты смотрела на пожар. Мне рассказывали, как ты взирала на взрыв, на разорванных людей. Я видел тебя почти в упор, когда ты уезжала с пустыря, где сгорел бомж. Всё это могло быть случайными совпадениями. Ты везде могла оказаться случайно.

– Я везде оказалась случайно.

– Но последние несколько дней ты встречалась с местными бродягами и договаривалась с ними о том, чтобы они убили для тебя кого-нибудь.

– Бред! – Выражение её лица было холодным, почти безучастным.

– Ты слишком любишь зрелища, я помню как ты расспрашивала меня о Пляске Солнца.

– Это когда индейцы рвут себе кожу на груди? – Лариса прищурилась. – Ты красиво рассказывал, ты вообще умеешь увлекать всякими историями…

– Не уводи меня в сторону… Ты сама говорила, что тебе нужны острые впечатления. Послушай, я хочу тебе помочь. Я не могу позволить тебе погибнуть по глупости. Ты понимаешь меня? Я хочу тебе помочь. Но для этого ты должна рассказать мне всё, ничего не скрывая.

– Что я должна рассказать?

– Например, как ты заказала бомжам убийство, чтобы немного притупить свой голод, свою жажду.

– Ты говоришь полную ерунду. – Её голос был спокоен.

– Я был вчера там. Я видел, как тебя повели туда. Я видел убитого парня. Скажи, зачем ты ходила туда? Ты хотела посмотреть, как его убьют?

– Ты говоришь ерунду. Ты сам спятил, Сергей, – она поставила на стол кофе. – Думаю, что я не приглашу тебя к столу. Мне было бы неприятно сидеть рядом с тобой после того, как ты высказал мне столько гадостей.

– Лариса, – Сергей понизил голос почти до шёпота, – я всё про тебя знаю. Ты больна, тяжело больна. Я хочу помочь тебе. Ты кубарем катишься вниз. Я не знаю, какие у тебя отношения с мальчиком, но я видел, как он тебя обнимает. Я не имею ничего против того, что ты спишь с племянником. Пусть так, в конце концов бывает настоящая любовь, и ей плевать на общественную мораль. Но у тебя расстроена психика. Ты способна на неадекватные поступки. Я не удивлюсь, если ты вдруг признаешься, что отец мальчика погиб от твоей руки или по твоему заказу.

– Бред. В ту ночь ты был у меня.

– Всё могло произойти раньше. Это детали. Я говорю о другом, я говорю о тебе. Послушай, посмотри мне в глаза. Я хочу помочь тебе. Я не собираюсь звонить в милицию.

– Бред, – она повторяла это слово с одной и той же интонацией и ни разу не повысила голос, ни разу не возмутилась.

– У меня нет сейчас никаких доказательств, Ларис, но я уверен в том, что ты больна. Я чувствую это, сердцем чувствую, потрохами. И я знаю, что твоя болезнь не позволит тебе сидеть долго сложа руки. Скоро ты захочешь новых эмоций и пойдёшь на новые преступления. Я не могу допустить этого. И вот что я скажу тебе: я буду караулить тебя, я буду всё время где-то рядом, и я схвачу тебя за руку. Это будет доказательством моей правоты. Но если я не успею остановить тебя, то тебя не остановит уже никто. И ты пропадёшь, ты погибнешь. Твоё безумие тебя сожрёт.

– Ты говоришь полную чушь, Сергей.

Она взяла его за локоть и провела к двери.

– Ступай. Ты сказал всё, что хотел.

Он ухмыльнулся, глядя на её спокойное лицо, и вышел.

Лариса вернулась на кухню. В следующую секунду рядом вырос Денис.

– Почему он ушёл так скоро?

– Я попросила его уйти.

– Ты выставила его?

– Да.

– Он тебя расстроил? Лара, что случилось? Почему ты такая бледная?

– Этот человек мне мешает.

– Он обидел тебя?

– Можно сказать, что так.

– Надо же! А ты говоришь, что он хороший журналист! Сволочь он, а не журналист. Как он посмел, Лара? Как он посмел? Что он сказал тебе?

– Он сказал мне правду, но я не желаю слышать эту правду.

– Правду? Какую правду, Лара? – Мальчик удержал голову Ларисы перед собой, глазами требуя немедленного ответа. – Какая правда может тебя обидеть?

– Это трудно объяснить, Дэн.

– Если он обидит тебя ещё раз, если тебя хоть кто-нибудь обидит, то я убью этого человека. И разрушу весь мир, если это потребуется для того, чтобы уничтожить ту страшную правду.

– Не нужно, Дэн, – Лариса поцеловала мальчика в шею. Не нужно, иначе тебе придётся уничтожить и меня…

***

Сергей сел в машину, но не двинулся с места. Спешить было некуда и незачем. Он поставил Ларису перед фактом, он открыто сказал ей, что подозревает её в убийстве и что не оставит её в покое и будет следить за ней. Теперь она должна сделать свой ход, непременно должна… Если, конечно, Лисицын не ошибся в своих предположениях. А вдруг ошибся?

– Нет, не может быть. Она слишком спокойно отнеслась к моим словам, слишком хорошо вела себя, слишком сдержанно. Будь она ни при чём, она бы потеряла дар речи от столь безумного обвинения. Любой другой на её месте сто раз уже побледнел или грохнулся бы без чувств. А она лишь сжала губы и ну повторять одно и то же: «Чушь!» – Лисицын потёр ладонь о ладонь. – Она была слишком спокойной… Чёрт возьми, какая же у неё потрясающая выдержка! Это просто дьявол…

Он повернул ключ зажигания и мягко тронулся с места. Торопиться пока было некуда. Можно отдохнуть. День-два эта безумная женщина не сделает ни шагу, будет раздумывать, но затем надо быть готовым к её прыжку. Не сможет ведь она сидеть без движений, не сможет, не та порода…

***

Дома было тихо. Лисицын откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он чувствовал, как настроение его стремительно ухудшалось, с каждой секундой тело его наполнялось свинцовой тяжестью, нежеланием что-либо делать.