Электронная библиотека » Андрей Воронин » » онлайн чтение - страница 19

Текст книги "Я вернусь..."


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 18:38


Автор книги: Андрей Воронин


Жанр: Боевики: Прочее, Боевики


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Это не условие, – сказал хозяин. – Это мы бы и без тебя сообразили. Условие – это деньги. Двадцать косарей тебе хватит?

Зимин пожал плечами.

– Хватит, – сказал хозяин. – Этот гаденыш обошелся мне дороже, но тебе хватит. Ты же не из-за денег сюда пришел, правда? Хотя в этом мире все так или иначе делается из-за денег. Ну, говори.

Зимин сказал адрес. Кто-то сунул ему в руки задубевший на морозе пластиковый пакет с деньгами, тонированное стекло с противным электрическим жужжанием поехало вверх, двигатели бархатно рыкнули, и вскоре габаритные огни двух машин красными точками затерялись в потоке уличного движения.

* * *

Адреналин повесил трубку на облезлый никелированный рычаг и задержался в кабинке еще на несколько секунд, понадобившихся ему на то, чтобы раскурить сигарету. По платформе мело, редкая цепочка фонарей заливала ее жидким желтоватым светом, которого едва хватало, чтобы различить кнопки на корпусе таксофона. Неказистое станционное здание, в котором только и было, что касса да крошечный зал ожидания, слепенько светилось грязными зарешеченными окошками. У входа в зал ожидания сегодня никто не торговал семечками и сигаретами – холодно было, да и поздновато уже.

На пластиковом колпаке кабинки кто-то нацарапал грязное ругательство. Нацарапано было криво и неаккуратно, но старательно, глубоко и жирно – проделка мелкого пакостника, матерный крик одинокой, никем не понятой и никому не интересной души. Примета времени, короче говоря. Чуть ли не век к этому привыкали, теперь не скоро вытравишь. Да и вытравишь ли вообще? Это, наверное, уже записано в генетическом коде: вы нам – лозунг во весь фасад, а мы вам зато – три буквы на том же фасаде, чуток пониже лозунга. Написал, и вроде полегчало. Тоже ведь своего рода лозунг, девиз...

Электричка снова свистнула дьявольским свистом, содрогнулась от головы до хвоста, залязгала буферами, зажужжала, застучала компрессором, плавно тронулась и пошла, понемногу набирая ход, буравя ночь ослепительным лучом прожектора. Миновав платформу, она взвыла, наддала и канула в метель. На платформе сразу стало темнее, и со всех сторон на этот крошечный островок света навалилась метельная черная пустота.

Адреналин поставил торчком воротник облезлой кожанки, поглубже надвинул знаменитую шапку из убитого в доисторические времена кролика и, прикрывая свернутой в трубочку ладонью тлеющий кончик сигареты, шагнул из-под пластикового колпака в снежную круговерть.

"Запорожец" поджидал его на своем обычном месте, похожий в темноте на заметенный снегом стожок. На бугристой от намерзшего снега покатой поверхности заднего стекла какой-то весельчак уже успел вывести пальцем то же словечко, которое Адреналин минуту назад видел на пластиковом колпаке телефонной кабинки. Этого весельчаку показалось мало – видимо, нереализованная творческая натура бурлила в нем и требовала выхода, – и он сопроводил свою надпись незатейливой иллюстрацией, на которой был схематично, зато очень крупно, изображен упомянутый в надписи орган. И надпись, и рисунок уже основательно залепило свежим снежком, так что теперь все это напоминало высеченную в скале пиктограмму. Адреналин немного полюбовался этим художеством, но стирать его не стал, поскольку не видел в таком действии никакого смысла. Со временем само растает и сойдет, так зачем уродоваться, отдирая намертво примерзшую к стеклу ледяную корку? Так даже красивее. Некоторые лепят на стекло наклейки, надписи всякие. Едет по дороге древний "Москвич-412", а на стекле у него огромными буквами написано: "Ралли". И даже по-английски. И никто не удивляется, пальцами не тычет – привыкли.

Лобовое стекло тоже было заметено примерзшим снегом. Адреналин кое-как проковырял, протер в этой корке небольшое, с две ладони, окошечко, чтобы видеть дорогу, и полез за руль.

На приличном удалении от станции в темноте голубыми и желтыми звездочками подмигивали сквозь метель огни поселка. Где-то там, под этими огоньками, проживал, вероятнее всего, веселый автор пиктограммы, украшавшей заднее стекло "Запорожца". Плохо проживал, убого и скучно и от скуки своей и убожества буквально на стенку лез: писал на заборах нехорошие слова, подбрасывал в соседские нужники дрожжи в жаркую погоду, травил свой молодой организм дешевым вином из гнилых яблок, пьяный дрался на танцульках и неумело портил девок, не доставляя этим ни себе, ни им удовольствия. А сколько их, таких, живущих по уши в дерьме и не понимающих, за каким, собственно, дьяволом их пустили гулять по свету! По одной России-матушке их не перечесть, недаром же все кругом исписано похабщиной. А по всему миру? О-го-го! Это же такая армия, какой не бывало за всю историю человечества. Это, черт его дери, тот самый рычаг, которого не хватало Архимеду, чтобы перевернуть мир вверх тормашками...

"Запорожец" долго не хотел заводиться, кудахтал стартером, трясся, как припадочный, глох, но потом все-таки затарахтел и пару раз победно выстрелил глушителем. Адреналин дал двигателю прогреться, включил тусклые фары и осторожно, чтобы не забуксовать, вырулил на дорогу.

Захваченный новой идеей, он уже забыл и о намеченной на завтра продаже собственной фирмы, и о Зимине, которому эта продажа, кажется, пришлась не по вкусу. Да ну его! Со временем одумается и сам все поймет. А не поймет, так Адреналин все ему подробно растолкует. Он, Адреналин, сам непростительно долго не понимал того, что надо было понять сразу. Валял дурака, развлекался с новой игрушкой, с лохотронщиками воевал... Что лохотронщики! Они – просто опарыши, кишащие в огромной куче дерьма. Если тебе не нравятся опарыши, если тебя при виде их с души воротит, есть только два выхода. Первый, наиболее распространенный, потому что более простой, это зажать ноздри, отвернуться и больше не смотреть в ту сторону. Второй – это поддеть дерьмо на лопату, сбросить его в какую-нибудь яму вместе с живущими в нем опарышами, засыпать землей и посадить на этом месте, скажем, яблоню. Или цветы. Или, если ты такой земледелец, тыкву какую-нибудь. Словом, что-нибудь более полезное и приятное глазу, чем куча дерьма, кишащая червями. А копаться в этой куче и давить опарышей по одному – это не выход. Только сам перемажешься с головы до ног, а их, опарышей, все равно не передавишь.

Адреналин уже понял, в чем заключалась его главная ошибка. Рутина, рутина... Пошел по пути наименьшего сопротивления, не отважился выйти за пределы привычного круга общения, взялся вербовать сторонников среди своих – тех, что плавают поверху. А их не так уж много, и даже для лучших из них Клуб – просто очередной способ пощекотать нервишки, вроде той же рулетки или сауны с наемными телками. Они просто стресс снимают, дают выход неиспользованной энергии, и с деньгами своими, с квартирами, машинами, постами и секретаршами не расстанутся никогда. Скучно с ними, и опереться не на кого, и даже Клуб не радует, потому что рутина... Рутина! Каждую пятницу одно и то же, никакого разнообразия, не говоря уже о движении вперед. Снизу надо было начинать, снизу! Со скотов бедных, которые даже не подозревают, что живут как скоты и покорно тянут свою заляпанную навозом лямку изо дня в день. Забитые, спившиеся, тупые... Их же миллионы! На них этот мир держится, их кровью и потом питается и держит их в скотском состоянии, потому что это удобно.

Придерживая неподатливый руль левой рукой, Адреналин полез в карман куртки и сунул в зубы сигарету. Печка не работала, в машине было холодно. Слегка подсвеченная фарами заснеженная скользкая дорога, лениво извиваясь среди белых пустых полей, с выводящей из терпения неторопливостью уползала под обледеневший куцый капот. Чиркая зажигалкой, Адреналин припомнил, что Зимин пару раз обзывал его маньяком. Психом, клоуном, придурком, паяцем – это сколько угодно, а вот маньяком всего пару раз, и тон у него при этом был какой-то... В общем, такой, как будто он не обзывался сгоряча, а спокойно констатировал общепризнанный факт. Интересно, что сказал бы он теперь, узнав, о чем думает Адреналин?

Конечно, с его, Зимина, точки зрения человек, бредящий глобальным переустройством, стрелками истории и какими-то отметками, являлся стопроцентным маньяком. Но Адреналин-то знал, что это не так! Мир – это такая махина, которую в одночасье не перевернешь. Понадобятся годы, может быть – столетия... Но надо же когда-то начинать! Кому-то и когда-то... С малого, с ерунды, с казино и лохотронов, с грязных подвалов, потихонечку, методом проб и ошибок, забредая в тупики, возвращаясь вспять по собственным следам. Города и империи не возникают ведь по мановению волшебной палочки, а строятся веками и тысячелетиями, и религии тоже не падают с неба в законченном виде и не воцаряются в одну минуту на половине земного шара, а начинаются с одного человека, с ерунды, крупинки, зернышка, мысли, промелькнувшей в чьей-то вшивой, отродясь не чесанной голове... И растут, набирают силу, закаляются в крови, гонениях, в насмешках, ширятся, ползут во все стороны. И вот уже, глядишь, человеку, который отродясь не верил ни в Бога, ни в черта, страшно в этом своем неверии признаться: а вдруг?.. Да мало ли что может оказаться там, за чертой! Уж лучше лишний раз перекреститься – так, на всякий случай. А начиналось все с чего? Вернее, с кого? С сына плотника, который мечтал переделать мир! Ну, и у кого сегодня повернется язык обозвать того паренька маньяком?

Машину занесло, опасно повело влево. Адреналин автоматически справился с заносом, даже не обратив на него внимания и не отвлекаясь от своих мыслей. Подумаешь, невидаль – занос на скорости сорок километров в час! А сто сорок не хотите? А на двухстах не пробовали? Адреналин пробовал, и ничего, не помер.

Адреналин снял с руля правую руку, запустил ее под куртку и сквозь тонкую ткань рубашки пощупал на груди свой талисман. Губы его дрогнули в невеселой усмешке. Да, что и говорить, задним умом все крепки. А те, кто заправляет московскими лохотронами, кажется, поняли все намного раньше, чем сам Адреналин. Недаром же они охотятся на него, как на бешеного пса! Чуют, наверное, настоящую опасность и спешат ликвидировать ее в зародыше. Поздно, господа! Теперь разговор у нас с вами пойдет совсем другой. Месячишко передохнете, успокоитесь, у нас тем временем появятся новые люди, и тогда вам крышка. Взять хоть того омоновца, лейтенанта Леху с рынка. Он ведь тоже народ, и если ему глазенки его заплывшие продрать, если вложить в его заросшую мускулами бритую башку настоящую идею, он же все вдребезги разнесет!

Адреналин решил, что так он и поступит: оставит нынешний Клуб Зимину – пускай тешится, пускай хоть членские взносы собирает со своего бомонда, – а сам он уйдет в сторону и на пустом месте создаст новый Клуб, совсем другой, настоящий. Часть нынешних клубменов, наверное, присоединится к нему, и это будет хорошо: когда есть костяк, обрастить его мясом – дело плевое. Хватит, хватит играть в детские игры! Пора браться за дело всерьез, по-настоящему...

Дорога отняла у него сорок минут, хоть и было ее, той дороги, всего ничего. Адреналин загнал машину во двор через то место, где когда-то, наверное, стояли ворота, заглушил движок и вошел в дом.

Потрескавшийся закопченный бок русской печки еще хранил слабое тепло, но в доме стояла адская холодина. Из многочисленных щелей тянуло ледяными сквозняками, на подслеповатых оконцах наросли толстые грязные наледи, и вода в жестяном ведре на лавке промерзла до самого дна, превратившись в сплошной усеченный конус мутного, непрозрачного льда. Адреналин поскреб в затылке и отправился во двор – доламывать остатки гнилого забора.

Забора и так почти не осталось, и Адреналин понял, что до весны на этом топливе он точно не дотянет. Впрочем, ему на это было начхать, поскольку в запасе имелся еще сарай, хлев, лавки, парочка столов и полы в доме – словом, масса ненужных ему вещей, которыми можно было кормить ненасытную русскую печку в течение довольно продолжительного времени.

Он вдруг почувствовал, что смертельно устал от бесконечного холода, печной гари, гнилых обледеневших щепок, от этой унизительной необходимости бегать по нужде в щелястый, покосившийся, вонючий сортир, в котором, кажется, даже холоднее, чем на улице. Скорей бы весна! И чтобы дождь, и первая зелень, и тепло... Весна! Весной все будет по-другому – и погода, и Клуб, и все на свете.

Вскоре в закопченной печной утробе уже потрескивало и шипело ленивое дымное пламя. Полуразвалившаяся, заросшая сажей труба почти не тянула, дым валом валил в дом, разъедая глаза и вызывая мучительный кашель. Открытая настежь форточка не помогала, а открывать дверь Адреналин медлил. Знал, что открыть все равно придется, но медлил, потому что какой же смысл жечь дрова?

Лед в ведре таять не спешил. Адреналин сбегал во двор, набил снегом закопченную кастрюлю с отбитой эмалью и сунул ее в печку, поближе к огню. В печке зашипело, снег сразу пошел оседать, темнеть, таять, и вскоре в кастрюле его не осталось совсем. Теперь кастрюля была примерно на треть наполнена желтоватой водой, в которой плавали черные крупинки сажи. Адреналин прихватил ручку кастрюли тряпкой, чтобы не обжечься, подтащил кастрюлю поближе к себе и бросил в талую воду три горсти макарон. Сыпанул на глаз соли, подумал, добавил еще, понял, что переборщил, накрыл кастрюлю мятой алюминиевой крышкой, затолкал ее поглубже в печку, в самый огонь, и, пригибаясь в дыму, опрометью кинулся на улицу – нюхать кислород.

Кулинаром он был даже худшим, чем автослесарем, но есть-то что-то надо! А что именно есть и в каких количествах, ему, по большому счету, было безразлично.

На улице было холодно и по-прежнему мело, зато воздух был чистый, морозный, сладкий – не то что в городе. Адреналин немного постоял на шатком гнилом крыльце, вдыхая этот воздух, а потом снова закурил – больше по привычке, чем из-за недостатка в организме никотина и смол. Дверь в сени он закрывать не стал, и из нее лениво выползали, растворяясь в ночи, серые клубы дыма. Адреналин знал, что, когда сырые дрова разгорятся по-настоящему и дымоход прогреется, дыма станет меньше. Тогда дверь можно будет закрыть, и температура в доме мало-помалу поднимется до плюсовой – увы, ненадолго. Впрочем, если забраться на лежанку, на печь, до утра дотянуть можно, да и бутылка водочки у него была припасена.

Он докурил сигарету до фильтра, выбросил окурок в сугроб, подумал и закурил еще одну. Время близилось к полуночи, ни одно окошко в деревне не светилось – бабуси ложились рано, экономили электричество. Темные избы угрюмо чернели под низко надвинутыми снеговыми шапками, из сугробов вдоль улицы вкривь и вкось торчали останки развалившихся заборов и сухие стебли прошлогоднего бурьяна. Это был медвежий угол, утонувшая в снегу дыра на карте, и как-то не верилось, что в какой-нибудь полусотне километров от этого места шумит и сверкает огнями огромная Москва.

Выбросив окурок, Адреналин зябко поежился и посмотрел на дверь. Из двери на снег падал желтый прямоугольник тусклого электрического света. Дыма уже не было – ну, почти не было. Пора было идти в дом, тем более что вода в кастрюле, наверное, уже закипела.

Адреналин сделал шаг к двери и уже взялся за ржавую железную ручку, и тут где-то далеко, за снежными покатыми холмами, возник прерывистый поющий звук. Где-то ехала машина, и ехала, пожалуй, не так далеко отсюда, как показалось вначале Адреналину, – метель глотала звуки и скрадывала расстояния, приводя привычную систему мер и весов в полное несоответствие с действительностью.

Адреналин застыл на крыльце, вслушиваясь в звук работающего двигателя. По ночам здесь никто не ездил, да и днем встретить в здешних забытых богом местах машину можно было нечасто. Раз в неделю в Пригорок приезжала автолавка, и это, как правило, было все – если не считать Адреналинова "Запорожца", разумеется. Сюда даже "скорая" не приезжала, поскольку вызвать ее не было никакой возможности, и с хворями своими местные бабуси справлялись сами, как умели. А если кто-то не справлялся – ну, что ж тут попишешь, все там будем...

Словом, машине тут было совершенно нечего делать, да еще на ночь глядя. Адреналин подумал, уж не внучок ли бабы Мани решил вернуться за добавкой, но тут же отказался от этой мысли: что, лучшего времени не нашлось? В такую погоду садиться за руль можно либо сдуру, либо по великой нужде, по делу. А, к черту! Мало ли какие у людей могут быть дела, какие фантазии? Почему, собственно, это должно иметь отношение к нему, Адреналину?

Тут звук двигателя вдруг резко усилился, развалился надвое, над гребнем ближайшего пригорка возникло размытое, подвижное облако электрического сияния, и через мгновение в глаза Адреналину ударил режущий свет фар. Вслед за первой машиной вылетела вторая, и Адреналин понял, что дело пахнет керосином.

Судя по звуку, машины мощные, возможно, даже джипы. Кого, спрашивается, они могли искать в Пригорке метельной январской ночью? К кому пожаловали в гости? Да ясно же – к нему!

Адреналин метнулся в дом, с грохотом захлопнув за собой дверь, и первым делом выключил свет. Вода в кастрюле уже кипела вовсю, пузырилась, лезла из-под крышки и с шипением лилась на раскаленные угли. По стенам и потолку метались красные блики, толстый лед на окнах красиво мерцал и переливался оранжевым. Адреналин схватил с пола ржавую заслонку, вогнал ее в печную пасть, погасив это романтическое мерцание. Потом он нащупал на трубе шершавый язык вьюшки и с лязгом задвинул его до упора, перекрыв дымоход. Дым сразу же пополз изо всех щелей невидимыми в темноте серыми змеями. Защипало глаза, сделалось трудно дышать. Пускай себе, лишь бы не в трубу. Не надо нам этих рождественских открыток, визитных этих карточек не надо...

Сделав таким образом вид, что его нет дома, Адреналин бросился в угол, поднял половицу и извлек из тайника свой арсенал: старенький, безотказный, отлично пристрелянный "вальтер", запасную обойму к нему и ручную гранату – к сожалению, только одну и притом непроверенную, потому что как ее проверишь? Запал вроде на месте, а сработает или нет, одному богу известно...

Арсеналом своим Адреналин обзавелся давно, еще по осени, после визита к бабе Мане любящего внука. Не внука он, конечно, боялся, и не приятелей его, просто тот случай напомнил ему, что Пригорок – не край света и не обратная сторона Луны и что до Москвы отсюда, в общем-то, рукой подать. А там, в Москве, куча народу, жаждущего пообщаться с Адреналином накоротке, в неформальной обстановке, и голыми руками от них от всех, пожалуй, не отобьешься.

В печке шипели забытые макароны, серый дым копился под потолком, спрессовывался в плотную подушку, понемногу опускался вниз и частично вытягивался в открытую форточку. Лучи фар снаружи мазнули по обледеневшим оконным стеклам, захрустел под тяжелыми колесами снег, двигатели поклокотали немного на холостом ходу и смолкли, и вместе с ними смолкла дребезжавшая и лязгавшая в салонах музыка. Адреналин посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме искаженных ледяными наростами тусклых габаритных огней. Тогда он выглянул в форточку и увидел на улице два джипа – приземистый угловатый черный "черкан" и огромную белую "тойоту". А прямо посреди двора, на виду у всего света, торчал его "Запорожец", и две свеженьких, недавно проложенных колеи вели к нему с улицы. Так стоило ли выключать свет, гасить печку, дым глотать и корчить из себя подпольщика? Ах ты незадача!

Адреналин отскочил от окна, бросился в сени и пинком распахнул входную дверь. Дверцы обоих джипов тоже распахнулись, как по команде, и тогда Адреналин вырвал чеку и метнул свою единственную гранату. Нападение было для него единственным приемлемым способом защиты – и вообще, и особенно в данном случае. За домом на три километра в любую сторону лежало ровное, пустое, слегка всхолмленное поле. Убегать по нему пешком, по колено в снегу, от двух набитых вооруженными людьми джипов – дело хлопотное и совершенно безнадежное. И у бабы Мани в подполе не спрячешься, потому что эти ребята шутить не станут.

Граната не подвела, шарахнула как положено, яркой вспышкой и оглушительным хлопком разорвав ночь. "Черкан" тяжело подпрыгнул, подброшенный снизу взрывом, и еще тяжелее опустился в облаке дыма и снега, кривобоко просев на изорванных в клочья шинах. Под днищем у него что-то лениво и дымно горело, и кто-то кричал, катаясь по снегу, выл дурным, нечеловеческим голосом, конвульсивно бил ногами и прижимал руки к распоротому осколком животу.

Адреналин трижды выстрелил из пистолета – не торопясь, прицельно, как в тире, – и еще один человек обхватил руками простреленную голову и мягко повалился в снег.

Потом ударили автоматы – не то два, не то сразу три. Пули хлестнули по черным бревнам сруба, оставляя на них светлые отметины, полетели щепки, гнилая деревянная труха. Длинная щепка оцарапала Адреналину лоб, пуля рванула его за полу куртки, как разрезвившийся щенок ротвейлера. Он нырнул в дымную темноту сеней и оттуда послал во двор еще одну пулю – наугад, просто чтобы не расслаблялись.

В комнате он снова бросился к окну, но окно взорвалось ему навстречу брызгами стекла. Свинцовый град пробарабанил по печке, сбивая с нее штукатурку и разбрасывая во все стороны колючие обломки кирпичей. Одна пуля ударила в заслонку, и та отозвалась протяжным похоронным звоном. Адреналин метнулся к стене, распластался по ней, издал жалобный предсмертный крик и ногой перевернул лавку, на которой стояло ведро.

Во дворе пальнули еще пару раз и затихли. Дивясь человеческой тупости и легковерию, Адреналин высунулся в разбитое окно, аккуратно прицелился и точным выстрелом отправил еще одного из своих гостей прогуляться – посмотреть, существует ли загробная жизнь, и если да, то попытаться крутить свой лохотрон там.

Стоявшие во весь рост по всему двору темные фигуры стремительно нырнули вниз, присели, распластались, и второй выстрел Адреналина не достиг цели. В ответ со двора ударило огнем и грохотом, оконную раму расщепило, распахнуло, а потом и вовсе снесло к чертям, и Адреналин почувствовал тупую боль, от которой разом онемела левая рука.

Он резко захохотал, как делал всегда, получая по зубам, и выбежал в соседнюю, заднюю комнату. Псих или не псих, а самоубийцей он не был. При таком перевесе противника сопротивление как раз и было самоубийством. Оставалось только бегство – огородами, полем... Догонят? Очень может быть. А если не догонят?

Он вскочил на кровать, пинком вывалил наружу открывавшуюся внутрь оконную раму и, сжимая в здоровой руке пистолет, вывалился следом за ней в утыканный осколками стекла высокий сугроб под окном. Левой руки он по-прежнему не чувствовал, зато ощущал, что от плеча до самой кисти течет и капает в снег что-то густое и горячее.

Приземляясь, он припал на одно колено, очень неловко напоровшись при этом на большой осколок стекла. Осколок пробил штанину и воткнулся в коленную чашечку, как кривой кинжал, сильно скрежетнув по кости. Адреналин зашипел, вырвал осколок из раны и, прихрамывая, бросился через двор по утоптанной тропинке к сараям, к нужнику, к зарослям бурьяна, к заснеженному полю, за которым очень далеко стоял невидимый отсюда спасительный лес.

Но противники его, при всей их неповоротливости, тоже были не лыком шиты. Устраивать облавы на человека им было не впервой, и, не успел еще Адреналин дохромать до середины огорода, как навстречу ему, отделившись от темной кособокой громады сарая, шагнули двое, заранее высланные наперехват.

Это был шах и мат, и любой приличный игрок на месте Адреналина признал бы это сразу и с достоинством положил бы своего короля на доску поперек клетки. Но Адреналин уже полгода назад решил для себя, что приличных игроков на свете не бывает. Игроки – да, бывают, он и сам был игрок, а что такое игрок приличный, Адреналин не понимал. Если ты играешь, то играешь до конца, до полной победы или не менее полного уничтожения.

Не замедляя бега и ни на йоту не меняя курса, который должен был привести его прямиком к двум зловещим фигурам, Адреналин вскинул руку, дико завопил и открыл по противнику беглый огонь. Бах, бах! Бах...

Щелк!

Тактика была избрана верная, противник смешался, дрогнул, а один и вовсе завалился в сугроб, клокоча кровью в пробитом легком, но вот патроны следовало бы считать и заранее сменить в пистолете обойму.

Менять обойму теперь было некогда, да и не получилось бы это на бегу, с выведенной из строя левой рукой, и Адреналин, по-прежнему держа перед собой в вытянутой руке разряженный "вальтер", наддал из последних сил и пулей устремился на оставшегося в живых противника.

И тот, ничего не поняв, перепугавшись почти до обморока, замешкался, отступил, а потом и вовсе отлетел в сторону, когда Адреналин с ходу толкнул его в грудь всем своим петушиным весом. Но когда Адреналин, хромая и увязая в глубоком снегу, так и не выстрелив, пробежал мимо, опрокинутый в сугроб боец спохватился, вскинул облепленный снегом автомат и дал длинную, почти во весь рожок, очередь.

Стрелял он из старого, доброго, уже давно снятого с вооружения штурмового АК, с очень небольшого расстояния и, конечно же, промахнуться просто не мог. Адреналина выгнуло дугой, чуть ли не оторвало от земли и швырнуло вперед, на дощатую стенку изрешеченного пулями сортира. С глухим стуком ударившись о занозистые серые доски, Адреналин отскочил от них, как мячик, и опрокинулся навзничь, широко разбросав руки. Пустой "вальтер" выскользнул из его ладони и беззвучно канул в сугроб.

Удачливый стрелок медленно поднялся из снега и, шатаясь, подошел к Адреналину.

– Попал, морда, – хрипя и булькая, сказал ему Адреналин. – Обойма... Опять увлекся, блин.

Облепленный снегом комариный хобот автомата слегка приподнялся, описал короткую полуокружность, словно выбирая, куда бы ужалить, и коротко плюнул огнем. Эхо выстрела отголосками прокатилось по заснеженной, притихшей, будто вымершей деревне. Тело Адреналина в последний раз выгнулось дугой, заскребло ногами, но простреленная голова осталась лежать неподвижно, как будто пуля намертво пригвоздила ее к мерзлой земле. Потом тело обмякло и мягко, словно нехотя, распласталось в снегу. Боец опустил автомат и громко, на всю деревню, высморкался в два пальца.

Тут подбежали остальные – рослые, крупные, пыхтящие после пробежки, взбудораженные, – остановились возле тела, и один из них, присев и светя зажигалкой, склонился над убитым.

– Он? – спросил кто-то.

– А хрен его разберет! – раздраженно откликнулся тот, что проводил опознание. – Колян ему все рыло из автомата разворотил. Не голова, а салат оливье. Его теперь мать родная не узнает.

И тогда еще один из загонщиков, наклонившись и оттолкнув первого, запустил руку в перчатке под окровавленную рубашку Адреналина, пошарил там и резко дернул. Витой кожаный шнурок лопнул с негромким треском, и боец, выпрямившись, показал своим коллегам запачканный кровью билет лотереи "Спринт".

– Точно, он, – сказал кто-то. – Это у него, типа, талисман такой был. С-сука! Вроде глянуть не на что, а кусачий гад.

– Мал клоп, да вонюч, – сказал кто-то. – Глянь-ка, что в билете. А вдруг тачка? Посветите ему, братва!

При зыбком неверном свете трех зажигалок билет был надорван. Обертка полетела в сторону, билет развернули, прочли надпись и, хмыкнув презрительно, уронили в снег.

"БЕЗ ВЫИГРЫША", – было написано в билете.

Когда убитые Адреналином бойцы были подобраны, с подорванного "черкана" сняты номерные знаки и со знанием дела срублены зубилом заводские номера, когда сам "черкан" вовсю полыхал, озаряя тревожными красными бликами половину деревни, а уцелевшая белая "тойота" с простреленной дверцей, кряхтя перегруженными амортизаторами, укатила прочь и скрылась вдали, – словом, когда все стихло, в немногочисленных жилых домах начали одно за другим загораться пугливые окошки.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации