Текст книги "Боже, спаси русских!"

Антихристова власть

Русская покорность очевидна. Очевидно и другое: власть в России не любят. Терпят, но не любят. Могут любить царя – как мифическую фигуру. А власть, с которой сталкиваются каждодневно, русские по традиции терпеть не могут.

Уже в XVII веке власть сильно подорвала свой авторитет, произведя церковную реформу. Тут большая часть населения засомневалась – от Бога ли эта власть? А вдруг от дьявола? Правило «всякая власть от Бога» имеет исключения. А именно – перед самым концом времен должен править Антихрист. А вдруг он уже пришел?

Ему-то повиноваться ни в коем случае нельзя. Даже Иван Грозный признавал единственное ограничение власти: властям нужно повиноваться во всех вопросах, кроме веры.

Монахи Соловецкого монастыря, подобно тысячам верующих, восприняли церковную реформу как катастрофу. Покориться они не могли, а бунтовать против власти считали грехом, и видели из сложившейся ситуации один выход: написали письмо царю с просьбой, чтобы он прислал солдат и убил их: «Вели, государь, на нас свой меч присылать царьской и от сего мятежного жития переселити нас на оное безмятежное и вечное житие...» Многие ревнители старой веры сожгли себя в срубах. Но к смерти были готовы не все противники реформы... Часть населения ударилась в бега, чтобы зажить своей жизнью, абсолютно независимо от государства. И молиться по-старому.

Страна большая. В Сибирь бежали, на Урал. Государство хоть и деспотическое было, а не умело еще заставить всех мыслить одинаково. Особенно тех, кто далеко убежал. Вот и жили они там по-своему, да как еще эти земли суровые сумели освоить. Большая часть крупных русских капиталистов-промышленников – из старообрядцев.

Петр I, как нарочно, пытался утвердить в народе подозрения, что он Антихрист-то и есть.

Доказательства? Вот они! 4 января 1700 года всем жителям Москвы было приказано одеться в иноземные платья. На исполнение приказа было дано два дня. На седлах русского образца было запрещено ездить. Купцам за продажу русского платья были обещаны кнут, конфискация имущества и каторга.

Как отмечает Б. Успенский, «обязав людей носить «немецкую», т. е. европейскую, одежду, Петр в глазах современников превратил свое окружение в ряженых (подобно тому как ряжеными представали в свое время и опричники Ивана Грозного); говорили, что Петр «нарядил людей бесом»; действительно, европейское платье воспринималось в допетровское время как «потешное», маскарадное, и бесы на иконах могли изображаться в немецкой или польской одежде.

«Не понимая происходящего, – констатирует историк С. Платонов, – все недовольные с недоумением ставили себе вопрос о Петре: "Какой он царь?" – и не находили ответа». Поведение Петра подталкивало к выводу: "Никакого в нашем царстве государя нет". Многие решили так: "Это не государь, что ныне владеет". Дойдя до этой страшной догадки, народная фантазия принялась усиленно работать, чтобы ответить, кто же такой Петр или тот, "кто ныне владеет". А с фантазией у нашего народа всегда было все в порядке».

Историк русского Зарубежья Борис Башилов рассказывает, что уже в первые годы XVIII века появилось несколько ответов: «Стали рассказывать, что Петр во время поездки за границу был пленен в Швеции и там "закладен в столб", а на Русь выпущен вместо него царствовать немчин, который и владеет царством. Был и такой вариант: настоящий Петр посажен в бочку и пущен в море (вспомним князя Гвидона!). Существовал рассказ, что в бочке погиб за Петра верный старец, а Петр жив, скоро вернется на Русь и прогонит самозванца-немчина. Ходила в народе легенда о том, будто Петр родился от "немки беззаконной", он замененный. "И как царица Наталья Кирилловна стала отходить с сего света и в то число говорила: ты-де не сын мой, замененный". Понятно, на чем основывался рассказ: "Велит носить немецкое платье – знатно, что родился от немки". В-третьих, среди раскольников выросло убеждение, что Петр – Антихрист, потому что гонит православие, "разрушает веру христианскую"».

В 1705 году вспыхнуло восстание в Астрахани. Бунт начался из-за того, что губернатор поставил у дверей церквей солдат и приказал у всех, кто приходит с бородами, вырывать их с корнем.

«Стали мы в Астрахани, – писали в своих грамотах астраханцы, – за веру христианскую, и за брадобритие, и за немецкое платье, и за табак, и что к церкви нас и жен наших и детей в русском старом платье не пущали, а которые в церковь Божью ходили, и у тех платье обрезывали и от церквей Божьих отлучали, выбивали вон и всякое ругательство нам и женам нашим и детям чинили воеводы и начальные люди».

В своей челобитной царю астраханские люди жаловались на притеснения со стороны поставленных Петром иностранцев, которые «по постным дням мясо есть заставляли», служилых людей и жен их «по щекам и палками били». Полковник Девин тех «челобитчиков бил и увечил на смерть, и велел им, и женам, и детям их делать немецкое платье безвременно, и они домы свои продавали и образа святые закладывали; и усы и бороды брил и щипками рвал насильственно».

Один из вождей восстания говорил: «Здесь стали за правду и христианскую веру... Ныне нареченный царь, который называется царем, а христианскую веру нарушил: он уже умер душою и телом». Восстание в Астрахани продолжалось восемь месяцев.

В 1707 году по тем же религиозным и национальным мотивам поднимает восстание на Дону казак Булавин. К Булавину собирались все, кто хотел постоять «за истинную веру христианскую» против «худых людей и князей и бояр, и прибыльщиков и немцев и Петровых судей». Во время восстания тысячи русских отдали свои жизни в борьбе за «старую веру и дом Пресвятой Богородицы». Восстание было ликвидировано только к осени 1708 года. Часть восставших, не желая подчиниться царю, вместе с атаманом Некрасовым (около 2000 человек) ушла в Турцию.

Как и следовало ожидать, особенно сильное сопротивление предпринятой Петром ломке основ русской национальной жизни, оказали старообрядцы. Возникает небывалое до тех пор еще в мировой истории событие – народ начинает противиться царю как Антихристу.

В раскольническом сочинении «Собрание святого писания об Антихристе» давалась следующая оценка деятельности Петра I: «И той лжехристос нача превозноситися паче всех глаголемых богов, сиречь помазанников и нача величатися и славитися пред всеми, гоня и муча православных христиан».

По мнению неподготовленного к реформам народа, Петр дома и парки поганил идолами языческими, мраморными голыми девками. Помните эпизод в «Сказе о том, как царь Петр арапа женил»? Идет вечерок чин-чином в доме у боярина. Девушки прядут, песни русские поют. И вот – царь едет! Все скорехонько переодеваются в дурацкое и неудобное немецкое платье, спешат взгромоздить на стену картину с обнаженной женщиной: «Толстомясую сюда, толстомясую!!!»

От всех петровских безобразий ряды старообрядцев крепли. Отмежевывались, отгораживались от всех этих безумств и от государства вообще. По мнению Н. Лосского, от неприятия политических новшеств возникло и казачество – «результат бегства смелых предприимчивых людей, ищущих свободы от государства».

Данной ситуации дал комментарий Н. А. Бердяев: «Уход из государства оправдывался тем, что в нем не было правды, торжествовал не Христос, а Антихрист. Государство, царство кесаря, противоположно Царству Божьему, Царству Христову. Христиане не имеют здесь своего града. Они взыскуют града грядущего. Это – очень русская идея».

Тем не менее старообрядцы свои действия объясняли никак не вольнолюбием, а просто тем, что власть неправильная. Была бы правильная – повиновались бы.

И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...

ОБ ИЗМЕНЧИВОМ И МНОГООБРАЗНОМ ЗЛЕ

Все наши горькие беды оттого, что власть нас не любит.

Человеку нужна вера. В Бога. В Отчизну. Хотя бы для того, чтобы умножить себя, убить все ненужные ощущения, которые он не случайно испытывает, глухие эмоции, чьих названий он не знает. Справиться с жизненной паникой, от которой сердце колотилось о ребра, словно животное, внезапно осознавшее, что надо было бежать из клетки, пока ту не закрыли. Внезапно осознавшее, что теперь она захлопнулась навсегда. Как вчера. Как сегодня. Возможно, навсегда.

Так вот, для этого человеку нужна вера. В Бога. В Отчизну. А ее часто не случается. Потому. Что. На. Пути. К. Родине. Стоит. Власть.

Власть неумолима в своем бессердечии. Издали она напоминает вялую особу с неровно накрашенными губами. Что-то в ней не так: то ли ей платье на десять размеров мало, то ли груди с бедрами на пять размеров велики. Не понять.

Чуть присмотришься – так это мутант, прилетевший из космоса. Подойдешь ближе...

Не подходи ближе. Ни в коем случае!

До власти никогда не докричаться. Она никого никогда не слышит. Она всегда пребывает за пределами слышимости. Как хочется русскому человеку вложить свои социальные беды в уши нового доброго царя. Не выйдет. Никогда не выходило. Чувствует человек обиду – еще одно предательство. Не первое и не последнее. И молчит. Рука власти сжимает сердце, вдобавок отключает голос.

У власти, кстати, нет проблем с порядочностью. У нее она просто отсутствует. Плотность насилия власти на квадратный метр всегда непомерна.

Самое страшное зло, исходящее от отечественной власти, – это то, что она заставляет думать не о том, о чем надо думать, не о человеческом – о прошлом или будущем, но только о настоящем. В настоящем сплошные кризисы и революции. Вообще, думать – значит планировать. Планировать – значит испытывать к себе некое уважение: смотреться в зеркало и знать, что тот, кто смотрит на тебя, что-то значит в этой жизни. У власти нет проблем с настоящим. И порядочностью. Поэтому в прошлом и настоящем сплошные кризисы и революции.

Самое чудовищное словосочетание в русском языке: любить власть. У нас в языке есть несколько слов, которые всем не нравятся: уполномочивать, совершенствовать, выборы, четвертовать, перепись населения, делать эпиляцию, власть.

Иногда власть улыбается так ярко, что гражданину нужно надевать солнечные очки. Власть любит людей, подобных пассивным какашкам, которые только слушают и согласно кивают. Это аксиома.

Тополь и тот питает больше чувств к своему пуху, чем власть и ее политтехнологи – к России.

Иногда власти нужен гражданин для того хотя бы, чтобы решать свои геополитические проблемы. Тут на гора поднимаются все мифы – от территориальных до националистических. В эти моменты в собственной ненавистной манере гражданин научается любить власть так, как человек без рук любит сиделку, которая кормит его с ложки овсянкой: со смесью стыда за свою неполноценность и благодарности, что нашелся хоть кто-то, достаточно терпеливый или ненормальный, чтобы помочь ему через это пройти. Не только пройти, но осознать, что он – часть великого мифа.

Власть апеллирует к патриотизму, к индивидуальному мужеству, к коллективной решимости и, как правило, мало заботится о тщательно разработанной стратегии. Хороши все средства: фальшивые ловушки, Троянские кони – в общем, любые уловки: если не можешь убить врага своими руками, используй чужие. Отечественная власть в этом преуспела. От того так печальны русские песни.

У власти даже походка медленная, типа а-мне-все-по-фиг походка.

Власть – очень умная женщина. Она ухаживает за собой и так сильно себя любит, что ей плевать на окружающих. Ей настолько все безразлично... безразлично все – ты, я, мы с тобой, эта книга. Власть производит лишь разочарование. Когда она выходит, красивая, ухоженная, довольная собой, она заставляет тебя, жителя этого городишки по имени Москва, Тула, Владивосток, Калининград, чувствовать себя распоследним говном. Власть генерирует ежедневную квоту безнадеги. Вопрос в количестве. Хотя не все ли равно? Фабрики власти всегда работают в полную силу.

Власть бывает очень красива. Она похожа на мясную тушу с мордочкой хорька, но чаще она другая. Ее волосы туго зачесаны назад. Без макияжа, морщины выдают годы. Но ее «гусиные лапки» в уголках глаз кажутся несказанно прекрасными. Что-то вроде почетной тяжести. Наличие духа самой себя – власти.

Власть одевается с элегантностью международного мафиози.

Власть – это женщина с мужским характером. Она может вести разговор на три-четыре стороны, а потом попросить тебя заткнуться и дать ей хоть слово вставить. А затем после пятичасового чая набить тебе морду новыми налогами.

Сказать, что власть очень жестока, все равно что сказать, что серийный маньяк переходил улицы в неположенном месте.

Как любая женщина, власть ненавидит стариков и обожает дееспособных членов общества. Неожиданный каламбур.

Обыкновенный человек в общении с властью теряет философскую ориентацию. Множество путаных мыслей соединяются в одно общее ощущение, кажется, что ты уже добрался до корней зла. Зла, в которое никогда не верил. Изменчивого и многообразного зла. Торжествующего от понедельника ко вторнику и так до нового понедельника. Мир начинает как-то с глумливой поспешностью делиться на черное и черное, на зло и зло.

Но хуже дезориентации и боли чувство унижения. Человек ежедневно начинает выигрывать конкурс дураков. В этом его убеждают СМИ.

Маленькая душа человеческая таращится в телевизор, ерзает и ворочается, словно у нее жмут трусы. И ничего понять не может. Ведь все эти картинки противоречат здравому смыслу. Ему каждый день с утра до вечера показывают танцы-пляски, жрачку-убийства. Озвучивательницы новостей, всевозможные теледурищи, погодные девушки, которые про циклоны-антициклоны – хором говорят об одном: Тот, Кто Принадлежит К Сильным, не больший псих, чем акула, или лев, или любой другой хищник на вершине лестницы добывания корма. Тот, Кто Принадлежит К Сильным, намного выше тебя и всего остального мира, потому что знает, чего хочет, и знает, как это добыть.

Призывы власти дружить с ней столь же абсурдны, как приглашение отобедать в Мавзолее.

Однажды человек устает от всего, и наступает необратимое: по мере возрастания-угасания общения с обществом, человек научается имитировать публичные эмоции, так чтобы не выделяться. На самом деле он ощущает себя наблюдателем в неведомом мире, хамелеоном, который может слиться с окружающей средой, но не является и не желает являться на самом деле ее частью.

Спрашивается: как человечку родить в себе энтузиазм? Как еще не удержаться от желания взвыть? Или выпить? Или куда-нибудь убежать? Но куда убежишь, если власть – неотъемлемая часть нашего русского мира...

Эти вольнолюбивые русские

Н. О. Лосский рассуждает, рассуждает, а потом приходит к парадоксальной мысли – именно потому и сложилась в России абсолютная, а подчас и деспотическая монархия, что «трудно управлять народом с анархическими наклонностями». Ему вторит Бердяев: «У народа анархического по основной своей устремленности было государство с чудовищно развитой и всевластной бюрократией, окружавшей самодержавного царя и отделявшей его от народа».

Кто же такие русские – покорные рабы или анархисты? Откуда анархизм в этих смиренных душах и не они ли беспрекословно повинуются своим царям-богам?

Н. А. Бердяев считал, что анархизм – русское главным образом изобретение: «Интересно, что анархическая идеология была по преимуществу создана высшим слоем русского дворянства. Таков главный и самый крайний анархист Бакунин, таковы князь Кропоткин и религиозный анархист граф Л. Толстой».

Вспоминаются строки Некрасова:

 
В Париже сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует – понятное дело!
У нас революцию сделала знать —
В сапожники, что ль, захотела?
 

Речь шла не только о знати. Н. А. Бердяев так описывал русскую жизнь и преобладающие умонастроения: «Наряду с низкопоклонством и рабством обнаруживается бунтарь и анархист. Все протекало в крайних противоположностях. И всегда есть устремленность к чему-то бесконечному. У русских всегда есть жажда иной жизни, иного мира, всегда есть недовольство тем, что есть».

Между прочим, Адам Олеарий (напоминаем, это XVII век) в своих оценках «московитов» был достаточно тонок: он считал, что они «не знают свободы» и в то же время «хотят полной воли». Едва ли не первым из европейцев Олеарий почувствовал разницу между понятиями svoboda (приведенным им в транслитерации и переведенным им как libertas) и volia (voluntas). Подобную «неоформленность понятий» Олеарий приписывал всем «варварам». Да нет, ошибся голштинец! Не в «неоформленности понятий» тут дело! Русские различают эти понятия, но решительно предпочитают волю.

Русские песни – тоже исключительно о воле.

Вот и писательница Надежда Тэффи, чуткая к своеобразию русской души, также разграничивала понятия свободы И ВОЛИ:

«Свобода законна.

Воля ни с чем не считается.

Свобода есть гражданское состояние человека.

Воля – чувство».

И далее: «Мы, русские, дети старой России, рождались с этим чувством воли».

Однако надо заметить, что слово «воля» имеет, по выражению Анны Павловской, «оттенок беспорядка». Даже разгула. В фольклоре есть устойчивое выражение «гулять на воле». Разночинец Белинский, знавший мужика лучше, чем его друзья из дворян, высказывался на эту тему достаточно прямо: «В понятии нашего народа свобода есть воля, а воля – озорничество. Не в парламент пошел бы освобожденный русский народ, а в кабак побежал бы он, пить вино, бить стекла и вешать дворян, которые бреют бороду и ходят в сюртуках, а не в зипунах».

И в момент преобладания здравого смысла русский понимает, что ни к чему хорошему такая воля привести не может.

О современной российской свободе – или воле? – говорят примерно следующее: «У русских свобод больше, чем обязанностей, но их беда не в этом – они своими личными свободами постоянно ущемляют свободы окружающих людей и тиранят друг друга на азиатский манер. В России люди душат друг друга свободами и правами».

Один кричит: «Имею право!» Второй лезет в драку: «Что хочу, то и делаю!» Третий пугает: «Возьму, что могу!» Сплошная азиатская вольность. В России нужно не защищать права человека, а отбирать у него право на вседозволенность. Один из западных парламентариев справедливо заявил: «Моя свобода размахивать руками кончается в пяти сантиметрах от вашего носа».

А. Д. Шмелев в своем труде «Широта русской души» отмечает: «Свобода (слобода) означает свод цеховых правил и признание того, что твой сосед имеет не меньше прав, чем ты. Русская "слобода" допускает несколько более вольное обращение с чужим носом. Но все равно главное в том, что десять или сто персональных свобод вполне уживались в ограниченном пространстве ремесленной улочки. "Свобода" – слово городское.

Иное дело воля. Она знать не желает границ. Грудь в крестах или голова в кустах; две вольные воли, сойдясь в степи, бьются, пока одна не одолеет.

Тоже очень по-русски. Не говорите воле о чужих правах – она не поймет.

Божья воля, царская воля, казацкая воля... Подставьте "казацкая свобода" – получится чепуха. Слово степное, западному менталитету глубоко чуждое».

«Что есть свобода гражданская? Совершенная подчиненность одному закону, или совершенная возможность делать все, чего не запрещает закон», – писал В. А. Жуковский. Он, безусловно, был европейцем. Звучит как-то бедно. «Такая ли своя воля бывает?»

Показательно сравнения понятий о свободе Радищева и Пугачева. Как известно, Радищев требовал для народа гражданских свобод и равенства. Но сам народ мечтал о другом. В пугачевских манифестах самозванец жалует своих подданных «землями, водами, лесом, жительством, травами, реками, рыбами, хлебом, законами, пашнями, телами, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали. И пребывайте, как степные звери».

Вот это житье! Вот это настоящая народная воля – воля степных зверей, не руководствующихся ничем иным, кроме собственной природы. А при этом еще иметь деньги, жилье и законы. Только к чему тогда законы?

«Радищев пишет о свободе, – отмечают П. Вайль и А. Генис, – Пугачев о воле. Один хочет облагодетельствовать народ конституцией; другой – землями и водами. Первый предлагает стать гражданами; второй – степными зверями. Неудивительно, что у Пугачева сторонников оказалось значительно больше».

Отмена крепостного права большинством крестьян не была понята. Их освободили, а земли-то не дали! При таких условиях воля превратилась в несчастьем. Эхом распространенного мнения стал старый слуга Фирс из чеховского «Вишневого сада». Он вспоминает, что «перед несчастьем и сова кричала, и самовар гудел бесперечь». Его спрашивают: «Перед каким несчастьем?» – «Перед волей».

Николай Лосский называет свободолюбие (не отделяя его от вольнолюбия) одной из главных черт русского национального характера. Он приводит слова немецкого мыслителя Вальтера Шубарта: «Русскому и вообще славянам свойственно стремление к свободе, не только к свободе от ига иностранного народа, но и свободе от оков всего преходящего и бренного». Вот она, самая праведная русская воля – свобода в философском понимании этого слова. Свобода, которая не зависит от внешних условий.

Вспомним слова Александра Блока:

 
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
 

В ранней пушкинской оде «Вольность» есть строка «хочу воспеть свободу миру». Поэт говорил о европейской, политической свободе. В одном из поздних стихотворений – «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Воспета свобода творчества. Свобода от вранья, от угождения сильным и слабым мира сего. Внутренняя свобода, тайная свобода. И любой деспотизм ей не помеха.

Пушкин! Где ты?