Текст книги "Тени дня"

Выигрыш серого рысака по кличке Ветерок, готовился долго. Ветерок сначала проиграл всё что можно и всё что нельзя, несмотря на то, что был в общем неплохой лошадью орловской породы с конезавода князя Шереметьева.

Естественно никто на Ветерка уже не ставил, и когда в шестом забеге, Николай увидел, что служитель выставил табличку с надписью Ветерок, дождался пока основная масса сделает ставки, подошёл к кассе.

– На Ветерка какие ставки?

– Двадцать к одному, но, не рекомендую. – Кассир покачал головой. – Запалили жеребчика – то.

– Рискну. – Николай кивнул, качнув роскошные вислые усы, и приподняв котелок вытер лоб большим клетчатым платком. – Пять тысяч рублёв! – И шлёпнул о стойку кассы толстый кожаный бумажник битком набитый деньгами.

– Э… я не могу, заблеял кассир, и когда Николай склонился к окошку, и грозно спросил: – Мне позвать инспектора? – Тут же принял деньги, и выдал квитанцию.

Директор ипподрома Василий Павлович Гинзбург, тучный низкорослый мужчина, из крещёных евреев, очень не любил беспорядок. В его кабинете всегда царила идеальная чистота, за соблюдением которой следили целых две работницы, бесконечно протирая все едва влажными тряпками, смоченными в слабом растворе цветочной воды.

А ещё предметом гордости и постоянной заботы директора была стена, увешанная вымпелами, наградами и полочками с кубками выигранными лошадьми ипподрома на разных бегах, в том числе и сверхпрестижных Лондонских, Парижских и Берлинских, и забота о чистоте кубков и грамот под стеклом, целиком ложилась на двух молодых девиц в светло-голубых платьях, белых передничках и белых шёлковых чулочках.

Сам же Василий Павлович, летом предпочитал костюмы нежного кремового цвета мастера Розенталя, и туфли на толстой резиновой подошве, от фабрики Треугольник, обладавшие замечательным беззвучным ходом.

Когда в кабинет ворвался старший кассир Егоров, Василий Павлович как раз поправлял призовой вымпел от корпорации коннозаводчиков Франции, который отчего-то сбился набок.

– Ну, чего тебе Егоров? – Не глядя спросил директор, оглянулся на кассира и поразился в каком виде находился его подчиненный. Галстук сбит набок, рубашка выдернулась из брюк, а воротник пиджака стоял торчком, видимо от того что надели его впопыхах.

– Так это, Василий Павлович, поставили – то на Ветерка…

– Много что ли поставили?

– Так пять тыщь. – С расширенными от ужаса глазами и шёпотом ответил кассир, словно боясь, что его подслушают. – А выдача-то за него один к двадцати!

– Не мог что-ли потянуть время? – Недовольно произнёс директор.

– Так инспектор же, вот он стоял. – Жалобно заскулил кассир. – А Никанор Ипатьевич, очинно строгий. Вона Кукушкина – то выгнали! А мне никак нельзя без работы, Василий Павлович. У меня и квартира и детки, и жена вон опять на сносях и дрова не запасены…

– Да, сто тысяч выдать, это тебе не баран чихнул. – Директор ипподрома задумался, и приняв решение, кивнул. – Значит так. Как придёт за деньгами, помурыжь его. Ну там деньги пару раз пересчитай, упакуй как-нибудь, да не вздумай обсчитать или ещё чего удумать. Сгною! Понял? – Василий Павлович одним движением прихватил кассира за лацканы и тряханул так, что голова у него закачалась словно у китайского болванчика.

– Всё сделаю, – Егоров истово закивал и преданно посмотрел в глаза директору. – Раньше, чем через пятнадцать минут не уйдёт.

– Ну вот и славно. – Директор кивнул. – Иди. И приведи себя в порядок. Не старший кассир, а вахлак какой-то прости господи.

Ветерок ожидаемо пришёл первым, и с чувством глубокого удовлетворения Николай пришёл в кассу, получать выигрыш. Как ни странно, кассир был учтив и пересчитав раз пять пачку ассигнаций был даже так любезен, что упаковал денежный кирпич в плотную бумагу.

Наняв за рубль пролётку с говорливым кучером, Николай спокойно уселся на скамейку, и с отрешённым лицом качнул головой.

– Трогай любезный. В банк Меньшикова.

– Домчим в лучшем виде, господин хороший. С нашим почтением.

Крепкая лошадка резво взяла ход, и Николай откинулся на спинку в ожидании.

Ждать долго не пришлось. Стоило повозке свернуть в прикрытый деревьями тупик между домами, как справа и слева притиснулись два мужичка в чёрных пиджаках и серых косоворотках, и один из них достал револьвер, и цапнув пакет с деньгами потянул на себя.

С хрустом словно лангуста наколов на лезвие кинжала того, кто был справа, и толкнув вперёд чтобы тот упал в проход, левой рукой отвёл ствол револьвера от себя и одним движением вывернул оружие из кисти налётчика, добавив рукоятью кинжала в висок, чтобы тот не слишком шумел, и упёр ствол в спину извозчику.

– Стой любезный. Приехали.

– Вы чего это, господин хороший, – Кучер рыскнув глазами по сторонам, уставился на Николая. – Нешто я вас грабил-то? – Но актёром был никудышным. Всё, в нём выдавало главаря, и даже то, как тот шевельнул левой рукой проверяя насколько правильно расположена рукоять пистолета под пиджаком.

– Смотри. – Николай улыбнулся. – Если ты ничего не знаешь, я тебя прямо тут кончаю. Мне свидетели не нужны. А разговорю вот этого. – Николай пнул кончиком туфли лежащего под ногами бандита. – Как думаешь, ежели он увидит тебя с простреленной башкой, разговорится?

– Ты каковских будешь? – бросил извозчик, понемногу продвигая руку к левому боку.

– Да ты дурак, братец. – Николай покачал головой. – Думаешь я буду тут с тобой беседу устраивать, или упаси тебя господь, перестрелку? Правую руку-то убери, да левой рукой, аккуратно мне свой пистоль подай. Да не торопись. А то я ужас как не люблю резких движений. – Николай принял оружие, короткоствольный револьвер фабрики Браунинга, и спрятал в карман пиджака. – Не по чину тебе знать мою масть, фуфлыга. Так что правь-ка к своему пахану, да без глупостей. Посмотрим во что он твою жизнь и жизнь этих дурачков ценит, и сколько даст, за моё беспокойство.

Это бандит понимал. Сунутся к козырному да получить в ответ красненьким, дело обычное. Ну и рассчитаться за беспокойство, тоже в порядке вещей. Не на фраера дешёвого ведь наскочили. Так что кучер сноровисто развернул повозку, и наддав лошадёнке по крупу, погнал в объезд главного здания ипподрома к неприметной дверце, откуда можно было попасть в служебные помещения.

Когда в кабинет директора, в сопровождении одного из прикормленных бандитов, вошёл незнакомый широкоплечий мужчина высокого роста, Василий Павлович Гинзбург сначала потерялся, но быстро взяв себя в руки жестом отпустил варнака, а гостю предложил сесть.

– Чему обязан?

– Гурий Семёнович Грушин. – Отрекомендовался мужчина, и положив револьвер на стол, достал из кармана визитницу выщелкнул верхнюю картонку на которой значилось «Мастер-механик паровых и прочих машин» и протянул Гинзбургу. – Произошёл у меня забавный случай в вашем заведении. Выиграл я неплохую сумму, и получил её без задержки, но вот дорогой попытались её у меня отнять. – Посетитель лучезарно посмотрел на директора, и вздохнул. – Ну никакого прохода не стало от бандитов. Пришлось одного на перо посадить, второго так уронить, а вот с третьим провести воспитательную беседу. И знаете, что поведал мне сей недостойный сын своих родителей? – Говорит мол вы у него начальник и с вас нужно спрашивать убыток да потраву.

– А вы каких будете? – Осторожно спросил Василий Павлович, откладывая визитку. – Может виру требовать вам не по закону, да мне платить не по масти?

– Этот… ваш межеумок, тоже что-то про масть спрашивал. – Николай покачал головой, и сделал короткое, почти невидимое глазу движение, и в столе перед директором ипподрома с глухим стуком возник кинжал, пробивший картонную папку с документами и ушедший в дубовую столешницу на три пальца. – Я видимо был неправильно понят. – Он вздохнул. – Я не прошу у вас компенсации. Я желаю её получить. Просто по дороге к исполнению моего желания, может статься что ваши потери превысят разумные пределы.

Это директор ипподрома, понимал. Его просто грабили, а уж какой при этом предлог был выбран, дело десятое.

– Сколько?

– Ну что вы о деньгах все. – Николай покачал головой. – Не всё можно измерить рублями. Мне от вас нужно что-то другое.

– Что же? – Гинзбург остро глянул на такого странного посетителя.

– Завелись тут у меня денежки да не эти, а вполне приличные, с какой стороны ни глянь. Да такими горячими оказались, в руки не взять. А денежки хорошие. Выкинуть никак невозможно. Хорошие, но горячие. Понимаете? – Николай придвинулся к Василию Павловичу поближе и одним движением выдернув кинжал из стола, спрятал его куда-то в одежду.

– И сколько там их, хороших, но горячих?

– На пять миллионов рубликов, ханьского золота. А мне не нужно золото. – Николай развёл руками словно извиняясь. – Мне нужны наши, скучные российские рублики. Да не ассигнациями, а, чтобы сразу на счёт да с книжечкой чековой. Да не на один, а на четыре.

Василий Павлович хорошо владел лицом. При его профессии иначе было нельзя. Но сумма, которую озвучил его посетитель была фантастической. И даже мысли заметались вспугнутыми птицами. Что-то он слышал, несколько лет назад, что вроде фартовые на Дальнем Востоке грабанули богатый караван с золотом, но тогда оно не всплывало. И вот сейчас такая огромная сумма золотом. Не иначе с Желтороссии.

– Пять миллионов, это действительно хорошие деньги. – Гинзбург впервые за последние минуты улыбнулся. – И сколько из них вы хотите получить?

– Минус три процента?

– Десять! – Отрезал Василий Павлович. – Десять и ни копейкой больше.

– Пять. Чёрт с вами. Грабители. – Проворчал Николай.

– Да помилуйте, милостивый государь. – Возмутился директор. – Ведь не просто золото, а с ханьских рудников. Его же наверняка ещё ищут.

– Так раздайте по зубным мастерам, да ювелирам.

– То не ваша беда, как я его раздам. – Ворчливо ответил Гинзбург. – Восемь и ни копейки боле не уступлю, хоть режьте меня.

– Восемь. – Николай кивнул, и протянул руку для рукопожатия, а когда Василий Павлович вложил в неё свою пухлую ладошку, прижал чуть сильнее не давая освободиться. – Вы же меня не разочаруете, устраивая цирк на ровном месте? Я-то ведь тоже не один.

– Да при таких деньгах, не до цирка. – Гинзбург сморщился от боли, и с трудом выдернув руку, посмотрел на гостя. – Когда золото привезёте?

– Фургон хлебной лавки Рубальского, завтра в шесть, здесь у вашего чёрного входа.

– В восемь. – Уточнил директор.

– Хорошо. Пусть будет в восемь.

7

Лучшая основа для компромисса – компромат.

Эжен Франсуа Видок. Первый глава Sûrete Nationale

Верфи Купца Золотой Гильдии знаменитого промышленника и благотворителя Бориса Абрамовича Каменка, спустили на воду уже пятый в этом году пароход для системы внутренних каналов Волга – Дон серии Самоцвет. Пароход Изумруд, предназначенный для развоза попутных грузов и пассажиров, выполнен по новейшей технологии сварки, по методу Бернардоса, и прошёл все необходимые испытания на прочность. На борту имеется салон первого и второго класса, а также крытая палуба для размещения пассажиров третьего класса.

Скорость парохода доходит до двадцати вёрст в час, но по воде он будет передвигаться с экономичной скоростью пятнадцать вёрст в час, что, однако, выше чем скорость пароходов серии Снежинка компании Морозовых.

Впрочем, Михаил Абрамович Морозов, заявил, что спускаемый в следующем году теплоход новейшей серии «Вьюга», с лёгкостью побьёт рекорд скорости любого волжского транспорта, включая корабли Военной Флотилии. Всё дело в том, что в качестве двигателя на нём будет установлено два больших тринклера мануфактуры Рябушинского, а питаться они будут от высокоэффективной нефтяной смеси, известной специалистам под названием мазут.

Журнал Русская провинция. Июль 1923 г.

Российская империя, Москва. Тайная Канцелярия

Рабочий день начальника Тайной Канцелярии начинался с обработки сводок за прошедший день с мест, которые докладывали вечером по телефону, и объединяли в один документ сотрудники дежурной смены секретариата, с тем, чтобы он лёг на стол начальнику ровно в восемь утра.

И сводки эти были разными. Особенно сейчас, когда Канцелярия всё ещё разгребала завалы по делу об организации волнений на заводах. Но это были скорее приятные хлопоты. Куда хуже было бы если всё что готовил Савенков ему удалось выполнить. Тогда страну трясло бы куда сильнее и куда дольше.

И всё этот Белоусов.

Князь Орлов, тяжело вздохнул. Он искренне не понимал, как можно постоянно вляпываться в такие истории. У иного работника Канцелярии и за всю службу ничего подобного не случалось. А тут…

– Борис Фёдорович. – Ожило переговорное устройство на столе. – К вам Деникин и Белоусов.

– Гони их прочь! – Вырвалось у князя.

– Э… я правильно понял?

Орлов тяжело вздохнул.

– Нет конечно, капитан. Приглашайте.

Предчувствие не подвело главу Канцелярии. Уже через пять минут он с расширенными глазами смотрел на рапорт аккуратно отпечатанный на пишущей машинке.

– Сколько? Двести килограммов золота? Да ещё и в самородках? А Анастасию Романову вам в любовницы на надо?

– Так, это… – Деникин покачал головой. – Тут как бы уже…

– Что уже?!! – Орлов вскинул голову и увидев, как глава особого управления пожимает плечами и скашивает глаза на Белоусова, вдруг сразу успокоился. – Вы меня с ума сведёте. Ну где я вам достану столько золота? В госбанк если только поехать? Да в запасах пробирной палаты если покопаться.

– А в Золотом Фонде?

– В Кремль нам сейчас лучше не соваться. Начальник Кремлёвской Канцелярии сильно на меня осерчал. Мы ему давеча краденое вернули, да кое-то чуть поломали дорогой. – Орлов покачал головой. – Вы, князь хотя бы знаете, что фактически из-за вас, мы были вынуждены в срочном порядке строить новый каторжный посёлок, и расширять Якутскую тюрьму? Вы решили начисто извести всех преступников?

– Ну не всех… – Произнёс Николай. – Но Москву почистить нужно. Да и не будет эта помойка свободной от крыс. Набегут, наплодятся… – Николай твёрдо посмотрел в глаза начальнику. А где граница между, «уже хватит» и «чистим всё пока шевелится»?

– Нет у нас границы. – Проворчал Орлов. – Правда ваша. Набегут сколько не сажай. – Он ещё раз пробежал глазами рапорт. – Значит так. В подручные к тебе пойдут два специалиста из «свободных агентов». Они не засвечены, и будут в тему. Их давно пора выводить в гласные работники. Один на лицо и по повадкам, ну чистый уголовник, а второй помоложе, но приоденем да чуть внешность изменим, под жигана сойдёт. Ну и остальное. Ты как, с арестом уйдёшь, или как?

– Пусть будет с арестом. – Николай кивнул. – Облик уж больно хорош. Год его прорабатывал, даже околоточный надзиратель здоровается.

Российская империя, Москва. Главный ипподром.

Небольшой грузовичок подъехал к черному входу здания ипподрома ровно в восемь часов вечера. В это время лошади уже давно стояли по стойлам и даже конюхи разъехались по домам, оставив ипподромное хозяйство на попечение десятка сторожей с огромными псами. Но у здания была своя охрана, и пара мужиков здоровенных словно молотобойцы, в чёрных поддёвках и картузах, вышли к машине.

– Эй, болезные, вы никак собрались вдвоём всё перетаскать? – Вышедший из кабины Николай насмешливо посмотрел на охранников.

– Про то разговора не было. – Прогудел один из мужчин. Сами таскайте.

– Ну тогда мы поехали. – Николай махнул рукой водителю, чтобы тот не глушил мотор. – С дураками дело иметь, себе дороже.

– Это кто дурак-то? – Второй мужчина подался вперёд и в руке его появился наган.

– Да ты и есть. – Полог фургона раздвинулся и в просвет между полотнищами вылез раструб ствола пулемёта Льюиса. – Когда ткань сдвинулась ещё больше, стал виден огромный широкоплечий и мордатый мужчина в белой рубахе, чёрной жилетке и чёрных брюках, удобно устроившийся на ящиках с золотом и державший пулемёт словно игрушку на вытянутой руке. – Кто же на такое дело с наганом-то ходит? Риторически спросил он. – Тут тебе не подворотня. – Он громко захохотал, продолжая крепко удерживать оружие. – Ну что, хозяин, кончим дурачков, чтобы другим неповадно было?

– А таскать ты будешь? – Николай улыбнулся. – Нет, Ваня, нам эти людишки покуда живыми нужны. Ну а там как бог даст. – Он вынул из неподвижной руки охранника револьвер, и небрежно закинул в кузов грузовика. – Вперёд, смертнички. Хватаем ящики и несем в кабинет директора.

К удаче охранников вниз спустились ещё пять человек, и длинным караваном, неся на спине продолговатые чёрные ящики, исписанные жёлтыми иероглифами, они потянулись на второй этаж в кабинет директора в сопровождении Ивана всё так же вооружённого пулемётом, Сергея – сухощавого сорокалетнего мужчины в щегольском белом костюме и с двумя Громобоями, и Белоусова, с большим саквояжем в левой руке и Громобоем в правой.

В кабинете директора кроме Василия Павловича Гинзбурга, находилась пара мужчин в костюмах, и когда охранники удалились, один из них, низкорослый толстяк в светло сером костюме, и ярком красно-белом полосатом галстуке, ловко отжал замок на ящике, и приподняв крышку, достал оттуда кожаный мешок. Развязав тесёмки, он зачерпнул золотой песок в мерный стаканчик и присев за столом начал чего-то химичить, доставая из саквояжа бутылочки и склянки.

– Да, Василий Палыч. Это без сомнения золото с желторосских рудников. – Он кивнул. Глядя на колбу в которой оседал какой-то раствор. – Афанасий Егорович, голубчик, давайте-ка перевесьте груз, да на пробу мне ещё из пары мешочков, достаньте.

Всё это время Иван и Сергей скромно сидели на гостевых стульях, словно происходящее их совершенно не касалось, а Николай пил чай, из большой чашки, любезно поданной директором.

Ведя вполголоса светскую беседу, они обсуждали стати лошадей, представленных на последней выставке в Манеже, и перспективы коннозаводства в России, когда оба эксперта закончили работать.

– Семь тысяч двести тридцать одна унция[15]15
  7231 унция – 205 килограммов. Золото по традиции меряют в унциях.


[Закрыть] ровно. – Мужчина поднял взгляд от своих записей. – Золото хорошее, серебристое, где-то сорок два процента в среднем[16]16
  Рудниковое золото как правило с большой примесью другого металла. Меди, серебра и других. Золото с примесью серебра называется серебристым.


[Закрыть]. Таким образом цена за грамм – двадцать пять рублей. Пять миллионов сто двадцать пять тысяч рублей, без наших процентов. Изволите получить наличными?

– Изволю получить банковскими книжками. – Произнёс Николай и посмотрел на Гинзбурга. – Мы же вроде договаривались, Василий Павлович?

– А чем вас собственно ассигнации не устраивают? – Удивился ювелир.

– Да, тем, что ни я, ни мои друзья ничего не понимают в качестве этих бумаг. А значит возможно там не настоящие деньги, а фальшак. – С улыбкой пояснил Николай. – И гоняться за вами приводя к повторному согласию у меня нет никакого желания. А вот чековая книжка, и свидетельство об открытии счёта на банковском бланке. Это куда надёжнее. По миллиону на три счёта и остаток на ещё один счёт.

– Да, хорошо. – Подвигав тонкими губами сказал ювелир. Четыреста десять тысяч, это наш процент, и итоговая сумма составит четыре миллиона шестьсот девяносто тысяч. Но как же насчёт документов? – Мужчина которого назвали Афанасием Егоровичем, заинтересованно посмотрел на Николая. – Мы же должны внести в реестр банка вашу фамилию и имя согласно паспорту?

В ответ, Николай открыл боковой карман саквояжа и достав пачку паспортов раскрыл их веером словно карты.

– Выбирайте.

Российская империя, Москва. Ул. Большая Солянка.

Евно Азеф, известный московским ворам под кличкой Калита, любил работать с документами в большой комнате, что при жизни прошлых хозяев особняка была дамским салоном, а после того как здание перекупили, стало огромным кабинетом с широкими панорамными стёклами, выходящими на Москву – реку, и небольшой, но уютный сквер.

После утери девяноста процентов архива его приходилось срочно восстанавливать, но теперь все документы собирались в комнату, превращённую в настоящий сейф, с железными стенами и мощной тяжёлой дверью.

Многое уже удалось восстановить, а многое уже утеряно безвозвратно, и лишь чёрт ведает, где всё это всплывёт.

– Господин. – Быстро вошедший мужчина в скромном деловом костюме, поклонился держа шляпу-канотье у груди, и замер, ожидая разрешения говорить.

– Что у тебя?

Колган, потомственный вор в третьем поколении, снова поклонился.

– Взяли лошадников. Всех взяли. Красавчика, Рубаху, и Быка со всеми мужиками.

– А эти-то как там оказались?

– Так деньги же, – мужчина вздохнул. – Он, ну Красавчик сам позвонил, и сказывал, что какие-то залётные должны привезти ему рыжья на пять лимонов. Баял что рыжьё с Востока, и попросил ребят чтобы на подхвате были. Видать кинуть хотел залётных. А сейчас Глашка прибежала, криком кричит что махом набежали солдаты из Охранных сотен, да так, что никто и вякнуть не успел, и повязали всех. Она-то опоздала к ночной, и видела всё, и как грузили в воронки[17]17
  Воронок – традиционное на Руси с 1905 года название для арестантской машины.


[Закрыть], и как легаши там всё обнюхивали.

– Говорили ему, что жадность доведёт до цугундера. – Калита стукнул по столу тяжёлым кулаком так, что подскочил тяжёлый бронзовый письменный прибор. – Куда их повезли?

– Того не знаем пока, но Аглая сказывала, что Миньку вослед послала, чтобы проследил. Так что вскорости знать будем.

– Ежели их прямо на золоте взяли, то совсем плохо. – Калита скрипнул зубами. – Статья тяжёлая.

– Да нам-то что? – Колган пожал широкими плечами. – Мы по его делам никак не замазаны, а бега без хозяина долго стоять не будут. Найдём человечка.

– Да что ты понимаешь, дурья твоя башка. – Калита с ненавистью посмотрел на помощника. – Красавчик же возил деньги в банк. И не свои возил. Наши. Общаковские. А Рубаха тот и вовсе в банке работает. И ежели он запоёт, то нашему благодетелю никак не отбиться. А ну как их за эту ниточку потянут? А там такие деньги, что нас с тобой Матушка просто закопает заживо. – Калита медленно успокаивался, продолжая думать над решением проблемы.

– Значит так. Куда бы его не посадили, узнай где, кто и как. Дай денег вертухаям, да не скупись. Много дай. Пусть они Красавчика, да Рубаху, втихаря придавят. Будут они молчать, не будут, всё одно. Нет человека – нет заботы.

– А как с Быком и его людьми?

– Ну, тем как положено. Подогрей им шконку, да на дорожку кинь. Бык честный вор, так что к нему со всем почтением. У него же вторая ходка? Пригодится ещё.

Российская империя, Москва. Тайная Канцелярия.

К вящему огорчению Калиты, директора ипподрома повезли не в следственную тюрьму на Троицкой заставе, и даже не в центральную тюрьму коллегии внутренних дел, а в камеры следственного отдела Тайной Канцелярии, о которых было известно только то, что они есть и находятся где-то на территории зданий Канцелярии.

Сам Василий Павлович Гинзбург известный среди московской уголовной публики как Красавчик, был относительно спокоен. Тюремных сроков у него раньше не было, так что он первоходом, даже по тяжёлой статье, получал пятерик каторги, да ещё пятёрку поражения в правах, что было в общем неприятно, но не смертельно. А вот Егор Никандрович Рубахин по кличке Рубаха, тот уже делал второй заход, и имел все шансы ловко, по-молодецки выхватить пятнашку, что, учитывая его возраст, означало смерть на каторге.

И именно поэтому, взвесив все нюансы дела, в кабинет следователя Василий Павлович входил спокойно, и уверенно. Занял место напротив стола следователя, и положил руки на колени.

Но вместо вопросов о фамилии, роде деятельности и месте рождения, всего того, что требовало имперское «Уголовно – Процессуальное Уложение, следователь – совсем молодой мужчина в лазоревом мундире с погонами капитана, положил на стол перед собой папку, оттуда достал невзрачную серо-коричневую школьную тетрадь, потёртую на углах и испачканную несколькими чернильными пятнами, после чего так же молча посмотрел в глаза теперь уже бывшего директора ипподрома.

Тетрадь эту Василий Павлович знал очень хорошо. Там были записаны все деньги, что воры, убийцы и жулики вносили в кассы ипподрома, чтобы позже превратиться в законные счета добропорядочных граждан. Книга была написана воровским шифром, но прочесть его мог любой мало-мальски грамотный сотрудник коллегии внутренних дел. И это был действительно конец. Отмыв денег в таких размерах это даже не Якутская подземная тюрьма. Это куда ближе к колесованию на площади чем он мог себе представить, и уж точно ближе чем он желал. И Василий Павлович Гинзбург, натурально «поплыл». Ведь он не был ни агентом разведки, ни офицером, исполнявшим свой долг по велению долга. Он был просто крысой, которая в темноте урывала кусочки от общего пирога.

Офицер, который так и не представился, раскрыл тетрадь, и бегло просмотрев первые страницы поднял взгляд.

– Давайте познакомимся. – Николай, закрыл папку. – Я – сотрудник особого управления Тайной Канцелярии. Фамилию не называю так как согласно указу, двести тридцать восемь, и Уложению о Тайной Канцелярии, могу не представляться при совершении процессуальных действий. А вы насколько я знаю, Соломон Израилевич Герш, сменивший в тысяча девятьсот пятом году паспорт и взяв фамилию убитого вами Василия Павловича Гинзбурга – торговца из Львова. В принципе вы мне не очень нужны. Шифр этот трёхкопеечный я уже прочитал, и почти всё что мне нужно узнал. Так что могу прямо сейчас написать на вас сопроводиловку и отправить в следственную тюрьму, где вас уже конечно ждут, чтобы закопать на тюремном кладбище. Вы слишком много знаете, и никто не станет рисковать, проверяя вашу стойкость к методам допроса.

Но если вдруг, вы решите, что у вас есть что-то кроме этой тетрадки и вы готовы поменять это на жизнь, то я вас очень внимательно слушаю. – Николай вытащил из жилетного кармана часы Лонжин, и нажав на кнопку, открыл крышку, закрывавшую циферблат. – У вас ровно пятнадцать минут.

Когда в комнату вошёл настоящий следователь, Василий Павлович Гинзбург уже закончил каяться в грехах начерно, и был готов к детальному разговору и полному безоговорочному сотрудничеству.