Текст книги "Доисторические и внеисторические религии. История религий"

Лекция 3
Религия верхнего палеолита

Примерно 75–35 тысяч лет назад в Евразии происходят знаменательные события – некоторое потепление климата III межледникового периода сменяется новым и очень суровым оледенением. Именуемое Вюрмским, это последнее, четвертое по счету, как ныне полагает большинство специалистов, оледенение превратило всю северную часть Евразии в непригодный для человеческого существования ледник. Лед полностью покрыл Скандинавию, затопил Балтийское море и даже распространился более чем на сто километров к югу от него. Льдом была затоплена и вся Северная Россия. Ландшафты Франции, Средней Германии, берегов Дуная и Днепра превратились в тундру. Это новое оледенение совпало с исчезновением неандертальца. Отныне в Евразии безраздельно господствовал Homo sapiens.

Человека верхнего палеолита, анатомически совершенно сходного с нами, обычно именуют кроманьонцем по первой научно описанной находке его останков близ деревни Лез-Эйзи (Дордонь, Франция) в пещере Кро Маньон (Crô-Magnon). Открыл и описал останки человека из Кро Маньон в 1860–1865 гг. Эдуард Ларте (Eduard Lartet). Материальная культура кроманьонцев существенно более развита, чем культура среднего палеолита, каменные орудия намного разнообразней, лучше отделаны и отшлифованы. Кроме камня кроманьонцы широко использовали кость и, разумеется, дерево для своих потребностей. Не вовсе пренебрегая пещерами, кроманьонцы, как правило, строили жилища, видимо неплохо защищавшие их от суровых зимних холодов. Мы находим остатки землянок и следы обширных жилищ шатрового типа, которые делались, скорее всего, из сшитых шкур животных и устанавливались на деревянном каркасе.

Кроманьонцы оставались преимущественно охотниками. Природные условия Вюрма делали собирательство надежным источником пищи только в южной, средиземноморской, зоне их проживания. Мнение, что кроманьонцы сумели одомашнить северного оленя, высказываемое рядом ученых, не подтверждается фактами. Но в охоте кроманьонцы достигли очень высокого мастерства, превзойдя и такого знатока охотничьего дела, каким был неандерталец. Именно кроманьонцу, скорее всего, принадлежит честь изобретения лука и стрел, рыболовных сетей, гарпунов и острог для битья рыбы. Он бесстрашно охотился на таких огромных животных, как мамонт, шерстистый носорог, пещерный и бурый медведь, пещерный лев, зубр и тур, используя многочисленные приемы и хитрости. Что же касается более мелких копытных, грызунов, птиц и рыб, то они составляли повседневное меню древнего охотника.

Но, пожалуй, главное отличие кроманьонца от более древних людей состоит в том, что он стал рисовать и ваять. Художества неандертальца крайне редки, примитивны и почти всегда сомнительны по своей атрибутации, искусство же кроманьонца, открытое в конце XIX века, известно ныне многими десятками целых живописных собраний и потрясает своим совершенством, художественной и эстетической проработанностью. В нем, в лучших его образцах, мы сталкиваемся не с наивным примитивом, не с робким освоением техники, но с твердой рукой и точным глазом гениального художника, создававшего шедевры предельного уровня совершенства. Испанская Альтамира, французские Ляско и Нио без каких-либо оговорок встают в один ряд с залами Уффици и Прадо. Но искусство кроманьонца существенно для нас не только своим эстетическим содержанием, но и тем, что оно рассекает первое окно в мир наших предков. В изящных искусствах человек может выразить себя во много раз полнее, чем в погребениях и каменных орудиях. От живописи франко-кантабрийских пещер остается только один шаг до предельного уровня совершенства в передаче знания о себе потомкам, достигнутого запечатленным в письме словом.

В период верхнего палеолита Homo sapiens широко расселился по всему лицу земли. Примерно 50–40 тысяч лет назад человек пришел в Австралию, пересекая намного более узкие тогда проливы между Юго-Восточной Азией и Новой Гвинеей, единой в то время с Австралийским материком. При этом самые ранние стоянки обнаружены в Новой Гвинее (Кук, полуостров Куон) и в Южной и Юго-Западной Австралии (озеро Мунго, Кэйлор, Дьявольское Логово). Между этими точками лежат три с половиной тысячи километров, которые, кажется, были освоены человеком намного позже. Не говорит ли это о культуре мореплавания кроманьонца? Еще более убедительные, хотя вновь косвенные свидетельства этого дает освоение Америки. В Северной Америке самые ранние следы присутствия человека относятся к концу верхнего палеолита, к 15 тысячелетию. В то же время в Южной Америке известны по крайней мере два поселения человека начала верхнего палеолита. Это – Монте Верде в Среднем Чили (33 тысячи лет) и Педра Фурада в Западной Бразилии (32 тысячи лет). Радиоуглеродный метод датировок не оставляет сомнения в возрасте этих находок, но убедительных объяснений столь раннему появлению человека в Южной Америке нет. Ведь в прилегающей Аляске северо-восточной части Сибири человек появляется только 16 тысяч лет назад. Быть может, первые люди не перешли в Америку через Берингов пролив, но приплыли из Азии, преодолев многие тысячи километров водных пространств Великого океана? И если да, то зачем так стремились они в Новый Свет, будь то Америка или Австралия? Вряд ли экономические мотивы могли побудить их к этому. Немногочисленные люди тогда не освоили еще настолько хорошо и Старый Свет, чтобы с невероятными трудностями и жертвами стремиться в Новый. Ответа на эту загадку ученые пока не знают. Но примечательно, что контакты Старого Света с Новым прекращаются в эпоху неолита. Если навыки земледелия и скотоводства распространяются еще по всему миру, то колесо (как гончарное, так и транспортное), изобретенное около 6,5 тысячи лет назад в Старом Свете, осталось обитателям доколумбовой Америки неизвестным.

По особенностям памятников материальной культуры верхний палеолит обычно подразделяют на следующие временные периоды, наименованные по местам классических для этого периода находок:

65–35 тысяч лет до Р. Х. Поздний Мустье

35–25 тысяч лет до Р. Х. Ориньяк (Граветта)

25–20 тысяч лет до Р. Х. Солютр

20–10 тысяч лет до Р. X. Мадлен

Большая часть памятников верхнего палеолита имеет, безусловно, религиозный характер. Попробуем же за фактами верхнепалеолитических находок увидеть их значение в духовных исканиях кроманьонца.

Погребения верхнего палеолита

Трупоположение и бесспорно религиозное погребение характерно уже для неандертальца, но в течение всего верхнего палеолита сложность связанного с захоронением обряда, а следовательно, и затрата сил и средств на погребение все время возрастают. Умерших, как правило, хоронят в богатых одеждах (от них остались нашитые на истлевшие кожи бусины и раковины), снабжают оружием и утварью, пищей и предметами неясного, но очевидно религиозного назначения.

В Сунгирьском погребении (река Клязьма, Владимирская область России) пожилого мужчины и двух детей – девочки 7–9 и мальчика 10–12 лет, сделанном 24 тысячи лет назад, каждое тело было облачено в погребальный костюм, украшенный приблизительно тремя с половиной тысячами специально просверленных и отполированных бусин, вырезанных из кости мамонта. Эти бусины покрывали тела буквально с головы до пят. Помимо этого на умерших были надеты браслеты, ожерелья и головные повязки, украшенные клыками лисы.[172]172
  Г. Ф. Дебец. Скелет позднепалеолитического человека из погребения на Сунгирьской стоянке // Советская археология. № 3, 1967 (Москва). – С. 160–164. О. Н. Бадер. Сунгирь – верхнепалеолитическая стоянка. – М., 1978;


[Закрыть] Ученые подсчитали, что на изготовление каждого из этих погребальных облачений было затрачено, при тогдашних технологиях обработки кости и кожи, не менее 2625 человеко-часов. То есть при десятичасовом рабочем дне мастер должен был работать над изготовлением такого костюма около девяти месяцев.[173]173
  H. Collins. Past Worlds. Atlas of Archeology. – L., 1998. – P. 34.


[Закрыть]

Та тщательность, с которой осуществлены эти захоронения, свидетельствует нам, что жившие 25–30 тысяч лет назад люди верили в посмертное существование, скорее всего, надеялись на телесное воскресение и для осуществления своих чаяний охотно шли на поразительно большие жертвы трудом и временем, сравнимые с погребальными затратами мегалита и Древнего Египта. Если мы согласимся, что специфика человека не во все более изощренном удовлетворении своих биологических инстинктов, но, напротив, в ограничении этих инстинктов ради достижения иных целей, вовсе не известных животным, – целей нравственного совершенствования ради конечного воссоединения с совершенным Богом, – то тогда древние охотники Сунгири суть люди в намного большей мере, чем мы, часто равнодушные к своим умершим, уделяющие им силы и заботы и даже память «по остаточному признаку». Мы не можем предполагать, что верхнепалеолитические охотники были очень богаты и располагали необъятным досугом, скорее напротив, их жизнь протекала в напряженной борьбе за выживание в условиях сурового климата и массы всевозможных опасностей. Но на погребение своих близких они не жалели сил. Распределение усилий по сферам деятельности лучше всего говорит о склонностях и стремлениях человека. Стремления и склонности кроманьонца в очень большой степени определялись жаждой преодоления смерти, надеждой на обретение новой жизни.

Как же хоронили кроманьонцы своих умерших? Классическим можно считать ориньякское захоронение, найденное в конце XIX века в Брно (Моравия). Высокий и ладно сложенный мужчина лет 40–50 был положен в сравнительно глубокую, около 120 см, специально выкопанную могилу, дно которой заранее обильно посыпали охрой. Поскольку у головы покойного палеоантропологи нашли около шестисот раковин трубчатого моллюска Dentalium badense, то можно предположить роскошную шапку или головную повязку. В могилу были также положены маленькая мужская фигурка из слоновой (мамонта) кости, два каменных кольца и множество дисков из камня, кости и мамонтовой кости. Сверху тело опять посыпали охрой, накрыли лопатками мамонта и только после этого предали земле.

Рассмотрим элементы этого захоронения.

Охра – очень древний религиозный символ. Его уже применяют поздние Homo erectus приблизительно 300 тысяч лет назад, возможно, для росписи тела. Охра была обнаружена на одном из неандертальских захоронений в Кафзехе (Палестина), стотысячелетней давности. Кроманьонцы очень часто, почти повсеместно используют охру, как в заупокойном ритуале, так и при иных религиозных обрядах. Она символизирует кровь, жизнь и, говоря словами Э. О. Джеймса, «выражает намерение оживить умерших через соединение с веществом, имеющим цвет крови».[174]174
  E. O. James. The Origins of Religion. – L., 1937. – P. 27–34.


[Закрыть] По законам еврейского Пятикнижия кровь считается душой, то есть жизненной силой, живого существа. Ее требуется возвращать Богу, а не есть вместе с мясом животных, предназначенных в пищу: «Только крови не ешьте: на землю выливайте ее как воду… Кровь есть душа; не ешь души вместе с мясом» [Втор. 12, 16; 12,23]. Соединение охры – «окаменевшей» крови – с мертвым телом возвращало ему исходящую от Бога жизненную силу и должно было способствовать воскресению, возрождению умершего. Не исключено, что именно этот обычай положил начало устойчивой ассоциации «того света» с цветом крови во многих религиозных традициях. Мужская фигурка, надо сказать, уникальная для верхнепалеолитических захоронений, возможно, изображала самого умершего и должна была, как это будет принято через двадцать тысяч лет в Древнем Египте, стать и той моделью, по которой восстановится плоть покойного при воскресении, и одновременно вместилищем его духа до воскресения.

Каменные кольца довольно часто встречаются в погребениях этого времени. Может быть, они символизировали женские креативные органы самой Матери-Земли, из чрева которой должен возродиться умерший? Множество каменных дисков кажутся какими-то погребальными приношениями близких. Не являются ли они символами солнца, ежедневно побеждающего смерть, а может быть, и знаком того Высшего Существа, которое так часто именуется Солнцем в более поздних традициях? Наконец, лопатки мамонта и его положенные рядом с умершим бивни почти наверняка должны были символизировать присутствие божественного покрова над человеком и свидетельствуют не просто об уповании воскресения, но о надежде на воскресение в лучшем, чем этот, божественном мире.

Захоронений, подобных брюнскому или сунгирьскому, найдено немало. Так хоронили и женщин, и детей, и даже новорожденных. Иногда тело умершего клали на горящий костер и лишь после того, как огонь прогорал, предавали земле. Обычай этот наверняка уподоблял человеческое тело иным огненным жертвоприношениям, которые должны, поднимаясь в огне, рождаться вновь в небесном, божественном мире.

а) «Копьеметалки» и другие орудия человека верхнего палеолита;

б) «Копьеметалка», украшенная фигуркой глухаря (музей Сен-Жермен, Франция).

Сравнительно часто в верхнепалеолитических погребениях находят странный предмет – тщательно выделанный и нередко богато орнаментированный каменный жезл с овальным или круглым отверстием с одного из концов. Как его только не величали археологи – жезл вождя, выпрямитель копий, копьеметалка и т. п. Но нахождение этих предметов в могилах намекает на их религиозное предназначение. Мадленская «копьеметалка» из Мас д’Азиль (Франция, департамент Арьеж) лучше иных выражает символику нового рождения. Птица – видимо, душа умершего, устремляющаяся к новому рождению из утробы земли (отверстие в основании жезла связано, должно быть, с вульварной символикой). Можно предположить, что такие жезлы клали в могилы тех людей, которые совершали священнодействия, соединяя миры и помогая умершим соплеменникам в достижении Неба.

Обилие трубчатых и двустворчатых раковин моллюсков (даже теплолюбивых каури) во многих кроманьонских погребениях позволяет предположить, что это не просто украшение одежды покойного. Для повседневной жизни того времени такая обшитая хрупкими раковинами «кожаная риза» крайне неудобна. Видимо, как и на Сунгири, мы имеем здесь дело со специально сшитым заупокойным облачением. Тогда обилие раковин определенной формы становится понятным. Они, скорее всего, обозначали мужские и женские креативные органы (раковины каури до сих пор сохранили такое символическое значение) и, следовательно, воскресение, новое зачатие и рождение – воз-рождение, в буквальном смысле этого слова. Например, в кроманьонском погребении в Ложери-Бас (Laugerie Basse, Франция) раковины каури лежали парами у лба, рук и ног и по четыре у локтей и коленей умершего, что почти наверняка должно было означать возрождение из лона земли этих членов, а в конечном счете – всего тела.

Сравнительно часто в верхнепалеолитических погребениях находят странный предмет – тщательно выделанный и нередко богато орнаментированный каменный или костяной жезл с овальным или круглым отверстием с одного из концов. Как его только не величали археологи – жезл вождя, выпрямитель копий, копьеметалка и т. п. Но нахождение этих предметов в могилах намекает на их религиозное предназначение. Мадленская «копьеметалка» из Мас д’Азиль (Le Mas d’Isle, Франция, департамент Арьеж, ныне музей Сен-Жермен, Франция) лучше иных выражает символику нового рождения. Птица глухарь, видимо, душа умершего, устремляющаяся к новому рождению из утробы земли. Отверстие в основании жезла связано, должно быть, с вульварной символикой. Можно предположить, что такие жезлы клали в могилы тех людей, которые совершали священнодействия, соединяя миры и помогая умершим соплеменникам в достижении Неба.

Но не все погребения имеют торжественно спокойный характер. В полной противоположности к ним оказываются находки связанных после смерти тел, иногда лишенных каких-либо заупокойных даров; людей, похороненных лицом вниз под грудой тяжелых камней; расчлененных трупов. Чаще такого рода захоронения принадлежали женщинам. Возможно, что груда камней над лежащим ничком телом – это результат казни, побития камнями женщин взятых в прелюбодеянии, как было принято у семитов много тысячелетий спустя. Другим объяснением этих необычных захоронений может считаться ритуальная нечистота умерших. Для женщин это, например, смерть в родах. Так, характерна находка в Вестоницах (Моравия) крепко связанного тела 35–40-летней женщины. Соплеменники боялись, объясняют нам Буриан и Августа эту находку, может быть, не самого умершего, но того, что в его «нечистое» тело может войти какой-нибудь злой дух и побудить тело прервать свой сон, не дожидаясь всеобщего воскресения.[175]175
  И. Аугуста, З. Буриан. Жизнь древнего человека. Прага, 1960. – С. 63, Табл. 50.


[Закрыть]

На другую, быть может слишком смелую, интерпретацию, наводят древнейшие заупокойные тексты человечества, начертанные в долине Нила, в Египте, в III тысячелетии до Р. Х. В «Текстах ковчегов», о которых нам еще придется подробно говорить на лекциях, посвященных религии Древнего Египта, провозглашается в отношении умершего:

«О (имярек)! Тебя не будут подвергать испытанию, тебя не заключат в узилище, тебя не будут сдерживать, тебя не будут связывать по рукам и ногам, тебя не будут брать под стражу, не будешь отведен ты в место страданий, куда отводят мятежников (то есть нарушителей божественных установлений. – А. З.), и песок не будет сыпаться на твое лицо.[176]176
  То есть тело не будет брошено в яму в пустыне без надлежащих погребальных облачений и плата, покрывающего лицо, как объясняет это место переводчик «Текстов саркофагов» на английский язык P. O. Фолкнер: R. O. Faulkner. The Ancient Egyptian Coffin Texts. – Vol. I. – Warminster, 1994. – P. 15.


[Закрыть] Будь внимателен, будь осторожен, и никто не воспротивится тебе. Остерегайся пойти в путь неготовым. Прими посох твой и суму твою, облачения твои, сандалии и стрелы, отправляясь в путь, которым будешь шествовать ты. Дабы мог ты отрубить головы и рассечь шеи врагам твоим, мужчинам и женщинам, которые окажутся близ тебя умершего. „Поспешай и прииди!“ – таковы слова Бога, который приводит его (умершего) в день обвинения» [СТ. 23 – I,71].

В другой надписи, даже чуть более древней, чем первая, от лица правителя объявляется каким-то законопреступникам: «Воистину мое величество запретит им, дабы не были они во главе воскресших блаженных в міре божественном, но дабы пребывали они связанными и скованными, ибо осуждены они Владыкой Осирисом (царем умерших)» [Urk. I. 305, 17–18].

Мы видим, что через 20–25 тысяч лет после брюнского и вестоницкого захоронений бросали в яму без облачений, без правильного погребения, без «посоха и стрел», со связанными руками и ногами вовсе не из-за страха, что умерший встанет, но желая изобразить, как с законопреступником поступят на загробном суде. Тело грешника становилось своеобразной иконой мучений и гибели его самого в инобытии и одновременно, поскольку образ и первообраз, тело и личность до конца, скорее всего, не разделялись, по представлениям древних, должно было усиливать страдания души, лишенной божественного блаженства и воскресения.

Так ли думали ориньякские охотники на мамонтов, как их далекие потомки в долине Нила, или они руководствовались иными мотивами, торжественно погребая одних из умерших и «казня» тела других, но ясно одно: «Люди последней ледниковой эпохи хоронили своих мертвецов в безусловной уверенности их будущей телесной жизни. Они, кажется, также считали, что в телах умерших продолжает длиться какая-то жизнь».[177]177
  J. Maringer. The Gods of Prehistoric Man… P. 50.


[Закрыть]

Если бы кроманьонские охотники не были убеждены в воскресении своих умерших, они наверняка не стали бы придавать такого значения заупокойному ритуалу и сохранению их физических останков. Но простой опыт, безусловно, свидетельствовал им, что такое воскресение не наступает вскоре – кости предков продолжали истлевать в земле, несмотря на охру, бивни мамонтов и ракушки каури. И то, что это не обескураживало древних охотников, не взращивало в них безверие, заставляет предполагать, что кроманьонцы ожидали окончательную победу над смертью не вскоре, но в далеком будущем, когда все их ритуальные усилия принесут бесценный плод полносоставного телесного воскресения, или если смотреть иначе, то символический образ воскресения обретет чаемую безусловность реальности.

Души умерших

Ожидание воскресения умерших отнюдь не означало для кроманьонца их полного исчезновения из жизни живых до наступления этого чаемого мига. Хотя кости покойников лежали в могилах, их души и силы оставались частью племени и принимали какое-то участие в жизни. О том, что так думали верхнепалеолитические охотники, мы можем догадываться по некоторым странным, на первый взгляд, находкам.

В Ля Рош (Дордонь) в мадленском слое был найден овальный предмет из рога северного оленя около 16 см длиной. На нем ясно виден геометрический орнамент с доминирующей трехчастной символикой, а на одном из концов просверлено отверстие. Его истертый край убеждает в том, что предмет носили на каком-то шнурке. Очень похожие предметы с геометрическим орнаментом, только сделанные из дерева, до сих пор употребляют австралийцы, они именуются ревунами и используются для общения с умершими предками. Когда по ревуну проводят специальными предметами (гребнем, шкурой тотемного животного), он издает звуки, в которых аборигены слышат голоса предков. На ревуне из Ля Рош сохранились следы охры, что, безусловно, указывает на связь предмета с заупокойным ритуалом и потусторонним миром.

Мы не знаем, знакомы ли были кроманьонцы с начатками счета, но трехчастная символика лярошского ревуна вряд ли случайна. Число «три» практически во всех религиозных традициях имеет особое, священное значение, ассоциируясь обычно с жизнью, явлением Абсолюта в акте творения (преодоление одиночной замкнутости и двойственности), продолжением рода – от союза мужчины (единица) с женщиной (двоица) рождается ребенок (триада). Трехчастность свидетельствует о том, что кроманьонцы воспринимали род не только устремленным в будущее, но и выходящим из глубин прошлого. Они сознавали его единство и верили, что смерть, осложняя, тем не менее, не прекращает полностью общения с родоначальниками, которые живы, заботятся о потомках и ждут часа своего воскресения.

Чаша из человеческого черепа (Грот де Плакар, Франция)

«Ревун» из Ля Рош (музей Сен-Жермен, Франция)

«Ревун-чуринга» современных австралийцев

Эта вера запечатлелась и в еще одном обычае, распространенном среди кроманьонцев. Хотя большей частью люди верхнего палеолита хоронили своих умерших, иногда они, как и в предшествующие эпохи, хранили черепа в жилищах живых или в специальных святилищах. Почему к разным умершим применяли различные ритуальные практики, мы не знаем. В «гроте Мужчин» близ Арси сюр Кюр (Йонна, Франция) черепа аккуратно поставили на отдельно стоящий камень.

Но в Грот де Плакар ученые встретились и с иным обычаем. Были найдены верхи черепных коробок с явными следами, что головы их обладателей были отсечены от тел, а мягкие ткани счищены каменным орудием, после чего нижняя часть черепа была отсечена от верхней. Из черепной коробки сделали чашу для питья.

Всегда думавшие скептически о нравственных достоинствах доисторического человека археологи тут же предположили банальное людоедство, да еще соединенное с жуткой практичностью в использовании останков жертвы. Более тщательное исследование заставило отказаться от этой версии происхождения чаш. Все четыре черепа-чаши из Грот де Плакар были найдены в слое солютр и в одном месте – в глубине пещеры, в конце небольшого коридора. Рядом аккуратно были положены две длинные кости, также принадлежавшие человеку. В одной из чаш еще сохранилась охра, которой она когда-то была наполнена. «Безусловно, эта часть пещеры использовалась в качестве святилища. Люди солютра, а затем и мадленцы исполняли здесь какой-то культ, связанный с черепом, и ритуал включал подношение охры»,[178]178
  J. Maringer. The Gods of Prehistoric Man… C. 81.


[Закрыть] – указывает Марингер.

Ныне такие верхнепалеолитические чаши из черепов известны многими находками от Испании (Кастилло) до Моравии (Нижние Вестоницы). Чтобы понять их смысл, нам придется все же прибегнуть к аналогиям из современной этнографии и из истории. Путешествовавший по Южной Австралии в XIX веке Джордж Френч Ангас пишет о десятилетней девочке, повсюду носившей часть черепа своей матери и пившей из него, чтобы сохранить общение с умершей. В Бенгалии Джеймс Роннел видел прекрасно отлакированные чаши из черепов предков, из которых пили в дни их поминовения. На ту же практику тибетцев указывают средневековый путешественник Уильям Рюсбрукский (XIII век) и современная исследовательница Тибета Александра Давид-Ноэль. Да и «отец истории» Геродот пишет, что исседоны пили из отделанных в золото черепов предков, дабы ясно помнить о них. А тевтоны, по сообщению Плутарха, делали чаши из черепов тех своих убитых врагов, которые отличились особенной храбростью. Вкушая из них, они хотели приобщиться их мужеству.

Древний обычай почитания в черепе личности умершего удивительным образом сохраняется до сего времени в монашеских обителях Афонской Горы. Монахи Афона хоронят умерших братьев временным захоронением. Через год кости вынимают из могилы, обмывают и помещают в специальные сосуды. Черепа же складывают отдельно в крипте, где посреди стеллажей, на которых ровными рядами стоят черепа с написанными на лобной кости именами усопших иноков, день и ночь живые творят заупокойные молитвы.

Все эти разновременные свидетельства говорят об одном: череп, бывший вместилищем мозга, сохраняет какое-то духовное, незримое содержание, какую-то часть личности умершего, которой могут приобщиться живые. Материальные останки умершего были для кроманьонцев не бесчувственным прахом, но одним из элементов, одной из составных частей их умершего сородича, оставшейся в их мире, дабы с ее помощью можно было вступать в общение с ушедшим в инобытие. Эта часть имела что-то от личности усопшего, она была эпифаническим символом умершего человека, сохраняя качества и силы первообраза, самого умершего предка. Заупокойный ритуал кроманьонцев, в котором использовались чаши из черепов, еще более укреплял эту связь и делал умерших предков частью мира живых. Иногда с этой же целью использовались и иные кости – в Нижних Вестоницах найдена палеолитическая подвеска из человеческого зуба, в пещере Трех Братьев – часть нижней челюсти юноши 13–18 лет, которую долго носили на шнурке.