Текст книги "Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений"

В январе 1994 года НАТО обнародовало свою программу военного сотрудничества Partnership for Peace («Партнерство во имя мира»), к участию в которой приглашались все государства – бывшие участники Варшавского договора, а также входящие в состав СНГ. Россия отреагировала на предложение сотрудничества с НАТО, не обещавшее членства, довольно прохладно. Поскольку каждое государство получило возможность подписать свое отдельное двустороннее соглашение с НАТО – как это сделала Украина в 1994 году, – то, значит, России предлагался точно такой же статус, как и ее бывшим сателлитам. Часть сотрудников в администрациях Буша и Клинтона полагали, что в рамках программы «Партнерство во имя мира» можно было бы сделать гораздо больше полезного, прежде чем бросаться расширять НАТО. Когда глава объединенного комитета начальников штабов генерал Джон Шаликашвили представлял программу «Партнерство во имя мира» президенту Ельцину, тот попросил уточнить, означает ли это «партнерство» или «членство», то есть является ли участие в программе шагом к членству в НАТО или это просто сотрудничество. Ельцину разъяснили, что участие в программе означает именно сотрудничество, никакого членства оно не подразумевает. Но едва программа заработала, как начался процесс расширения НАТО. «Мы не выполнили нашу часть обязательств», – замечает один чиновник. Программа была довольно гибкой, и с ее помощью можно было бы эффективнее привлекать Россию к сотрудничеству{100}100
  Из бесед с послами Джеймсом Коллинзом и Томасом Пикерингом.


[Закрыть].

Решение США о расширении НАТО имело сложную политическую предысторию{101}101
  Ronald Asmus, Opening NATO’s Door (Washington, DC: Council on Foreign Relations, 2004).


[Закрыть]. Как только было объявлено о программе «Партнерство во имя мира», начались дебаты о расширении НАТО. На Клинтона повлияли аргументы, высказанные лидерами ведущих стран Центральной Европы – и особенно президентом Чехии Вацлавом Гавелом и президентом Польши Лехом Валенсой, – на церемонии открытия музея памяти жертв Холокоста в Вашингтоне. Если мир хочет избежать новой катастрофы в Европе, убеждали они, необходимо интегрировать Восточную Европу в западные структуры и настоять, чтобы в качестве предварительного условия эти страны объявили об отказе от территориальных претензий друг к другу и всячески поддерживали бы национальное примирение.

Брент Скоукрофт утверждает, что администрация Клинтона слишком сосредоточилась на европейских делах и потому не смогла уделить достаточно внимания опасениям России по поводу расширения НАТО. «Администрации Клинтона следовало бы сначала пообщаться с Россией и только потом соглашаться расширять НАТО»{102}102
  Из интервью с Брентом Скоукрофтом.


[Закрыть]. Но Клинтон и его ближайшие советники полагали, что сумеют совместить решение двух задач – расширить НАТО и удержать Россию в рамках близких отношений, предложив русским в качестве поощрения членство в «Большой семерке» и особое соглашение с НАТО – в виде Совместного постоянного совета (СПС) Россия – НАТО. Госсекретарь Мадлен Олбрайт отмечала, что США выстраивали взаимоотношения России с НАТО так, чтобы у нее был в них свой интерес, и что «мы, безусловно, прилагали все старания, чтобы проявлять к России уважение»{103}103
  Из интервью с Мадлен Олбрайт.


[Закрыть]. Российское правительство в конечном счете подписало соглашение с НАТО, хотя и с неохотой. Одна из сложностей состояла в том, чтобы изобрести особенные рамки для отношений России с НАТО, которые позволили бы России играть уникальную и видную роль.

СПС давал России право голоса – но не право вето – в обсуждении интересующих НАТО вопросов и наметил области перспективного сотрудничества с НАТО, такие как урегулирование кризисов, превентивная дипломатия, совместные операции, поддержание мира, контроль вооружений, нераспространение ядерного оружия и реагирование на стихийные бедствия и катастрофы. В рамках СПС регулярно проводились встречи на уровне послов и ниже. Однако россияне, работавшие в НАТО, убеждались, что карьерные перспективы в этой организации им не светят. Неудивительно, что Совет добился весьма скромных результатов. Более того, не прошло и нескольких недель после начала работы СПС, как стала известна досадная для России новость: НАТО соглашается в 1999 году принять в свой состав в качестве полноправных членов Польшу, Венгрию и Чехию. Представители российской стороны отмечают, что с ними не нашли нужным посоветоваться, прежде чем принимать такое решение. «Наши переговоры с Уорреном Кристофером, – пишет Евгений Примаков, – не оставили сомнений, что они решили не обращать на нас ни малейшего внимания, когда дело касалось расширения НАТО»{104}104
  Primakov, A World Challenged, p. 242.


[Закрыть]. По свидетельству главы штаба Ельцина Анатолия Чубайса, «у Соединенных Штатов был уникальный шанс включить Россию в структуры европейской безопасности, но, расширив НАТО, они этот шанс упустили»{105}105
  Из интервью с Анатолием Чубайсом.


[Закрыть].

Риторика и действия России отражали ее в корне противоречивое отношение к НАТО: с одной стороны, альянс воспринимался как противник, угрожающий безопасности России, с другой – как организация, с которой у России теперь сложились особые отношения. Это двойственное отношение к НАТО служило источником постоянной неопределенности для представителей российского политического истеблишмента и служб безопасности, причем некоторые из них осознавали преимущества сотрудничества с НАТО, но большинство по-прежнему рассматривали НАТО сквозь призму холодной войны.

Балканы

Самый тяжелый кризис в американо-российских отношениях разгорелся в конце президентства Клинтона в результате кровавого распада Югославии. Крах этого социалистического государства открыл некоторые возможности для американо-российского сотрудничества в Боснии, но поставил их по разные стороны баррикад в ситуации вокруг Косова. Когда республики, входившие в состав Югославии, объявили о своей независимости, авторитарный лидер Сербии Слободан Милошевич поддержал боснийских сербов в развернутой ими войне против населявших Боснию мусульман, в том числе и кровавую резню 1995 года в Сребренице, где были убиты восемь тысяч мусульманских мужчин и мальчиков. Силы ООН были неспособны положить конец этническим чисткам, проводившимся сербами против боснийских мусульман. Возглавляемая США интервенция войск НАТО в 1995 году в конечном счете прекратила конфликт, что было закреплено Дейтонскими соглашениями, подписанными в конце того же года. В 1999 году НАТО снова вмешалось в балканскую политику, на сей раз чтобы прекратить кровопролитие в Косове, области Сербии, где большинство населения составляли мусульмане, желавшие получить независимость от Белграда. В период войн в Боснии и Косове ярко проявилась внутренняя противоречивость позиции России, ее неуверенность в вопросе о том, хочет ли она быть партнером Запада или играть особую роль в балканских конфликтах, несомненно, подрывавшую усилия НАТО по установлению мира в регионе.

На всем протяжении 1990-х годов российские политические деятели и военные часто вспоминали ее исторический союз с сербами, основанный на общей православной вере и традиционных культурных связях. Ельцин поддерживал действия ООН и НАТО на Балканах с крайней неохотой и постоянно напоминал Клинтону, что лично ему, Ельцину, и его администрации поддержка направленных против Милошевича действий дорого обойдется внутри страны. И даже более умеренные прозападно настроенные российские политики с крайней осторожностью относились к борьбе с Милошевичем, опасаясь, что это придаст смелости антиельцинским силам.

Клинтона и самого тревожило, что если США будут слишком сильно опираться на Россию в борьбе с сербами, Ельцин потеряет поддержку россиян в деле реформ{106}106
  Ivo Daalder, Getting to Dayton: The Making of America’s Bosnia Policy (Washington, DC: Brookings Institution Press, 2000), p. 16.


[Закрыть].

А поскольку военная кампания против боснийских сербов по времени совпала с началом дискуссий на тему расширения НАТО, а затем НАТО начало систематические бомбардировки Сербии, этот вопрос стал особенно болезненным.

Ричард Холбрук, архитектор Дейтонских соглашений, писал, что «больше всего Россия желает вернуть себе ощущение, хотя бы и символическое, что она еще кое-что значит в мире. В основе наших стараний включить Россию в переговорный процесс по Боснии лежало глубокое убеждение, что категорически необходимо отыскать для России надлежащее место в системе европейской безопасности, что-то подобное той роли, какой она не играла со времен 1914 года»{107}107
  Richard Holbrooke, To End A War (New York: Modern Library, 1999), p. 117.


[Закрыть].

Контраст между действиями Москвы в период боснийской и косовской войн отражает, насколько серьезно изменилась внутриполитическая ситуация в России к концу президентства Ельцина. В обоих случаях НАТО прикладывало все усилия, чтобы заручиться поддержкой России в ведении войны. В обоих случаях военные действия были обращены против сербов и на поддержку притесняемых мусульман. В обоих случаях повестку определяли члены НАТО, в особенности США, а России оставалось лишь реагировать на нее. Тем не менее во время боснийской войны сотрудничество шло намного лучше, возможно потому, что, хотя здоровье Ельцина ухудшилось, его сторонники – в частности, министр иностранных дел Андрей Козырев, – искренне желали и дальше придерживаться этого пути, высоко оценивая сотрудничество с США. Но даже при этом Козырев, выслушав объяснения, почему Россия должна поддержать боевые действия против Сербии, заявил Тэлботту: «И без того плохо, что ваши люди сообщают нам, что вы все равно сделаете по-своему, нравится нам это или нет. Так хотя бы не бередите наши раны рассказами, что подчиняться вашим порядкам – якобы в наших интересах»{108}108
  Talbott, p. 76.


[Закрыть]. США включили Россию в состав Контактной группы по Югославии, которая была основана в 1994 году и регулярно собиралась для выработки стратегии действий в отношении Милошевича. Как позже вспоминал Холбрук, «мы понимали, что, несмотря на некоторые попытки ставить палки в колеса, с Москвой будет проще иметь дело, если отвести ей такое же место, как ЕС и США»{109}109
  Holbrooke, p. 117.


[Закрыть]. Еще до начала переговоров в Дейтоне США и их союзники обсуждали с Россией беспрецедентный план – что когда война кончится, российские войска будут служить под командованием США в составе Сил по выполнению соглашения (IFOR) в Боснии, раз уж русские отказываются служить под командованием НАТО. Несмотря на первоначальные возражения со стороны России, IFOR, по отзывам участников, действовали вполне успешно, и российские офицеры с готовностью сотрудничали со своими американскими коллегами. С точки зрения американо-российских отношений Босния стала успехом, который был завоеван тяжелым трудом, и в конечном счете Россия помогла решить проблему, а не усугубляла ее.

Во второй половине 1990-х годов начался процесс расширения НАТО, российскую экономику постиг тяжелый кризис, в кресле министра иностранных дел Козырева сменил более националистически настроенный Евгений Примаков, а положение ельцинского правительства делалось все более шатким, вследствие чего Ельцин через каждые несколько месяцев менял премьер-министра. На и без того нездорового Ельцина все сильнее оказывали давление, требуя противостоять американцам. В своих мемуарах Ельцин высказывает предположение, что Клинтон, чтобы отвлечь внимание от политических баталий внутри страны, в марте 1999 года одобрил бомбардировки Белграда как способ остановить кровопролитие в Косове. «Сегодня – Югославия, завтра – Россия!» – предостерегали оппоненты Ельцина. «Не очевидно ли, – вопрошал Ельцин, – что каждая ракета, выпущенная по Югославии, это косвенный удар по России?»{110}110
  Yeltsin, Midnight Diaries, p. 259.


[Закрыть]

Игорь Иванов, в 1998 году сменивший Примакова на посту министра иностранных дел, утверждал, что была возможность урегулировать ситуацию в Косове политическим путем. Проблема упиралась в право проживающих в православной Сербии косоваров-мусульман объявить себя независимыми от Сербии и основать собственное государство. «Югославия не представляла угрозы региональной стабильности, – утверждал Иванов, – а истинным мотивом США было утвердить свою волю при помощи НАТО и в обход ООН. Именно тогда Соединенные Штаты заложили основы однополярного мира». Эта «сделка Мадлен», как ее окрестил Иванов в честь госсекретаря США Мадлен Олбрайт, пагубно повлияла на внутреннюю ситуацию в России{111}111
  Из интервью с Игорем Ивановым.


[Закрыть].

Разногласия по поводу войны в Косове стали низшей точкой в отношениях США и России со времен крушения СССР. В марте 1999 года Примаков направлялся в Вашингтон, но получив сообщение, что НАТО приступило к бомбардировкам Сербии, на полпути приказал развернуть самолет и вернулся в Москву. Пока продолжались бомбардировки, перед посольством США в Москве происходили самые массовые после холодной войны антиамериканские демонстрации. Российские либералы предупреждали, что действия НАТО еще больше сужают перспективы реформ и подливают масла в огонь национализма и реакции. И хотя Виктор Черномырдин вместе с президентом Финляндии Мартти Ахтисаари договаривался о прекращении огня в Косове, было ясно, что российская военная верхушка едва мирится со сдерживающими ее инициативу гражданскими начальниками.

В самом конце войны Россия и США уже вплотную подошли к возможности физического столкновения. В 1999 году российские войска совершили стремительный марш-бросок в столицу Косова Приштину и взяли международный аэропорт «Слатина» раньше, чем туда подошли силы НАТО. Десантники пытались установить контроль над регионом, и это было прямым нарушением условий перемирия{112}112
  В самый разгар кризиса произошел один из наиболее примечательных эпизодов в российско-американских отношениях, когда Ельцин предложил Клинтону встретиться на подводной лодке и самим решить проблему. – Из интервью со С. Тэлботтом.


[Закрыть]. Верховный командующий силами НАТО в Европе генерал Уэсли Кларк был готов отдать приказ силой захватить территорию аэропорта, которую занимали российские военные, однако британский генерал Майкл Джексон, командующий группировкой наземных сил НАТО на Балканах, заявил, что не намерен «начинать третью мировую войну», и кризисная ситуация разрядилась. Российские солдаты, совершившие «марш-бросок» на Приштину, явно продемонстрировали неподчинение как политическому руководству страны, так и своим непосредственным начальникам. Однако Борис Ельцин совсем иначе трактует этот эпизод. Утверждая, что это он решил отдать российскому миротворческому контингенту приказ войти в Косово раньше, чем это сделает натовская группировка, он вспоминает: «Этот последний жест послужил знаком нашей моральной победы перед лицом колоссальной военной силы НАТО, перед всей Европой, да и всем миром»{113}113
  Yeltsin, Midnight Diaries, p. 266.


[Закрыть].

Действия России во время войны в Косове обнажили всю глубину ее обиды на НАТО и США и упорное желание ставить им палки в колеса, а также полное равнодушие Москвы к судьбе мусульман, подвергшихся этническим чисткам в Сербии. СПС мало чем мог помочь в разрешении кризиса, и Россия разорвала отношения с НАТО после того, как начались бомбардировки сербов. Но главное, что России, судя по всему, было куда важнее противостоять инициативам НАТО, чем помогать в разрешении крупного гуманитарного кризиса в Европе. Хотя администрация Клинтона очень старалась сотрудничать с Россией, чтобы урегулировать косовскую проблему, Москва не желала принимать в этом никакого участия.

Ельцин сходит со сцены: как Клинтон и Путин упустили из виду проблему терроризма

Предполагалось, что это будет последняя официальная встреча Ельцина с Клинтоном, и саммит обещал стать самым трудным – и самым коротким – из всех. Встреча состоялась в ноябре 1999 года в Стамбуле, во время саммита Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (так теперь называлось СБСЕ). К тому времени Ельцин назначил нового премьер-министра, уже пятого по счету за последний год, – мало кому известного чиновника из Санкт-Петербурга по имени Владимир Путин. В октябре 1999 года Путин начал вторую чеченскую войну, поводом к чему послужили вооруженное вторжение чеченских боевиков в Дагестан и серия взрывов жилых домов в ряде городов России. На администрацию Клинтона все больше давили и требовали осудить военные действия России.

Ельцин первым обратился к участникам конференции в Стамбуле. И это был уже совсем другой Ельцин. Он подверг критике Запад за его «морализаторство» и отметил, что совершенная с подачи Америки «агрессия против Югославии лишила Клинтона права читать России нотации о том, как она должна управляться с террористами на ее собственной территории». В своих мемуарах Ельцин хвалит себя за то, что произнес настолько гневную речь, что ОБСЕ не решилась осудить Россию за действия в Чечне, хотя изначально это и планировалось{114}114
  Там же, p. 349.


[Закрыть]. В ответ Клинтон отбросил заранее заготовленную речь и объявил, что применение Россией грубой силы в Чечне недостойно наследия, которое оставляет ей Ельцин. Он хвалил Ельцина за все, чего тот достиг, помогая России встать на путь демократии, и подчеркнул, что если Россия хочет и дальше идти по этому пути с помощью Запада, ей следует пересмотреть свои действия в этой войне{115}115
  Talbott, pp. 361–362.


[Закрыть]. Через несколько минут после начала его выступления Ельцин демонстративно сбросил с себя наушники и сделал вид, что собирается выйти из зала. Когда они встретились наедине, Клинтон закинул свои ноги на стол. «У вас что, болит нога?» – спросил Ельцин. И вскоре после тирады Ельцина Клинтон покинул помещение{116}116
  Из интервью с высокопоставленным российским официальным представителем, Talbott, pp. 362–363.


[Закрыть]. Когда-то эти двое относились друг к другу как старший и младший братья. Теперь они оказались противниками. Шоу Билла и Бориса закончилось.

Саммит ОБСЕ в Стамбуле помог выявить накопившиеся с годами взаимные претензии России и Запада и их противоположные интерпретации событий. Взгляды России и США на террористическую угрозу на протяжении 1990-х годов все больше и больше расходились. Предметом наиболее острых разногласий была Чечня. После августовского путча 1991 года правительство Чечни объявило о выходе из состава СССР. В течение следующих трех лет Чечня де-факто была независимой от Москвы, но в декабре 1994 года российские войска вступили на территорию Чечни, чтобы вернуть ее в лоно государства. Клинтон несколько раз отмечал, что действия Москвы по возвращению Чечни аналогичны стараниям президента Линкольна сохранить Соединенные Штаты от распада во времена Гражданской войны{117}117
  Washington Post, April 22, 1996.


[Закрыть]. Но позже, когда война приняла затяжной характер и стали появляться свидетельства зверств с обеих сторон, США взяли более критический тон и часто называли чеченских повстанцев сепаратистами, тогда как Россия называла их террористами. Первая чеченская война закончилась в 1996 году перемирием, в результате которого Чечня снова де-факто стала независимой. Однако насилие в регионе, словно чума, продолжало косить жизни, и с началом второй чеченской войны США стали еще решительнее осуждать действия России. С российской стороны вновь и вновь звучали встречные обвинения, что Запад применяет двойные стандарты, когда критикует политику России в Чечне, а сам тем временем поддерживает косовских албанцев, хотя они как раз и практикуют то, что Россия называет террористическими методами.

Через месяц после саммита в Стамбуле случилось настоящее потрясение. Борис Ельцин, здоровье которого ухудшалось, 31 декабря 1999 года в телевизионном обращении к гражданам объявил, что немедленно, за три месяца до окончания президентского срока, уходит в отставку. Своим преемником он назвал Владимира Путина. Ельцин поставил себе в заслугу, что помог свершиться первой в истории России мирной и добровольной передаче власти. Клинтон в первый раз встретился с Путиным несколькими месяцами ранее. «Путин являл собой резкий контраст с Ельциным, – писал Клинтон. – Я покидал встречу с ним в уверенности, что Ельцин подобрал себе преемника, обладающего и навыками, и готовностью к тому тяжелому труду, без которого невозможно руководство бурной политической и экономической жизнью России»{118}118
  Clinton, p. 869.


[Закрыть].

Путин изначально сделал для себя вывод, что с Клинтоном нет смысла иметь дело, и дал понять, что не имеет интереса к оживлению американо-российских отношений. Проблемы, по которым на протяжении предыдущего десятилетия две страны никак не могли прийти к согласию, – Чечня, Балканы, НАТО, Иран – по-прежнему тлели, а к ним прибавилась еще и проблема противоракетной обороны, которой руководство США вплотную занималось весь последний год президентского срока Клинтона (главным образом под давлением Конгресса) и по которой у России имелись крупные возражения. На встрече с Клинтоном в Москве в июне 2000 года Путин спросил, сможет ли Россия вступить в НАТО. И Клинтон ответил, что поддержит Россию в этом{119}119
  Из интервью с Александром Волошиным.


[Закрыть].

И все же была одна проблема, по которой Соединенные Штаты и Россия, как нам ясно теперь, должны были бы сотрудничать намного теснее, – это проблема международного терроризма и исламского фундаментализма. Когда Клинтон затронул вопрос Чечни, Путин ответил, что и над США, и над Россией нависла угроза международного терроризма. Но тут был один щекотливый момент. США было бы весьма затруднительно вместе с Россией разрабатывать действенные меры по борьбе с терроризмом и в то же самое время критиковать войну в Чечне. Более того, в конце президентского срока Клинтона то и дело отвлекали все новые и новые заботы – кульминацией которых стала попытка его импичмента, – и в итоге его администрация так и не сумела в полной мере оценить серьезность угрозы, исходящей от «Аль-Каиды», и уделить ей должное внимание.

Судьба одного из лидеров «Аль-Каиды» наглядно демонстрирует, насколько слабо США понимали значение этой организации. В 1996 году египтянин Айман аз-Завахири, известный как второе лицо в «Аль-Каиде» и возглавивший ее после того, как в 2011 году спецназ США уничтожил Усаму бен Ладена, направился с группой своих подручных на Северный Кавказ, намереваясь переправиться в Чечню и поддержать воюющих с федеральными войсками боевиков. Однако еще до того, как Завахири со товарищи смог попасть в Чечню, их арестовали российские власти и препроводили в тюрьму в Махачкале. Через несколько месяцев их отпустили, поскольку у российской стороны не было достаточно доказательств, чтобы продлить им срок задержания, а американские власти, как выяснилось, ничего против этих людей не имели. Завахири беспрепятственно прибыл в Афганистан, где и помогал Усаме бен Ладену готовить террористические атаки 11 сентября.

К тому моменту, как Клинтон покинул Белый дом, американо-российские отношения сильно ухудшились по сравнению с тем, как радужно все начиналось. Впрочем, радужно все было главным образом в восприятии американцами. Белый дом, да и другие американские политики рассматривали первые постсоветские годы как время, когда энергичный, здоровый Ельцин и группа его сподвижников, твердо нацеленных на реформы, с энтузиазмом возьмутся за дело, в котором США желали поддержать их, – строительство рыночной экономики и демократии плюс внешняя политика, нацеленная на интеграцию России в Запад. А вот большинству россиян начало 1990-х годов, с которыми американские политики связывали столько надежд, запомнилось как время бедствий и хаоса, когда кучка олигархов обогащалась бешеными темпами, а россияне в массе своей страдали от безработицы и задержек в выплате пенсий, прозябали в нищете и наблюдали с горечью, как рушится привычный и предсказуемый социальный порядок. Они также были убеждены, что Москва идет на поводу у Вашингтона, что американцы диктуют ей, как действовать, ни во что не ставят Россию и лишь стараются еще больше обессилить бывшую великую державу. То, что виделось из Вашингтона как плюрализм мнений, свобода слова и конкурентные выборы, для многих россиян было беспорядком, непредсказуемостью и унижением со стороны Запада.

В течение двух президентских сроков Клинтона у США были куда более ограниченные возможности влиять на трансформацию российской политической системы, чем казалось его команде в начале пути. Российско-американские отношения во многом строились на личных контактах между Клинтоном и Ельциным, и именно их контакты двигали вперед двусторонние связи. С другой стороны, благодаря этому и становится ясно, что институциональных связей между двумя странами практически не было. Несмотря на помощь американского правительства и неправительственных организаций, а также череду конкурентных выборов, основы для прозрачных демократических институтов, по сути, так и не были заложены. И могущественный аппарат советского КГБ Ельцин тоже не демонтировал – и даже едва ли реструктурировал. Да и метод выбора преемника также демонстрировал, что в лучшем случае Россия выстроила у себя «управляемую демократию» – ведь Путина выбрала и вывела на политическую арену узкая группа приближенных к Ельцину лиц, причем сделала это кулуарно, в соответствии с российскими и советскими традициями. Россиянам больше всего было важно, чтобы США относились к их стране как к равной им державе. Потому-то образование «Большой восьмерки», Контактная группа и (с большим скрипом) СПС воспринимались как достижения российской дипломатии. А попытки американцев просунуть ногу в двери постсоветского пространства – будь то помощь в построении демократии или в развитии энергетики – неизменно воспринимались с большим подозрением. В период президентства Ельцина Россия нередко игнорировала своих ближайших соседей – то самое «ближнее зарубежье», – что не мешало ей возмущаться попытками Америки проникнуть на ее задний двор. А то, что США критиковали Россию за две чеченские войны и длинный перечень нарушений прав человека, воспринималось как покушение на суверенитет России и неприемлемое вмешательство в ее внутренние дела. К тому времени, как на политическом горизонте появился Путин, стало ясно, что грядут перемены.

И все же мало кто на Западе мог предположить, насколько круто Россия переложит руль после того, как главный пост в Кремле займет бывший вице-мэр Санкт-Петербурга, а в прошлом подполковник КГБ и разведчик в Дрездене.