Текст книги "Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений"

Разработка основ двусторонней политики

Что касается политики в отношении России, то самое важное достижение администрации Клинтона состоит в том, что была доведена до конца начатая еще Джорджем Бушем-старшим работа по превращению Украины, Казахстана и Беларуси в безъядерные государства. Советник Буша по национальной безопасности генерал Брент Скоукрофт настаивал на том, чтобы команда его патрона как можно теснее сотрудничала с командой нового президента Клинтона, чтобы избежать непоследовательности в реализации программ нераспространения ядерного оружия{77}77
  Из интервью с Дэниелом Поунменом.


[Закрыть]. Практически вся основная работа была проделана еще до избрания Клинтона, но оставалось еще подписать и ратифицировать соответствующие соглашения. Тэлботт создал рабочую группу по стратегической стабильности в рамках учрежденной незадолго до того Двусторонней комиссии Гор – Черномырдин. В группе председательствовали сам Тэлботт, а со стороны России – замминистра иностранных дел Георгий Мамедов. Их взаимоотношения во многом отражали перипетии взаимоотношений Клинтона и Ельцина, правда, переменчивости и непредсказуемых поворотов в них было меньше. Личные контакты Тэлботта и Мамедова и их преданность делу во многом оживляли отношения двух стран и определяли успешность американо-российских переговоров по вопросам безопасности.

Для администрации Клинтона главную головную боль представляла не Россия, а Украина. От его команды не ускользнула реплика главы Украины, что пока его страна обладает ядерными боеголовками, США уделяют ей массу внимания. Эти боеголовки и были для Украины главным рычагом давления на Запад в период, когда она с большими трудностями пыталась стать настоящим независимым государством. После многократных попыток договориться и выкручивания рук президент Клинтон в январе 1994 года прилетел в Киев, встретился с президентом Украины Леонидом Кравчуком и вместе с ним полетел в Москву. Президент Ельцин принял их на следующий день, и все трое подписали Трехстороннее соглашение, обязавшее Украину уничтожить все размещенное на ее территории ядерное оружие. После этого украинская Рада ратифицировала Договор СНВ-1. Передача ядерных боеголовок от Украины России должна была завершиться в 1996 году. На той московской встрече оба – и Ельцин, и Кравчук – подписывали соглашение с неохотой: в конце концов, Украину вынуждали отказаться от ядерного арсенала, а Россия вынуждена была обращаться с Украиной как с независимым государством. Клинтон, наоборот, был весь в нетерпении. На нем даже был значок со словами carpe diem – «лови момент»{78}78
  Talbott, p. 114.


[Закрыть].

Администрация Клинтона также сосредоточила силы на укреплении Программы совместного уменьшения угрозы, сыгравшей ключевую роль в обеспечении безопасности российских ядерных материалов. Конгрессмены-республиканцы поднимали вопрос о том, с какой это стати США должны платить России за то, что она и так предпринимает в собственных интересах. Высказывались также подозрения, что американская финансовая поддержка позволяет русским тратить больше средств на укрепление своей военной силы. Ответ был один: действия администрации Клинтона, вне всяких сомнений, отвечают интересам США.

Так или иначе, Программа шла своим чередом, и администрация Клинтона занялась другими аспектами проблемы нераспространения. Тут главным предметом тревоги был высокообогащенный уран (ВОУ). Дэниел Поунмен, сотрудник Белого дома, специализировавшийся по ядерным проблемам, вспоминает: «Нам надо было предоставить России нечто интересное с коммерческой точки зрения, нечто, не имеющее покровительственного привкуса»{79}79
  Из интервью с Дэниелом Поунменом.


[Закрыть]. Во время апрельского саммита 1993 года в Ванкувере США и Россия подписали соглашение. Высокообогащенный уран, извлеченный из российских ядерных вооружений, должен был перерабатываться в низкообогащенный уран, пригодный для использования на коммерческих электростанциях. Директор департамента нераспространения и национальной безопасности Министерства энергетики США Роуз Гёттемюллер вспоминает, что «в 1993–1994 годах в России царили нравы Дикого Запада. Ни порядков не было, ни правил. Времена были отчаянно тяжелые, и ситуация крайне переменчивая»{80}80
  Из интервью с Роуз Гёттемюллер.


[Закрыть]. Денег не хватало, зато было вдоволь потенциальных покупателей, готовых скупать как ядерные материалы, так и ноу-хау безработных российских ядерщиков. Чтобы не допустить этого, власти начали целенаправленно укреплять взаимоотношения между американскими и российскими научно-исследовательскими учреждениями и учеными-ядерщиками. Благодаря сотрудничеству профессионалов постепенно сформировалась группа заинтересованных лиц как из правительства, так и из частного сектора, чья совместная работа в течение двух следующих десятилетий скрепляла и поддерживала связи двух стран в ядерной области[14]14
  Миллиардер-финансист Джордж Сорос внес свою лепту в оздоровление этой ситуации: он основал International Science Foundation – Международный научный фонд, – предоставлявший российским ученым гранты на продолжение исследований в новых научных направлениях. Прим. авт.


[Закрыть].

При этом у Клинтона не получилось серьезно продвинуться по пути дальнейшего контроля над вооружениями, главным образом потому, что продолжению переговоров препятствовали российские политики и возраставшее в России недовольство политикой США в других областях. В январе 1996 года Сенат США ратифицировал Договор СНВ-2, тот самый, который представил Сенату Джордж Буш-старший незадолго до своего ухода из Белого дома. Согласно договору, уничтожению подлежали две трети российского и американского ядерных арсеналов, а в 1997 году Клинтон и Ельцин договорились о еще более крупных сокращениях. Однако российская Дума так и не ратифицировала СНВ-2, предоставив разбираться с этим последующим правительствам[15]15
  Госдума все-таки ратифицировала договор в апреле 2000 года, после победы Путина на президентских выборах. Однако в 2002 году, после выхода США из договора по ПРО, МИД России заявил о прекращении обязательств по Договору СНВ-2, отметив «отсутствие каких-либо предпосылок» для его вступления в силу.


[Закрыть]. Как разъяснил министр обороны США Уильям Перри, СНВ-2 «пал жертвой расширения НАТО»{81}81
  Goldgeier and McFaul, p. 293.


[Закрыть]. А кроме того, и жертвой борьбы между Кремлем и Думой.

Но никакая область взаимоотношений двух стран не порождала такого количества споров и разногласий, как противоракетная оборона. Начиная с 1960-х годов США в области ядерных вооружений отдавали предпочтение наступательным вооружениям перед оборонительными. Но интерес властей к оборонительным системам неуклонно рос. Выдвинутая Рональдом Рейганом Стратегическая оборонная инициатива – назначение которой было в том, чтобы перехватывать и сбивать ядерные ракеты противника еще в воздухе, – вызвала в Москве огромную озабоченность: Советский Союз не располагал технологиями, которые позволили бы противостоять подобной системе. Предложенная система национальной противоракетной обороны, которая обсуждалась в администрации Клинтона, нарушала американо-советский Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО), подписанный в 1972 году Никсоном и Брежневым. Согласно Договору, каждой из сторон позволялось развернуть всего по две оборонительные системы вокруг своих главных городов[16]16
  В изначальной формулировке каждая сторона могла иметь одну систему ПРО вокруг столицы и еще одну – в районе сосредоточения пусковых установок МБР. Согласно дополнительному протоколу, подписанному в 1974 году, разрешалось иметь лишь одну систему, либо в районе столицы, либо в районе пусковых установок.


[Закрыть]. Российская сторона всегда твердо стояла на том, что Договор по ПРО – краеугольный камень американо-российских отношений в ядерной области. Команда Клинтона, пытаясь найти взаимоприемлемый подход к противоракетной обороне, переориентировала внимание на системы ПРО среднего радиуса действия, которые служили защитой от ракет средней дальности, но были бессильны против российских ракет дальнего радиуса действия. Были надежды, что такой подход окажется более продуктивным. Администрация Клинтона проявляла заинтересованность в разработке систем ПРО среднего радиуса действия, что могло бы помочь Вашингтону сохранить в неприкосновенности Договор по ПРО.

Однако республиканцы в Конгрессе твердо настаивали на необходимости создать более мощную систему ПРО, способную защитить страну от ракет дальнего действия. Для Кремля контроль над стратегическими вооружениями и Договор по ПРО были единственными двумя областями, где Россия все еще выступала на равных с США и по-прежнему могла считаться супердержавой. Любой шаг в этих сферах, который мог бы изменить установившееся равновесие, вызывал возмущение Москвы и жалобы, что Вашингтон снова игнорирует ее интересы и старается ослабить ее позиции. Кремль высказал озабоченность, что система ПРО, теоретически разрабатываемая с целью противостоять государствам-изгоям, может при этом представлять угрозу для российских средств сдерживания. Сотрудники администрации Клинтона по-разному объясняют, почему по вопросу ПРО не удалось добиться согласия. Посол США в России Томас Пикеринг сетует, что чиновники его страны ни разу не дали себе труд сесть вместе со своими российскими визави и основательно обсудить, как и те и другие воспринимают свои интересы в сфере безопасности, и уже в рамках этой широкой дискуссии поговорить о противоракетной обороне. Помощник-референт Тэлботта Эрик Эдельман, напротив, утверждает, что Россия никогда не была заинтересована во взаимопонимании по этому вопросу{82}82
  Из бесед с Томасом Пикерингом и с Эриком Эдельманом.


[Закрыть].

Одним из источников трений между администрациями Клинтона и Ельцина была также поддержка Россией ядерной программы Ирана. Но чтобы понять все аспекты иранской проблемы, ее необходимо рассматривать в более широком контексте послевоенного устройства мира. История советско-иранских отношений была неоднозначной. Так, в период Второй мировой войны Иран оккупировали британские и советские войска. Однако СССР отказывался вывести войска из северной части Ирана, непосредственно граничившей с советской республикой Азербайджан, и сделал это только под давлением со стороны ООН[17]17
  Так называемый иранский кризис произошел в марте 1946 года, после того как из страны были уже выведены американские войска. СССР не хотел терять контроль над иранскими нефтяными запасами, но к маю 1946 года под давлением все же вывел войска из страны.


[Закрыть] – это был первый серьезный кризис холодной войны. Москва неодобрительно относилась к режиму шаха Мохаммеда Резы Пехлеви и поддерживала марксистско-ленинскую партию ТУДЕ, что не мешало СССР развивать взаимовыгодные экономические отношения с Ираном. Советское руководство всегда помнило о географической близости Ирана – страны, где проживают миллионы этнических азербайджанцев, – к Азербайджанской ССР, а также о том, что мусульмане персидского и азербайджанского происхождения принадлежат к одной ветви ислама – шиитской.

Не менее противоречиво складывались отношения с Ираном и у США. В 1953 году США и Великобритания открыто сотрудничали с иранской оппозицией, оказали помощь в смещении премьер-министра Ирана Мохаммеда Моссадыка, которого считали просоветской фигурой, и поддержали восстановление в стране шахской власти. США оказывали Ирану содействие в развитии атомной энергетики в ограниченных масштабах, по программе «Атом для мира». Программа была инициирована в 1953 году администрацией президента Дуайта Эйзенхауэра и предполагала, что мирный атом, используемый для сугубо гражданских надобностей, распространится по всей планете. В те времена еще не до конца осознавали, что мирный атом при определенных обстоятельствах может стать «атомом войны» – это стало очевидно в 1974 году, когда Индия объявила о проведении первых успешных ядерных испытаний. В 1975 году ряд западногерманских и французских компаний подписали с Ираном соглашение об оказании помощи в строительстве атомной электростанции на юге страны, в Бушере.

В 1979 году исламские религиозные фундаменталисты и их сторонники свергли проамериканский режим шаха Резы Пехлеви. Они объявили США «большим Сатаной», вторглись на территорию посольства и 444 дня продержали в заложниках американских дипломатов. С тех пор американо-иранские отношения всегда были исполнены взаимной враждебности, а дипломатические отношения не восстановлены и по сей день. Французские и западногерманские компании расторгли свои атомные контракты с Ираном, и Советский Союз начал зондировать почву на предмет взятия на себя этих контрактных обязательств.

В ходе иранской революции были похищены несколько советских дипломатов, однако после 1979 года СССР и Иран продолжали сотрудничать (Россия в глазах фундаменталистов была всего лишь «малым Сатаной»). Со временем в советско-иранских отношениях наметилось улучшение, особенно после вывода советских войск из Афганистана в 1989 году. Главное место в двусторонних отношениях занимали продажа оружия и сотрудничество в области энергетики. В том же 1989 году президент Ирана посетил с визитом Москву и подписал ряд соглашений на общую сумму в $1 млрд, в основном по закупкам оружия. Кроме того, СССР и Иран подписали договор о сотрудничестве в области мирного использования «расщепляющихся материалов и связанных с ними установок»{83}83
  Los Angeles Times, June 22, 1989.


[Закрыть].

После распада Советского Союза Иран проявлял большую осмотрительность в отношениях с посткоммунистической Россией. Чеченские сепаратисты требовали независимости от Москвы, да и в целом российский Северный Кавказ вел себя весьма несговорчивым образом. Иран, вопреки своей официальной цели распространять по миру радикальный ислам, принял решение не оказывать помощь исламистским мятежникам в Чечне и тем самым продемонстрировал, что поддерживает территориальную целостность России. В Москве же прекрасно отдавали себе отчет, что при желании Иран мог бы создать проблемы на территориях, где проживают российские мусульмане, и потому рассматривали добрые отношения с Тегераном как своего рода гарантию невмешательства Ирана во внутренние дела России. Тегеран также оказал Москве поддержку в ее намерении положить конец гражданской войне в Таджикистане, большинство населения которого составляют мусульмане-шииты. В 1990-х годах Иран снова сотрудничал с Россией, оказывая поддержку силам афганского Северного альянса, противостоявших движению «Талибан». Таким образом, у России имелось немало насущных политических забот, как внутренних, так и внешнеполитических, которые требовали сотрудничества с Ираном{84}84
  Mark Katz, “Iran and Russia,” in Robin Wright, ed., The Iran Primer: Power, Politics and U.S. Policy (Washington, DC: United States Institute of Peace, 2010).


[Закрыть].

Сотрудничество России с Ираном в атомной области вызывало все больше раздражения у США. В августе 1992 года, в самый разгар экономического кризиса, Россия подписала с Ираном контракт на строительство атомной электростанции в Бушере. Работы по контракту начались в 1994 году. В 1999 году Иран уже угрожал, что если строительство в Бушере не будет завершено в установленный срок, Россия может не рассчитывать на последующие атомные контракты{85}85
  Anthony Cordesman and Adam Seitz, Iranian Weapons of Mass Destruction (Washington, DC: Center for Strategic and International Studies, 2009), pp. 209–210.


[Закрыть].

В Вашингтоне Иран рассматривали как государство, хорошо обеспеченное нефтью и газом, и потому с самого начала полагали, что упорное желание мулл обзавестись атомной электростанцией было лишь уловкой, позволяющей получить и освоить атомную технологию, а в конечном счете создать собственное ядерное оружие. Администрацию Клинтона очень встревожили и действия российских советников в Иране. Сегодня эксперты сходятся во мнении, что на протяжении 1990-х годов российские предприятия – как государственные, так и частные, – тем или иным образом приложили руку к разработке иранской ядерной программы. Мало того, у команды Клинтона имелись свидетельства, что в российских университетах обучаются иранские специалисты по ракетной технике{86}86
  Goldgeier and McFaul, p. 301.


[Закрыть].

Иранский ядерный вопрос затрагивал самые щекотливые проблемы в отношениях между российским правительством и непрозрачными коммерческими организациями; это было становление новой системы, в рамках которой бизнес-интересы замыкались на выходцев из структур госбезопасности. Тэлботт характеризует Министерство атомной энергетики новой России как «богатый и могущественный осколок советского военно-промышленного комплекса», который, как опасались США, мало что удержит от продажи дорогостоящих технологий другим государствам или группам злоумышленников{87}87
  Talbott, pp. 65–66.


[Закрыть]. Клинтон и его команда подозревали, что часто меняющиеся министры атомной энергетики не подчинялись указаниям Кремля и продолжали продавать Ирану товары двойного назначения, в том числе газовые центрифуги, которые могли быть использованы для производства оружейного урана{88}88
  Goldgeier and McFaul, pp. 176–177.


[Закрыть]. В 1995 году премьер-министр Виктор Черномырдин в закрытом письме Элу Гору сообщил, что Россия обязуется ограничить сотрудничество с Ираном строительством первого энергоблока Бушерской АЭС, поставкой топлива для его работы и подготовкой иранских специалистов для его эксплуатации{89}89
  Anton Khlopkov and Anna Lutkova, The Bushehr NPP: Why did it Take so long? (Moscow: Center for Energy and Security Studies, August 21, 2010), p. 7, www.ceness-russia.org.


[Закрыть].

Иранская проблема обнажила неоспоримый факт: Россия при всей своей слабости все еще способна подорвать усилия Запада, старающегося не допустить производство в Иране ядерного оружия, угрожающего региональной безопасности. Пока американо-российские переговоры по Ирану мучительно буксовали, официальные лица и эксперты с американской стороны пытались понять, какие мотивы двигают политикой Москвы, и нащупать связь между действиями российского правительства и негосударственными организациями, вовлеченными в разработку гражданской ядерной программы Ирана. Проблема Ирана вскрыла фундаментальные вопросы о том, кто же на самом деле стоит у руля ельцинской России и действительно ли Кремль не подозревает о деятельности сотрудничающих с Ираном «серых» коммерческих структур. А некоторые в США сомневались, что с Россией вообще возможно сотрудничать в деле нераспространения ядерных вооружений. Иран и сам по себе представлял тяжелую проблему внутренней политики США. То был первый и самый наглядный пример того, как Конгресс может потенциально похоронить результаты долгих лет упорных переговоров с подчас крайне неуступчивыми российскими чиновниками. Конгресс, где большинство имели республиканцы, намеревался ввести жесткие санкции против России. Конгрессменов все больше и больше беспокоил тот факт, что российские компании снабжают Иран всем необходимым для производства ядерного оружия, которое впоследствии может быть применено против Израиля – тому Иран отказывал в праве на существование. И в связи с этим давление на США оказывал не только Израиль: ядерные амбиции Ирана беспокоили и ряд арабских государств региона.

На протяжении 1990-х годов российские официальные лица не раз повторяли мантру, что Иран ни в чем не нарушает соглашений, которые подписал с Международным агентством по атомной энергетике (МАГАТЭ), и что его единственное желание – овладеть атомной энергией в гражданских целях. Сколько бы американские чиновники, включая самого президента, ни предоставляли своим российским коллегам доказательства, что российские технологии производства ракет с ядерными боеголовками поставляются Ирану в обход самой же Россией подписанных соглашений, ответом были либо увиливания и отговорки, либо полное отрицание. Бывало, Ельцин обещал, что впредь такого не повторится, но, по имевшейся у США информации, «такое» неизменно повторялось{90}90
  Talbott, pp. 255, 258, 265, 294–295.


[Закрыть]. Кроме того, Кремль возражал, что имеет не меньше прав продавать свои военные технологии, чем США, которые также считались одним из главных экспортеров оружия в мире. Более того, чем отчетливее просматривалась перспектива расширения НАТО, тем настоятельнее становились жалобы России, что после того, как страны Центральной Европы вступят в НАТО, ей будет закрыт доступ на их рынки оружия, где Россия традиционно занимала ведущие позиции. Упрекая США в использовании двойных стандартов, русские указывали, что Россия имеет давние политические и экономические связи с Ираном, и намекали, что США стремятся лишить Россию ее законного права торговать с Ираном и продавать ему технологии, в то время как сами спокойно экспортируют аналогичные технологии в другие страны.

Но самым крупным камнем преткновения между США и Россией было и оставалось положение в Европе. Речь шла о новом стратегическом балансе, который должен был заполнить вакуум, возникший после холодной войны, в течение которой американские и российские войска настороженно наблюдали друг за другом через Фульдский коридор, разделявший Восточную и Западную Германию.

Глава 2
Пересмотр взглядов на евроатлантическую безопасность

Где настоящее место России? Будучи крупнейшим государством мира, две трети территории которого географически относятся к Азии, Россия видит себя одновременно и как европейскую, и как азиатскую страну. Однако по культуре россияне – определенно европейцы, да и с точки зрения самих азиатов они едва ли относятся к народам Азии. Тем не менее Россия воспринимает себя как уникальную евразийскую страну, что порождает постоянную двойственность и метания относительно ее места в Европе. На протяжении двух веков россияне никак не могли найти ответа на вопрос, стоит ли их стране следовать в русле Запада или создавать неповторимую цивилизацию, не западную и не восточную, развивающуюся по своей собственной логике. Таким образом, Россия представляет собой одновременно и часть Европы, и нечто отдельное от нее, а сами россияне неохотно признают себя европейцами{91}91
  Angela Stent, “Reluctant Europeans: Three Centuries of Russian Ambivalence toward the West,” in Robert Legvold, ed., Russian Foreign Policy in the Twenty-First Century in the Shadow of the Past (New York: Columbia University Press, 2007), ch. 5.


[Закрыть]. Хотя Европа всегда привлекала правителей России как модель экономического устройства и со времен Петра Первого они пытались повторять европейские технологические достижения, к политической системе Запада они, как правило, относились неприязненно. Ценности европейского Просвещения – права человека, верховенство закона, надлежащее отправление правосудия, права собственности – в России принимала и разделяла лишь малочисленная прослойка либеральной интеллигенции, будь то в царские, советские или постсоветские времена. Такая двойственность в восприятии западных ценностей всегда оказывала мощное влияние на отношения России с европейскими и евроатлантическими структурами.

Место, которое отводится России в Европе, стало одним из самых чувствительных для Москвы аспектов в ее отношениях с Западом. После распада СССР и прекращения Варшавского договора перед США и их союзниками встал вопрос: как должна быть выстроена посткоммунистическая архитектура безопасности в Европе? НАТО – в состав которого теперь входила объединенная Германия – вышла из холодной войны без потерь, а Организация Варшавского договора распалась, и страны к востоку от Германии перестраивали свои вооруженные силы и военный потенциал в одиночку, не входя в состав какого бы то ни было союза. В США, Западной Европе и России некоторые ставили вопрос: для чего нужно сохранять НАТО, когда его главный противник, Советский Союз, более не существует? Сторонники этой позиции выступали за созыв Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Эта организация, созданная в 1975 году и включавшая все государства Европы и Северной Америки, могла бы стать альтернативой, способной сформировать более ориентированные на сотрудничество и инклюзивные структуры обеспечения безопасности.

После распада СССР небольшая группа российских либерально настроенных реформаторов из окружения Ельцина, поощряемая своими американскими и европейскими партнерами, считала, что главное, к чему должна стремиться Россия, – это «интегрироваться с Западом». В представлении реформаторов это означало присоединиться к экономическим институтам и институтам безопасности Запада. Для этого необходимо было сформировать в России заинтересованные группы, готовые поддерживать международный порядок, опирающийся на нормы и общий консенсус. Администрация Клинтона предложила России членство в «Большой семерке» и особые отношения с НАТО, а кроме того, инициировала переговоры о принятии России во Всемирную торговую организацию (ВТО). Европейские государства согласились на вступление России в Совет Европы – организацию, которая продвигает демократию и права человека, – несмотря на колебания, вызванные событиями чеченской войны. Европейский союз в 1994 году подписал с Россией соглашение о партнерстве и сотрудничестве.

Таким образом, на протяжении 1990-х годов отношения России с ключевыми европейскими и евроатлантическими институтами носили ограниченный характер, отчасти потому, что полное членство в этих клубах России никто не предлагал, но главным образом по той причине, что, как выразился кто-то в администрации Клинтона, этих русских «еще попробуй к чему-нибудь присоединить». Для многих россиян было неприемлемо двойственное положение, когда ты вступаешь в определенные институты и должен мириться с их правилами, не имея возможности определять их. Главная загвоздка состояла в том, что «интеграция» подразумевала необходимость принять выдвинутую Западом повестку. Сторонники той точки зрения, что было ошибкой не предложить России полноправного членства в ЕС или в НАТО, не могут привести убедительных доказательств, что на той стадии Россия сама пожелала бы и смогла бы начать сложный процесс подготовки к этому членству, а также безропотно принять установленные правила. По отношению к евроатлантическим структурам Россия так и оставалась «кандидатом в члены».

Какие обещания Запад дал Горбачеву в период объединения Германии? Этот вопрос больше двадцати лет определяет отношения России и Запада и ставится снова и снова по мере того, как все новые архивные материалы становятся достоянием общественности. Некоторые западные участники процесса объединения Германии настаивают, что США пообещали Горбачеву, что после этого воссоединения НАТО расширяться не будет, и обвиняют Запад в невыполнении данных СССР обязательств{92}92
  См. Jack Matlock, Autopsy on an Empire: The American Ambassador’s Account of the Collapse of the Soviet Union (New York: Random House, 1995); Mary Elise Sarotte, 1989: The Struggle to Create Post – Cold War Europe (Princeton: Princeton University Press, 2011).


[Закрыть]. Многие российские официальные лица и эксперты, в числе которых и сам Михаил Горбачев, придерживаются такого же мнения. «В соответствии с соглашениями по формуле “два плюс четыре”, на основании которых происходило объединение Германии, – заявлял Горбачев, – Соединенные Штаты, Германия, Великобритания и Франция обещали нам, что не станут расширять НАТО к востоку от Германии»{93}93
  Angela Stent, “Gorbachev’s Reagan,” Weekly Standard, October 28, 1996, p. 22.


[Закрыть]. Тем не менее, если внимательно вчитаться в текст соглашений, подписанных в 1990 году, когда объединенная Германия присоединилась к НАТО, можно убедиться, что в тексте вопрос о расширении НАТО напрямую не затрагивается. Это сейчас, оглядываясь назад, Горбачев и его советники, видимо, не сомневаются, что американцы дали им такие обещания. Однако документы того времени свидетельствуют, что никто не брал на себя прямых обязательств не расширять НАТО – хотя бы потому, что такой вопрос в принципе не обсуждался{94}94
  Stent, Russia and Germany Reborn, p. 225.


[Закрыть]. Госсекретарь Джеймс Бейкер говорил Горбачеву в феврале 1990 года (до объединения Германии), что юрисдикция НАТО не будет сдвигаться восточнее ее зоны действия на тот момент, но он имел в виду юрисдикцию НАТО над территорией ГДР, а не возможное расширение НАТО{95}95
  Там же, pp. 113–114.


[Закрыть]. Иными словами, Бейкер говорил лишь о том, что после 1990 года войска НАТО не будут размещены на территории бывшей Восточной Германии.

Тем не менее неопределенность в вопросе о том, какие именно гарантии были даны Западом Советскому Союзу при окончании холодной войны, превратилась в источник головной боли для администрации Клинтона. Эта неопределенность давала о себе знать всякий раз, когда возникал вопрос, как должен быть устроен мир после холодной войны и в какие структуры евроатлантической безопасности следует интегрировать бывшие коммунистические государства. В США и Европе многие считают расширение НАТО одним из выдающихся достижений президентства Клинтона; другие американцы и европейцы, а также россияне полагают, что это была большая ошибка, испортившая отношения с Россией{96}96
  George Kennan, “A Fateful Error,” New York Times, February 5, 1997.


[Закрыть].

Чтобы осознать всю значимость этой полемики, необходимо обратиться к временам, последовавшим за крахом СССР, и понять, с каких позиций члены и кандидаты в члены НАТО рассматривали бывшие коммунистические режимы Европы. Сразу после падения СССР не могло быть никакой уверенности, что государства Центральной и Восточной Европы успешно перейдут на рельсы демократии и свободного рынка. Трансформация экономики требовала от народов крупных жертв, и после краха коммунистической идеи наряду с демократическими прозападными партиями появились и партии шовинистического и националистического толка. Признаки авторитарного прошлого межвоенной поры продолжали будоражить умы только-только вкусившей свободы Mittleleuropa – как называют в Германии Центральную Европу. Югославия, где распад государства быстро перерос в гражданскую войну с кровавыми этническими чистками, олицетворяла собой наихудший вариант развития событий после снятия всех строгостей коммунистических режимов. В Центральной и Восточной Европе и без того тлело немало этнических и приграничных конфликтов, которые подавлялись на корню, пока СССР занимал здесь доминирующие позиции, но в начале 1990-х годов готовы были разгореться с новой силой.

Власти США и Западной Европы опасались, как бы в основном мирному крушению коммунизма не помешали непредвиденные осложнения в Центральной и Восточной Европе. Министр обороны Германии в своей речи в 1993 году отмечал, что «без демократии, стабильности и экономики свободного рынка этот регион Европы по-прежнему будет подвержен давним проблемам, связанным со взаимными историческими обидами, амбициями, территориальными и этническими спорами. «Нам не спасти реформы в России, если мы подвергнем риску реформы в Центральной и Центрально-Восточной Европе»{97}97
  “America and Europe: Common Challenges and Common Answers,” lecture by Volker Ruehe, Georgetown University, March 2, 1993, pp. 9–10.


[Закрыть]. Членство в Европейском сообществе стало бы лучшей гарантией демократии, стабильности и надлежащего государственного правления в этих странах. Однако дорога к членству была длинной и сопряжена с масштабной реструктуризацией экономики, к чему Россия едва ли была готова, не говоря уже о сложном процессе присоединения к acquis communautaire – насчитывающему десятки тысяч страниц своду общих нормативно-правовых актов, обязательных для всех стран – членов Евросоюза. С этой точки зрения присоединение к НАТО – процесс гораздо более быстрый и куда менее сложный.

Государства Центральной Европы высказались за свое «возвращение в лоно Европы» после крушения коммунизма, а президент Буш в 1989 году произнес в Майнце знаменательную речь, где поддержал идею «Европы единой и свободной»{98}98
  http://usa.usembassy.de/etexts/ga6-890531.htm.


[Закрыть]. Но какой смысл в действительности крылся за этими словами? Перед Соединенными Штатами и их союзниками встали две, по-видимому, противоположные цели. Первая состояла в том, чтобы интегрировать страны Центральной Европы в западные структуры безопасности, тем самым укрепляя евроатлантическую стабильность и безопасность и исключая возможность того, что на смену коммунистам придут радикальные националисты. Второй целью было заверять и убеждать Россию, что и ей отводится своя роль в новой архитектуре евроатлантической безопасности и что стабильность в Европе – в интересах России. Сотрудники Госдепартамента раз за разом старались убедить своих российских визави, что для России гораздо лучше иметь в соседях процветающие демократические государства, состоящие в НАТО, чем допустить, чтобы они были брошены на произвол судьбы и погрузились в хаос.

Русские же весьма скептически реагировали на заверения администрации Клинтона, что эта игра на руку всем. С точки зрения Москвы, это была игра с нулевой суммой, а расширение НАТО по определению угрожало России, сколько бы в НАТО ни повторяли, что больше не рассматривают Россию в качестве противника. К этому прибавлялись несомненные расхождения между риторикой НАТО и реальностью. Официальные представители НАТО провозглашали, что вступление в альянс центральноевропейских государств ни в коем случае не направлено против России. Но подтекст расширения НАТО, по крайней мере для Польши, Венгрии и Чехии, не вызывал сомнений – ясно, что их привлекала статья 5 устава НАТО, которая гарантировала им защиту на случай, если Россия вернет себе былую мощь[18]18
  Статья 5 Вашингтонского договора от 1949 года обязывает все входящие в НАТО государства осуществлять коллективную оборону. Если одно из государств – членов НАТО подвергнется нападению, это расценивается как нападение на все государства-члены. На самом деле единственный раз, когда Статья 5 была приведена в действие, – это после террористической атаки на США 11 сентября. Прим. авт.


[Закрыть]. И в приватных беседах с Клинтоном Ельцин уверял, что хотя сам он понимает, что НАТО не планирует нападать на Россию с военных баз в Польше, «масса людей, которые проживают в западных районах страны и слушают выступления лидера коммунистов Зюганова, именно так и думают»{99}99
  Clinton, p. 750.


[Закрыть].