Текст книги "Дети сумерек"

ДЕТИ СУМЕРЕК

«И УВИДЕЛ Я НОВОЕ НЕБО И НОВУЮ ЗЕМЛЮ»

«И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уж нет».

Откровение, 21, 1

1.

Отсюда она все еще казалась прекрасной. Простор, подернутый голубой дымкой. Огромные синие океаны, широкие полосы суши, на ночной стороне сверкающие мириадами огней.

Леон Дэйр потратил несколько лишних миллионов, чтобы сделать это панорамное окно – вместо используемых обычно камер. Функционально оно было совершенно бесполезно, но он не пожалел денег на возможность время от времени увидеть родную планету своими глазами и внутренне всегда ликовал, думая об этом вложении капитала – по его мнению, самом выгодном из возможных.

Глядя на нее отсюда, сверху, можно было позволить себе забыть о вонючих маслянистых лужах, горных системах мусора и отбросов, о бесконечных войнах, эпидемиях в перенаселенных бедных регионах, о голоде – в начале двадцать второго века. Из его мыслей исчезали транснациональные корпорации – мафиозные кланы, построенные по феодальным принципам. Уходила в небытие огромная стеклянная пустыня на восточном побережье бывших северо-американских Штатов – на месте испаренных атомным безумием крупнейших мегаполисов. Забывал он и о тридцати гигантских кислородно-топливных комбинатах – искусственных легких планеты, заменивших практически вымершие леса и водоросли. Позволял себе хоть несколько минут не думать о семидесяти девяти процентах младенцев-уродов, девяносто три процента которых не проживают и полугода.

Леон видел огромный и прекрасный голубой шар, на котором вполне могли бы жить благородные, сильные и гордые нации, уважающие сами себя и свой мир и не страшащиеся смерти…

2.

– Ну вот, видишь, – сказал Элли и широко улыбнулся. – В каждом ящике – по тридцать штук.

Элли был толстый, как пивная бочка. У него был не только толстый живот – у него были толстые пальцы, толстые ноги, губы, лысая толстая голова, казалось, даже глаза у него толстые.

Крамер сплюнул на бетонный пол.

– Ладно, грузи, – сквозь зубы сказал он, бросил на грязный ящик пачку кредиток, развернулся и, не глядя на засуетившихся рабочих, взобрался в грузовик.

Элли кричал что-то еще минут десять, потом наконец-то подошел небритый хмурый парень в спецовке и пробурчал:

– Готово, отваливай.

Не говоря ни слова, Крамер завелся и выехал со склада.

Кругом была ночь, и не было видно, что вокруг на многие гектары – плоские мастерские, гаражи, постепенно превращающиеся то ли в полуфутуристические механические трущобы, то ли в обыкновенную свалку.

Грузовик прогромыхал по заржавевшим рельсам, и в кузове загрохотали ящики.

– Вот черт, ну и ухабы… – выругался Крамер. – Хоть бы, что ли, побыстрее…

«…свалить из этого поганого места», – додумал он. И мысли тут же побежали по привычной колее: «Поговорить с Лин, забрать ее и уехать… куда-нибудь. Только куда же спрячешься от всего этого?.. Все равно – уехать…»

Но вот остались позади заброшенные индустриальные кварталы, по сторонам потянулись цепочки многоэтажек.

Через полчаса, когда ночь уже полностью вступила в свои права, грузовик Крамера подкатил к границе Возрожденного Государства Даллас.

Прыщавый юнец в каске, налезавшей ему на глаза, положив руки на свисающий перед ним на ремне автомат, вальяжно подошел к машине.

– Чего везем? – спросил он, посмотрев документы Крамера, и артистично сплюнул в грязь жвачку.

– «Кока-кола», – проворчал Крамер.

– Показывай.

Крамер спрыгнул на асфальт, обошел грузовик, открыл кузов и на всякий случай небрежно засунул руку в карман кожаной куртки. Охранник разорвал полиэтилен на одной из коробок, достал красную банку, подбросил ее в руке.

– Н-да, «Кока-кола»… – тупо сказал он. – Продай баночку?

– Нет, – просто ответил Крамер.

– Ну-ну, ладно. Езжай…

Крамер вновь взобрался за баранку, проехал под шлагбаумом и оказался один на один с пустыней. Дома, населенные живыми людьми, были пока совсем рядом – несколько сотен метров; но он знал, что теперь это то же самое, что тысяча миль: случись что, никто не придет ему на помощь.

Фары выхватывали из тьмы полуразрушенную асфальтовую дорогу, кое-где полностью исчезающую под слоем песка и прочего мусора.

Прошло около часа, Крамер время от времени обливал голову водой, чтобы не заснуть, и каждый раз вслух матерился: он никак не мог привыкнуть, что нет радио.

Неожиданно где-то слева, совсем близко, раздался одинокий выстрел. Крамер инстинктивно сжался, опустив голову к самому рулю. Но больше атак не последовало:

– Что ж, пронесло на этот раз, – пробормотал он.

Почему же это происходит, подумал он. И внезапно вспомнил, как много лет назад, еще до Реванша, когда учился в школе, сколотил банду. Вернее, сначала это была вовсе не банда, а даже как бы команда мстителей. Они отлавливали «стрелков» и ломали им пальцы. «Стрелки» тогда как раз были в самом расцвете: приходили в школу с оружием, в масках, и палили в кого попало, или закладывали самодельные бомбы. Сдавать их полиции многие просто боялись. И тогда Алекс Крамер решил разобраться с ними: убедил своих приятелей, и вместе они рьяно взялись за дело. Как их тогда зауважали девчонки и «ботаники»!.. Это уже потом они стали избивать богатых мальчиков на дорогих тачках, чтобы отомстить им за их презрительные улыбки, над которыми поработали стоматологи, берущие по двести долларов в час. А потом… От неминуемой смерти – или тюрьмы, что было бы для такого, как он, еще хуже – Крамера спасла только армия.

И попал он в самое пекло Кубинской операции. Потом – атака Боготы, Южно-Корейский блицкриг…

Почему же это все еще происходит?

Наконец фары выхватили из темноты покосившуюся ржавую стрелу башенного крана, Крамер свернул влево, и вскоре грузовик съехал в неширокую лощину. Через двадцать минут тряски по бездорожью он наконец-то увидел в темноте свет фонарика. Грузовик остановился.

– Это вы, Крамер? – раздался голос Соммерсета у самой дверцы водителя.

– Кто же еще, черт подери…

– Сейчас… Эй, кто там, Гордон, открывайте ворота!

Справа в склоне лощины сдвинулась в сторону замаскированная дверь. Крамер въехал в освещенный парой мощных ламп ангар и вылез из машины.

Интеллигентное, в очках с толстыми линзами, лицо Соммерсета никак не вязалось с висящим на нем мешком камуфляжем.

– Здравствуйте, Крамер, как вы? Нормально доехали?

– Доехал, – мрачно ответил Крамер.

– Ну, что же на этот раз?

– Вам повезло на этот раз. Противопехотные мины.

– О Боже, я уже не верил, – Соммерсет улыбнулся. – Как же вам удалось их достать? Мы так давно ждем…

– Банки от «Кока-колы», – перебил его Крамер. – По весу – как настоящие. Внутри – пластит и шрапнель, так что, если кто-нибудь попытается открыть такую баночку, в радиусе пяти метров ничего живого не останется. Кроме того, специальная синтетическая оболочка, не пропускающая запах: ни одна собака ничего не учует.

– Вы просто чудо, Крамер, – в восхищении прошептал Соммерсет. – Сколько?

– Сто четырнадцать ящиков, по тридцать банок в каждом. Возьму по двести монет за банку.

– Что ж, хорошо, но если нам понадобится больше?..

– Через пару месяцев могу доставить хоть пятьсот ящиков. Можно подумать и над другой формой мин. Мне тут предлагали в игрушки…

– Отлично, мы вам доверяем, вы наш лучший поставщик. Вот ваши деньги, – солидная пачка кредиток перекочевала из его рук в карман Крамера. – Следующая встреча – как обычно, через две недели?

– Увидимся, Соммерсет, – Крамер уже потянулся к ручке дверцы, чтобы побыстрее добраться до города.

– Подождите, Крамер… – позвал его повстанец, схватил за край куртки и замялся. – Я уже предлагал вам и почти не надеюсь на согласие, но все же скажу еще раз. Почему вы не хотите присоединиться к нам? Ведь вы же сами видите, что за люди эти Бишопы? Это же настоящие бандиты, их власть – власть беззакония! Такое не может дольше продолжаться, люди должны получить наконец свободу – после всего, что им пришлось вытерпеть… Неужели они мало страдали?

– Напротив, слишком много. Да отпусти ты! – дернул он куртку, за которую Соммерсет схватился буквально мертвой хваткой. И наконец взорвался. – Когда же вы успокоитесь, идиоты?! – заорал он. – Сколько вам еще нужно, сколько нужно еще убить, чтобы остановиться?! Неужели все это никогда не кончится?!

Крамер вырвался, вскочил в грузовик и врубил задний ход. Сквозь лобовое стекло он видел недоуменное, скорее даже какое-то растерянное лицо Соммерсета. Это взбесило его еще больше. Он ударил по тормозам, быстро опустил стекло, высунулся и прокричал:

– Тупой ты, ублюдочный идеалист! – и вновь рванул с места, чуть не врезавшись в склон лощины.

И вот вновь уже нес его грузовик сквозь ночную пустыню. Но теперь ему совершенно не хотелось спать. Странно-безумная, тоскливая ярость охватила его целиком.

Бишопы, Бишопы… Дались вам эти Бишопы! Что же им делать, если, кроме как страхом, никак людей не удержать? Захватите Даллас – а дальше что? В Хьюстоне, Оклахоме, Литтл-Роке сейчас точно такие же Бишопы!

Он вновь вспомнил, как сразу после Реванша, когда уже точно стало понятно, что все закончилось, он подумал – ну, теперь все. Теперь это уже навсегда. Теперь больше не будет никаких войн, никаких взрывов и убийств.

Но не прошло и двух лет, как все началось с начала…

Пока нечего было есть и пить, не во что было одеваться, все помогали друг другу, работали сообща. Ругань, истерики, самоубийства, драки – все это было, но поодиночке выжить никто бы не смог. Зато стоило наладить хоть какое-то существование…

Что же это такое – ощущение силы, искушение власти, иллюзия безнаказанности?..

Ехать назад той же дорогой было нельзя: за несколько часов он не смог бы добраться ни до одного населенного пункта, чтобы доставить груз, и даже самый тупой охранник догадается, что он встречался с кем-то в пустыне. Поэтому Крамер свернул на полуразрушенный проселок. К самому рассвету он сможет въехать в Даллас с восточной стороны.

И вдруг за очередным поворотом он увидел несколько костров – слева от дороги, метрах в двухстах. И сразу вслед за тем даже сквозь шум мотора услыхал задорное улюлюканье. «Проскочу», – подумал Крамер, но тут же увидел, как зажглось несколько одиноких ярких огней. По такой дороге от мотоциклистов ему не оторваться.

Крамер остановил машину, потушил фары и вытащил из-под сиденья винтовку. Открыл дверь и спрыгнул на песок. Мотоциклисты приближались. Крамер прицелился и выстрелил в один из огней. Тот метнулся в сторону и вниз.

«Ну вот и еще один», – подумал Крамер и передернул затвор.

3.

Полусгнивший остов пикапа, погребенный под грудой обломков и хлама, образовывал что-то вроде пещерки среди мусорных завалов. Вход в нее был через разбитое окно в дверце машины, и Алиса подобрала подходящий лист металла, чтобы закрывать дыру от посторонних глаз. Если сидишь внутри тихо-тихо, то найти это убежище снаружи совершенно невозможно: пикап завален дрянью со всех сторон, и никто бы даже не заподозрил наличия полости внутри этой горы мусора.

Каждый раз, выбираясь из своего дома и возвращаясь в него, Алиса была сверхосторожна, и до сих пор ни один Ищущий, ни одна Крыса или простой житель свалки не знал о нем.

Раз в два-три дня ей приходилось отправляться в опасное путешествие к «кормушке» – свалке пищевых отходов. Неизменно одеваясь в уродливые лохмотья, она изображала дряхлую старуху, и на нее почти никогда и никто не обращал внимания.

Лишь однажды особо возбужденная Крыса решила преследовать ее. Экземпляр попался маленький и слабый – сразу видно было, что этот мутант мало кем может поживиться, раз выбрал своей жертвой еле передвигающую ноги старуху.

Получившие свое название в наследство от помойных крыс, эти банды мутантов сумели выиграть в «Царя горы» даже у маленьких вездесущих зверьков. Еды на свалке было полно – особенно на непритязательный вкус уродливых отбросов постъядерного общества. Поэтому они не промышляли каннибализмом. И все же Короли Мусора охотились за другими жителями свалок, ведомые не менее дремучим инстинктом, чем голод…

У Крысы, чей рост едва достигал полутора метров, не было одной руки – то ли он потерял ее в борьбе за существование, то ли так и родился. Урод не сомневался, что легко справится со старухой, и, преследуя ее, уже прокручивал в голове жестокую сцену изнасилования. Но когда он набросился на Алису, отвратительно вереща, та неожиданно выпрямилась, и Крыса замер, увидев под истлевшим капюшоном молодое правильное лицо красивой женщины и выбившуюся прядь пронзительно рыжих волос; а больше не увидел ничего, потому что в горло ему вонзился блестящий армейский нож.

Как только конвульсии мутанта утихли, Алиса вытащила из его тела оружие, отерла лезвие о лохмотья уродца и, вновь, словно по волшебству превратившись в дряхлое чучело, потащилась домой, в свою пещерку.

Из еды чаще всего попадались просроченные консервы – особенно поддержал ее ящик бразильского ананасового сока. Как ни странно, свалка могла обеспечить ей достаточно хорошее питание; а оно было Алисе жизненно необходимо именно сейчас.

Другую серьезную ее проблему решила целая коробка бракованных подгузников, которая чудом попалась ей как-то по пути домой. Именно они позволили ей не покидать обжитое за последние полгода убежище.

Сидя во тьме, забившись на заднее сиденье пикапа, она прижимала к груди двухмесячного младенца, который никогда не плакал – словно зная, что детский плач был бы слишком привлекательной приманкой для местных стервятников.

4.

Неоновая надпись «Budweiser» из последних сил мерцала над стойкой бара – ностальгическая грусть по старым добрым временам, когда в этой части света еще можно было купить пиво. Крамер с отвращением потягивал местный «виски» – единственное доступное в Далласе более-менее удобоваримое пойло; гнали его из каких-то пустынных трав, скорее всего, даже не разбираясь, каких именно – не так много здесь и росло.

Тихонько скрипнула входная дверь – значит, вошел кто-то уж очень маленький и несмелый: обычно дверь, снабженная пружиной, закрывалась с громким стуком, так что звякали бутылки на стойке.

– Крамер, – раздался свистящий шепот откуда-то из-за бедра Алекса. Он обернулся. Маленький человечек с закутанным в тряпки лицом и шипящим дыханием.

– Чего тебе? – Крамер вспомнил его: обычно нищий ошивался поблизости от дома, где жил Крамер, и время от времени Алекс подбрасывал ему пару мелких монет или какие-нибудь объедки. Но коротышка никогда не заговаривал с ним, и Крамер удивился, что тот вообще знает, как его зовут.

– Они тебя ищ-щут. Люди Биш-шопа раз-сгромили тв-фою кв-фартиру. В-фполне в-фоз-смож-шно, с-скоро будут з-сдес-сь, – так могла бы говорить змея. А может, парню просто неудачно выбили пару зубов.

– Вот дерьмо… С чего бы это?

– Пох-хож-ше, толс-стяк из-с с-страны Оз-с раз-сгов-форилс-ся, – Крамер даже не стал удивляться, откуда этот недомерок знает Элли.

Он в мгновение ока добил выпивку, бросил на стойку пятьдесят баксов и, не оборачиваясь, пошел к двери. Которая вдруг резко распахнулась от удара кованого сапога.

Крамер не стал дожидаться, пока появится хозяин обуви, и одним прыжком кувыркнулся за стойку. В противоположный от него угол рванулся бармен и залег, пытаясь быть тише воды, ниже травы – он не был хозяином заведения, и если даже здесь все разгромят в пух и прах, он легко найдет другую работу – главное остаться в живых.

– Стоять, Крамер, падаль! Ты арестован по приказу короля!

– Пошел ты… – прошептал Крамер.

Вдруг со стороны зала раздался дикий визг, а вслед за ним – крик боли. Крамер на мгновение вынырнул из-за своего укрытия и увидел, что шипящий коротышка воткнул в ногу одному из солдат длинную заточку. Прямо в коленную чашечку, причем насквозь. Удар неимоверной силы. Вряд ли этот человек теперь вообще когда-нибудь сможет ходить, не хромая.

Крамер вновь упал за стойку: его, похоже, даже не заметили, такая там началась суматоха. Раздался характерный стук: не иначе, малыш схлопотал прикладом в голову. Оставалось надеяться, что он все еще жив.

Однако рекогносцировка принесла свои плоды: их было четверо, они столпились у двери, заслоняя обзор друг другу. Рука уверенно сжала старый надежный кольт «Питон» – огромный шестизарядный револьвер.

Крамер вновь вынырнул из-за стойки; шесть выстрелов: двое замертво, а раненный заточкой в ногу получил пулю во вторую коленную чашечку. Инвалидная коляска, если, конечно, увидит следующий рассвет. Крамер принялся перезаряжать оружие.

– Ах ты подонок! Лучше вылезай и сдавайся, свинья! – орал оставшийся невредимым солдат и наконец выпустил очередь по стойке и бутылкам над ней. Крамера засыпало грудой стекла и залило дерьмовым виски. – Лучше вылезай, а то я этому недомерку башку снесу!

«Жалко малыша», – подумал Крамер, встал, медленно положил на стойку кольт, глядя в ухмыляющуюся рожу солдата, и сложил руки за головой. «Черт, когда это у меня руки начали потеть?» – подумал он, перебирая пальцами метательный нож.

Солдат махнул дулом автомата, приказывая выходить. Этого было достаточно. Как только ствол чуть отошел в сторону, Крамер нанес удар. Резко свистнув, оружие вошло солдату в глаз, пронзило мозг и кость: маленький краешек лезвия торчал из затылка медленно опадавшего на пол подданного короля Бишопа.

Крамер схватил кольт, перепрыгнул через стойку и, на ходу подобрав в левую руку бесчувственное тело маленького человечка, выскочил из бара.

Он бежал по пустынным улицам, все дальше пробираясь в трущобы – малообжитые кварталы Далласа, где найти их нельзя было бы даже при очень большом желании. Минут через десять Крамер вздрогнул от голоса:

– Отпус-сти меня, я не меш-шок, – похоже, малыш пришел в себя. Крамер поставил его на землю, и они вошли в ближайший полуразвалившийся дом: надо было передохнуть и прийти в себя. Человечек покачивался, но стоял на ногах довольно крепко.

– Куда тебя приложили? – спросил Крамер. – Дай посмотрю.

– Не надо, – отшатнулся малыш.

– Ну ладно, как хочешь, – Крамер решил пока не настаивать – все-таки его новый партнер был довольно дикий. – Как хоть тебя зовут?

– Коротыш-шка.

– Понятно. Сказал бы еще, «Эй, коротышка!». Я спрашиваю твое имя. Тем более что мое ты откуда-то знаешь.

– Дж-шек. Или Дж-шон. Я уж-ше и не помню.

– Забавно. Ну, пусть будет Джек, тебе подходит. И все-таки, откуда ты знаешь про меня и мои дела?

– Я умный, хорош-шо с-слыш-шу и легко з-сапоминаю. Как думаеш-шь, кто-нибудь обратит в-фнимание на дв-фа с полов-финой ф-фута лох-хмотьев-ф?

– Что ты знаешь про Элли?

– Толс-стяк прокололс-ся. Немец-ские полные ав-фтоматы – ш-штук ч-четырес-ста, не меньш-ше. Карав-фан с-с ними в-фз-сял патруль, ох-храна с-сдала ж-ширдяя, а он уж-ше з-салож-шил в-фс-сех-х.

– Что с ним сделают?

– Пус-стят на ф-фарш-ш.

Крамера передернуло. Вот уж за это «изобретение» Бишоп точно будет гореть в аду. Гигантская мясорубка с окнами из пуленепробиваемого стекла в самых «интересных» местах. Государственных преступников бросали туда живьем и перемалывали целой системой ножей – от гигантских до миниатюрных, потом из получившегося делали фирменные бишопбургеры – для членов королевской семьи, почетных граждан и именитых гостей.

– Элли мне, в общем-то, никогда не нравился… Но мясорубка – многовато даже для этого упыря.

– З-сато получ-читс-ся много бургеров-ф… – мечтательно произнес Джек, и Крамер подумал, не поторопился ли он брать неизвестного нищего в свою команду. С другой стороны…

– Если бы не ты, дружище, их было бы еще больше. Я ведь так и не поблагодарил тебя. Спасибо, Джек, – Крамер протянул малышу свою руку, тот поднял свою в ответ, в итоге Крамер пожал какой-то сверток из лохмотьев. Ему так пока и не удалось увидеть ни кусочка кожи этого существа – хорошо хоть, новый знакомец не распространял вокруг себя никаких специфических запахов, что не редкость среди нищих и бездомных.

«Да, из меня вы бургеров не наделаете, придется вам довольствоваться одним беднягой Элли, – думал Крамер. – Хотя, у него же было много клиентов, может, и еще кого… Лин! Как же я мог забыть!»

– Нам надо спешить, – Крамер вскочил, проверил, легко ли достается из кобуры кольт.

– Лин С-сантоз-с с-с тринадц-сатой улиц-сы. Уж-ше поз-сдно с-спеш-шить. Ее с-сц-сапали пару ч-шас-сов-ф наз-сад.

– Ты, я вижу, действительно многое замечаешь. Может быть, знаешь, где она?

– Тринадц-сатая улиц-са: тринадц-сатый уч-шас-сток…

5.

Олаф лежал с закрытыми глазами и вспоминал свою прекрасную страну, покрытую лесами и снегами. И тесная шестиметровая комнатушка в отеле бизнес-класса в Большом Эл-Эй сейчас для него не существовала. Он видел пронзительное черное небо с красивыми яркими звездами, вдыхал запах зимней ночи и слушал пение елей на ветру. Его крепкий двухэтажный коттедж из грубо отесанных бревен и сверхпрочных полимеров освещался одиноким огнем над дверью, и лыжи, воткнутые в сугроб, отбрасывали длинные тени. Швеция… Самое прекрасное место на Земле…

После атомного ужаса Реванша и последовавших за ним бесконечных судорожных войн лишь несколько государств прошлого вышли почти сухими из мутной отравленной воды. Северу Европы удалось избежать и ядерных бомбардировок, и жутких социальных потрясений, и жестоких революций: на время он сумел отгородиться от окружающего кошмара. Швеция, Норвегия, Дания, Финляндия… И все. Четыре государства сохранились на всей планете с довоенных времен. Лазерные бункеры и стаи «собак»-терминаторов надежно охраняли этот клочок земли от мародеров и мутантов.

Но гораздо страшнее безумных орд дикарей и армий свежесостряпанных феодальных государств был ветер. Он непрерывно дул из разоренных Реваншем российских степей: радиоактивная чума, убивающая или искажающая до неузнаваемости все на своем пути. И небесным щитом вставал против этого ветра Шведский Гвардейский Воздушный Флот. Направленные взрывы вакуумных бомб изменяли давление; химикаты заставляли оседать на пустынных землях ядовитые облака.

Все новые и новые виды микроорганизмов из секретных лабораторий очищали от скверны прибрежные воды скандинавских морей.

Битва за жизнь – ту, что была задумана Богом – пока еще не проиграна.

Мерзкий электронный писк – и благословенная северная страна вновь оказалась за двадцать тысяч километров от него. «Что я здесь делаю? – думал Олаф. – Неужели оно того стоит? Быть может, этот мир доживает свои последние годы, месяцы, так почему бы не прожить их по-человечески?.. Уехать, сегодня же…» И вновь раздался зуммер видеофона.

– Дерьмо.

«Я же инженер. И я здесь, чтобы строить…»

– Ответить! – Олаф так и не соизволил открыть глаза. Он услышал, как, повинуясь его команде, включился переговорный экран.

– Здравствуйте, мистер Гуннарсон!

– Больден. Кто же еще в три часа ночи? – Олаф помолчал несколько секунд. – Вы знаете, что делали в древности с гонцом, принесшим дурные вести?

Эрик Больден невидимо усмехнулся:

– Вы правы, новости действительно так себе. Городской Совет Лос-Анджелеса распорядился приостановить строительство Установки.

– Черт. Дерьмо, – у Олафа вдруг промелькнула мысль, что в этой богом проклятой стране он даже ругаться не может на родном языке. – Вы же говорили, что у вас прекрасное лобби в Совете… – он наконец открыл глаза и посмотрел на Эрика; тот на редкость плохо выглядел: похоже, его тоже только что разбудили, прямо среди ночи. – Этот, как его… этот итальянец…

– Диалонетти. Бедняга Энтони.

– Бедняга? – Олаф задрал брови.

– Он погиб сегодня вечером. Управляемая ракета. На месте его особняка сейчас аккуратная воронка. Даже пыль еще не осела.

– Ничего не понимаю, – Олаф сел на кровати. – Если его убили только что… как успел собраться Совет, да еще и наложить арест на строительство в такие кратчайшие сроки?

– Все, что я могу сказать: кому-то очень не нравится наша Установка. И этот кто-то обладает буквально безграничными возможностями. Ракета, что достала Энтони… это не банальный стингер. Крылатая ракета, пущенная по лазерному наведению через спутник – или с эсминца, или из какого-нибудь довоенного бункера. Я даже не представляю, у кого могут быть такие возможности…

Олаф окончательно проснулся и быстро оправил одежду: он спал не раздеваясь; в этом городе приходилось постоянно быть начеку.

– Что вы намерены делать? Вы уже сообщили о случившемся господину Дэйру?

– К счастью, это не входит в мои должностные обязанности, – улыбка Эрика была совершенно искренней. – Но, думаю, мистер Леон Дэйр уже все знает: служба информации Дэйр-корпорэйшн работает прекрасно. Придется ждать развития событий. А пока вам, конечно, нужно как можно скорее попасть на объект и начать консервацию. Боюсь, придется демонтировать и спрятать основные узлы Установки, да и наиболее ценное оборудование тоже.

– Вы опасаетесь диверсии?

– Нет. Я опасаюсь чиновников. Как только приставы доберутся до нашего детища, они там камня на камне не оставят.

– Только через мой труп, – сквозь зубы процедил Олаф.

– Надеюсь, что обойдется без этого, – на сей раз Больден даже не улыбнулся.

6.

Большая кошка на мягких лапах спрыгнула со своего любимого наблюдательного поста на шкафу, подошла к креслу, в котором Рутгер потягивал джин, и стала ластиться к нему.

– Иза, Иза, девочка моя, – бормотал Рутгер, поглаживая большую пушистую голову и время от времени дотрагиваясь до кисточек на ушах. Рысь блаженно урчала и жмурила глаза.

Рутгер сделал еще один глоток. Может, он поторопился? Теперь, по прошествии двух месяцев, проведенных в безрезультатных поисках, Рутгер Нэш готов был хвататься за любую соломинку. Покойный итальяшка явно имел какую-то связь с этим делом, раз ради него заказчик оторвал Рутгера от основного задания. Задания, над которым Нэш бился уже неприлично долго – для специалиста его класса. Да и способ выполнения заказа, выбранный работодателем, наводил на размышления. Это было уже не простое заказное убийство, а террористический акт, призванный запугать… кого? В этом деле было слишком много неизвестных.

Да, надо было сначала поболтать по душам с этим Диалонетти…

Ну что ж, теперь уже ничего не поправишь. Радует хотя бы то, что заказ выполнен по высшему разряду: чисто и красиво… И Иза ластится, знает, что хорошо сегодня поработала.

Когда Рутгеру сообщили условия: установить лазерный указатель на особняк члена Совета в строго определенное время – он сначала ушам своим не поверил. Даже если кто-то смог получить доступ к довоенным технологиям такого класса как управляемые крылатые ракеты со спутниковым наведением, использовать их для устранения одного человека ранга Диалонетти – все равно что охотиться с танком на тараканов. И дело здесь даже не в цене, а в невосполнимости этого ресурса – крылатых ракет: их не производил ни один завод на планете уже добрых два десятка лет, и будь ты хоть трижды магнат – все равно не сможешь купить их ни за какие деньги, как нельзя купить эликсир бессмертия или философский камень.

Диалонетти был мелкой сошкой, с него хватило бы простого ручного гранатомета – подорвать автомобиль, и делу конец. Не говоря уже о том, что Рутгер Нэш вообще смог бы все это сделать без лишнего шума…

Как только стемнело, Иза легко перепрыгнула ограду особняка, без труда обманула сенсоры движения и, притаившись на ветке вяза, ждала, когда подъедет лимузин Энтони Диалонетти. Затем Рутгеру всего лишь надо было нажать на кнопку, и включился лазерный указатель, закрепленный на голове рыжей рыси. Через четыре с половиной минуты член Городского Совета Лос-Анджелеса превратился в пыль – вместе со своим прекрасным домом в неоколониальном стиле…

Рутгер взглянул на часы: пора было возвращать Зигфрида с охоты. Нэш надел шлем и прикрыл левый глаз, а правым вгляделся в окуляр установленного в шлеме микроэкрана. Движением брови он переключил вид с камеры на голове сокола на камеру на его левой лапке: теперь в инфракрасном спектре он видел крыши домов и захламленные улицы Лос-Анджелеса: все, над чем пролетала птица.

Рутгер протяжно свистнул в микрофон шлема, и Зигфрид тут же повиновался команде: он сделал широкий разворот, опираясь на левое крыло, и направился домой, к скромной усадьбе Рутгера, затерянной в предместьях мегаполиса.

Рутгер снял шлем и вернулся к своему джину. Сокола ждать еще минут десять…

Отряд коммандос под названием «Хозяева» был создан правительством США за два года до Реванша. Рутгер – кодовое имя Спрут – оказался самым многообещающим специалистом среди своих коллег: всего через год он уже мог выполнять боевые задачи со своим первым питомцем. Это был пес – немецкая овчарка по кличке Курт. Специальный шлем, оборудованный наушником и микроэкраном, позволял Рутгеру видеть и слышать все, что видела и слышала собака… вернее, что мог бы слышать и видеть на ее месте человек – благодаря укрепленным на голове животного видеокамерам и микрофонам. Так же дистанционно Рутгер подавал Курту команды. Отработан был и механизм обратной связи: несколькими простыми знаками пес мог передать хозяину, что видели его глаза, слышали уши, и чувствовал нос. На грудь собаки надевался специальный жилет, крепившийся на манер шлейки, а под брюхом располагался кронштейн, позволявший укрепить короткую крупнокалиберную винтовку, мину или даже небольшую ракету.

Курт умер от старости несколько лет назад. Кроме него – уже по собственному почину, после Реванша, когда из всех «Хозяев» в живых остался один Спрут – Рутгер тренировал других животных. У него в команде были ласка и горностай, несколько хищных птиц… Ментальное подавление, целая система курсов химических препаратов и обучение с раннего «щенячьего» возраста позволяли ему приручать самых диких и своенравных меньших братьев. Сейчас агентов у Нэша осталось четверо: сокол Зигфрид, рыжая рысь Иза и два брата-хорька – повинуясь странному желанию, словно вынырнувшему из детства, он назвал их Чип и Дейл…

В комнате на втором этаже раздался плеск крыльев: Зигфрид вернулся.

Рутгер нехотя выбрался из кресла и направился наверх. Под его шагами заскрипели крутые деревянные ступени. И вдруг – как всегда неожиданно – под ноги ему вылетел живой пищащий клубок: Чип и Дейл не то играли, не то дрались за какое-нибудь лакомство, забредшее на шести членистых ножках в старый дом.

– Ну вас, чертенята, – и Рутгер несильно толкнул ногой два переплетенных тела, чтобы не наступить на них. Хорьки тут же расцепились и, внимательно поводя носами, смотрели на хозяина. А потом одновременно, словно по команде, бросились на его штанины и в мгновение ока вскарабкались на плечи: Чип – по правой стороне тела, Дейл – по левой. Они тыкались мордами ему в шею и в уши, щекоча усами, так что Рутгер несколько раз мотнул головой.