Текст книги "Опасная игра"

– Не понимаю, почему это вас так интересует, мистер Маккриди, – холодно ответила она.

– Но ведь, если я не ошибаюсь, он должен был бы ограждать вас от назойливых приставаний.

– Не знаю, что вы под этим подразумеваете, но смею вас уверить…

– Под назойливыми приставаниями? – не дал он ей договорить, улыбаясь, и Верена невольно отметила, что улыбка делает его еще более привлекательным. – Я под этим подразумеваю бесцеремонное заговаривание, настойчивую навязчивость, непрошеное ухаживание.

– Я и без вас знаю, что означает это выражение, – сердито отрезала она, – тем более что вы своим поведением не оставили ни малейших сомнений в его точном значении.

– И все-таки – существует ли в природе мистер Хауард или же я был прав насчет вашего кольца?

– Уверяю вас, сэр, существует, – твердо ответила она, но, увидев, как у него приподнимается бровь, посчитала нужным подкрепить свое утверждение: – Видите ли, во время путешествий у меня иногда опухают пальцы, поэтому я в таких случаях попросту не надеваю кольца, вот и все. А что касается мужа, то, поскольку я прибывала с опозданием, он не стал меня дожидаться, а отправился в Сан-Анджело один, чтобы успеть обсудить с адвокатом отца все вопросы, связанные с наследством, еще до начала слушания дела об утверждении завещания. Таким образом мы можем быть уверены, что на этой процедуре будет присутствовать по крайней мере один из нас. Если уж вы так этим интересуетесь, то могу сообщить для вашего сведения, что муж оставил для меня в пансионе миссис Харрис записку.

Он прекрасно понимал, что она говорит неправду, но ее нельзя было винить за это, учитывая положение, в котором она очутилась. В то же время он не мог отказать себе в удовольствии подпустить ей еще одну шпильку:

– Знаете, будь я на месте Хауарда, я бы никогда не уехал без жены и не оставил бы ее на произвол судьбы в такой дыре.

– Что ж, могу вас утешить, – произнесла она, чувствуя себя довольно глупо оттого, что ее провоцируют отвечать подобным образом. – Вы не на его месте, мистер Маккриди, поэтому вам не о чем беспокоиться.

– Я просто подумал, что, может быть, вам стоило бы выбрать себе в попутчики человека, которого вы хоть немного знаете. Гляньте на них. – И он кивнул в сторону шумной компании ковбоев, к которой успел присоединиться и знакомый ей молодчик по имени Билл. Они орали на всю станцию, сквернословили и явно были пьяны. – Я, по крайней мере, принимал утром ванну.

– Так вы тоже едете в Сан-Антонио?

– Да.

– Мне следовало бы и самой догадаться.

– Так вот: раз мы оба чужаки в Техасе, то почему бы нам не ехать дальше вместе?

– Мы, как вы изволили выразиться, действительно чужаки, но в том смысле, что вы – совершенно посторонний для меня человек, – решительно заявила она. – И, говоря откровенно, я бы предпочла, чтобы вы таковым и оставались. Я не из тех женщин, кто флиртует с первым встречным за спиной мужа, мистер Маккриди. Ну а сейчас прошу извинить меня…

– Пообщаешься с вами – и невольно подумаешь: вы – как то великолепное, отливающее красным румянцем яблоко; снаружи оно – глаз не оторвешь, ну а внутри – кислятина кислятиной, – произнес он, досадливо морщась.

– Только не надо принимать меня за дурочку, – выпалила она в ответ. – Я все прекрасно понимаю: увидев, что приглянувшаяся вам женщина путешествует одна, вы тут же решаете обратить себе на пользу то несколько щекотливое положение, в котором она оказалась.

– В общем-то, я надеялся, что польза будет обоюдной, – сказал он, вставая. – Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту, но, кажется, я ошибся.

– Уверяю вас, я вовсе не такое уж слабое, беззащитное существо, каким вы меня представляете. И мне не нужна такая помощь, которую вы предлагаете.

Некоторое время он молча стоял, глядя на нее сверху вниз с насмешливым выражением в темных глазах, а затем произнес:

– Пьяные ковбои не очень-то считаются с обручальными кольцами. На вашем месте я бы не забывал об этом.

– Всего хорошего, мистер Маккриди.

Надев свою черную фетровую шляпу, а затем сдвинув ее слегка назад, так что стали видны его черные волосы, он, прежде чем удалиться, проговорил:

– Что ж, если вы передумаете, знайте, что я буду находиться в задней части вагона: я всегда сажусь так, чтобы было видно, что происходит передо мной.

Он направился к выходу на платформу, и она почувствовала облегчение, смешанное с какой-то смутной тревогой. Из памяти никак не шли произнесенные им слова, показавшиеся ей загадочными:

Я думал, что мы сможем помочь друг другу в трудную минуту…

Чем больше она вдумывалась в их смысл, тем более странными они ей казались… Впрочем, глупо искать в чьих-то словах значение, которого в них на самом деле нет. Намерения этого человека слишком очевидны.

– Прибывает поезд! – раздался голос кассира. – Пассажиров просят на перрон!

Она подхватила свой саквояж и пошла к выходу из станционного помещения. Не успела она ступить на платформу, как рядом с ней, снова чуть не попав ей на ногу, шлепнулся жидкий комок пережеванного табака. Она подняла голову и увидела перед собой группу ковбоев, на которых ей показывал Маккриди. Все они бесцеремонно таращили на нее глаза, и казалось, что у них вот-вот потекут слюнки, как у голодающих при виде смачного куска бифштекса. На ней было по меньшей мере три слоя одежды, но ковбои шарили по всей ее фигуре до того откровенными взглядами, что она почувствовала себя совершенно раздетой.

– Эй. Билли, ты только глянь на эту цыпочку! – воскликнул один из группы и, чтобы придать своим словам больше убедительности, ткнул в бок стоящего рядом с ним ковбоя, которого она видела у билетной кассы. – Настоящая красотка, черт меня подери!

Подойдя к ней поближе, он поинтересовался:

– Скажи, крошка, каким ветром тебя занесло в наши края, да еще совсем одну?

Не получив ответа, он стал прямо перед ней, преградив дорогу:

– В чем дело, дорогуша? Ты что, язычок проглотила? Может, хочешь выпить? – Он помахал перед самым ее носом полупустой бутылкой с виски. – Поцелуй меня – тогда угощу.

– Нет, благодарю вас. – Она старалась говорить спокойно, хотя сердце у нее готово было выпрыгнуть из груди. – Пожалуйста, дайте мне пройти – меня ждет муж, он уже в вагоне.

Ковбой загоготал во все горло, затем повернулся к своим друзьям и с насмешливым выражением произнес:

– Вы только послушайте, как благородно она выражается – ни дать ни взять настоящая леди!

– Эй, Хэнк, не лезь без очереди – я ее раньше тебя увидел! – нетерпеливо проговорил Билли и, оттолкнув своего приятеля, занял его место. – По всем правилам, я первый – дамочка сама может подтвердить.

Он протянул к Верене грязную лапу и коснулся воротничка ее жакета:

– Ну, чем займемся, милашка? Что, если мы с тобой снимем комнату, а? У меня есть деньжонки – целая куча. Хочешь, покажу?

– Брось, Билли, Трейнору не очень понравится, если ты здесь задержишься, – попытался остановить его третий ковбой, рослый и дюжий детина.

– К дьяволу Трейнора – он может и подождать. Не видишь, что ли, – у меня здесь поважнее дела…

Недолго думая, рослый детина схватил Билли за шиворот и отшвырнул в сторону. Верена от неожиданности отпрянула назад, а Билли набросился на своего обидчика с кулаками. Завязалась драка, и Верена, воспользовавшись суматохой, ухватилась обеими руками за саквояж и ринулась мимо дерущихся к вагону. За собой она услышала громкое ржание остальных ковбоев.

Чувствуя, как всю ее трясет от ужаса, она сунула свой багаж чернокожему проводнику и, взявшись за поручни, быстро поднялась по ступенькам в вагон, не дожидаясь привычной помощи. Затем она вложила десятицентовик в руку занесшего ее саквояж негра и рывком открыла дверь пассажирского отделения.

От представшей картины у нее перехватило дыхание. Мало того что вагон был набит до отказа, так в довершение всего теснящаяся в проходе между рядами сидений масса людей почти целиком состояла из такого же рода сомнительных личностей, как и оставшиеся на перроне ковбои. От разгоряченных, потных тел исходил резкий, неприятный запах, делавший пребывание в вагоне невыносимым. И в этот момент в тамбуре появилась пристававшая к ней на платформе пьяная компания. Схватив ее сзади за руку и дыша через плечо тошнотворным перегаром виски, самый рослый из ковбоев просипел:

– Только не надо задирать свой хорошенький носик перед Большим Элом Томпсоном, моя девочка. Если я тебе скажу, что у меня в кармане полсотни долларов, может, ты станешь поприветливей со мною, а?

– Вы пьяны, мистер, – холодно ответила она.

Рывком высвободив руку из его огромной лапы, Верена бросилась внутрь вагона, но в этот момент поезд дернулся с места, и она, потеряв равновесие, чуть не упала. Охваченная паникой, она отчаянно пробивалась сквозь сплошную массу дурно пахнущих тел к задней части вагона, снося щипки и глумливые выкрики. Но рослый ковбой, извергая непристойные ругательства в адрес всех, кто попадался ему на пути, быстро настигал ее.

Увидев наконец Маккриди, сидящего в самом конце вагона, она из последних сил рванулась к нему, чуть не опрокинув какого-то толстяка, и, споткнувшись о вытянутые ноги своего нового знакомого, плюхнулась на свободное место между ним и окном.

– Я передумала, – выдохнула она.

– Я ожидал этого, – пробормотал тот и подобрал под сиденье ноги, чтобы она могла поудобнее расположиться, – так что на всякий случай держал для вас место.

– Благодарю вас, – едва слышно вымолвила она, не поднимая головы.

Увидев краем глаза приближающегося ковбоя, Маккриди коротко вздохнул и проговорил:

– К вашему сведению, вы бы намного упростили жизнь и мне, и себе, если бы согласились идти со мной сразу.

– Сядьте так, чтобы меня не было видно!

– Вы боитесь вон того волосатого Лотарио[9]9
  Ироничная ссылка на веселого распутника Лотарио, персонажа пьесы английского драматурга Николаса Роу (1674-1718) «Прекрасная грешница».


[Закрыть]?

– Так вы его увидели? Уверяю вас, в этом нет ничего смешного.

– Возможно, – сказал он, слегка повернув голову в сторону прохода. – Но волноваться не стоит – все будет в порядке. Вам нужно лишь смирно сидеть и держать язык за зубами.

Дважды ему не пришлось повторять. Ухватившись за его левую руку, она, сжавшись в комок и стараясь казаться как можно более незаметной, спряталась у него за плечом. Но было уже слишком поздно. Пьяный ковбой, дойдя до их сиденья, резко повернулся и перегнулся к ней, игнорируя присутствие ее соседа. Его огромная мускулистая рука схватила ее за волосы, рывком он попытался оторвать ее от сиденья. Но она не давалась, крепко держась за Маккриди.

– Ах ты, малявка несчастная! – прорычал в бешенстве ковбой. – Ты думаешь, я позволю какой-то там дамочке выпендриваться передо мной? Да я тебя…

Внезапно слова так и застыли у него на губах, и он словно вмиг протрезвел. Рука, держащая Верену за волосы, разжалась, а вожделение во взгляде сменилось недоумением и замешательством. В конце концов к нему вернулся дар речи:

– Ты кто такой, черт возьми?

– Ее муж.

Когда значение этих слов дошло до Томпсона, вид у него стал еще более трезвым. Он перевел взгляд на Верену:

– Это правда? Ты что, принадлежишь ему?

– Да, – выдавила она с трудом.

Взгляд ее опустился, и она увидела в руке игрока револьвер, нацеленный в грудь Эла Томпсона. Держа палец на курке, Маккриди готов был в любую секунду выстрелить.

– Или отпустишь ее, или читай прощальную молитву, – ровным голосом произнес игрок и для убедительности ткнул дулом револьвера в живот ковбоя. – Выбирай – и поживее!

– Я ничего такого не имел в виду, мистер, ей-богу! Я просто считал, что она…

– Я бы на твоем месте сто раз подумал, прежде чем продолжать дальше, – предупредил его Маккриди. – Учти, она страшно вспыльчива.

На лбу Томпсона выступили капельки пота, он отступил назад и вытянул перед собой руки ладонями к игроку:

– Эй, послушай, я ничего такого не хотел. Я просто не знал – ей-богу. Я думал, она одна. Чтоб я сдох.

– Что-то я не чувствую настоящего раскаяния, – негромко проговорил игрок.

Верзила провел языком по сухим губам и удрученно произнес:

– Ей-богу, не вру. У меня и в мыслях ничего не было.

– Ты пока еще даже не извинился перед моей женой.

– Виноват, мэм, простите меня, – торопливо проговорил Томпсон. – Я действительно не знал…

– Ну, почему замолчал? Продолжай.

– Сколько можно извиняться?! – вскипел было ковбой, но быстро осекся, почувствовав, как ему в живот снова уперся револьвер; он сделал глотательное движение и с понурым видом произнес: – Но мне правда больше нечего сказать. Я уже попросил прощения. Чего еще вам от меня нужно?

– Раскаяния, вот чего.

– Но, черт подери!.. – И Томпсон, с трудом подбирая слова, сделал еще одну попытку выразить раскаяние: – Мэм, будь я проклят, если это еще раз повторится!

– Громче. Не уверен, что она услышала.

С отчаянием взглянув на Верену, ковбой прокашлялся и гораздо громче сказал:

– Я говорю, этого больше никогда не повторится. Я ведь подумал, что вы, мэм, просто…

– Стоп! – прервал его Маккриди. – Опять не то говоришь. Ты что, хочешь окончательно вывести ее из себя?

Слегка наклонив к Верене голову, он с ироничной улыбкой проговорил:

– Не образец красноречия, но, думаю, большего от него не добьешься. Однако, если тебя это устраивает, я его отпущу. Если же нет, я вынужден буду спустить курок, а на следующей остановке мы выйдем и купим себе чистую одежду.

К этому времени почти все пассажиры повернулись в их сторону и с интересом наблюдали за происходящим. Верена готова была провалиться сквозь землю, но от гнусных улыбок и горящих нездоровым любопытством взглядов деваться было некуда.

– Прошу тебя, – сказала она устало, – я не хочу никаких неприятностей. Скажи ему, чтобы он уходил отсюда и больше здесь не появлялся.

– Что ж, ковбой, считай, что тебе на этот раз повезло. Слышал, что тебе сказали – проваливай отсюда.

Дважды повторять эти слова не пришлось. Несмотря на битком набитый проход, Томпсон проворно отступил и, внедрившись в толпу, молниеносно исчез из виду. Вскоре стало слышно, как в другом конце вагона друзья ковбоя, не стесняясь в выражениях, высмеивали его, а затем между ними завязалась пьяная драка. Дело кончилось тем, что в потасовку вмешалась другая группа головорезов, которые принялись обрушивать на головы дерущихся удары рукоятками револьверов, и это продолжалось до тех пор, пока банда Томпсона не успокоилась.

Маккриди держал взведенным курок своего «кольта» до тех пор, пока драка полностью не прекратилась. После этого он повернул барабан в положение, в котором ударник затвора оказался напротив пустой камеры, и только тогда возвратил револьвер в кобуру. Верена Хауард облегченно вздохнула и, отпустив руку своего спасителя, прошептала:

– Благодарю вас.

Бросив взгляд на стоящую в проходе публику, она покачала головой и добавила:

– Эти люди омерзительны – настоящие варвары.

– Вы слишком к ним строги. Просто они не часто попадают в город, но уж зато, когда это случается, они так кутят и гуляют, что дым идет столбом. Мне приходилось знавать подобного рода публику.

Все еще не полностью придя в себя после пережитого, Верена судорожно глотнула и заметила:

– Должна сказать, что вы вели себя с удивительным хладнокровием.

– То, что произошло, не было для меня неожиданностью. Это должно было случиться.

– Я вас не совсем понимаю.

– Видите ли, если в этих краях на глаза какой-нибудь пьяной своре, состоящей из подобного рода личностей, попадается не сопровождаемая мужчиной женщина в возрасте от пятнадцати до пятидесяти лет, особенно если она хороша собой, то можно ставить десять против одного, что ее ждут большие неприятности. Это вам, знаете ли, не Филадельфия – здесь действуют свои законы и правила, непохожие на те, к которым вы привыкли.

– Погодите-ка, не хотите же вы сказать, что я в какой-то мере поощряла этого подонка?

– Правило номер один, – отчеканил он, будто и не слышал ее вопроса, – держитесь подальше от всех тех, от кого несет смесью виски и коровьего навоза. Увидев любое живое существо в юбке, эти молодцы начинают чувствовать в себе такие игривые побуждения, о самой возможности существования которых ваша мама никогда бы не решилась при вас даже упомянуть. Одного лишь запаха ваших духов достаточно, чтобы пробудить в каждом из них инстинкт спаривания столь же сильный, как у самца бизона в брачный сезон.

– Мистер Маккриди, я не думаю, что это подходящий предмет для разговора. Смею вас уверить, что…

– Погодите, я еще не закончил, – неумолимо продолжал он. – Правило номер два: если вы решились путешествовать в одиночку, вам понадобится нечто более весомое, чем обручальное кольцо на пальце. Типы вроде Томпсона на такие мелочи вообще не обращают внимания. На первой же станции, где поезд остановится на обед, советую вам купить себе шляпную булавку длиной не менее двенадцати-пятнадцати сантиметров. Поверьте мне, от нее вам будет гораздо больше пользы, чем от этого вашего надменно-испепеляющего взгляда.

– У меня есть булавка, – холодно ответила она, – просто я не успела ее достать.

– А еще лучше – приобретите оружие и научитесь им пользоваться. Несколько граммов свинца вполне достаточно, чтобы утихомирить самого ретивого ухажера.

– Но вы ведь, кажется, говорили, что являетесь противником убийства людей.

– Вы не очень внимательно меня слушали. Я только сказал, что быть игроком намного приятнее, чем убийцей.

– Ну а я абсолютно уверена, что не способна убить человека – каковы бы ни были обстоятельства.

– Только не говорите мне, что вы последовательница квакеров[10]10
  Квакеры, или Общество друзей, – члены религиозной христианской общины, не приемлющей любого рода насилия.


[Закрыть], – пробормотал он, воздевая глаза к небу.

– Еще чего не хватало – разумеется, я не квакер! – возмутилась Верена.

– Слава богу! – с ироническим облегчением отозвался он. – Взгляды квакеров на отношения с команчами не пользуются здесь большой популярностью; я бы даже сказал, совсем наоборот.

– Если хотите знать, я тоже считаю, что мы поступаем с индейцами не лучшим образом.

– Не советую распространяться на этот счет, пока вы в Техасе… Так вот, на чем я остановился?

– Не имею ни малейшего понятия, и, по правде сказать, меня это абсолютно не интересует.

– Пожалуй, на правиле номер три, – решил Маккриди, – а оно заключается вот в чем: ни в коем случае не приближайтесь к пьяным компаниям ближе, чем на пушечный выстрел. Во-первых, пьяный человек теряет контроль над своими поступками и делает много такого, чего он никогда бы не сделал, будучи трезвым, а во-вторых, он лишается способности слышать то, чего ему не хотелось бы слышать, и слово «нет» он воспринимает как приглашение.

– Надеюсь, вы покончили со всеми правилами? – сердито спросила она. – Я вам в последний раз говорю…

Внезапно заметив, что человек, сидящий впереди них, повернул к ней голову и пялится на нее во все глаза, она устремила на него свирепый взгляд, заставивший его в конце концов отвернуться, и, понизив голос до шепота, продолжала:

– Послушайте, мистер Маккриди, мне безразлично, что вы по этому поводу думаете, но повторяю еще раз: я не делала ничего такого, что могло бы поощрить этого чурбана. Если вы мне не верите, значит, он не единственный олух в этом поезде.

– Могу на это сказать только одно – пусть вам и недостает здравого смысла, зато вы с лихвой компенсируете этот недостаток твердостью духа и силой характера.

– Если это в вашем представлении комплимент, – отбрила она его, не удостаивая даже взглядом, – то можете оставить его при себе.

– Но поймите, я просто стараюсь уберечь вас от неприятностей, а себя – от опасности быть отправленным на тот свет.

Он протянул к ней руку и взял ее ладонь своими теплыми, удивительно сильными пальцами.

– Не знаю, что вы думаете на этот счет, но я бы предпочел провести наш медовый месяц в более спокойной обстановке, без необходимости постоянно защищать вашу честь.

Все ее тело напряглось, и он, чувствуя это, наклонился к ней поближе и еле слышно прошептал:

– Как же мы все-таки станем называть себя – супруги Хауард или супруги Маккриди?

Она почувствовала, как все ее лицо запылало жаром, но деваться ей было некуда: к ее величайшему прискорбию, он сумел загнать ее в угол. Если она сейчас устроит сцену и, освободившись от общества Маккриди, выберется в проход, то это будет равносильно тому, что из огня она попадет прямо в полымя. Его самодовольство и самоуверенность казались ей настолько возмутительными, что она полностью забыла об испытываемом ранее к нему чувстве благодарности. От его теплого дыхания у нее начали мурашки бегать по спине. Не в силах больше все это выносить, она свободной рукой раскрыла свою сумочку, вынула оттуда булавку для шляпки и с ослепительной, как ей хотелось надеяться, улыбкой вонзила ее ему в бедро.

Внезапно пронзившая Маккриди боль заставила его отпрянуть от Верены; он глянул сначала на булавку с перламутровой головкой, затем ей в лицо и с недоумением спросил:

– За каким дьяволом вы это сделали?

– Вы должны быть удовлетворены, – негромко ответила она. – Ведь это было в соответствии с вашим правилом номер два, не так ли? Иногда советы людей обращаются против них самих.

Она мило ему улыбнулась, и в ее светло-карих глазах заплясали злорадные огоньки. Он некоторое время смотрел на нее укоризненным взглядом, потом ухмыльнулся и иронично проговорил:

– Беру свои слова обратно и предлагаю вам забыть вторую часть этого правила.

– Вы имеете в виду вашу рекомендацию купить оружие? – с невинным видом спросила она.

– Ну да. Думаю, моего армейского «кольта» будет достаточно для нас обоих. – Он потер бедро, из которого никак не уходила жалящая боль, и добавил: – Как видно, вы не способны испытывать благодарность больше чем в течение нескольких минут.

– Смею вас уверить, что если бы вы избавили меня от своих лекций и держали свои руки при себе, то мое расположение к вам продлилось бы значительно дольше. Но как только вы преступили границы приличия, я перестала улавливать разницу между вами и тем ковбоем.

– И все же вы поступили крайне жестоко.

– Может быть, но вы заслужили это.

– Как раз перед тем, как вы укололи меня, я собирался сделать вам одно небольшое предложение.

– Я так и поняла, но выслушивать его у меня не было и нет ни малейшего желания.

– И все-таки… – Тут он, предусмотрительно изъяв у нее булавку, придвинулся к Верене поближе, снова почувствовав, как она вся напряглась, и прошептал ей на ухо, так чтобы никто не слышал: – Если можно, не перебивайте меня, пока я не закончу, ладно? Хоть раз выслушайте меня внимательно. И тогда, если вы не измените своего решения ехать дальше в одиночку, я сойду на следующей же станции.

Перед ее мысленным взором возникли колоритные фигуры Большого Эла Томпсона и его дружка Билли, и перспектива встретиться с кем-нибудь из них наедине не показалась ей столь уж привлекательной. Что ж, ей ничего не оставалось, как выслушать – пусть и без особой охоты – предложение Маккриди.

– Если мы продолжим наш путь вместе, – начал он, – то у вас появятся реальные шансы добраться до Сан-Анджело в целости и сохранности. В качестве моей жены вы…

– Мистер Маккриди! – не удержавшись, перебила его Верена.

– Но послушайте: выдавая себя за мою жену, вы тем самым приобретаете защитника в лице мужа.

– И чего же вы ждете от меня взамен? Я ведь не так наивна, как вам кажется, сэр.

– Тсс, не так громко! Поймите, мне важно выглядеть респектабельно, и вы могли бы мне в этом помочь – больше мне от вас ничего не нужно. А вы, со своей стороны, не можете не признать, что обручальное кольцо выглядит в комплекте с мужем гораздо более убедительно, чем без него.

– Все это так, но…

– Погодите, я не закончил… Женщин, как правило, можно разделить на две категории, и, уж будьте уверены, я знаю между ними разницу. Так вот: мне это будет произнести непросто, а вам – еще труднее в это поверить, но я никогда не преступлю грани в отношениях между ними.

– В таком случае, зачем вам все это нужно? – спросила она с недоумением. – Мы ведь даже не знаем друг друга. Я не понимаю, что вами движет.

– У меня есть свои причины на это, и лично к вам они никакого отношения не имеют. Подумайте над моим предложением. Вы от нашей маленькой сделки будете только в выигрыше – вам лишь нужно поверить мне и согласиться.

Он передвинулся на свое прежнее место и, возвратив ей булавку, сказал:

– Советую держать ее наготове.

– Не сомневайтесь, я так и сделаю.

Неожиданно он встал на ноги и, коротко бросив «скоро вернусь», повернулся, собираясь выйти в забитый людьми проход.

– Вы куда? – вырвалось у нее, но, тут же сообразив, что о таких очевидных вещах не спрашивают, она вся залилась краской и смущенно пробормотала: – Простите – мне не следовало этого говорить.

– Я увидел, что там идет игра, – тем не менее ответил он, – а покер, как вы уже знаете, – это мой хлеб.

– Ну да… конечно…

Но стоило ему исчезнуть из поля зрения, как ей стало не по себе. Она заставляла себя смотреть в окно и старалась сосредоточить внимание на проносящихся мимо картинах природы, однако тревожное ощущение не покидало ее. Теперь она точно знала, что ей не следовало сюда приезжать. И все же она приехала. Чего же она добилась и на что может рассчитывать? На это недавно возникшее и довольно странное знакомство с загадочным красавцем картежником, вызвавшимся сопровождать ее до Сан-Анджело? Она сидела, смотрела в окно и пыталась понять, зачем ему понадобилось увязываться за ней. Уж, конечно, не из-за бескорыстной заботы о ее безопасности. Нет, он что-то от нее скрывает, она была уверена в этом. Она закрыла глаза, и в ушах у нее снова зазвучали слова матери:

Остерегайся красивых мужчин!

Через некоторое время Маккриди возвратился и, опустившись на сиденье рядом с Вереной, небрежно проговорил:

– Это было так же просто, как отобрать у младенца игрушку.

В ответ на ее вопросительный взгляд он широко улыбнулся и сказал:

– Похоже, ваш приятель Билли оплачивает нам расходы на наше свадебное путешествие.

И он бросил ей на колени пачку измятых банкнот:

– Здесь должно быть где-то около сотни.

Целых сто долларов! Этого было бы ей более чем достаточно. Но, разумеется, она не может оставить себе ни единого доллара из предложенного ей богатства.

– Я не могу взять у вас эти деньги, – решительно заявила она и вернула назад его выигрыш.

– Но почему? Насколько я понимаю, вы имеете на них полное право. Билли и Большой Эл прямо из кожи вон лезли, чтобы загладить передо мной свою вину.

Их взгляды встретились, и улыбка сошла с его лица:

– Вижу, вы уже приняли решение.

– Да, приняла.

Ему не нужно было спрашивать, каково это решение – ответ он прочитал в ее глазах. Вздохнув, он медленно проговорил:

– Что ж, пусть будет так, но я выйду только после того, как мы проедем Спаниш-Бенд, иначе наши друзья ковбои заподозрят неладное.

– Благодарю вас.

Откинувшись на спинку сиденья, он нахлобучил шляпу на голову и, сдвинув ее на глаза, пробормотал:

– Вам тоже не помешало бы вздремнуть, потому что после Орлиного Озера вам только и придется, что сидеть начеку с этой вашей булавкой наготове.

– После Орлиного Озера?

– Ну да, это первая остановка за Спаниш-Бендом.

Было нестерпимо жарко, особенно ногам. Стараясь не привлекать к себе внимания, Верена потихоньку обмахивала их подолом юбки. Она не могла не завидовать Маккриди, который, будто не замечая стоявшего в вагоне шума и раскаленной духоты, спал безмятежным сном ребенка. Ей, однако, заснуть не удавалось, она то и дело меняла позу, стараясь поудобнее устроиться на жестком и тесном сиденье.

За ее спиной открылась дверь, и мимо нее по проходу прошел, пошатываясь, какой-то человек, оставляя за собой, словно шлейф, облако тяжелого, едкого запаха. Круги пота, выступившие под мышками на его отталкивающе грязной рубахе, почти сливались с потным пятном на спине. Ей подумалось, что, если бы при этих убогих станциях, где поезд останавливался на обед или ужин, были предусмотрены еще и бани, путешествие стало бы намного более сносным. Впрочем, можно было не сомневаться, что те, кто нуждался в такого рода удобствах больше всего, воспользовались бы ими в самую последнюю очередь. По всей видимости, люди, стоило им пересечь границу Техаса, переставали мыться и носить чистую одежду. Пока что единственным известным ей исключением являлся Мэтью Маккриди:

Но в данный момент – и в этом состояла вся ирония – именно его опрятность раздражала в нем больше всего. В то время как она, поникнув, словно вянущий цветок, изнемогала от одуряющей, зловонной духоты, он себе спал как ни в чем не бывало, и на его лоб из-под полей фетровой шляпы не просочилось ни единой капельки пота. Несмотря на то что его костюм в дороге слегка измялся в двух-трех местах, Маккриди выглядел почти столь же элегантным, как и тогда, когда садился в поезд. Он мог бы выйти на любой станции и отправиться на самый изысканный светский прием или в фешенебельный игорный дом, не переодеваясь. Уж слишком легко все у него получалось.

У нее вообще было такое впечатление, что этому человеку незаслуженно во всем везло. По непонятной милости божьей, ниспосланной явно не на того, кто был ее достоин, Маккриди достались все мыслимые и немыслимые преимущества. Это лицо и эта грация в движениях, словно у ожившей греческой статуи. Эти густые, слегка вьющиеся черные волосы и темные-темные глаза. В нем соединилось все – и привлекательная внешность, и изящество, и острый ум, и даже своего рода неотразимое очарование. К этому нужно добавить внешний лоск джентльмена, хотя он и сам признавал, что он не джентльмен, а профессиональный игрок. А это значило, что он зарабатывает на жизнь, пользуясь доверчивостью и карманом ближнего.

У нее не было никаких сомнений, что точно так же он злоупотребляет и доверчивостью женщин. Его непринужденные манеры и обаяние не могли не привлекать их сердца. Глядя на него, она невольно вспоминала своего отца. Хотя волосы у Джека Хауарда были посветлее, глаза – такие же зеленовато-карие, как у нее самой, а рост – немного ниже, чем у Маккриди, оба они были одного поля ягодами – людьми сомнительной репутации и сердцеедами. Одним словом, из разряда тех коварных и опасных мужчин, в сети которых так легко попадают молоденькие доверчивые простушки. Но она, слава богу, далеко не простушка – уж ее мама позаботилась об этом.

Маккриди продолжал мирно спать, а Верена который раз задавала себе вопрос – что заставило его увязаться за ней? Как бы ни старалось подсказать ответ ее зеркальце, она была уверена, что его стремление познакомиться с ней объясняется не только ее внешностью. Такой человек, как он, не стал бы тратить на нее столько времени и усилий, если бы ему от нее не было чего-то нужно. Ведь ему ничего не стоило найти сколько угодно хорошеньких девушек, готовых – более того, даже мечтающих – поддаться очарованию этих бездонных темных глаз. Нет, тут было что-то другое.