Текст книги "Змеиная верность"

Лизе не хотелось причинять Людмиле боль, но и поддакивать ей было нельзя, иначе она в своих мечтах унесется так высоко, что падать оттуда будет очень больно.

Людмила осеклась и несколько минут шла молча. «Обиделась», – подумала Лиза. Но Людмила заговорила:

– Лизочек, ну понимаю я, понимаю! Конечно, Зоя – суперская тетка, а я – жирная корова. Но они ведь с Пашечкой сто лет знакомы, давно работают вместе, а почему-то он на ней не женится.

– Во-первых… – Лиза подошла к бульварной скамейке и пристроила на нее тяжелую сумку с продуктами. – Давай постоим чуть-чуть, а то у меня рука оторвется. Зачем было три кило муки покупать?

– Оладушек напечем. – Людмила взгромоздила свою сумку рядом. Ее грустные зеленые глаза при мысли об оладушках на миг повеселели.

– Так вот, во-первых, мало ли как складывались обстоятельства. То она была замужем, то он женат. А теперь они оба свободны. И подходят друг другу – по возрасту, по положению. Ну и нравятся друг другу, это же видно…

– Видно, – вяло призналась Людмила.

– А во-вторых, – решительно сказала Лиза, – ты вовсе не жирная корова, а классная девчонка, захотела бы – все парни были твоими. А ты! Ну зачем тебе такой… подержанный мужик? Он, кстати, еще и не развелся. А вдруг Ольга надумает вернуться?

– Ага! – вознегодовала Людмила. – Значит, для Зоечки он свободен, а для меня женат, да?

Лиза молчала, Людмила была права. Охнув, Лиза подняла тяжелую сумку и двинулась дальше.

– А Ольга к Пашечке не вернется, – пыхтела сзади Людмила. – Она его и не любила никогда!

– С чего это ты взяла? – обернулась Лиза.

– А как ты думаешь? Любовника завести, когда еще и года не прошло, а потом сбежать с ним – это, что ли, любовь? Да он у нее наверняка и до свадьбы был! Она, наверное, ему назло за Пашечку вышла! Она с Пашечкой и не собиралась долго жить! Если хочешь знать, она и фамилию даже не меняла. Чтобы потом с паспортом не возиться!

– Ну ты насочиняла!.. – старалась Лиза утихомирить разбушевавшуюся Людмилу. – Может, у нее просто очень красивая фамилия, ей и не захотелось менять.

– Ничего не красивая! Куриная какая-то!.. Пашечкина куда красивее.

Лизе стало смешно.

– Куриная фамилия? Это как? Просова?

– Почему Просова? – удивилась Людмила.

– Потому что привет тебе от товарища Чехова, Антона Палыча! Если лошадиная фамилия – Овсов, то куриная – Просова! Или там…… Пшеничникова! Чем еще куриц кормят?

– Никакая не Просова! По-настоящему куриная! Я только вспомнить не могу…

– Курочкина? Наседкина? Цыплакова? – продолжала веселиться Лиза.

– Нет, какая-то куриная, но… Мужская! Курино-мужская.

– Петухова? Кочетова? Каплунова? – Лиза уже хохотала во весь голос.

– Нет, нет! Вот вертится, а вспомнить не могу. Да зачем она тебе, Лизочек?

– Да незачем, смешно просто очень… И откуда ты только все это знаешь? Про Ольгу, про фамилию куриную?

– Я про Пашечку все знаю, – с печальной гордостью сказала Людмила.

5

Следующее утро выдалось до того теплым и солнечным, что пришлось срочно менять одежду – доставать легкие брюки, туфли и ветровки вместо теплых курток.

Выйдя на улицу, Лиза и Людмила увидели, что расцвела черемуха. Она давно уже тужилась расцвести, топырила кисточки с зелеными шариками цветочных почек и вот, наконец, разродилась… Почти из-за каждого забора, из каждого палисадника свисали ветки, усыпанные белыми гроздьями. Перебивая бензиновую гарь, волнами наплывал горьковатый миндальный запах.

Обычно цветение черемухи в Сибири приходится на полосу отвратительной погоды – с холодными ветрами и затяжными дождями. Это время так и называется – черемуховые холода. Сегодняшний день, солнечный, теплый и душистый, был как неожиданный подарок.

Лиза и Людмила вышли на бульвар. Здесь было просто черемуховое буйство. Людмила то и дело подбегала к цветущим деревьям и совала нос в гущу белоснежных цветов. Лиза шла задумавшись.

Вчера вечером, после ужина и чая с оладушками, они с Людмилой долго обсуждали Лизины приключения, особенно встречу с Адой Лещовой. Людмила таращила глаза, ахала, ужасалась, а потом выдала версию: Ада и убила Ленку Кашеварову. С помощью гипноза…

Лиза эту версию всерьез не приняла. Конечно, Ада произвела на нее пугающее впечатление, да и в мутных, малопонятных Адиных речах чувствовалась какая-то причастность к гибели Кашеваровой. Но что-то все же мешало Лизе безоговорочно поверить в ее вину…

На перекрестке к ним присоединилась Зоя Евгеньевна, тоже одетая по-весеннему, в бежевом брючном костюме, с ярким платочком на шее. Сквозь черемуховый аромат пробился прохладный запах духов. Поздоровавшись и обменявшись замечаниями о прекрасной погоде, они пошли вместе.

– Лиза, как у тебя со статьей? – спросила Зоя Евгеньевна. – Когда закончишь?

– Плоховато, – пожаловалась Лиза, – не пишется совсем. Я ее уже видеть не могу!

По правде сказать, она давненько уже не бралась за статью, которую поклялась закончить еще неделю назад. А в связи с последними событиями и совсем о ней забыла.

Зоя Евгеньевна сочувственно покивала.

– Я вчера просматривала рефераты, есть парочка статей прямо по твоей тематике. Посмотри, может быть, поможет…

– Спасибо. – Лиза благодарно кивнула. – Сегодня же посмотрю.

– Да, вы знаете, девочки, – Зоя Евгеньевна отщипнула кисточку черемухи с низко свисающей ветки дерева, – Аду Лещову вчера увезли в больницу.

– Да вы что?! – хором закричали Лиза и Людмила.

– Да, вчера положили в Пихтовку, у нее что-то вроде нервного расстройства…

В Пихтовке, пригородном районе, располагалась психоневрологическая клиника.

– Ой! А Лиза ее вчера встретила! – заорала, подпрыгивая, Людмила. – Лизочек, расскажи!..

Лиза чертыхнулась про себя. Вот жужжалка! Ничего доверить нельзя, сразу все окружающие будут в курсе. Пришлось рассказывать Зое Евгеньевне про вчерашнюю встречу с Адой.

Людмила забегала вперед и, подпрыгивая, бежала задом наперед, чтобы лучше видеть и Лизу, и Зою Евгеньевну. Азартно блестя глазами, она тут же, по ходу дела, делилась своей «гипнотической» версией.

Зою Евгеньевну Лизин рассказ впечатлил. Она слушала, округлив глаза. Потом недоверчиво покрутила головой:

– Ничего себе! Неужели такое возможно? Гипноз… Лиза, ты действительно это почувствовала?

– Сейчас уже и не знаю. Вчера перепугалась, это точно.

– Но про Ленку… Как-то не верится. Тут уж ты, Людмила, нафантазировала.

Людмила подпрыгнула от возмущения.

– А я уверена, что так и было! Ада загипнотизировала Ленку. Ленка под гипнозом пошла в террариум и взяла змею, а та ее ужалила!

– А как она, по-твоему, открыла террариум? Там же кодовый замок, а код только Магомедов знает, – засомневалась Зоя Евгеньевна.

– Код у Михалыча на бумажке записан, под стеклом лежит, даже я знаю где, – не сдавалась Людмила. – А Михалыч пьяный был, спал и ничего не слышал. А может, Адка и его загипнотизировала…

– Но Ады же не было в ту ночь в институте, – снова попыталась возразить Зоя Евгеньевна.

– Ха!!! – Людмила опять подпрыгнула на ходу. – Ничего вы не знаете про гипноз! Гипнотизер может запрограммировать человека заранее. Человек себе живет, живет, а потом – хлоп! – в мозгу включается программа, он идет и делает то, что нужно. Вот Ада и запрограммировала Ленку, чтобы она осталась ночью в институте и полезла к змеям.

– Но зачем ей это было нужно? – вновь засомневалась Зоя Евгеньевна. – Аде, я имею в виду.

– Кто ж ее знает? Она же ненормальная… Ленка ей не нравилась, она ее считала развратной. Она искореняла порок! А может быть, она голоса слышала, которые ей приказали Ленку убить.

Тут на лице Людмилы мелькнула какая-то мысль. Она нахмурилась, закусила губу и замолчала.

– Ну дела-а… – Зоя Евгеньевна задумчиво покусывала веточку черемухи.

– Зоя Евгеньевна, а что вы обо всем этом думаете? – спросила Лиза. – У вас есть какая-нибудь версия?

Зоя Евгеньевна внимательно посмотрела на Лизу и кивнула:

– У меня версия, конечно, есть, правда, попроще, не такая экзотическая, как у Людмилы. Вы не замечали, что Ленка в последнее время вешалась на Магомедова?

Лиза покачала головой. Нет, она не замечала.

– А вот я заметила. И я, честно говоря, уверена, что на ночь в институте она осталась с Магомедовым. Для, извините, девушки, интимных дел. Михалыч на это закрывал глаза за небольшую спиртовую мзду. Кстати, и Павел Анатольевич говорил, что в тумбочке у Михалыча спирт нашли. Ну, и Магомедов, видимо, решил погусарить, показать Ленке, как геройски он обращается со змеями. Повел дурочку в террариум, а там что-то пошло не так. Раздразнили, может, змею, ну и… Магомедов испугался, убежал… Вот и все. В остальном следствие разберется.

Лиза внимательно слушала, кивала головой. Вчера они с Людмилой говорили о Бахраме, жалели его, что у него такие крупные неприятности из-за змей, вон его даже арестовали. Но им и в голову не пришло, что Бахрам мог быть прямым виновником Ленкиной смерти. Неужели это могло быть?

Ну, влюбиться в Ленку Бахрам, конечно, мог. Остаться с ней на ночь в институте? Ну, тоже, наверное, мог. Но повести к змеям, нарушить все писаные и неписаные правила, позволить змее укусить женщину… Бросить ее, умирающую, без помощи, убежать…

Лиза оглянулась на Людмилу: что думает она? Но притихшая Людмила шла, опустив голову и о чем-то глубоко задумавшись. Она явно ничего не слышала.

– Вряд ли Ленка полезла бы к змеям, – сказала Лиза. – Она о них слышать не могла, просто корчилась от страха.

– О господи, Лиза, чего не сделаешь, чтобы прибрать к рукам мужика! – Зоя Евгеньевна грустно усмехнулась. – Да не думай об этом, полиция разберется. И так куча неприятностей с этим делом. Вера Никитична, вахтерша, категорически отказывается дежурить ночью, да и Онищенко неохотно… И не будет же он каждую ночь дежурить. Метельчук всех мужиков институтских мобилизует на ночные дежурства, пока все не утрясется, пока нового вахтера не найдут. И наших тоже. А это – отгулы, доплаты, морока одна…

Тем временем они дошли до места работы. Зоя Евгеньевна вошла в институт, а Лизу неожиданно придержала за руку Людмила. Вид у нее был какой-то странный.

– Что? – удивилась Лиза.

– Лизочек, – трагическим шепотом начала Людмила, оттащив Лизу подальше от входа. – Я вот подумала…

– Что подумала?..

Людмила нерешительно молчала, разглядывая Лизу с какой-то странной жалостью.

– Да что с тобой, Люда? Что случилось?

– Я подумала, Лизочек… Вдруг Адка тебя тоже запрограммировала? Ведь она же смотрела на тебя…

От неожиданности Лиза растерялась. Потом разозлилась.

– Конечно, запрограммировала. Держись теперь, Людмилища, ночью встану и съем тебя!

Она решительно обошла Людмилу и двинулась к входной двери. Но Людмила снова забежала вперед и, пятясь перед Лизой, зачастила:

– Лизочек! Ты не смейся, пожалуйста, но вдруг она тебя тоже к змеям пошлет. Ведь ты сама говорила, что она на тебя смотрела! Ты же чувствовала, что она тебя гипнотизирует!

– Но я-то ей зачем? Никаких особых пороков за мной не водится, на мужиков не вешаюсь.

– Так она сумасшедшая же, Лизочек! Мало ли…

Тут Людмила чуть не врезалась всей своей увесистой тушкой прямо в живот профессора Аничкова, который в этот момент как раз выходил из машины. Лиза еле успела придержать ее за полу ветровки.

– Извините, Владлен Игоревич, – смущенно пробормотала она.

Владлен Игоревич сморщил злое осьминожье личико и что-то прошипел сквозь зубы. Затем резко отвернулся, хлопнул дверцей машины и вошел в институт.

– Бе-е-е!.. – Людмила показала язык профессорской спине. Лиза только вздохнула. Вот что за человек! Детский сад, ползунковая группа…

– Слушай, Людка, – сказала она. – Ты сама придумала страшилку, сама в нее поверила. Успокойся. Змеи спят, террариум закрыт и опечатан. Код замка сменили. Я сама слышала, как Метельчук тогда, в подвале, сказал, что сменил код. Или ты думаешь, что замки тоже поддаются гипнозу? Да и Ада сейчас далеко, в психушке. Все? Все! Пошли работать.

Лиза решительно распахнула дверь и вошла в институт. Про смену кода она соврала, но надо же было как-то успокоить Людмилу. Она оглянулась на подругу. Людмила виновато плелась за ней, опустив голову. Лица ее Лиза не увидела.

Войдя в лабораторию, Лиза сразу же увидела на своем столе огромный букет черемухи. Он стоял в трехлитровой банке, грозди белых цветов обильно свисали по краям. В лаборатории витал черемуховый дух.

– О как! – удивилась Лиза. – Это откуда?

– Не знаю, я пришла – он уже стоял, – отозвалась Зоя Евгеньевна.

Она сидела за своим столом и разбирала бумаги.

– Это Александр Григорич принес, – пискнула Диночка. На удивление, она была уже на работе и, по-прежнему проявляя чудеса трудолюбия, мыла пробирки.

– Какой Александр Григорич? – не поняла Лиза.

– Грачев. Приборист.

– Ну и ну! – Лиза не знала, что и думать. Думать, однако, было некогда – работы невпроворот, и Лиза оставила «черемуховые» мысли на потом.

Между прочим, Людмила не обратила на букет никакого внимания. Это было странно. В другое время она бы весь день верещала вокруг этой черемухи, а тут вроде и не заметила. Видимо, все еще была поглощена мыслями о «зомбированной» Лизе.

Надо было навестить мышей. Натягивая «виварский» халат, Лиза вдруг вспомнила о своей вчерашней находке. С трудом выцарапав из кармана камешек в оправе, упорно цеплявшейся за ткань острыми концами разогнутого колечка, она решила провести блицопрос, благо все сотрудники, кроме Петракова, были уже на своих рабочих местах.

– Народ, гляньте, что я вчера в виварии нашла! Никто не знает, чье это?

Она обошла всех, держа на ладони камешек. Мужчины глянули равнодушно, Федька Макин даже скривился от досады, что его отвлекают от важных дел по таким пустякам. Только Ивануткин взял у Лизы с ладони камешек и внимательно оглядел его со всех сторон, но потом положил обратно, слегка качнув головой.

Зоя Евгеньевна и Людмила осмотрели подвеску с интересом, но и они ничего не могли сказать.

– Здесь вот буковки есть, «О» и «Р» – показала Лиза.

– У нас в институте людей с такими инициалами вроде нет, – пожала плечами Зоя Евгеньевна. – Есть две Оксаны, но у них фамилии не на «Р».

Лиза и сама знала Оксану Жукову, работавшую в бухгалтерии, и Оксану Зубко, лаборантку соседней лаборатории.

– Еще есть Офелия Константиновна, – вспомнила Людмила.

– Так она Туманян, – возразила Зоя Евгеньевна.

– А может, ее девичья фамилия на «Р», – не сдавалась Людмила. – Или, наоборот, фамилия мужа, только она в разводе… А камешек очень хорошенький. Вот, наверное, жалеет, кто потерял!

Действительно, в лаборатории профессора Аничкова работала женщина с таким необычным именем – Офелия Константиновна Туманян. По возрасту она могла быть и замужем, и в разводе, и не один раз. Оксаны же обе были молодыми незамужними девчонками, тут наличие второй фамилии исключалось. Лиза решила, что по дороге в виварий она зайдет к Офелии Константиновне.

Сбегая по лестнице на второй этаж, она поймала себя на смутном ощущении. Показалось ей или нет, что, когда она демонстрировала находку, в лаборатории в какой-то миг возникло странное напряжение? Может быть, кто-то все-таки узнал подвеску, но не признался? Но от кого исходило это напряжение, Лиза сейчас определить не могла…

Прежде чем зайти в комнату, где сидела Офелия Константиновна, Лиза постояла тихонько под дверью, прислушиваясь, не звучит ли там скрипучий голос профессора Аничкова, и только убедившись, что опасности нет, сунула нос в лабораторию.

Офелия Константиновна, немолодая и некрасивая, с жесткими черными волосами, скрученными в пучок, недоуменно смотрела на Лизу из-под мрачных черных бровей.

– Почему вы решили, что это мое? Тут ведь не мои инициалы…

– Я думала, может быть это ваша девичья фамилия на «Р» или, наоборот, фамилия бывшего мужа, – неловко объяснила Лиза.

– Нет, деточка, Туманян моя единственная фамилия, – печально усмехнулась Офелия Константиновна. – И потом, эта вещь – для блондинки…

– Простите, – смутилась Лиза. Туманян грустно покивала.

Уходя, Лиза не могла отделаться от ощущения, что невольно совершила бестактность.

…Полдня Лиза крутилась как белка в колесе. Заканчивалась серия экспериментов, надо было обработать последние пробы, обсчитать данные, сгруппировать их и сделать хотя бы приблизительные выводы. От этого зависело направление дальнейших исследований.

Она даже на обед не пошла, хотя Людмила ее усиленно уговаривала. Не добившись согласия от Лизы, Людмила вознамерилась было прицепиться к Павлу Анатольевичу и Зое, которые собирались в кафе, но Лиза, вынырнув на минуту из своих забот и хлопот, удержала ее и убедила остаться. Нечего было Людмиле таскаться третьим лишним за Петраковым и Зоей и травить себе душу, наблюдая их нежности.

Лиза напомнила Людмиле о печальных результатах последнего Контрольного Завеса, о здоровом образе жизни, который закончился, так и не начавшись, и заставила варить кофе и овсянку на воде, чем Людмила мрачно и занялась.

Но когда они сжевали овсянку и выпили кофе, Людмила все же чуть повеселела. Она обратила, наконец, внимание на черемуховый букет, обнюхала его со всех сторон и высказала ряд смелых и далекоидущих предположений о чувствах и намерениях Саши Грачева. Лиза только отмахивалась, она уже снова погрузилась в работу.

День клонился к вечеру, когда она начертила последний график, выпрямилась и удовлетворенно вздохнула. Да, результаты были очень приличные. И было ясно, каким образом усилить эффект препарата. Она полюбовалась на графики и таблицы. Да, хлороформная фракция, пожалуй, самая активная, значит, отныне для экстракции берем хлороформ. Хлороформ…

Все-таки почему тогда в лаборантской пахло хлороформом? Это странно… В лаборантской никогда не хранилось никаких реактивов. Пахло, конечно, слабо, удивительно, что запах вообще сохранился, хлороформ ведь очень летуч. Форточка там была плотно прихлопнута, дверь тоже плотная, комнатка маленькая, но все равно. Да, вот еще что: вентиляционное отверстие в лаборантской было намертво закупорено, потому что по какой-то прихоти воздушных течений туда поднимался запах из вивария. Но все равно, нужно было, наверное, разлить порядочно хлороформа, чтобы через сутки… Сутки.

Значит, так. Вечером, накануне гибели Ленки Кашеваровой, она заходила в лаборантскую за марлей, и там ничем не пахло… Ленка осталась в институте и ночью умерла. Больше туда никто не заходил, потому что в институт никого не пускали, а на следующее утро она, Лиза, зашла туда первой и почувствовала этот запах… Выходит, запах появился в ту ночь, когда умерла Ленка.

Внезапно Лиза почувствовала, как у нее заколотилось сердце. Вот почему! Вот почему Ленка не кричала, не звала на помощь. Ее усыпили хлороформом! Это не несчастный случай, это убийство!

Уж не этот ли хлороформ потом опрокинул Николашин? Рабочая комната прямо напротив лаборантской. Там убийца сделал что-то вроде наркозной маски – кусок марли или ваты смочил хлороформом. Правильно, именно в рабочей комнате, не мог же он это проделать на глазах у Кашеваровой. Затем вошел в лаборантскую и… Дальше дело техники. Эта марля или вата наверняка осталась в лаборантской, где-нибудь в урне. Какая она дура, что не догадалась поискать! Впрочем, нет, зачем убийце оставлять такую улику на месте преступления! Конечно, он унес ее с собой.

Про бутыль с хлороформом убийца просто забыл, оставил ее на столе в рабочей комнате, а тут-то и принесло Валеру Николашина с его вечным «везением».

А вдруг все-таки Николашин и есть убийца?.. Как-то часто он в этом деле мелькает. Господи, неужели? Что же делать?

Стоп! Если Ленку усыпили в лаборатории, то как она потом оказалась в подвале? Перенесли? Ничего себе, с третьего этажа в подвал, по лестницам… Погоди, почему по лестницам, есть же лифт. Если на лифте, то через виварий, к террариуму. А там ее укусила змея. Непонятно только, как змею заставили это сделать. Как и кто?

– Лиза! Лиза!

Лиза вздрогнула и подняла голову. Около ее стола стояла смеющаяся Зоя Евгеньевна.

– Слушай, ну за тобой понаблюдать – обхохочешся! Сначала сидела как истукан над бумагами, а потом вдруг стала кулаки кусать и мычать: «Ы-ы… Ы-ы…», – очень смешно передразнила она Лизу. – Что там у тебя такое захватывающее?

Она обошла стол и заглянула Лизе через плечо.

– О-о, интересно… Неплохо получилось. Слушай, по-моему, шеф на завтра семинар намечает, можно твои результаты обсудить. Неплохая статья получится.

Лиза машинально кивала, плохо понимая, чего от нее хотят.

Когда Зоя Евгеньевна отошла, Лиза обвела глазами лабораторию. Кто еще заметил ее странное поведение? Она знала за собой привычку покусывать костяшки пальцев в задумчивости, но чтобы еще и мычать… Но все было спокойно. Все занимались своими делами. Людмила сосредоточенно смешивала в пробирках реактивы, Федька Макин прилип к весам. Только Ивануткин смотрел на Лизу пристально и, поймав ее взгляд, тут же отвернулся.

Ладно, обо всем об этом она подумает позже, а сейчас ей хотелось бы разобраться еще в одном вопросе… Лиза вышла из лаборатории и отправилась в подвал, к Саше Грачеву.

Саша Грачев, как обычно, сидел с паяльником над вывернутыми наружу потрохами какого-то прибора. Рядом еще пара таких же ждала своей очереди. В комнате сильно пахло железом и расплавленной канифолью. Большой металлический стол был завален проводами, какими-то деталями и детальками и предметами, о назначении которых Лиза даже не догадывалась. У другой стены стоял стол Бахрама Магомедова, пустой и сиротливый.

Саша вскинул глаза на Лизу, его лицо мгновенно стало растерянным, он резко и сильно покраснел.

– Лиза!..

Он неловко вскочил, уронил паяльник, тот повис и закачался на проводе, потянув за собой розетку удлинителя, и какие-то штучки посыпались на пол. Саша чертыхнулся, водворил паяльник на место и с грохотом подвинул стул.

– Проходи… вот… садись…

Лиза тоже почему-то растерялась. Садиться она не стала и стояла перед Сашей, сунув руки глубоко в карманы белого халата и покачиваясь с пятки на носок.

– Саша… – начала она. – Саша, какую чудесную черемуху ты нам принес! – Она слегка подчеркнула это «нам», чтобы сгладить его и свою неловкость. – Спасибо. Тебе не жалко было ее ломать? Так много…

– Не жалко. – Саша помотал головой. – Это наша черемуха, из палисадника. Ее там море.

Лиза еще покачалась, помолчала, не зная, как приступить к делу.

– Саша, ты извини, у меня к тебе вопрос, может быть, дурацкий.

По выражению Сашиного лица было понятно, что он готов отвечать на любые, самые дурацкие вопросы.

– Саша, в ту ночь, когда Лена Кашеварова погибла, Михалыч был… выпивши. Говорят, что это ты ему спирта налил?

Сашино лицо сразу стало несчастным.

– Налил, Лиза, казнюсь вот теперь. Спирт гидролизный был, ректификат у меня кончился. Он для компресса просил, у него нога болела, а сам, наверное, выпил, не удержался. Траванулся дед. Я же ему прямо сказал, что гидролизный спирт… Эх!.. – Саша махнул рукой и даже замычал от душевной муки.

– А много налил, Саша?

– Порядком, кубиков двести. Для компресса же… Кретин!

– А в какой посуде был спирт?

– Бутылек такой, с притертой пробкой. А зачем это тебе, Лиза?

– Саша, я тебе потом как-нибудь расскажу, ладно? А Михалыч не от спирта умер. Наш шеф от следователя узнал, что он какой-то препарат принимал, от сердца, и дозу превысил. Так что ты не казнись.

Лиза еще немного помолчала, покачалась с пятки на носок и сказала:

– Ну, я пойду… Еще раз спасибо, Саша…

Саша вдруг встрепенулся, сделал движение рукой, как будто пытаясь остановить Лизу.

– Лиза… – Он опять сильно покраснел. – А можно… можно тебя пригласить… ну, в кино или в кафе?

Лиза стояла перед ним, покачиваясь на носках. Она подняла голову, и серые серьезные глаза глянули на Сашу из-под темной челочки. И вдруг лицо ее расцвело такой прекрасной белозубой улыбкой, что у Саши заколотилось сердце от надежды и счастья. Он невольно радостно заулыбался в ответ.

– Саша… Мы с тобой обязательно-обязательно сходим… и в кино, и в кафе. Только не сегодня. И не в ближайшее время. Понимаешь… у меня очень неотложные дела. Я сама тебе скажу – когда… обещаю.

И она ушла, мягко прикрыв за собой дверь.

Лиза не стала сразу подниматься в лабораторию. Некоторое время она сидела в пустом холле второго этажа и усиленно думала. Потом зашла в лабораторию, взяла свои записи, заглянула во все комнаты и убедилась, что все сотрудники на местах. Значит, Петраков у себя в кабинете один.

Помедлив немного у кабинета, она решительно толкнула дверь.

Петраков действительно был один, сидел у компьютера. Увидев Лизу, он жестами пригласил ее войти и сесть. Лиза села и принялась в упор рассматривать Петракова. Да, Людмила права, действительно похудевший-побледневший. На экране компьютера таблицы и графики. Все-таки работает над диссертацией, несмотря на неприятности.

Петраков снял очки, потер переносицу и взглянул на Лизу.

– Ну что, Лиза, вы с результатами ко мне? – Он кивнул на ее бумаги: – Это что, последняя серия?

Лиза поколебалась. Бумаги, честно говоря, она взяла с собой для отвода глаз, ну и чтобы в любой момент можно было свернуть на обсуждение результатов. На самом деле, она хотела задать Петракову один вопрос… Она глубоко вздохнула и решилась.

– Павел Анатольевич, с результатами я в другой раз зайду, я над ними еще хочу подумать. На самом деле, я хотела вас спросить… Вы ведь присутствовали, когда полиция нашла у Михалыча спирт?.. Вы не можете сказать, в какой он был посуде?

За что Лиза уважала Петракова, так это за то, что он всегда прямо отвечал на вопрос. Без всяких оговорок. Сначала ответ, а уж потом всякие «а зачем вам это нужно?». Лиза считала, что за такой манерой поведения стоит уважение и доверие к человеку – спрашивает, значит, нужно!

Вот и сейчас Петраков посмотрел на Лизу прямо и ответил прямо:

– В обыкновенной лабораторной склянке, пробка со шлифом. Кубиков на двести – двести пятьдесят.

И только после этого поинтересовался:

– А зачем вам это, Лиза? Вы что, расследование ведете? В мисс Марпл играете? – И взглянул на Лизу с веселой насмешкой.

Не отвечая на вопрос, Лиза быстро спросила:

– А второй посудины там не было? Мензурки, колбочки?..

И опять Петраков ответил прямо:

– Ни мензурки, ни колбочки, только этот пузырек.

И уже другим, строгим тоном, задевшим Лизу, сказал:

– Не занимайтесь пустяками. Детство все это – тайны, романтика… Ничего этого нет. Есть несчастный случай, чье-то головотяпство, неосторожность. Полиция найдет виновных. А у вас много серьезной работы. Скоро семинар, обсудим вашу статью, подготовьтесь.

И снова уколол Лизу насмешкой:

– Людмила Пчелкина тоже, поди, с вами? Следствие ведет, да?

Лиза заставила себя мило улыбнуться:

– Ну что вы, Павел Анатольевич, какое следствие? Обычное женское любопытство. Спасибо, что ответили. Статью я подготовлю.

Она вышла из кабинета с чувством неловкости и недовольства собой. Но, постояв в коридоре, покусав губы, покачавшись с пятки на носок, тряхнула головой и упрямым шепотом сказала сама себе:

– Ну и пусть! Все равно буду!

На следующий день, вечером, к Лизе подошел Ивануткин.

– Лиза, хочу с вами поговорить сепаратно. Пойдемте куда-нибудь отойдем.

Карие глаза Ивануткина повелительно смотрели на Лизу снизу вверх.

Лиза удивилась. Какие это у них с Ивануткиным могут быть «сепаратные» темы для разговоров? Они общались мало и только по работе. Ивануткин принадлежал к другой, старшей возрастной группе лаборатории – он и Петраков с Зоей. Между ними и молодежью всегда существовала порядочная дистанция. Кроме того, Ивануткин всегда казался Лизе странным и не очень приятным человеком. Маленький напыщенный индюк с хрипловатым баритоном и комичной при его росте гренадерской осанкой – идеально прямая спина, развернутые плечи и грудь колесом.

По-настоящему Ивануткина звали Иван Иванович Уткин. Кличка «Ивануткин» прицепилась к нему из-за нелепой манеры говорить о себе в третьем лице, особенно из-за его коронной фразы «Иван Уткин так и знал!», повторяемой к месту и не к месту.

Всем бросалось в глаза его неприязненное отношение к Петракову. Он не упускал случая язвительно комментировать, а порой и откровенно высмеивать не очень удачные высказывания Петракова, а его распоряжения демонстративно игнорировал.

Лиза удивлялась долготерпению Павла Анатольевича. Выпады Ивануткина он пропускал мимо ушей, обращался к нему подчеркнуто уважительно и всегда отзывался о нем как о классном специалисте. Правда, следует признать, что Ивануткин и впрямь был высококвалифицированным химиком. И он никому и никогда не отказывал в помощи и консультации.

Иногда Лиза наблюдала, как Ивануткин и Петраков скрещивают взгляды. Враждебный взгляд Ивануткина натыкался на упрямо-спокойный взгляд Петракова. Между ними будто проскакивала искра, затем взгляды расходились, и все приходило в норму.

Людмила Пчелкина Ивануткина терпеть не могла и уверяла, что он «подсиживает Пашечку», метит на его место.

Ивануткин и Лиза спустились на второй этаж, где прямо напротив лестничной площадки был небольшой холл со старым кожаным диваном, рядом с которым стояла большая пальма в кадушке. «Уголок релаксации» – так это называлось в институте.

Ивануткин дождался, когда Лиза плюхнется на диван, и аккуратно сел рядом.

– Не знаю, как и начать. – Ивануткин сидел очень прямо, не горбясь, пристально глядя на Лизу. – Вчера не хотел говорить при всех… В общем, это Ольгино кольцо… Точнее, эта штука от Ольгиного кольца…

– Какая штука?.. Кто это – Ольга?.. – не поняла Лиза.

– Ольга – это жена Петракова. Та штука, которую вы вчера показывали, – от ее кольца.

Зеленый камешек с инициалами «О.Р.»! Значит, Ивануткин узнал подвеску!

– Вы уверены? – недоверчиво спросила Лиза. – Разве бывают кольца с подвесками?

– Уверен. – Ивануткин по-прежнему пристально смотрел на Лизу. – Это кольцо она купила три года назад в Новосибирске. Бирюза в мельхиоре. Очень дешевое, но оригинальное. Камень не вделан в корпус, а болтается как подвеска. Ольга была в восторге, она даже гравировку на камне сделала, свои инициалы. Говорила, что кольцо будет ее талисманом.

– А почему «Р»? – спросила Лиза.

– Ее фамилия Рябчук. Ольга Рябчук.

«Куриная фамилия», – вспомнила Лиза. Ну, Людмилища…

– Но как подвеска здесь оказалась? – удивилась она. – В таком месте, в виварии? Ольга что, здесь бывала?

– Насколько я знаю, ни разу – покачал головой Ивануткин. – Она избегала встречаться со мной. Видите ли, Лиза, до того, как стать женой Петракова, Ольга была моей… ну, скажем, хорошей знакомой… Тогда, в Новосибирске, мы были вместе. Она покупала это кольцо при мне. Я точно знаю, что эта штука от него.

– Странно… – протянула Лиза.

– Более чем странно, – согласился Ивануткин.

– Иван Иваныч, а почему про кольцо нельзя было сказать вчера при всех? – Лиза чувствовала, что за этим что-то стоит.