Текст книги "Ne наша планета"

…Новое утро не принесло облегчения. Илья сидел с ногами на раскладушке, завернувшись в одеяло и нахохлившись, точно больная хищная птица. Завтракать он не стал, только выпил чая. Инессу опять тошнило, Стас периодически едва заметно морщился, а это, Юлька знала, был явный признак того, что у него сильно болит голова. Обычно ласковая и спокойная, Сашка хныкала, куксилась, вредничала и просилась домой. У Юльки сердце разрывалось от жалости и любви, но чем она могла помочь? Марк лежал, отвернувшись к стене, и если бы не тяжелое дыхание, Юлька подумала бы худшее. У нее и у самой ломило затылок, и ощущалась небольшая температура.

Одна Елена Дмитриевна делала вид, что все в порядке. Заварила чай, удобно расположилась за столом и аппетитно захрустела печеньем. Но и она, судя по бледному лицу и резко обозначившимся кругам под глазами, чувствовала себя неважно.

Юлька с Сашкой на руках и Стас подсели к Марку. Тот, не открывая глаз, вяло попытался их прогнать, но быстро угомонился. То ли понял, что уже бесполезно, то ли у него просто кончились силы. Юлька укачивала Сашку, едва слышно шептала немудреные детские стишки и считалки, напевала знакомые песенки. Ближе к обеду Стас помог им с малышкой перебраться на их раскладушку. Они легли, обнявшись.

Инесса и Елена с Ильей обедать тоже не стали.

Марк хрипло, не своим голосом попросил пить. Стас с трудом поднялся, налил в кружку воды, подошел к нему. Неожиданно погас свет, осталась только пара аварийных лампочек. Юлька приподнялась, еще не осознавая, что происходит, положила успокаивающе руку на теплую Сашкину спинку. На большее у нее просто не было сил…

Раздался гулкий удар, стены затряслись, с потолка посыпался мусор. Еле слышно вскрикнула Инесса. В следующее мгновение потолок над ними просел, а в дальнем углу, где находились Марк и Стас, судя по жуткому грохоту, обвалился. Наступила кромешная темень. Юлька хотела закричать, но не смогла, пропал голос. С минуту она расширившимися от ужаса глазами всматривалась в то место, где всего минуту назад стоял Стас. Потом сознание милосердно отключилось.

Уже проваливаясь в спасительное забытье, на размытой грани небытия и реальности, Юлька увидела яркую вспышку…

Часть вторая

Юлька

Ей снились сны…

Было такое ощущение, что вся жизнь проходит перед глазами. Иногда она, буквально на долю секунды, на один взмах ресниц, выныривала из сновидений. И тогда казалось, будто она парит в невесомости, в полутьме, которую прорезают размеренные неторопливые всполохи сине-зеленого света.

…Снилась мать. Миниатюрная, худенькая, усталая женщина, которая на скромную зарплату учительницы младших классов одна воспитывала Юльку. Отец испарился, когда дочери исполнилось годика полтора. Посчитал, что маленький ребенок – слишком большая нагрузка на его нежную ранимую психику. Финансовая помощь с его стороны окончательно прекратилась спустя год. Он уехал из Брянска, где они тогда жили, чтобы начать новую жизнь. Юлька его совсем не помнила, и знать о нем не желала.

В пору детства она была легкомысленна, лазила с мальчишками по многочисленным оврагам и крышам гаражей, играла в казаки-разбойники, купалась в Десне. Вела бродячий образ жизни и старалась реже приходить домой, где на нее обрушивался груз материнского педагогического опыта. Содранные коленки, тройки в школе, мелкое хулиганство и безобразия продолжались лет до тринадцати.

…В тот день мать застала ее за воровством яблок из сада через дорогу, крепко взяла за руку и привела домой. Юлька ожидала обычного крика до хрипоты, но ничего подобного не произошло.

– У тебя нет никого, кроме меня, а я не вечна, – сухо, глядя мимо нее, сказала мать. – Если ты прямо сейчас не возьмешься за ум, тебя ждет весьма незавидное будущее. Судьба проститутки. Или алкоголички. Впрочем, если постараешься, ты сможешь совместить. Только запомни – и те, и другие долго не живут.

Материнское спокойствие и непривычная отстраненность подействовали на Юльку гораздо сильнее, чем все предыдущие скандалы. Она занялась учебой и даже пошла по стопам матери – смогла поступить в БГУ, Брянский государственный университет на социально-педагогический факультет. И все у нее, возможно, сложилось бы иначе, если бы еще на первом курсе она не встретила Сашкиного отца.

…Иван был года на два старше Юльки, блестяще учился на юридическом, и все преподаватели в один голос пророчили ему великолепную карьеру и скорый переезд в Москву. Всесторонне подкованный, начитанный и, безусловно, умный, он обладал способностью почти в любой ситуации принимать нестандартные решения. Казалось невозможным представить себе, чтобы он чего-то не сумел, не смог или не знал.

Но Юлька замечала и кое-что еще… Иван легко шел по головам, всегда добиваясь только выгодных для него результатов. Спал с лаборанткой именно той кафедры, с которой могли наметиться проблемы; всегда знал, какой комплимент сделать пожилой преподавательнице или билеты на какой спектакль мечтает достать преподаватель по профилирующей дисциплине.

Некрасивый, немного сутулый, хотя и неплохо сложенный, в целом он производил странное впечатление. Его внешность существовала как бы отдельно от него и не имела для Юльки никакого значения. В нем чувствовалась какая-то внутренняя сила, которую можно было сравнить только со стихийным бедствием. Вокруг Ивана всегда вилась компания из постоянно меняющихся знакомых и подруг. Он ни секунды не сидел без дела, постоянно заводил новых приятелей, расставался со старыми, куда-то ездил, что-то затевал, пропадал, появлялся…

Неискушенная во взаимоотношениях полов Юлька попала…

По утрам, в любую погоду, прячась за массивными конусами колонн, она караулила Ивана у входа в университет. Знала наизусть расписание занятий и всегда старалась лишний раз пройти мимо двери его аудитории. Обеденные перерывы проводила в его любимом кафе. С независимым видом ждала над неизменной чашкой чая – на большее у нее не хватало денег. А он появлялся всегда в окружении шумной кампании и рассказывал что-то интересное, к чему Юлька безуспешно пыталась прислушаться.

Отношения со студенткой-первокурсницей не сулили никакой выгоды, но восторженный взгляд симпатичной девчонки на секунду привлек его внимание. Иван снисходительно ей улыбнулся. Юлька была не в его вкусе, ему нравились миниатюрные утонченные брюнетки, но об этом она узнала позже… А тогда он подошел к ней, обмершей от страха и счастья, и завел непринужденную беседу ни о чем. Результатом беседы стало приглашение в драматический театр. Поход не состоялся по уникальной причине – именно в этот день часы перевели на зимнее время, и несобранная Юлька опоздала на целый час. Увидев время на уличных часах, она рвала на себе волосы и придумывала тысячи вариантов, как ей добиться прощения. Ни один из них не пригодился…

На следующее утро, маясь после бессонной ночи, она поджидала его в дверях. Иван не сразу ее заметил, мельком ободряюще улыбнулся, бросил: «Хорошо выглядишь», и… побежал по своим делам. Пару месяцев он с Юлькой не заговаривал, только небрежно кивал при встрече. Она сходила с ума, не находила себе места, стала хуже учиться.

…Как-то в декабре она засиделась в библиотеке и, уже собираясь домой, столкнулась с Иваном в гардеробе. Вместе вышли на завьюженную улицу, и он внезапно предложил прогуляться на Покровскую гору. Путь предстоял неблизкий, было темно и холодно, руки оттягивала тяжеленная сумка с книгами, но отказать Ему она не могла. Минут через десять молодой человек забрал у нее сумку, пронес метров сто и вернул с обаятельной улыбкой: «нет, Боливар не вынесет двоих…».

Почти час они бродили по старому городу, и это казалось Юльке настоящим счастьем. Он болтал ни о чем, перескакивая с темы на тему. Рассказывал немного об архитектуре, об истории, о себе. Ловил, когда она поскальзывалась, и даже какое-то время вел за руку. Проводил до подъезда, отказался от чая и растворился в темноте. До этого дня Юльку никто никогда не провожал и не держал за руку.

Она надеялась, что на Новый год он хотя бы позвонит, но телефон молчал.

…Он опять пробегал мимо, всегда куда-то опаздывая. То бросал на ходу «как дела», то отпускал незамысловатый комплимент, то молча кивал, улыбаясь каким-то своим мыслям. Несколько раз она замечала, как он уходит с занятий с очередной молоденькой барышней, сжимающей в руках «щедро» подаренную розочку. Видела и то, как он увивался вокруг новенькой практикантки с кафедры иностранных языков. Но ревновать не смела и чувствовала благодарность даже за мимолетный интерес.

Так прошло три года. Раза два за семестр, или чуть чаще, Иван неожиданно приглашал ее в какой-нибудь музей или на прогулку. Ему нравилось мучить неопытную девчонку рассказами о своих бесконечных подружках. Он наслаждался ее неумело замаскированным отчаянием и как будто подпитывался им. Ему было весело. Со стороны могло показаться, что Юлька стала для него наперсницей, которой поверяют самые сокровенные тайны. На самом деле, она превратилась для него в забавную игрушку.

Ей бывало плохо после таких встреч, но заставить себя отказаться от следующей, каждый раз оказывалось выше ее сил…

Он рассказывал о «глупенькой Наташке, Верочке, Люсеньке»:

– Нет, ты представляешь, она решила, что если выйдет за кого-нибудь замуж, то я к ней вернусь…

О «странной Машеньке, Любочке, Женечке»:

– Милая девочка, но почему она думает, что если пригрозит мне своим отцом, то я на ней женюсь? Ну, с какой стати?

Список имен казался бесконечным.

А Яну он назвал другом и своим парнем. Ни словом не упоминая о каких-то более близких отношениях. Стало понятно, что он потерян для Юльки навсегда.

Яна, высокая, длинноногая и молчаливо-умная блондинка с плавными движениями, появилась в его жизни, когда он оканчивал последний курс. Она совсем не походила на его обычных девиц и приехала в Брянск из Москвы по каким-то своим делам.

Главным испытанием для Юльки стало то, что он, очевидно, рассказал Яне о ней и ее наивной детской влюбленности. Та при встречах посматривала на Юльку с легкой насмешкой и никогда не здоровалась.

Юлька все понимала, но поделать с собой ничего не могла. Власть Ивана над ней была безгранична. Она бегала за ним как собачонка, заглядывала в глаза и прощала что угодно за один благосклонный взгляд.

Между тем, отношение к ней Ивана оставалось исключительно дружеским. Он даже ни разу ее не обнял. Юлька сначала воспринимала это как должное, а после появления Яны почему-то решила, что если он лучше ее, Юльку, узнает, то все изменится. Она не хотела его, женщина в ней еще не проснулась, но к поставленной цели двигалась целеустремленно, как торпеда. С напором, наивностью и азартом юности.

…В последние несколько лет на майские праздники мать уезжала в Москву. Побродить по музеям, по старым улицам, постоять на набережной и вообще побыть одной. Юлька дождалась ее отъезда, разыскала в университете озабоченного последней сессией Ивана и позвала к себе домой на чашку чая. До этого она никогда и никуда его не приглашала, стеснялась, боялась сделать что-то не так.

Молодой человек глянул с веселым удивлением и согласился.

– А Яна на нас не обидится? – спросила она подрагивающим от волнения голосом, проводя нехитрый тест.

– На что? – очень искренне удивился Иван.

…Он возник на пороге, опоздав на полчаса. Вручил ей небольшую коробку конфет и одинокую розочку. Прошелся по их бедно обставленной трехкомнатной квартире, оставшейся в наследство от бабушки. Окинул взглядом вышитые салфеточки на серванте, древний телевизор, потертый ковер. С вежливым удивлением поинтересовался, как это она умудряется обходиться не только без интернета, но и без компьютера… Юльке стало неловко и отчего-то стыдно.

Она притащила из кухни запотевшую бутылку шампанского, поставила на журнальный столик в гостиной. Добыла из шкафа свечу и погасила свет. Он расположился на диване, вел себя скромно, не пьянел, выспрашивал, не нужно ли ей помочь с подготовкой к экзаменам.

Со двора доносились ленивая ругань и взрывы хохота загулявшей компании. Стояла теплая, нехарактерная для начала мая погода. Юлька никогда не пила больше трети бокала на Новый год, и полбутылки шипучки в такую жару заставили ее почувствовать, что море по колено и все в ее руках. Глупая, опрометчивая, пьяная решимость… И тут он неожиданно засобирался, объяснив, что у него назначена встреча.

Юлька стремительно поднялась, пошатнулась и сказала, что сейчас придет. В ванной кое-как неуклюже сорвала с себя легкомысленный сарафан и осталась в нижнем белье – алом и, как она позднее поняла, чудовищно вульгарном. Эта красота обошлась ей почти в шесть стипендий, и ее приобретение тщательно скрывалось от матери. Мазнула взглядом по зеркалу, осталась собой довольна, хотя ничего толком не разглядела. Руки плохо слушались, ноги тоже, голова почти ничего не соображала.

…Она уже стояла в коридоре, когда запоздалое «Зачем?!» коснулось затуманенного сознания. Впрочем, останавливаться казалось поздно и глупо, и она решительно шагнула на порог комнаты. Дрожащая от собственной наглости и почти протрезвевшая от страха. Увидев дивное видение, Иван на секунду оторопел, поднялся навстречу и чуть удивленно улыбнулся. Фальшиво пропел: «А девочка созрела…».

Юлька слабо представляла, что именно должна делать, инстинкты молчали. Она подошла к нему вплотную и беспомощно замерла, опустив глаза. То, что происходило дальше, она вспоминать не любила. Нет, ничего такого… он вел себя осторожно и предупредительно, не издевался над ее неопытностью и взял все в свои руки. Вот только она так и не почувствовала себя с ним единым целым. Было немного больно, неловко, странно и… никак. Юлька ожидала, что будет совсем по-другому и теперь не могла разобраться в собственных чувствах. Она покорно дотерпела до конца. Иван буднично ушел в ванную, вернулся и неторопливо оделся. Юлька молча встала, чтобы его проводить. Смотрела в сторону и зябко куталась в халат, несмотря на то, что по-прежнему было тепло.

– Оставайся такой всегда, Юля, – сказал с непередаваемым выражением и закрыл за собой дверь. Юлька задумчиво постояла на пороге, прислонившись плечом к обшарпанному косяку. Включила свет, набрала полную ванну горячей воды, налила много пены, забралась и закрыла глаза. Она испытывала настоятельную потребность заново собрать самою себя из мелких и острых осколков…

Прошло четыре дня.

Юлька стояла на привычном месте за колонной и шепотом декламировала под стук сошедшего с ума сердца любимую Матвееву:

Любви моей ты боялся зря —

Не так я страшно люблю.

Мне было довольно видеть тебя,

Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой,

Иль просто был неизвестно где,

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде…

Неподалеку Иван сумасшедше тискал и целовал Яну. Его глаза лихорадочно блестели, сумка валялась под ногами. Яна, полузакрыв глаза, лениво и снисходительно ерошила густые волосы у него на затылке. Юльку они не заметили…

В тот день она прогуляла занятия. Полдня бродила по городу, сидела на речном берегу и кидала в воду камешки. Ей было как-то на удивление легко и свободно. Словно она сбросила тяжкий груз последних нескольких лет и осознала, что Иван ей абсолютно безразличен. Юлька как будто очистилась и освободилась для новой жизни. Если бы ее спросили, она бы не смогла объяснить толком, что именно произошло. Не в поцелуе было дело, и даже не в той ночи. Просто весы с добром и злом качнулись, наконец, в нужную сторону.

На следующий день она отыскала Ивана в библиотеке, подошла и бесцеремонно облокотилась на стол:

– Надо поговорить… Недолго.

Он лениво поднялся и вразвалочку последовал за Юлькой, вероятно ожидая очередного монолога о неминуемом замужестве.

Она прислонилась к стене неподалеку от входа в библиотеку:

– Иван, я достала тебя своей любовью… И хочу, чтобы ты знал. Больше я не буду тебе докучать. Никогда. Даже не посмотрю в твою сторону. Клянусь. – Она легко улыбнулась, дружески кивнула, стремительно развернулась и оставила его в коридоре, слегка изумленного и, похоже, не знающего, что подумать.

А через четыре недели ее стошнило. И на следующее утро еще раз…

Мать устала воспитывать Юльку, и когда в двадцать лет ее непутевая дочь заявила, что будет рожать неизвестно от кого, это подкосило ее окончательно. Она замкнулась в себе, начала ходить в церковь, перестала замечать дочь и никак не отреагировала на рождение внучки. Через полгода после появления Сашки на свет, мать слегла с воспалением легких, да так от него и не оправилась…

Юлька осталась одна с маленькой дочерью на руках, незнакомая с реальной жизнью и напуганная полным отсутствием перспектив. Документы из университета пришлось забрать – надо было на что-то существовать, да и крошечную Сашку оставить не с кем.

К слову сказать, Иван сдал сессию на одни пятерки и уехал тем же летом в Москву вместе с Яной.

Они и впрямь не перемолвились ни единым словом. Он для Юльки как будто умер.

…Она приходила в себя, сознание медленно возвращалось, будто отвыкнув от тела. Мягко, тепло, есть, чем дышать…

Юлька осмотрелась. Утопая в подушках, она полулежала на широкой кровати под балдахином.

Просторная комната, на полу – пушистый ковер цвета топленого молока. Глубокие кресла возле камина, весело потрескивает огонь. Стены – светлые обои в едва различимую мелкую полоску. Наличники дверей и каминная полка покрыты темной, будто отшлифованной временем резьбой. Массивные балки под высоким потолком, тяжелые шторы закрывают окно.

Рассеянно проведя рукой по шерстяному пледу, Юлька отрешенно произнесла:

– Не думала, что загробный мир может принимать столь причудливые формы.

Собственный голос показался чужим. Во рту пересохло, да и руки слушались не слишком хорошо.

– А он и не может, – послышалось сбоку, из-за спинки кровати.

Юлька резко повернулась, и комната слегка закружилась перед глазами. У изголовья стояла женщина лет сорока пяти, полноватая, небольшого роста, в строгом платье в крупную клетку. Волосы с легкой сединой уложены в пучок на затылке. В целом, благообразный вид домоправительницы времен викторианской Англии. Глаза с доброжелательным любопытством изучают Юльку. В руках у незнакомки – огромная, исходящая паром глиняная кружка.

– С возвращением. На-ка, выпей, пока не остыло… – «домоправительница» поставила кружку на небольшой прикроватный столик. Юлька послушно глотнула. На вкус напиток походил на клюквенный морс с добавлением каких-то трав. – Тебе как проще, послушать немного, или задавать вопросы?

– Сашка… – севшим голосом произнесла Юлька.

– Сашка жива, и все ваши живы. Правда у Марка психика пока не полностью восстановилась.

– Где она?!

– Не переживай ты так, спит.

Домоправительница повернулась и, отодвинув занавесь, показала на деревянную кроватку, укрытую кисейным пологом. Только теперь Юлька расслышала привычное родное сопение.

– А вот так резко вскакивать тебе пока не следует, голова закружится. С ней все в полном порядке, – незнакомка сделала подозрительное ударение на «с ней».

– А… Стан?

– Стан, это Станислав, я полагаю? – утвердительно произнесла собеседница, опустила взгляд и разгладила рукой складку на платье.

Юлька нервно сглотнула и кивнула.

– Он тоже жив… – она замолчала так красноречиво, что у Юльки захолонуло сердце.

– Но?

– Травма была слишком серьезной. Он потерял память, Юля. Не совсем, но последние три года не помнит. Вы с Сашкой для него – посторонние люди.

– О господи, «Санта-Барбара» какая-то, – вымученно улыбнулась Юлька, – как же мне это Сашке объяснить? А шансы, что он все вспомнит, есть?

– Боюсь, что нет, девочка моя…

Что-то мешало дышать, брызнули слезы и оставили на щеках горячие дорожки. «Я… мы для него больше не существуем». Понять до конца не получалось. Юлька сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.

– Как вас зовут?

– Зови меня тетушка Адамина.

– На Москву сбросили атомную бомбу?

– На Земле случилась ядерная война. Удару подверглись Москва, Нью-Йорк, Пекин, крупнейшие промышленные и стратегические объекты. На планете творится ад кромешный. Ваш бункер мог бы несколько месяцев продержаться, но… не повезло.

– Кто начал войну?

– Да не важно, кто начал, деточка. Важно, что неумные это были люди. Нет их больше, и слава богу.

– Сколько нам осталось… в смысле, мы сильно облучились?

– Шесть случаев лучевой болезни средней тяжести, один тяжелый, плюс масса различных хронических, запущенных и только зарождающихся болячек… хм… – тетушка Адамина неожиданно улыбнулась. – Да много вам еще осталось, много, не переживай. Все расскажу, но не сейчас. Сейчас вы поспите часика два, а когда проснетесь, выходите к остальным. Познакомьтесь, осмотритесь и ждите меня – буду вводить вас в курс дела. Одежду найдешь в шкафу.

Юлька провалилась в глубокий сон.