Текст книги "Париж на час"

11
Таня

Помощник Седова Сергей Воронков, русоволосый молодой человек с нежными розовыми щеками и большими карими глазами, положил на стол шефа список женщин с сайта знакомств, с которыми общался Михаил Вершинин, и распечатку переписки.

– Вот что удалось найти. Их не так много, и переписка какая-то вялая, но многое, как я понял, осталось за кадром. Писать он не любил, обычно договаривался о встрече, как сам видишь, просто-таки настаивал на свидании, а потом, вот сам почитай, какие-то недопонимания, конфликты, угрозы…

– А вот и наша Лера, – Седов разглядывал мутноватую копию страницы сайта с фотографиями Валерии Самсоновой. – Значит, они действительно познакомились на сайте знакомств, а потом, как видно из переписки, встретились…

– И разругались в пух и прах! Он заразил ее каким-то грибком, она разозлилась на него, обзывала по-всячески, козлом, например, требовала денег на лечение, пригрозила ему, что сообщит его жене об их связи, и тогда он… Вот, читай: «Тогда у тебя, с…ка, будут большие неприятности». Она: «Это у тебя будут неприятности, если она все узнает». Он: «Да тебя встретят в темном переулке, уж я-то позабочусь об этом… Подумай хорошенько… К тому же с чего ты взяла, что это я тебя заразил? Ты, поди, всех мужиков с сайта собрала…» Ну и так далее, все в таком же духе, противно читать.

– Про темный переулок мне особенно понравилось… зуба-то у нее нет.

Вот только никакого темного переулка не было. Скорее всего, Вершинин позвонил ей и предложил встретиться, чтобы заплатить. И когда она пришла, набросился на нее, ударил по лицу и выбил зуб. Тот самый, что мы нашли на полу рядом с трупом. А когда я спросил ее, что она делала на улице Руставели, она быстро придумала какую-то клиентку, с которой собиралась встретиться и которая не открыла дверь. – И Седов рассказал про Марию Михайлову, молодую женщину, жертву домашнего насилия, которая, якобы решившись на развод, обратилась к Лере, чтобы та помогла ей купить недорогую квартиру.

– Так что с зубом-то? Что она сама рассказала тебе про зуб? Вернее, про его отсутствие?

– Во-первых, как я уже тебе говорил, она, увидев фотографию мертвого Вершинина, потеряла сознание. Причем натурально так. А когда пришла в себя, я не сразу продолжил разговор, ну не мог я вот так прямо в лоб спросить ее о зубе, из-за которого, собственно говоря, она и рассталась со своим мужчиной. В основном я слушал, что она рассказывала про этого альфонса, который то ли бросил ее, то ли посмеялся над ее несчастьем с зубом. Она рыдала, и мне по-человечески было ее жаль.

– А теперь? Мотив-то налицо! Сначала она обвиняет Вершинина, что он заразил ее, потом они ругаются, угрожают друг другу, но она-то вряд ли рассказала его жене о том, что они любовники, а вот он, чтобы не допустить этого, первым начал действовать, пригласил ее на съемную квартиру, напал на нее, выбил зуб – это же факт!

– Сергей, то, что это ее зуб мы нашли в квартире, нужно еще доказать, то есть провести экспертизу. Вот завтра и начнем действовать в этом направлении. Она-то сказала, что просто сломала его орехом.

– Понятное дело, не станет же она тебе рассказывать о том, что подцепила грибок, да и про сайт знакомств тоже, не говоря уже об убийстве. Уверен, что теперь, после того, как ты ушел и когда она все сопоставила и поняла, что влипла, она вообще может попытаться скрыться, сбежать!

– Я взял с нее подписку о невыезде. Вряд ли она сбежит, тем самым она как бы признается в том, что зарезала его. Хотя трудно себе представить, чтобы она из-за какого-то грибка могла бы наброситься на него и нанести столько ударов ножом! Нет, я понимаю, конечно, что ее наверняка оскорбили, унизили, то есть довели до такого состояния… Но посуди сам. Разве она, предположим, убив Вершинина, не попыталась бы спрятать труп, как-то обезопасить себя? Уж постаралась бы что-то придумать. Вытащила бы, к примеру, труп на лестницу ночью, уж там-то камер нет. Это из дома она побоялась бы вынести труп, выволочь его, поскольку ее могли засечь камеры или увидеть соседи из окон. Это я к тому, что она постаралась бы сделать все возможное, чтобы не попасть в тюрьму. Во всяком случае, по ее реакции на фотографию трупа Вершинина я понял, что она на самом деле испугалась, да так, что упала в обморок. Ладно, я поговорю с ней еще раз завтра, она придет. А что вот с этой? Татьяна. Симпатичная такая.

Седов разглядывал теперь фотографию еще одной женщины, с которой у Вершинина была длительная переписка, примерно такая же по объему и протяженности во времени, как и с Лерой.

– Можешь не тратить время на чтение этой любовной переписки. Подцепив ее, он приглашает на свидание, а потом уже строчит только она, мол, что он скотина, что она не проститутка, чтобы спать с его друзьями, что они все скоты… Словом, если верить этой Татьяне, Михаил организовал групповуху. Он что-то пишет здесь про деньги, вот смотри: «Мы же тебе заплатили, какие проблемы?» И вот она уже угрожает, что напишет заявление, и про деньги уже ни слова.

– А тебе не показалось странным, что все это происходит на сайте знакомств? Вот так, открыто… Ведь если она на самом деле заявила в полицию об изнасиловании, то эту переписку непременно обнаружат. Зачем ему, человеку в общем-то неглупому, так подставлять себя? Писать про деньги… Да любой нормальный мужик сразу бы удалил свой аккаунт с сайта, дело-то опасное… Чем заканчивается переписка?

– Вот, он пишет: «Ну что, теперь все в порядке?» Она отвечает: «Худой мир лучше доброй ссоры».

– Типа – помирились, да? Послушай, у меня тут начинает вырисовываться довольно-таки странная версия, но мне хочется ее проверить.

– Вершинина убили его любовницы? Вот сговорились и убили? Отомстили за его скотское отношение к ним?

– Заметь, это ты сказал. Значит, на самом деле надо все проверить. Смотри, Лера со своим грибком и выбитым зубом – раз, изнасилованная Катя со своим шлейфом из прошлого – два, теперь вот Татьяна с групповухой – три. Лариса Вершинина, которая наследила в этой квартире, как в своей, миллион отпечатков повсюду, к тому же жена убитого Вершинина – четыре. Что, если эти женщины каким-то образом познакомились и договорились расправиться с Вершининым? Возможно, Лариса их всех и собрала, вскрыв аккаунт мужа на сайте знакомств?

– У Ларисы Вершининой алиби, не забывай. Она была дома, проверяли же записи камер в подъезде… Ты Ивана Халина еще не допрашивал?

– Нет, он придет в четыре. Давай-ка, Сергей, разыщи эту Татьяну с сайта, а я подготовлю список необходимых экспертиз. Помимо отпечатков пальцев в квартире Рыжовой, сравнительного анализа выбитого зуба с челюстью Леры, постараюсь заказать почерковедческую экспертизу надписи на зеркале помадой – Рыжова выполнила свое обещание и прислала мне фото зеркала с надписью, помнишь? «Ваня Халин – дурак». Выясним, кто из любовниц Вершинина, которых мы тут наметили, мог сделать эту надпись и по какому случаю. А сейчас дуй к нашему компьютерному гению, пусть разыщет Татьяну, адрес… И дальше – по плану.

…

Сергей Воронков, хоть и озвучил плывущую в руки и очень удобную версию убийства Вершинина, которая к тому же совпала с версией Валерия Седова, которого он считал одним из самых талантливых и умных следователей, но на сто процентов в нее не верил. Четыре бабы собрались и зарезали мужика. Отомстили за унижения и боль. Но если так, то они наверняка готовились к преступлению, договаривались о встрече, об орудии убийства, все продумали, просчитали (Воронков вообще считал женщин существами продуманными, хитрыми, осторожными и аккуратными). И в конечном счете, после того, как каждая, предположим, пырнула ножом ненавистного Вершинина, они просто оставили его мертвого в квартире, наследив при этом повсюду… Так не бывает! Что мешало им провернуть эту грязную работенку где-нибудь в лесу, на природе или, во всяком случае, там, где нет видеокамер и множества соседей, которые могут что-то увидеть в окно? Многоквартирный дом в столице, есть риск, что жертва громко вскрикнет от первого удара, а то и вовсе завяжется борьба.

Об этом думал Сергей, сидя в кафе напротив здания следственного комитета и поедая картофельные оладьи. Работу он свою любил, считал, что умеет общаться с людьми, особенно ему нравилось разговаривать с женщинами. По его мнению, у них был особый склад ума, какая-то своя, уникальная логика мышления и поведения, а еще он считал их мозг гибким и способным принимать оригинальные решения. Увлеченный работой и все свободное время проводящий в архивах за изучением уголовных дел, он все больше и больше отдалялся от реальной жизни, от того, что для многих молодых мужчин является чуть ли не самой важной составляющей. И вместо того, чтобы заниматься с девушками на свиданиях любовью или хотя бы целоваться, он долгими часами беседовал с ними на разные темы, изучая, как он считал, женскую сущность, чтобы потом использовать эти знания и наблюдения в своей работе. Он понял, что женщины в большинстве своем особы наблюдательные, живые, общительные, любопытные, склонные к сплетням, а потому могут являться ценными источниками информации. К тому же ему казалось, что он уже обрел некоторые навыки и знает, как разговорить женщину, как заставить ее выдать все свои тайны.

Вот почему каждая встреча с новой особой женского пола, будь то подозреваемая или свидетельница, так заводила его, вызывала в нем профессиональную страсть, желание докопаться до истины.

Выпив чаю, он вышел из кафе, позвонил Сашке Морозову, которого Седов называл компьютерным гением и который к тому времени уже знал фамилию, номер телефона и адрес Татьяны, той самой девушки, которой так не повезло прийти на свидание с целой толпой мужиков.

Татьяна Евгеньевна Абрамова растерялась, когда услышала, что с ней хочет поговорить помощник следователя. Одно слово «следователь» вызывало в ней смутный страх. Она знала, что девушек из клининговой компании, где она работала, время от времени обвиняют в кражах и вызывают на допросы. И хотя в основном оказывается, что обвинения ложные, и потом пропавшие вещи находятся, редко кто извиняется перед простой уборщицей – не считают нужным.

Она как раз заканчивала уборку в квартире своих постоянных клиентов, двух сестер-старушек, ловко играющих на бирже и научившихся делать деньги из воздуха (как они сами и говорили со смехом), когда раздался телефонный звонок, и человек, представившийся Сергеем Воронковым, помощником следователя следственного комитета, спросил, куда он может подъехать, чтобы поговорить с Таней.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, нервно стягивая желтые резиновые перчатки и окидывая взглядом только что отмытую кухню. – Кто-то пожаловался?

– Просто надо поговорить.

– Хорошо, записывайте адрес.

Она распрощалась со своими клиентками, худосочными элегантными дамами в шелковых халатах, желтом и фиолетовом, уютно расположившимися перед телевизором на пуховом диване, услышала эсэмэску, оповещающую, что на ее счет приплыли денежки за уборку, и с облегчением захлопнула за собой дверь квартиры. Она ненавидела всех тех, у кого убиралась. Мысленно она их обзывала самыми грязными словами, желала им кучу болезней, проблем, безденежья и развлекалась тем, что представляла себе их, богатеньких и сытых, бедными, униженными, убирающимися уже у нее, Тани, разбогатевшей, живущей в роскоши и довольстве. Все свои проблемы (отсутствие собственного жилья, хорошего образования и работы) она списывала исключительно на природную невезучесть. Да, ей просто не повезло, что она влюбилась не в того парня. Не повезло, что она дважды не поступила в институт (хотя не особо и хотелось, если разобраться). Не повезло, что нигде не задерживалась на одном месте – ее увольняли за то, что она не справлялась с работой, слыла человеком безответственным, подворовывала, халтурила, и все почему? Да потому, что ей не повезло родиться с такой вот дурной наследственностью, отсутствием талантов (вышивание – не в счет!) и патологической завистью. Так что все, что происходило с ней, было лишь результатом деятельности тех высших сил, которые и сотворили ее такой, она сама здесь ни при чем – против природы не попрешь!

Невысокая, хрупкая, с длинными каштановыми волосами и плоской грудью, болезненного вида, с колючим взглядом темных глаз, одетая в потертые джинсы и черную майку, она вышла из подъезда элитного дома, где проживала большая часть ее клиентов и где она мечтала бы жить сама, и сразу же увидела симпатичного молодого человека спортивного телосложения. Они как-то одновременно кивнули друг другу, как если бы узнали, хотя на самом деле видели друг друга впервые.

– Что это полиция заинтересовалась моей скромной персоной? – хрипловатым голосом спросила Татьяна, глядя на Сергея с недоверием и легким презрением.

– Я не из полиции, – он показал ей свое удостоверение помощника следователя.

– Да один хрен… – отмахнулась она. – Так что случилось-то?

– Послушайте, здесь неподалеку есть кафе, может, там поговорим?

Она пожала плечами, и они двинулись к подземному переходу.

Она заказала себе кофе без сахара и пирожное, тем более что молоденький следователь угощал.

– Я хотел бы поговорить с вами о человеке, с которым вы длительное время переписывались на сайте знакомств.

Татьяна почувствовала, как по макушке, под волосами, словно проползла змейка. Она даже почесала голову, поморщила нос. Мужчин, с которыми она переписывалась, было так много, и такое количество глупостей было написано ими всеми, что вспомнить хотя бы одного из них было трудно.

– Кто такой? – Она отхлебнула горячий кофе из чашки.

– Михаил Вершинин.

– Понятия не имею, кто такой. Вы думаете, что эти типы регистрируются под собственными именами?

– Не знаю. Вы мне скажите, – он улыбнулся ей.

– Михаилов много, я не знаю, кто вас конкретно интересует.

– Вот, посмотрите, – и Сергей протянул ей фотографию живого и здорового Вершинина, которую они взяли с мебельного сайта.

– А… Этот, что ли? Да, ну переписывалась я с ним, и что с того? Урод, как и все остальные. Повернут на сексе. Уверена, что у него есть жена, как и у всех них, сидит ночами и др…ит… Пардон.

– Он назначал вам встречу?

– А вам-то что? Это моя личная жизнь.

– Судя по вашей переписке с ним…

– Что? – Татьяна нахмурилась, и ложка, которой она отковыряла кусок мягкого бисквита, замерла. – Не поняла. Вы что, вскрыли мою переписку с ним? И кто же вам позволил?

– Скажите, где вы были двадцать пятого сентября между одиннадцатью и двенадцатью часами дня?

– Это я отлично помню. Убиралась у одной противной тетки, которая, вместо того чтобы приглашать меня раз в неделю, экономит, зарастая грязью, и зовет меня, когда уже по уши в… сами понимаете в чем.

– Вы можете назвать мне фамилию и адрес этой «тетки», как вы сами изволили выразиться?

– Жанна Владимировна Жукова. Я зову ее еще «ЖЖ».

Воронков записал.

– Дальше что?

– Михаил Вершинин убит. (Услышав это, Татьяна удивленно свистнула.) Мы опрашиваем всех его знакомых, как вы понимаете. Очерчиваем круг тех, с кем он общался, даже виртуально. Быть может, он при встрече рассказывал вам о чем-то таком, что могло бы привести нас к убийце или хотя бы к мотиву.

Воронков и сам уже понял, что сработал грубо и даже очень, но слово-то не воробей.

– Вы встретились, между вами произошел конфликт, предполагаю, что он вас обидел, может, унизил… И потом постарался загладить свою вину деньгами, так было дело?

Она сидела, глядя на него в упор, соображая, что сказать и как себя вести.

– Но там в переписке ничего нет о том, что он мне дал денег. Просто дал и все. Принял меня за проститутку. Мы встретились с ним в гостинице, где-то на окраине, было темно, он привез меня туда на машине. Все произошло очень грубо и быстро, он достал деньги и швырнул их мне на кровать. Вот, собственно говоря, и все.

Она произнесла это, на время забыв, что перед ней следователь. Это было кокетство, ей хотелось, чтобы этот парень представил себе ее, голую, на кровати, униженную, растрепанную, чтобы он тоже, как и тот Михаил, ее захотел. Ей вообще было важно, что мужчины ее хотели. Желание мужчин означало, что она привлекательна, красива, что они видят в ней источник наслаждения. Она ничего другого не умела в жизни – только ублажать мужчин.

– Кто еще был с Михаилом? Сколько их было?

– В смысле? Что вы имеете в виду? Что вы себе напридумывали? Он был один…

– Но судя по вашей переписке, Михаил встретил вас не один. Вот, почитайте сами!

И Сергей достал приготовленный заранее листок с фотографией страницы сайта.

Татьяна отодвинула от себя кофе и блюдце с пирожным, схватила листок и принялась читать.

Это в каком же состоянии она была, что написала такое? И, главное, зачем? Она не помнила этого. Может, намешала водку с пивом, когда к ней пришла подружка Томка и они вместе с ней отправились на встречу с этим типом?

– Ну… не знаю… Может, пошутила… Или перепутала его с кем. Честно, не помню. Да, я могла написать, что я не проститутка и все в таком роде, но угрожать заявить на него? Нет. Он просто козел, и все. Мне незачем было все это писать… Я не собиралась никого сажать.

– А может, вы просто забыли? Может, вы с ним встретились, он угостил вас чем-то таким… может, подмешал вам в водку или вино наркотик, вы отключились, потом появились его друзья… А утром вы проснулись в гостинице, поняли, что произошло… И после решили сыграть на этом, может, позвонили ему и попросили денег?

Нет, с ней, конечно, разные истории случались, и под кайфом бывала не раз, и разные вольности себе позволяла, и деньги иногда брала, если предлагали, особенно, если подходил срок платить за квартиру… Но все эти случаи как-то не увязывались у нее с Михаилом. С ним она встречалась один раз, и все было более-менее, без извращений. Но деньги он ей дал.

– Вспомнила! Он, когда давал мне деньги, сказал, чтобы я получше питалась, что у меня кости одни… что мне надо поправиться. Еще ляпнул что-то про анорексию, посоветовал купить мяса и масла. Вот. Да-да, так все и было. Но никакой групповухи! Во всяком случае, я этого не помню.

– Татьяна, вот вам моя визитка, если вспомните что-то про Михаила, позвоните. И, пожалуйста, не покидайте город, пока идет следствие.

– Ну да, конечно, типа убийцу нашли. Вы что, совсем, что ли? И как же его убили? Застрелили? Отравили? Я что, похожа на убийцу?

Ей так захотелось выпить, что она готова была еще поговорить с этим молодым несмышленышем, чтобы только он угостил ее водкой.

– Что-то вы быстро сворачиваете разговор, – сказала она с вызовом. – Вы бы угостили даму чем покрепче. Водочкой, например, глядишь, я и вспомнила бы чего. Он же мебельщик. Да?

Воронков заказал сто граммов водки и селедку с луком. Татьяна отлучилась «попудрить носик», Сергей достал из кармана клейкую ленту и, убедившись, что его никто из посетителей кафе не видит, снял отпечатки пальцев Татьяны с чашки и с ложки.

Да уж, не такой он представлял себе Татьяну, жертву насилия. Опустившаяся молодая женщина с припухлостями под глазами, видно, что пьющая, да и к мужскому полу неравнодушная. Скорее всего, она уже и не помнила всего того, что с ней произошло, или в памяти сохранились лишь обрывки воспоминаний, к которым не хочется возвращаться. Если бы подобных инцидентов не было в ее жизни, то и реакция на его предположения, будто бы она пережила с Михаилом жуткие часы боли и унижения, была бы другой. И возмущалась она бы не так, а более эмоционально, как и подобает женщине порядочной и чистой.

То, что произошло в последующие полчаса, не хотел бы помнить и сам Воронков. Выпив водки и закусив селедкой, Татьяна почувствовала себя плохо, ее вырвало прямо на скатерть, она схватилась за живот…

– Да она больная, разве не видите? – поморщилась официантка, принимая деньги от Сергея и наблюдая, как уборщица собирает с пола все то, что исторгла из себя эта неприятная особа. – Разве ей можно пить? Да у нее язва или что-нибудь в этом роде. Да и селедку ей тоже нежелательно.

Умыв Татьяну, Воронков повез ее к ней домой. Она снимала комнату в Трубниковом переулке. Поднялись, Татьяна открыла дверь и впустила Сергея в комнату.

Ну да, теперь, когда он знал ее получше, он не удивился тому беспорядку и грязи, которые царили в ее жилище. Постель не убрана, по полу разбросаны несвежие колготки, носки, на спинке кресла повис голубой кружевной бюстгальтер, в углу комнаты в напольной вазе кустарного производства, коричневой, в белых разводах, торчали распушенные стрелы камыша.

Стянув с себя кроссовки, Татьяна повалилась на кровать, обхватила живот руками, свернулась в калачик и застонала.

– Может, «Скорую» вызвать?

– Но-шпу найди, будь другом. Пузырек на полке, рядом с кулинарной книгой.

Воронков подумал, что эту свою фразу она наверняка произносила не раз, обращаясь к каким-то новым своим знакомым. И таблетки оставляла возле кулинарной книги, служащей ориентиром. Уж подружка Томка точно знала, где находится пузырек с но-шпой.

Воронков несколько раз спросил Татьяну, не вызвать ли «Скорую помощь» или врача, и, получив отрицательный ответ в форме мычания или злобного кряхтенья, собрался было уже уйти, как вдруг заметил на круглой полированной ручке платяного шкафа странный предмет, который совершенно не вписывался в убогую и пошловатую обстановку комнаты. Длинный и элегантный черный зонт с костяной округлой ручкой орехового оттенка, украшенный белой шелковой бабочкой и прикрепленным к ручке мужским головным убором – маленьким стилизованным цилиндром. Очень странная вещь. Как зонт ее использовать невозможно. Значит, это либо часть артистического костюма, либо деталь рекламного аксессуара. Зонт-джентльмен.

Но где он видел уже подобный зонт?

– Татьяна, а что это за зонт такой странный? Сами купили или подарил кто?

– Какой еще зонт? – Она повернулась со стоном, увидела зонт и зашипела от боли.

– Да тут… один кадр оставил… Обещал вернуться, но так и не вернулся.

Воронков на всякий случай сфотографировал зонт, и когда уже выходил из квартиры (кстати, на редкость тихой, если учесть, что помимо Татьяны здесь проживало еще две семьи), вспомнил, что точно такой же зонт он видел в кладовке квартиры Кати Рыжовой, той самой квартиры, где был убит Вершинин. Но почему же он сразу не вспомнил об этом? Вещица-то запоминающаяся, странная, бессмысленная какая-то, нефункциональная, абсолютно бесполезная. Зонт-джентльмен притулился в самом углу полутемной кладовой за обувными коробками и свернутым, в пятнах, старым матрацем.

Он отправил снимок Седову, написал: «Помнишь, где видел?» Через некоторое время получил ответ: «Кладовка Рыжовой. Кабинет Ивана Халина. В прихожей Вершининых». Сергей: «В комнате у Татьяны А.». Седов: «Отлично. Молодец».