Текст книги "Девочка-лёд"

Глава 21

РОМАН

Почти десять. Единственный уцелевший уличный фонарь освещает территорию перед домом. Унылую аллею и захудалый двор.

– А он точно явится? – интересуется Камиль спустя час ожидания.

– Должен, – киваю я, выбрасывая в урну пустую бутылку из-под минеральной воды.

Облокачиваюсь о ствол дерева и снова поглядываю по сторонам.

– Район, конечно, жуть, – цедит Юнусов, глядя на неадекватного упыря, стоящего неподалёку.

Тот разговаривает сам с собой и вытягивает вперёд руки. Так, будто собирается что-то потрогать.

– Долбаный нарик, – вскидываю бровь, когда это чучело ложится на землю и начинает изображать из себя не то птицу, не то бабочку.

– Словил нехилый такой приход, – Камиль качает головой. – Это она отсюда в школу добирается каждый день?

– Похоже, что да.

Вообще не понимаю, как Лисицына здесь живёт. Тут парню-то опасно находиться, не то, что девчонке.

– Ээээ, – кричит нам какой-то полудурок из компании, засевшей на старой, пришедшей в упадок детской площадке.

– Быдло, – фыркает друг, зевая.

– Алёёёё, эээ, вы двое, – никак не угомонится этот кретин.

– Отдыхай молча, а? – ору я ему в ответ.

– Чё ты сказал?

Вот только разборок с местной гопотой мне тут не хватало.

– Слышь, уймись, рэмбо, пока зубы тебе не пересчитал, – угрожаю уже в открытую. Ни черта ведь не понимает по-хорошему.

– А ну-ка…

Я закатываю глаза, наперёд предугадывая действия недалёкого ушлёпка.

– Чё не бухается спокойно? – запускает в небо риторический вопрос Юнусов.

– А вот и наш пассажир, – отталкиваюсь от ствола дерева и, не обращая внимания на подошедшего неформала, двигаю в сторону подъезда пятиэтажного дома.

Этому Камиль мозги и сам вправит, а нужный мне персонаж стоит у той самой лавочки, с облупившейся краской, на которой я сидел несколько дней назад.

– Сигаретки не найдётся? – на удивление обращается он ко мне первым.

– Не курю.

– Весь из себя правильный такой, что ли? – хмыкает он, шаря по карманам. По карманам, смутно знакомых спортивных брюк.

– Вообще неправильный, просто веду ЗОЖ, – жму я плечом.

– Тююю, – машет он рукой и посмеивается.

От мужика за метр несёт перегаром. Похоже, где-то уже успел принять на грудь.

– У друга в тачке есть, – киваю в сторону заляпанного лексуса, припаркованного в кушерях с торцевой части дома.

– Далеко, – кривится эта пьянь.

– Пошли-пошли, он угостит тебя качественным куревом, – хлопаю его по плечу. – У него вообще сегодня днюха, – заговариваю зубы.

– О, ну так мож и выпить есть? – с дивной лёгкостью подсаживается он на мой крючок.

Сказано, алкаш.

– Есть конечно!

Слышится чей-то мат. Краем глаза замечаю Юнусова, скрутившего неуёмного гопника, подошедшего качать права. Напросился всё-таки.

– Чёт тачка у вас для нашего района не типичная, – выдаёт мужик, прищуриваясь. – И номеров нет.

Прямо даже удивляет сообразительностью. Видно не все ещё мозги атрофировались.

– Ну твои штанишки так-то тоже не меньше двадцатки стоят, – ухмыляюсь я, поражаясь тому факту, что он сумел натянуть их на своё пузо.

Камиль уже направляется к нам, а значит пора кое-что проверить.

– Ты Валера? – спрашиваю в лоб.

– Ну да, – подозрительно пялится на меня он. – Мы разве знакомы?

– Нет, – я киваю приближающемуся Юнусову и невзначай приоткрываю заднюю дверь. – Но кое-кто не против с тобой познакомиться…

– Кто? – недоумевает он, растерянно хлопая опухшими глазами.

– Мой ремень, – сжимая челюсти, говорю я, как раз в тот момент, когда Камиль вырубает его чётко с одного удара.

Запихиваем тушу на заднее сиденье. Бегло осматриваю двор. В принципе, из окна нас мог увидеть любой житель этой пятиэтажки, но что-то мне подсказывает, им нет никакого дела до того, что происходит поздним вечером на этой плохо освещаемой улице.

– Куда? – спрашивает Камиль, усаживаясь за руль.

– На гаражи.

*********

Неделя начинается отвратительно. Точнее всё пошло наперекосяк ещё с пятницы. Я, как чёртов кретин, стоял неподалёку от больницы и наблюдал интересную сцену. На выписку Лисицыной явился какой-то тип на чёрной, в хлам тонированной приоре. Дешманская кожаная куртка, кепка, крепкое телосложение. На вскидку он точно старше Лисицыной.

Клешни свои закинул на плечи девчонке и вроде как даже поцеловал. Парень её, что ли? У Лисицыной реально есть ПАРЕНЬ?

Вот этот вот а-ля Саша Белый? У меня аж глаз задёргался от такого расклада. Одно дело слышать про её бурную личную жизнь от кого-то и совсем другое – наблюдать ухажёра воочию.

Как-то мне должно быть параллельно. Я свою миссию выполнил в полной мере. Она ведь по большому счёту из-за меня заболела, стало быть и лечение оплачивать тоже мне. Благо, была скопленная наличка, плюс на днюху предки ещё лаванды подкинули.

Проводил парочку мрачным взглядом и поехал домой на выходные. Обещал Савелию, что соберу гигантский, многоуровневый трек, который ему подарил Сергей. Обещание в итоге исполнил, полдня потратил и весь мозг себе сломал. Но это того стоило, Савва пребывал в хорошем настроении и выглядел счастливым.

И вот понедельник. Ехать до центра Москвы с Рублёво-Успенского прилично. Естественно на первый урок я не попадаю. Аккурат на перемену.

Иду себе с хмурой мордой по коридору и что же вижу: отделившись от толпы, у окна стоит ненавистная троица. Причём ситуация довольно комична: Князев держит Лисицыну за руку, а Пашка Аверин подозрительно на них косится. Тоже мне Шерлок. Что этот придурок неровно дышит к своей подружке, лично мне стало понятно очень давно.

Эй, Аверин! – обращаюсь я к нему, когда прохожу мимо. – Я смотрю, в этом вашем треугольнике осталось только одно место? Место тупого угла?

– Заткнись, – рявкает он обиженно.

Тяф-тяф.

Лисицына, заприметив меня, недовольно поджимает губы и отпускает ладонь Князева. Выглядит изрядно исхудавшей. Не ела там совсем в этой своей больнице?

Я начинаю злиться, вспоминая, как раз за разом девчонка упрямо возвращала медсестре пакеты с продуктами. Ну не дура ли?

– Ты за два года перешёл бы уже к действиям поактивнее, а то я начинаю сомневаться в твоей ориентации, – зачем-то нарочно цепляю я Князева.

– Что ты сказал?

– Да брось, у тебя же нет проблем со слухом. Пока нет, – добавляю тут же. – Я говорю переходите к практике. У Лисицыной же защита всегда с собой! Даже на алгебре! Мало ли…

Лиса стремительно краснеет и становится похожа по цвету на спелый помидор.

– Заткнись, придурок, – толкает меня Князев.

– А ты меня заткни! – делаю ещё шаг вперёд, напирая на него.

– Даня, не надо, – влезает Лисицына. – Пойдём, пожалуйста. Не ведись на его провокации.

Смешно…

– Давай забирай своего ручного пса, – улыбаясь, говорю я ей.

Князев, конечно же, «ручного пса» переварить не может и предпринимает попытку меня ударить. Ключевое слово «предпринимает». В общем, не успел зайти в школу, как тут же началась заварушка. Очень в моём стиле.

– Что там такое?! – орёт завуч, как раз в тот момент, когда мы, сцепившись, оба падаем на плитку и принимаемся друг друга мутузить.

Толпа, как всегда, начинает галдеть.

– Я… тебя порву! – кряхтит этот дурачок.

Меня веселит его угроза. Локтем давлю ему на глотку. Задыхается скотина.

– Отпусти его, идиот! – Лисицына на пару с Авериным цепляется за мою рубашку.

– Шухер! Там директор! – вопит Соколовский из 10 А.

Приходится оставить друг друга в покое. Иначе снимут с соревнований обоих. Ни мне, ни ему, это не нужно.

– Дань, с тобой всё нормально? – слышу за спиной обеспокоенный голос той, из-за которой всё и началось.

В пятницу из больницы её один забирает, а в школе за руку второй держит. Ну точно шалава…

– О, Беркут, салют, что там опять у вас случилось? – хлопая меня по плечу в приветственном жесте, интересуется Камиль.

– Князев по щам получил разок, – довольно ухмыляюсь я, вспоминая его рассечённую губу.

Как минимум жаркие поцелуи с ней – ему не светят…

*********

В обеденный перерыв мы с Юнусовым идём в кафетерий. По привычке занимаем стол у большого окна и обедаем. Рядом верещит Грановская. О чём? Я, честно говоря, почти не слушаю. Информации из уст Вероники всегда слишком много. Вопрос в том: полезной ли?

К счастью, она убегает. На ногти опаздывает. Крюгер. Отставляю пустую тарелку, замечаю движение справа. И челюсти непроизвольно сжимаются. Камиль вскидывает равнодушный взгляд на подошедших к нашему столу ребят.

– Привет, – здоровается Абрамов.

Первым значит решил нарушить обет молчания. Я не отвечаю.

– Мы присядем? Есть разговор, – продолжает он, как ни в чём не бывало.

Отодвигает стул. Пилюгин и Бондаренко усаживаются рядом с ним.

– Поговорили уже. Тебе идёт, кстати. Прямо хоть завтра в Голливуд, – злорадствую, намекая на его новую улыбку.

– Слушай, Рома, ты реально дружбу похерить готов из-за шкуры? – злится он.

– А ты реально не осознаёшь, что это тянет на статью? – склоняюсь я к нему.

– Повеселить тебя хотели, только и всего, – швыряет телефон.

– Ты дебил? – спрашиваю вкрадчиво. – Или меня за идиота держишь?

– Чего ты вскипятился? Она бы ничего никому не рассказала.

Сука, как же хочется вмазать ему ещё раз. Потому что так и не догнал.

– Абрамов, я повторюсь. Это был МОЙ дом, и МОЯ вечеринка.

– Раньше ты не возражал, – прищуривается он.

– Раньше это были левые тёлки, которые за бабло тебе продавались, а Лисицыну ты на кой икс туда притащил? Украл, в подвал кинул, раздел, пушкой угрожал. Совсем конченый? – говорю ему так, чтобы нас не услышали «бэшки», болтающие за соседним столом.

Камиль, который не был в курсе подробностей, отрывает взгляд от смартфона и ошарашено смотрит на друзей. Вот уж кто действительно оказался единственным адекватным в этой компании.

– Ой, да ладно тебе, Беркут, ничего смертельного не произошло, – заявляет Абрамов. – Так, немного постебались.

– Угу, – поддакивает Бондаренко.

Ловит мой испепеляющий взгляд и опускает зеньки в пол. Клоун.

– Ты ж её терпеть не мог. Или что-то поменялось? – наигранно обеспокоенно интересуется Абрамов, скручивая салфетку.

– Я тебе ещё раз говорю, – через стол хватаю его за рубашку и сверлю взглядом, полным бешенства. – Не надо делать что-либо за моей спиной!

– Я понял и выводы сделал, – поднимая руки, уверяет он и косится по сторонам.

Переживает, видимо, чтобы репутация не пострадала.

– Границы не переходи, Ян!

Резко разжимаю пальцы, встаю и направляюсь к выходу. Чёрт её дери эту Лисицыну. Раздражённо смотрю на часы. В четырнадцать сорок, то есть прямо сейчас, у нас с ней долбаная математика, и Циркуль на геометрии предупредила, что явится проверить, занимаемся мы или нет.

Вот надо оно мне?

В общем, в кабинет алгебры я захожу в дурном расположении духа. Хлопаю дверью, и Циркуль роняет от неожиданности свои очки.

– Беркутов, ты в своём уме? – кудахчет возмущённо, пока я направляюсь к парте, за которой, обложившись учебниками, сидит Лисицына. – Я понимаю ваше недовольство, друзья, но давайте без нервотрёпки! Одна сидит ноет, уверяя, что справится самостоятельно, а второй – школьное имущество каждую неделю портит.

– Да нормально всё с вашей дверью, – отмахиваюсь я.

Циркуль встаёт и забирает с собой сумку. Сваливает. Замечательно. Все мы знаем, что в это время она идёт поедать свои любимые булки.

– Разберите геометрические задачи на доказательство с первой по четвёртую, у Лисицыной с этим большая беда. Плакал красный аттестат при таких раскладах, – вещает математичка, Титаником проплывая мимо.

Вышеупомянутая ученица стреляет ей в спину убийственным взглядом.

– Кабинет не громить, друг с другом не драться. Вернусь через сорок пять минут.

Дверь за Циркулем закрывается. Я беру стул и сажусь напротив Лисицыной, склонившейся над задачником. Читает типа. Делает вид, будто что-то понимает. Ну-ну.

Сидим так целых три минуты. Она – уткнувшись носом в учебник, и я – развалившись на стуле. В итоге, мне надоедает эта зудящая тишина. Давит неимоверно.

– Дай сюда, – выдираю у неё из рук задачник и читаю про себя первое упражнение. – В трапеции ABCD c основаниями AD и BC диагонали пересекаются в точке P. Докажите, что площади треугольников APB и CPD равны.

– Отдай задачник, – требует девчонка.

– Про треугольники, Лисицына, прямо как ты любишь, – не могу не съязвить на эту тему.

– Отдай мне книгу, – снова подаёт она голос. Злится однозначно. – Я сама решу.

– Это элементарно, но ты не решишь, – качаю головой. – Черти давай трапецию.

Наблюдаю за тем, как она, скрипя зубами, берёт линейку и принимается за чертёж. Пользуясь моментом, разглядываю девчонку. На её лице совсем нет косметики. Густые русые брови вразлёт. Длинные, пушистые ресницы, чуть курносый нос. Бледная кожа, на фоне которой пухлые губы, которые она всегда неосознанно кусает от напряжения, кажутся ещё более красными.

Лиса вдруг поднимает глаза и тут же начинает заливаться краской. Потому что поймала меня на подглядывании. Умора! Но меня всегда забавляло то, с какой скоростью розовеют её щёки.

– Меня раздражает твой взгляд, – заявляет вдруг она.

– А меня раздражаешь ты, – прилетает ей от меня в ответ.

– Ничего нового.

– Начертила?

– Начертила, – откидывается на спинку стула и рассматривает рисунок.

– Ну и? Твои предположения, почему площади этих треугольников равны?

– Зачем доказывать то, что итак понятно?

Возвожу глаза к потолку.

– Ещё версии, тупица.

– Их нет, идиот.

Я тягостно вздыхаю.

– Ты безнадёжна, Лиса. Математика ну вообще не твоё.

Она нервно вертит в руках карандаш и смотрит в тетрадь. Будто ждёт, что решение само там чудесным образом появится.

– На точки B и C посмотри…

– И что? – пялится, но ни черта не понимает.

– Они равноудалены от прямой AD, слепошара! – начинаю выходить из себя.

Одноклассница гневно прожигает меня взглядом. Кажется, даже сопит от недовольства. Прямо как ёж.

– Это означает, что площадь ABD равна площади ACD, – разжёвываю очевидные вещи.

– Зачем мне эти площади, в задании сказано…

– Ты не поддаёшься обучению, Лисицына! – перебиваю её я. – Обезьяна и то быстрее сообразила бы.

Девчонка от обиды вспыхивает ещё сильнее. Прямо как рождественская ёлка на Красной Площади.

– Может, это ты не умеешь по-человечески объяснять? – шипит, поднимаясь со стула. – Я не собираюсь терпеть твои оскорбления!

Решительно складывает в портфель пенал, учебники и тетрадки.

– Алё, быстро села.

– Да конечно! Только шнурки поглажу и сразу начну твои команды выполнять! – пыхтит под нос.

Опять закатываю глаза. Пока эта дурында занята своими вещами, я ворую с учительского стола ключ. В три шага добираюсь до двери и невозмутимо запираю её изнутри.

Поворачиваюсь. Лисицына замерла. Хмурит брови и метает глазами молнии. Я показываю ей ключ и прячу его в карман.

– Открой чёртову дверь, Беркутов, – нарочито спокойно просит она, вскидывая рюкзак на плечо.

– Ага, непременно…

Глава 22

АЛЁНА

Пять секунд. Ровно столько я смотрю на своего одноклассника-придурка. Считала про себя, чтобы успокоиться.

– Беркутов, я хочу выйти! – стреляю в него недовольным взглядом.

– А я хочу побыстрее от тебя отделаться, – заявляет он мне в ответ. – Заполним пробелы в твоей соломенной голове и разойдёмся.

– Я сама разберусь со своими пробелами! – ставлю его в известность и направляюсь к двери, нервно поправляя лямку тяжёлого рюкзака на плече.

– Разберёшься, как же! Для тебя геометрия – тёмный лес.

– Мне не нужны занятия с тобой, ясно?! – гну свою линию я.

– Будто мне нужны! – раздражается этот выпендрёжник, облокачивается о дверь и складывает руки на груди.

– Так давай скажем им об этом! Элеоноре, Венере. Уж лучше я буду каждый день мыть спортзал, чем проводить час в твоем обществе! – честно признаюсь я, вставая напротив.

– Да, мыть полы у тебя получается отменно, – соглашается этот упырь, потирая подбородок.

Козёл!

– Открой мне дверь! – приказным тоном обращаюсь я к нему. – Немедленно!

– У меня договорённость с Борисом, усекла?

– Я сама подойду к Невзорову. Вот прямо сейчас подойду и скажу, что мы не можем заниматься! Потому что… Потому что ты, Беркутов, невыносим! Пусть придумает что-то другое. Я на всё готова!

Он усмехается, запрокидывая голову, а я опять непроизвольно краснею. Снова глупость сморозила, а он и рад.

– Детский сад, Лиса, ей богу. Я уже пытался его в этом убедить. Сказал, что ты мне поперёк горла и в печёнках.

Ну какая скотина!

– Взаимно! – выдыхаю сердито. – Отойди от двери, или я…

– Или ты что? – произносит насмешливо, с неприкрытым скептицизмом во взгляде, осматривая меня с ног до головы.

– Или я за себя не ручаюсь! Вот что! – объявляю грозно.

– Как страаашно! – издевательски цокает языком. – Прямо пятьдесят килограммов ярости…

Я начинаю чаще дышать. Дурной знак. Этот мальчишка имеет удивительный дар – моментально выводить меня из равновесия.

– Скоро по тебе анатомию можно будет изучать, как по нашему Пете из кабинета биологии.

Петя – это, чтоб вы понимали, раритетный скелет, наглядно демонстрирующий количество костей в человеческом организме.

– Придурок…

– На завтра передавали усиление ветра, – манерно растягивая слова, сообщает он. – Кирпич на шею привяжи, не то взлетишь в небо, как Мэри Поппинс.

Иесусе!! Как же он меня бесит!

– Отдай мне ключ! – решительно протягиваю вспотевшую ладонь.

– Ты вообще там не ела в этой своей больнице? Голодовку объявила? – спрашивает, не обращая внимания на мою руку.

– Не твоё дело! – огрызаюсь, опустив ладонь.

Этот его вопрос меня смущает, потому что есть одна деталь, о которой я узнала в день своей выписки.

– А чьё? Этого твоего, на чёрной приоре? – выдаёт он, пренебрежительно фыркнув. – Сколько ему лет вообще?

Чего?

– Ты следил за мной? – прищуриваюсь и ошарашено смотрю на него во все глаза.

– Окстись! – качает головой, тяжело вздыхая. – Так, мимо проезжал…

– Мимо значит, – ядовито повторяю за ним я.

– Ну да, говорю же…

– А пакеты свои с продуктами передавал тоже, когда МИМО ПРОЕЗЖАЛ? – интересуюсь, набравшись смелости.

– Чё? – тушуется, но правда всего на секунду. – Бредишь, что ли, какие такие пакеты?

– Илья их мне не передавал, Паша и Даня тоже. Значит, ты! – делаю логический вывод.

– Гениальное умозаключение. Оно мне надо? – вздёргивает бровь.

– Вот ты мне и скажи, – пожимаю плечами.

– Ты несёшь чушь несусветную, – небрежно отмахивается он. – Не понимаю о чём речь совершенно.

– Не нужны мне твои подачки, понял? И извинения твоих друзей тоже! Не смей подсылать ко мне Пилюгина и остальных. Я не прощу издевательства над собой, ясно?

– Подходили значит, – мрачнеет он. Хмурит брови и злится.

– Пусть не приближаются ко мне даже! – твёрдо предупреждаю его я. – Управы на вас нет, обращаться в полицию бесполезно, но если я расскажу Илье, он вывезет всех твоих друзей в мусорных пакетах, понял? Так что оставьте меня в покое!

Я всего-навсего пугаю естественно. Паровозову про случившееся ночью на Рублёвке я, конечно, рассказывать не стану. Потому что он поступит именно так, как я озвучила. И точно после этого попадёт в тюрьму.

– Ну нааадо же, – смеётся Беркут. – Так ты, Лиса, ещё и с криминальным авторитетом связалась?

Я в ответ молчу.

– Чего ж этот твой Аль Капоне Валеру-то прошляпил? – презрительно кривит губы идеальной формы.

Я застываю, словно статуя. Откуда ему известно имя сожителя матери?

– Как он поживает, кстати? – любопытствует будто невзначай, но я замечаю, как по лицу туда-сюда начинают ходить желваки.

– Почему ты спрашиваешь? – сглатываю и внимательно смотрю на него. Во рту внезапно становится сухо как в пустыне.

– Потому что я всё знаю, – прищуривается и пожимает плечом.

Произносит это с такой лёгкостью, словно речь идёт о какой-то ерунде. Опускаю глаза в пол. Стыд нещадно заливает полыхающие щёки. Как тогда, когда он поймал меня под лестницей.

Я ВСЁ ЗНАЮ.

– Ты вернулась домой под утро, да ещё и в моих шмотках.

– Замолчи!

– За это он тебя избил ремнём, я правильно излагаю?

Господи. Не хочу, не хочу про это вспоминать!

– Отдай мне ключ, – глухо и отчаянно звучит мой голос.

– Нет, – спокойно и холодно в ответ.

Боженька, дай мне сил, пожалуйста!

– Выпусти меня, Беркутов! – всё ещё не решаюсь посмотреть на него.

Как же я хочу уйти отсюда!

Он не двигается с места, ясно давая понять, что выпускать меня не намерен. Отпихиваю одноклассника и несколько раз остервенело дёргаю ручку, хоть и понимаю, что это бесполезно.

– А мамаша, Лиса? Она стояла и тупо смотрела? Не пыталась его остановить?

Глаза начинают жечь проступившие слёзы, и я судорожно и отчаянно втягиваю носом воздух, чтобы не расплакаться. Ещё чего не хватало. Только не перед ним.

– Валера ваш, грёбаный воспитатель, должен был собрать манатки и убраться. И лучше тебе сказать мне, что он так и сделал, – слышу я за спиной и перестаю бессмысленно мучить дверную ручку.

Замираю. Что это значит? Валера неспроста покинул нашу квартиру?

Я гипнотизирую деревянную поверхность, а Роман, кажется, подошёл ближе, потому что его голос, пропитанный ядом, звучит совсем близко.

– Мне жаль, что ты не видела в ту ночь эту никчёмную мразь. Он сам во всём признался, наивно полагая, что я его вот так запросто отпущу.

– О чём ты? – не могу поверить в то, что слышу.

– Скулил как пёс, извиваясь на полу, – равнодушно продолжает рассказывать он. – Корчился от боли, извинялся, умолял о пощаде.

– Ты…

Оборачиваюсь и натыкаюсь на его взгляд. В нём столько жестокости и гнева, что по спине непроизвольно бежит холодок.

– Спасибо твоим болтливым соседям. Будь уверена, мучилась эта сволочь долго, – уверяет меня он. – Штаны мои даже попортил. Вырядился, клоун…

Мучилась эта сволочь долго… Он его избил?

Я сглатываю тугой комок, вставший в горле и пытаюсь переварить услышанное. Искренне не понимаю, зачем ему это нужно было. Просто в голове не укладывается.

– Открой дверь, – повторяю настойчиво.

– Скажи-ка, Лисицына, давно твоя мать пьёт?

Что угодно от него ожидала услышать, но не вопрос на ту тему, которая болью отзывается в моём сердце. Ни с кем. Ни с кем я не готова обсуждать свою мать, а с человеком, который на протяжении двух лет старательно портил мне жизнь, тем более.

– Давно ты не единственный ребёнок в семье? – вскидываю подбородок и внимательно наблюдаю за его реакцией.

Аж в лице переменился.

– Я тебя предупреждал, – почти моментально берёт себя в руки.

– Этот Савелий, кто он?

Лучшая защита – нападение, верно? Мне кажется, что в случае с Беркутовым – ответ однозначно да.

– Тебя это не касается, поняла? – разрезает тишину его ледяной тон.

– А твоё отчество… Роман Александрович? – деловито обращаюсь к нему я. – Да только отца твоего вроде как Сергеем зовут.

– Лисицына, – на секунду прикрывает глаза.

Трёхочковый, пожалуй.

– Знаешь, а мне ведь стало жутко интересно, – нарочно продолжаю я. – Набрала в поисковой системе данные о твоей семье и вот сюрприз, не обнаружила ответа на эти вопросы.

Недовольно поджимает губы и склоняет голову. Ему явно не по душе вот такой наш разговор.

– Скажи-ка, Беркутов, – пародирую я его тон, параллельно поражаясь своей смелости. – Этот ваш особняк полон скелетов, не так ли?

Надо видеть его лицо. В глазах мелькает предупреждение и угроза. Я точно по минному полю иду. И с минуты на минуту будет взрыв. Атомный, похоже.

– Закрой. Рот, – голос полон стали.

– Неужто мальчика в той комнате вы ото всех скрываете? – всё же выдаю свою невероятную версию я.

Шах и мат.

Задышал чаще. Грудь под рубашкой вздымается. Уничтожает меня тяжёлым взглядом. Аж не по себе становится, но меня уже не остановить.

– Как это низко, если честно. Дай угадаю, больной мальчик совершенно не вписывается в эту вашу идеальную картину?

– Замолчи! – нависает надо мной грозовой тучей.

– Не я начала! – напоминаю я ему.

Роман стоит непозволительно близко. В нос сразу пробирается этот его запах. Запах сосны, кедра и корицы. Его свитер до сих пор пахнет также.

– Ты страх потеряла? – подаётся вперёд.

Я непроизвольно отшатываюсь к двери. Парень явно на грани.

– Только попробуй кому-нибудь ляпнуть про Савелия, – произносит он, испепеляя меня потемневшими от злости глазами. – И, клянусь, этот твой сутенёр на тонированной ладе тебе не поможет!

Немая пауза.

– Мой… кто?

Яростно стреляю в него глазами.

– Ты просто… урод.

Хочу отойти, но он меня не пропускает, толкая плечом назад.

– Услышала. Меня? – вкрадчиво. По слогам.

Ни слова ему в ответ. Из вредности, конечно же, и это явно выводит его из себя.

– Так что с отцом, Роман Александрович? – решаю всё же добить его я.

– Ты себя бессмертной возомнила? – хватает за плечи. – Не умеешь рот вовремя закрывать?

Мне не по себе, что он стоит всего в шаге от меня. Кажется, даже воздух загустевает от напряжения. Я таращусь на него, рассматривая в деталях его лицо. Брови сошлись на переносице, на скулах ещё отчётливее проступили мышцы, потому что челюсти сжаты так плотно, что кажется, будто я слышу, как заскрипели его зубы.

– Тоже какая-то грязная тайна, да?

Похоже, у меня напрочь отключился режим самосохранения. Я, признаться, увлеклась, опьянённая своей внезапной победой в этой шахматной партии. А нечего было совать нос туда, куда не следует. Происходящее в моей семье – его касаться не должно.

– Заткнись, Лисицына, просто послушай меня и заткнись, – наклоняется ещё ближе, тяжело дыша.

Сама того не осознавая, я, видимо, залезла туда, куда не следовало. Сейчас, глядя на его пограничное состояние, начинаю ясно это понимать, однако, в то же время, желание продемонстрировать некую власть над ним – гораздо сильнее. Потому что это чувство рядом с ним я испытываю впервые и буквально упиваюсь им.

– А что такое? Задела за живое, да? – не могу притормозить. Самой не верится, что веду себя подобным образом.

– Ты ни черта не знаешь! – резко дёргает головой.

От нервного перенапряжения я начинаю смеяться. По-другому эту свою неадекватную реакцию я объяснить не могу.

– И не хочу знать, Рома, я ненавижу таких, как ты. Эта твоя идеальная жизнь, если копнуть, не так уж идеальна, верно? Брат и отец, который и не отец вовсе.

– Прекрати, просто замолчи! – вымученно повторяет он.

– А ты заставь меня! – толкаю его в грудь, провоцируя.

– Хватит! – рычит в ответ.

– Неприятно слушать, да? Что ж, давай! Заставь меня заткнуться. Тебе ведь ничего не стоит в очередной раз растоптать меня!

Я делаю это, ожидая чего угодно. Что начнёт кричать, грубить. Может, ударит даже. Но я точно не предполагаю того, что произойдёт дальше.

Роман делает всего один шаг. За секунду преодолевая считанные сантиметры, которые нас разделяли. Хватает меня за пылающие щёки и резко склоняется к моему лицу. Не успеваю я сообразить, как, ойкнув от неожиданности, оказываюсь прижатой к злосчастной двери. Ещё секунда – и его губы с силой впечатываются в мои, заставляя замереть на месте от шока.

Как кирпичом по голове.

Испугавшись, выставляю ладонь между нами, но в этом нет абсолютно никакого толку. Роман скользит пальцами по моей скуле, пробирается в волосы и удерживает затылок так, чтобы я не смогла отодвинуться.

Беспомощно дёргаюсь, стараясь игнорировать близость его разгорячённого тела и поцелуй, обрушившийся на меня, как снег на Африку.

Мычу ему в рот, пробую отвернуться, но парень вообще не реагирует. Настойчиво штурмует мои плотно сомкнутые губы, не обращая внимания на то, как отчаянно я сопротивляюсь. Пытаюсь выбраться, отдалиться от него, но ничего не выходит.

Начинаю помимо воли дрожать всем телом. Мне нечем дышать. В ушах гулко стучит кровь. Собственная беспомощность доводит до слёз. Сердце колотится как ненормальное. Бьётся о грудную клетку, и, кажется, что я вот-вот умру.

Он вдруг проводит языком по моим губам, и вдоль позвоночника неладным строем бегут мурашки…

Так и стою, оцепенев. Не в силах даже пошевелиться. Настолько меня ошарашивает вся эта нелепая ситуация. Ситуация, которая вообще ни при каких обстоятельствах произойти не должна была.

Роман, словно ураган Катрина. Сокрушительно ломает мою гордость. Он очень напорист, и мне ничего не остаётся, кроме как принять своё поражение. Трусливо сдаться. Просто чтобы эта унизительная пытка поскорее кончилась…

Этот его поступок… Кто ему дал право? Не с ним я представляла свой настоящий, первый взрослый поцелуй!

В следующий момент мы переходим от состояния «плохо» в состояние «катастрофа». Пальцами правой руки давит на скулу. Мой рот вынужденно приоткрывается, и… он пробирается туда, куда я никого ещё не впускала.

Внутренности стягивает будто жгутом. Горячий стыд опаляет кожу. Потому что мальчишка начинает творить какое-то безумие. Он с жаром углубляет поцелуй и сжимает пальцы, запутавшиеся в моих волосах, заставляя непроизвольно откинуть голову. Кусает мою губу, облизывает. Снова целует глубже, касаясь своим языком моего.

Это что вообще…

Сбой системы, точно. Если бы я была роботом, то объяснила бы происходящее именно так.

Вот значит, как должно быть… Это моя последняя мысль. Потому что после – я не соображаю совсем. Перестаю бороться и позволяю ему проделывать все эти невообразимо прекрасные вещи, задохнувшись от собственных ощущений, которые вдруг захлёстывают меня помимо воли.