Текст книги "Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии"

То, что вы закажете в английском ресторанчике, будет наверняка заимствовано из других кухонь мира, и вряд ли вы найдете в меню блюда, требующие длительного стояния у плиты или тщательной возни с сырыми продуктами.

Ни одному британцу, видавшему лягушек сотнями на Черном озере, или, если угодно, «черном болоте», даже в голову бы не пришло, что лягушка может рассматриваться в качестве дичи! Британцы отшучиваются чем-то вроде «чем выше качество жизни у нации, тем меньшее внимание уделяется еде, тем меньше времени затрачивается вообще на кухню».

Кстати, творческий дар легендарного шотландского поэта Роберта Бернса создал на этот счет такой шутливый комментарий:

 
  Кто обожает стол французский —
         Рагу и всякие закуски
       (Хотя от этакой нагрузки
            И свиньям вред),
С презреньем щурит глаз свой узкий
              На наш обед.
 

Глава 6
Его величество учитель

В длинном павильоне «Зимнего сада» со стеклянной, как у оранжереи, крышей неторопливо прохаживались танцоры в гриме и блестках. Рядом с ними прогуливались артисты, успевшие переодеться в повседневную одежду – спортивные брюки или джинсы и футболки. Почему-то у большинства ансамбль был черного цвета, словно яркие «райские птички» хотели блистать лишь среди избранных, а выходя в сообщество обычных людей, стремились, напротив, стать как можно более незаметными.

Спортсмены, шумно катящие на маленьких колесиках чемоданы, полные разноцветного тряпья, блесток, лаков для волос, заколок, браслетов, туфель, спешили на свои выступления. В атриуме с прозрачным стеклянным потолком, как в парижском Лувре, под вечнозелеными разлапистыми пальмами фотографировались пары, уже оттанцевавшие и откатавшие свою программу. В павильоне стоял крепкий запах кофе. Симпатичные девушки с веселыми глазами в белых кружевных передниках стояли за маленькими тележками в «оранжерее» посреди пальм и продавали апельсиновый сок-фреш и мороженое. Желтые, как спелые груши, фонари, подвешенные к столбам, идущие в два ряда вдоль атриума-оранжереи, бросали на белый мраморный пол светлые пятна, в которых смешивались оттенки липового меда и осенних кленовых листьев. Между медовыми пятнами бродили чопорно вырядившиеся в длинные платья и черные костюмы гости, зрители вечернего отделения.

Так что же такое эти танцы – искусство или спорт? Художественные соревнования? Легендарный исполнитель европейской программы, один из основателей Блэкпульского фестиваля Маркус Хилтон дал следующее определение: «Танцор должен иметь стиль, элегантность, талант артиста балета и одновременно – энергию марафонца и выносливость атлета. Объединение этих качеств и создает истинного танцора».

В самом деле, проводились исследования по сравнению энергозатрат танцоров, исполняющих быстрый фокстрот – квикстеп, и танцоров-фигуристов на льду. Оказалось, что это цифры одного порядка. Однако является ли уровень физических усилий и энергетических затрат достаточным фактором, чтобы объявить, что конкурсный танец – это спорт?

Очевидно, что хорошая физическая форма – основа всякой производительности, внешняя легкость фигур требует больших затрат сил и энергии. Но та же легенда Блэкпула, Маркус Хилтон, уточняет: «Я видел чемпионов, с одышкой добирающихся до раздевалки после взрывного квикстепа, но не проявляющих на паркете и малейших признаков усталости. Я видел мастеров танцевальных шоу, требующих огромных физических затрат, и после сложнейшей акробатики исполнители быстро восстанавливали дыхание, даже находили силы для интервью прессе. Но это еще не повод считать их спортсменами. Подлинный танцевальный спорт – это элегантность и искусство, характер и музыкальность. Для такой задачи нужны такие инструменты, как здоровье и физическая выносливость. Но артистизм – это подлинная суть бального танца».

Алмазные диадемы и колье, собранные из ювелирного хрусталя знаменитой австрийской компании Swarovski, сверкали на дамах как звезды на небосклоне. Шляпы со страусовыми перьями, шелковые и бархатные платья с воланами, узорчатые шали, веера и боа из перьев марабу, гипюровые перчатки до локтя, пышные перл-шифоновые юбки и ригелиновая пена оборок. Оранжерея превратилась в райский уголок, наполненный диковинными существами, которые щебетали под вечнозелеными пальмами. Вокруг этих колибри увивались мужики – в строгих темных костюмах, белых рубашках с бабочками.

Где-то поблизости шумела кофейная машина, варили арабский и бразильский кофе. Оранжерея с пальмами отделялась от «аквариума» витражным стеклом, идущим от потолка и до пола, так что все, кто заходил в кафе, чувствовали себя «золотыми рыбками». К высокой деревянной стойке, за которой работал бармен в белоснежной шапочке и фартуке, выстроилась длинная очередь. В полумраке кафе с малиново-лиловой ниткой мерцающих огней по периметру стояли круглые столики с маленькими вазочками, из которых выглядывали мелкие белые и алые бутоны чайной розы. Некоторые столики оказались заняты беседующими джентльменами, в их разговоре присутствовала английская сдержанность манер аристократов, которая вынуждает людей использовать в качестве аргументов логику, а не эмоциональные убеждения.

Внутри «аквариума»-оранжереи проходили деловые встречи, здесь же встречались друзья-конкуренты. За столиками, крытыми блестящими скатертями, сидели дамы в ожидании заказа. Их кавалеры стояли в очереди. Выбрав столик в углу кафе, под огромным фикусом, Полина встала в очередь и тут же столкнулась взглядом с высоким темноволосым мужчиной. Это был легендарный танцор и не менее легендарный преподаватель танцев по имени Артур. Его звезда на небосклоне зажглась внезапно – стремительно, масштабно, маняще. Однако, завоевав самые высокие награды мира, Артур Кара-Мурза неожиданно объявил о своем уходе с паркета. Уход из «стандарта», всего-то в возрасте сеньоров – нелепо, дико, смешно, досадно, удивительно. История ухода Кара-Мурзы с чемпионатов была окружена массой легенд, слухов, сплетен и самых невероятных домыслов. Это выглядело как осознанное самоубийство, как безвыходность, как личная трагедия, когда полный сил и спортивного потенциала мужчина объявляет о том, что расстается с прекрасным и вдохновляющим к жизни миром.

Многие запомнили прощальный танец Артура – парение в медленном фокстроте. Вместе с партнершей они летели, скользили над паркетом, словно лебеди над морем. Белоснежное платье Жени Журавлевой, легендарной партнерши Артура, сшитое из десятков метров тончайшего шелкового шифона, колыхалось при каждом шаге как парус барки в порывах морского бриза. Но сам Артур напоминал раненую птицу, в его фигуре отразилось не вдохновение, а боль безысходности. По гримеркам и кулуарам поползли слухи и домыслы о причинах поспешного ухода Артура с конкурсного паркета. А зрители, видевшие прощальный, завораживающий танец, пребывали в недоумении и строили невероятные предположения исходя из личного мировоззрения и опыта.

Артур узнал Полину.

– О, на Блэкпул прибыл журнал «Паркета»! Полина Бересклет! Вы?! Глаза дружбы редко ошибаются.

Артур пригласил репортершу сесть за один столик. Он взял для нее чашку итальянского капучино и многослойное бисквитное пирожное тирамису с творожным кремом и посыпанное шоколадной крошкой. Забавно все-таки, что в Англии мода на итальянскую кухню! Однако перенести итальянский темперамент на берег Туманного Альбиона оказалось невозможно. С другой стороны, можно поражаться, как при ежедневной овсянке, при чудовищном однообразии завтрака англичанам удается оставаться бодрыми, жизнерадостными и веселыми.

Полина и Артур заняли столик в углу гигантского «аквариума», сквозь прозрачные стены которого посетители, попивающие чай-кофе, изучали жизнь внешнюю. В кафе было тихо и малолюдно, разговор никто не подслушает. Капля кофейной пены упала на блюдце, нарушая безукоризненную чистоту английской атмосферы. Полина смахнула каплю салфеткой черного цвета, как и полагалось для города под названием Блэкпул. На салфетке золотыми буквами значилось Winter Garden.

– Не ожидала вас увидеть, Артур, – Полина сдержанно улыбнулась, выдерживая нейтральный тон.

– Отчего же? Блэкпул – это Мекка танцевального искусства… Да, я считаю танец искусством, а не спортом. Говорят, будто бы Аристотель подметил: «искусство – это все то, что хочется оформить в раму». Сколько живописных сюжетов рождает танцевальный паркет!

– Говорят, что перестают танцевать не потому, что стареют. Скорее напротив, стареют оттого, что перестают танцевать.

– Верно!

– И ваша головокружительная карьера резко оборвалась…

– Не оборвалась, а завершилась. Все в этом мире имеет свое начало и конец, – Артур пригубил чашку с кофе и перевел свой взгляд темных, глубоких карих глаз, прикрытых стеклами дымчатых очков, на стены кафе. Было видно, как он не без наслаждения всматривается в пейзажи в золоченых рамах: зеленые деревья в окружении полей и лугов с пасущимися на них рыжими и вороными конями, с протекающими мимо неторопливыми речками.

– Как можно отказаться от успеха?

– Успех, значит «успеть». Я успел стать чемпионом мира, успел покорить Блэкпул. Это – вершина. А дальше? Жить на обледенелой вершине Эвереста – невозможно!

– Вам захотелось порвать с паркетом, с конкурсами? Не верю!

– Со сцены надо уходить вовремя. И с танцевальной, и с театральной – с любой. Надо уходить на пике, на взлете! Чтобы зритель запомнил тебя в силе, в расцвете твоих способностей. Чтобы он помнил твой танец – танец чемпиона.

– Согласна. Трагичный обрыв делает человека легендой. Гагарин погиб при испытании самолета. Пушкина и Лермонтова убили. Че Гевару расстреляли…

– Замечу, что все ваши примеры показывают его величество рок, судьбу, фатализм. А вот Маяковский, Фадеев, Есенин, Цветаева в своей гибели отнюдь не стали легендами. Нет! Даже Гоголь продолжает будоражить наши умы своей загадочной смертью именно потому, что его ранняя гибель не выглядит самоубийством. И все-таки я верю в судьбу, в фатум. А вы?!

– Я не задумывалась над этим. Можно еще вопрос, Артур? Вы поставили точку в своей карьере всего в тридцать лет. Это выглядело как самоубийство.

– Нет! – Артур покачал темной курчавой головой. – Я же сказал, что танец – это искусство, а не спорт. К тому же я принял решение под давлением обстоятельств. Одновременно навалилось несколько чудовищных событий, их груз был непосилен. Но я не ушел из вселенной искусства. Обстоятельства лишь заставили меня взглянуть на себя со стороны и поменять вектор движения…

– Вот как? – Полина ковырнула серебряной вилкой тирамису. Ох уж эти итальянцы, которые додумались кушать пирожные при помощи вилок.

– Вы слышали о моем клубе «Омега»? Я создал авторскую школу после ухода с конкурсов!

– Вы и раньше давали уроки танца.

– Верно! Но одно дело давать уроки частным образом и совсем другое – создать школу, разработать образовательную программу, собрать коллектив педагогов… Чудовищные, кошмарные обстоятельства заставили меня задуматься, ответить на вопрос, кто я, ради чего живу, в чем моя миссия.

– Разве не в том, чтобы стоять на чемпионском пьедестале?

– Только мраморную статую красит пьедестал. А человека красят его деяния! Вот я и задумался над тем, в чем же должно быть мое деяние, – Артур вытер салфеткой губы, – Еще кофе, Поля, а? Я не хотел быть жертвой обстоятельств. Я хотел управлять событиями своей жизни, а они, как выяснилось, определяются нашими мыслями. И все-таки… Звезды над нами сходятся и расходятся. Фатум сильнее нас.

Один из официантов, а может быть, администраторов кафе в белоснежном фартуке прошел через зал и нажал кнопку большого черного квадрата, висящего на одной из стен. Квадрат ожил, и на нем вспыхнула картинка конкурсного паркета. Это была прямая трансляция, права на которую выкупило Лондонское телевидение. На большом экране продолжалась ожесточенная борьба за кубок с химерами, следить за которой теперь можно было, не выходя из кафе.

– Артур, вы сказали, что спортивные танцы – это искусство. Сфера прекрасного.

– Именно! А все прекрасное недолговечно, и самая недолговечная красота – это танец и цветы, – Артур протянул руку к вазочке с чайными розами и, взяв ее в длинные, как у настоящего аристократа пальцы, вдохнул аромат. – И мне хотелось присоединить к красоте более прочные качества.

– Например?

– Образование. Я решил освоить методику преподавания. Одно дело частные уроки и совсем другое – авторская школа. Я начал свое образование как настоящего педагога лишь в тридцать лет, но, как говорил, кажется, Эзоп, не надо стыдиться обучению в зрелом возрасте, лучше научиться поздно, чем никогда. И поэтому я ушел так рано с конкурсного паркета, новая сфера деятельности требовала полной самоотдачи.

– Так вы решили стать педагогом?

– Педагогом с большой буквы! Способным передавать свой опыт другим учителям, а не только ученикам. Я первым создал обучающий видеокурс, он вышел на видеокассетах – помните, были такие кассеты, с пленкой? Потом я решил свой опыт изложить в книгах. К тому времени, когда вышла моя первая книга, школа бального танца «Омега» уже была знаменита на всю страну. Конечно, мне очень помог в самореализации мой наставник Мирослав Нагорный. Он ведь тоже вынужден был решать сложную для себя задачу, куда идти после завершения конкурсной карьеры. И ведь он успешно решил эту задачу, создав абсолютно уникальный проект «Русский вальс» и став председателем Лиги спортивного танца в Международном олимпийском комитете! О, я восхищаюсь импресарио Нагорным!

– «Русский вальс» – это сложный просветительский проект, культурная миссия России за рубежом. Прежде всего на европейских площадках. Чтобы тянуть на себе этот груз, стать продюсером и послом доброй воли, нужны талант, характер, энергия, интеллект. Уверен, что никто, кроме Нагорного, не справился бы с подобной грандиозной задачей. Я восхищаюсь Мирославом, это выдающийся импресарио наших дней, его можно поставить в один ряд с Сергеем Дягилевым, подарившим Парижу «Русские сезоны»!

– А вы решили уйти в педагогику?

– Каждому свое. Мирослав – это настоящий буйвол, он пашет двадцать четыре часа в сутки, он тянет на себе груз, мне непосильный. Ему приходится общаться со спонсорами, доставать деньги, вести бесконечные переговоры… Ему, конечно, очень помогала в раскрутке «Вальса» молодая жена Дарья, настоящая рабочая лошадка… – лицо Артура исказилось в болезненной гримасе. – А мое призвание – создавать методики преподавания. Вообще, я считаю образование величайшей социальной миссией, ведь только благодаря ему люди быстрее думают и правильнее действуют.

– И ради своих методик вы решили больше не выступать?

– Орлу трудно добиться успеха в курятнике. Он несет слишком мало яиц! – Артур усмехнулся. – Дело в том, что на паркете ты всегда исполнитель. И если ты по своей натуре лидер, то душа будет просить чего-то большего.

– И в чем же, если не секрет, конкурентное преимущество «Омеги»?

– Мы учим не технике, а воспитываем характер. Кредо нашей школы держится на трех китах. Воспитание любознательности и страсти к познанию мира, это раз. Воспитание настойчивости в достижении цели, воли и духа, не признающего поражения, это два. И наконец, поощрение стремления к творчеству, к созданию собственного и качественно нового продукта. Это самое сложное, и это три.

Полина задумалась над только что услышанным. В самом деле, может, мы недооцениваем роль образования в современном мире? И не потеряем ли мы способность к обучению и к самообразованию в современном высокотехнологичном мире? Мы живем в век космических скоростей, чудесных технологий, создания виртуального мира – интернета. Но каким должно быть образование в цифровую эпоху?

Какую роль в наше время и в будущем будет играть Учитель?

В середине XX столетия появились американские публикации о том, что, дескать, вредно человеку всю жизнь сидеть на одном месте, однообразная работа отупляет, а потому надо менять каждые пять лет профессию, место работы. Но типичный выпускник школы начала XXI века, еще не приобретя ни одной специальности, уже стремится поменять работу, активно начиная рассылать резюме по всевозможным компаниям. Желание как можно больше заработать превалирует над желанием учиться, приобретать знания. В самом деле, зачем эти знания нужны, когда можно все найти в интернете? Набрал в поисковой системе то, что тебя интересует, – и вперед, бери из «внешней памяти» все, что тебе понравится. Зачем учиться?! Мучить свои мозги нагрузкой, когда есть электронные планшеты, смартфоны, айподы? Там же готовая информация… Но разве обучение – это всего лишь набивание своей головы знаниями?

Ведь если эти знания не приобретать, то и мышление не развивается. Вот в чем парадокс! Кто-то из психологов обещал, что XXI век будет веком человека, креативно мыслящего, творческого. Ничего подобного! На смену человеку мыслящему, человеку разумному приходит биоробот, опирающийся на готовые программы, но он не в состоянии создать ни одной программы самостоятельно!

– Танец как искусство… – Полина отодвинула на край стола блюдце, где недавно красовалась горка тирамису, медленно подбирала точную формулировку своих мыслей. – Искусство – это абсолютная иллюзия. Кто-то из великих сказал: «Искусству – искусственное, а жизни – жизненное». Вам никогда не хотелось вернуться в реальность?

– Я никогда не покидал мира реальности! Тех, кто выбирает мир искусства, отказавшись от реальности, ждет катастрофа. – брови Артура взлетели над его темными, глубокими карими глазами. – Невозможно стать успешным в танцевальном спорте, если человек ради танцевального мира покидает реальность, понимаете? Все, кого вы здесь видите на Блэкпуле, очень успешны, и все они живут в двух мирах одновременно. Можно быть снобом и чемпионом. Но нельзя быть чемпионом и мизантропом. Это так же верно, как и то, что не бывает кофе капучино без молочной пенки.

Кара-Мурза отставил допитую чашку кофе в сторону и начал вспоминать, как он с партнершей буквально жил в самолете. Бешеный ритм жизни требовался, чтобы войти в пятерку лучших танцевальных пар мира. Перелеты стоили огромных денег, не говоря уж о гостиницах и хлебе насущном, о костюмах с узорами из хрустальных камней Swarovski, которые стоили баснословных денег. Эти деньги нужно было где-то находить, зарабатывать.

– Однажды я посчитал, сколько же денег я истратил за свою танцевальную карьеру. Оказалось, миллион долларов! Ничего себе! Я рассказал об этом друзьям. «Ну ты и болван! – сказали они мне. – Ведешь себя как попрыгунья стрекоза. Протанцовываешь такие огромные деньжищи! Лучше бы ты их копил, был бы сейчас как работяга муравей – миллионером!»

– И что же вы ответили друзьям?

– О, человеческие заблуждения! Если я сумел на соревнования и поездки истратить целый миллион долларов, значит, я умудрился эти деньги где-то и заработать? Где же? Ведь я не Генри Форд, у меня не было, как и у любого танцора, какого-то производственного бизнеса. Я давал уроки танцев, готовил будущих чемпионов. И только лишь преподавательская деятельность и дала мне этот миллион! Однако вот главный нюанс этого рецепта. Почему те же самые уроки танцев не сделали других педагогов миллионерами? Более того. Я знаю огромное количество педагогов, едва сводящих концы с концами, учителей, не способных набрать группу учеников. Я знаю и учителей, от которых ученики уходят, как песок сквозь пальцы. Ведь в танце никого нельзя удержать насильно. Это вам не школьный аттестат, ради которого дети выдерживают все что угодно.

– У вас была какая-то особая методика преподавания?

– Да. Я ее создавал годами. Вначале ты приобретаешь знания, умения, навыки. А потом передаешь их ученикам. И эти знания уже начинают работать на тебя! С лихвой. Не жалейте ресурсов на свое обучение! В этом секрет успеха.

– Для того чтобы танцевать на престижных турнирах, требуются большие деньги, а для того, чтобы их заработать, необходим статус чемпиона? Замкнутый круг!

– В этом круге циркулирует вся энергетика танцевального спорта. Не каждому удается выйти на высокий энергетический уровень, а мне удалось! Но денежных накоплений все равно нет, чемпион – это бурундук, готовящийся к зимовке! Расходы соизмеримы с заработком. Всегда! Во время всей карьеры.

– Чтобы подняться на чемпионский пьедестал, нужны способности. А может, и какое-то ноу-хау.

– Да. У меня был секрет. Я никогда не старался танцевать лучше других. Я стремился танцевать лучше самого себя. Расти над собой – вот что важно. Но расти постоянно, ежедневно, ежечасно, совершенствуя свои навыки. Выступления на чемпионатах – бесценный опыт, проверка того, чему ты успел выучиться в тренировочном классе. Я не уставал учиться, набирать в себя как в губку всевозможные знания, навыки…. А когда начал преподавать, вы вел золотое правило.

– И в чем же оно?

– Опасно превращаться в ходячую энциклопедию. Но важно знать именно то, что составляет скелет, остов твоего дела. Опасно увязнуть в несущественных деталях, увлекаться бесполезными знаниями… Твоей проповедью должны быть реальные дела, а не слова. У меня не было недостатка в учениках, потому что мои победы выглядели красноречивее любых слов. Другие учителя ничуть не хуже меня владели риторикой. Но их ораторские речи были голословны! Чтобы вдохновить другого на победу, надо самому быть победителем.

Артур повернул голову в сторону барной стойки, словно выискивая глазами кого-то из своих знакомых. Очередь из пестрых платьев и черных фраков то резко увеличивалась, то сокращалась, словно цветная резинка. Над стойкой летала белоснежная шапочка бармена, словно шарик для пинг-понга. С огромной плетеной корзины, украшавшей барную стойку и наполненной доверху экзотическими фруктами, на полировку стойки упала виноградная гроздь с крупными темно-красными ягодами, словно Крымские сердолики с Коктебельского пляжа. Никто не поднимал ее, чтобы водрузить обратно на фруктовую горку. Отчетливо шумела кофе-машина.

И тут обоим собеседникам вспомнилось советское время, когда занятия бальными танцами считались делом несерьезным, недостойным нестоящего мужчины.

– Те, кто не слышат музыки, считают танцоров сумасшедшими, – заметил Артур. – На девушек, увлекающихся бальными танцами, смотрели как на девушек со странностями, тургеневских барышень, не от мира сего.

Когда Полине Бересклет как журналистке пришлось освещать первые в России международные турниры, каждый репортаж приходилось пробивать с силой морской торпеды. От слов «бальные танцы» покатывалась со смеху вся редакция, мол, писать о каких-то танцульках – недостойно для солидного издания. «Это что, мы будем писать о тех, для кого плясать – что для нас выпить стакан водки? – смешливо заявил ей красноносый, пузатый, никогда не просыхавший ответсекретарь. – Нет, дорогуша, никогда я в номер твой материал не поставлю. Вот если бы принесла заметку о том, как Кремль взорвали! Вот это была бы тема!»

Прошло несколько лет, и танцевальный турнир из события, по мнению журналистов, местечкового, превратился в крупное мероприятие, достойное всестороннего освещения. Телевизионщики оформляли аккредитации на все турниры, боясь хоть какой-то пропустить мимо свих камер. А потом наступил момент, когда какой-нибудь телеканал выкупал у организаторов турнира эксклюзивные права на трансляцию. «Буржуазное искусство» перестало быть осуждаемым и стало престижным.

Полина припомнила рубеж XX–XXI веков, когда Россия, отказавшись от социалистического пути развития, вставала на капиталистические рельсы, и именно тогда отношение к бальным танцам резко поменялось. Обыватели по-прежнему не понимали, в чем прелесть танцевального мира, однако многие определяющие персоны этого времени решили, что танцы – это очень крутой и престижный бизнес.

Артур прекрасно помнил головокружительные перемены, происходящие на его глазах. Тогда-то на волне этих ценностных установок его друг и наставник Мирослав Нагорный и создал свою корпорацию «Вальс» и начал проводить танцевальные шоу, привлекающие бизнес-элиту со всего мира. Глаза Кара-Мурзы продолжали искать в толпе шелестящих платьев и черных фраков, окружившей бар, какого-то человека. И вдруг его глаза остановились на Полине.

– Вы не в курсе, Мирослав прилетел?

– Лично я его не видела. Но если он и прилетел на Блэкпул, то именно сегодня мы его и увидим. В вечернем отделении заявлен «стандарт».

– Было бы прекрасно увидеть в числе зрителей вечернего отделения Мирослава. Ведь именно этот «стандарт» я и буду судить!

– Завидный престиж! Британцы пустили вас в святые святых – в закрытую судейскую бригаду?! Вам повезло, Артур!

– Слава гораздо достойнее меня в роли судьи Блэкпула. Он – блестящий импресарио, второй Дягилев, знакомящий мир с русским искусством. А я – лишь педагог, хотя и чемпион в прошлом. Боюсь, в решении оргкомитета, злую шутку сыграло мое прежнее украинское гражданство. Политика! Я для британцев – представитель прогрессивной, прозападной страны, страдающей от москалей и «русского медведя». Воссоединение Крыма с Россией в марте 2014 года британцы посчитали «аннексией». А Славе не повезло, он «москаль»! А еще ему не повезло с Дашей, – женой, «из молодых да ранних».

– Разве не все мужчины хотят иметь жену, равную себе по энергетике, уму, таланту, образованию, способностям?

– Конечно нет. Лично я выбирал себе жену по принципу, с кем я буду общаться в старости….

– Странная для танцора логика.

– Вы мыслите чересчур узко. Мы с Радмилой никогда не были танцевальной парой в храме Терпсихоры. Но мы пара в реальной жизни. Конечно, в наших отношениях никогда не было той страсти, что возникает между партнерами на паркете. Но удачный брак, в моем понимании, – это вовсе не любовная страсть, а скорее дружба, приятное совместное проживание в одном пространстве, полное взаимного доверия и взаимных же обязательств. Уж что скрывать, все эти чертовские обстоятельства, заставившие меня бросить конкурсную карьеру, связаны с женой.

Артур резко встал из-за столика. Он был очень взволнован, словно случайно проговорился, выболтал сокровенную тайну. Шагнув в сторону, он задел рукавом костюма чашку, и она опрокинулась, хотя и не разбилась. Эмоции захлестывали Артура, он оттянул с воротничка белой рубашки удушающий галстук-бабочку, провел ладонью по темным жестким курчавым волосам. Отрывистым фальцетом надорванного голоса Артур сообщил, что ему пора идти.

Крымская «идиллия»

Выходя из кафе, Полина засмотрелась на прозрачный стеклянный потолок «оранжереи», сквозь который проникал жидкий солнечный свет, сравнивая эту архитектурную конструкцию то с парижским Лувром, то со стеклянными перекрытиями крыши московского ГУМа. И она не заметила, что идет прямиком на Степку Зайцева. Обе руки фотографа были заняты высоченными бокалами с апельсиновым соком, из которых выглядывали полосатые трубочки. Полина едва не сбила Степку с ног.

– Осторожнее! Смотри под ноги! – успел крикнуть Степан, но было поздно. Ярко-желтое пятно выплеснувшегося из стаканчика сока уже красовалось на его бирюзовой тенниске. Злобно взглянув на пятно, Степан вздохнул: Ладно, вечером сдам эту футболку Вике, пусть выстирает. У нас в отеле хорошая стиральная машина. Жаль, полстакана пролил! А Малинину повезло, его коктейль цел.

Полине стало неловко.

– Погоди, Степа, я тебе куплю новый коктейль. Это же по моей вине…

– Ерунда. Настоящие мужчины угощают коктейлями дам, а не наоборот. Будет лучше и правильнее, если я вам предложу коктейль или чашку кофе.

– Благодарю, Степа. Но я только что пила кофе с Артуром.

– С самим Кара-Мурзой? Батюшки! – Степан даже присвистнул. – Это у которого больная жена?

– Мне ничего не известно о его жене, кроме того, что ее зовут Радмилой. Правда, Артур что-то успел сказать насчет того, будто бы расстался с танцевальным спортом из-за нее.

– Так оно и есть, Поля! Радмила разбила блестящий танцевальный дуэт Артура и Жени Журавлевой. Еще бы, Журавлева – это вихрь энергии, ходячий секс! В пасодобле Женя немного напоминала Дашу Сибирякову, вторую жену Нагорного – танцовщицу фламенко. Однажды я фотографировал Женю в танце, Журавлева, знаешь ли, выступала в десятке, как и наша Виктория, хозяйка отеля. Редкий случай. И как латинистка Женя Журавлева поразила мое воображение. Магия притяжения. Ее хотелось не только фотографировать, но и потрогать. А Мила-Радмила – просто вялая домохозяйка. Однажды я почти случайно оказался в Крыму и снимал на новую камеру странную семейную идиллию Артура и Радмилы. Постой, я тебе расскажу подробнее. У них ведь фамильный дом в крымской бухте Омега, слышала?!

Сезон фруктов был в разгаре. Черешня уже отошла, но сочные персики, груши и яблоки лежали на всех лотках приморских городков. Пляжи были забиты отдыхающими так, что на жестких камнях гальки невозможно было отыскать клочок, чтобы бросить туда крошечную циновку и, усевшись на нее, наблюдать за игрой волн прибоя. Солнце парило нещадно, лишь к вечеру становилось прохладно, налетал бриз, и в вечерних сумерках начинали стрекотать цикады. На горизонте море сливалось с небом в одну сплошную черную массу, и где-то в ее глубине вспыхивали зарницы и едва слышались раскаты далекой грозы. Но к утру от грозового неба не оставалось и следа, и там, где прозрачная, голубая гладь моря сходилась с воздухом, появлялись белые перья облаков, предвестники ветреной погоды. Красный, как сочная мякоть грейпфрута, солнечный шар, лениво выглядывал из-за толщи воды, разбуженный внезапно налетевшим ветром и не слишком торопясь занять свое место на небосклоне. Замолкали ночные цикады и просыпались кузнечики, перехватывая эстафету беспрерывного треска и звона, заполнявшего душный воздух. Закрывались белые граммофончики душистого табака и других ночных цветов, но разворачивали свои яркие лепестки дневные цветы, наполняя воздух тонким ароматом и раскрываясь навстречу пестрым бабочкам, шмелям и пчелам. И опустевший было ненадолго пляж вновь заполнялся желающими вобрать в себя и унести частицу живительных солнечных лучей и прохладной морской воды.

Спортивный фотокорреспондент Степан Зайцев, уже приглашенный для совместной работы Каменом Сакаджиевым, надеялся в Крыму вволю отдохнуть, накупаться и загореть. Однако едва тандем фотографов прибыл на полуостров, как Сакаджиев, осаждая прыть своего энергичного товарища, жестко напомнил Зайцеву: «Степа, мы с тобой в рабочей командировке. Первым делом – работа. Заказ Кара-Мурзы отработаем, а там уж, как говорится, сделал дело – гуляй смело».

У Артура Кара-Мурзы и его жены Радмилы Репьевой намечался юбилей свадьбы. В народном календаре он даже имел какое-то обозначение, но Степка так и не сумел разобраться не только во всех этих «стеклянных, оловянных, деревянных» свадьбах, но даже и в «жемчужных, рубиновых, янтарных» юбилеях. Ему это просто было неинтересно, и свою голову Степан согласился загрузить лишь задачей качественной фотосессии Артура и Радмилы, отбрасывая все лишнее. Артур, давнишний друг и даже учитель в «стандарте» Сакаджиева, согласился принять фотографов у себя в загородном доме, располагавшемся в паре-тройке десятков километров от Севастополя, недалеко от бухты Омега.