Текст книги "Дело Ливенворта (сборник)"

X. Y. Z., история, поведанная сыщиком

Глава 1
Загадочное свидание

Иногда сыщик, занимаясь одним преступлением, случайно раскрывает совсем другое. Однако вряд ли когда-либо это случалось более неожиданно и при обстоятельствах более необычных, чем в том случае, о котором я хочу рассказать.

Некоторое время вашингтонские власти ставили в тупик ловкие проделки банды фальшивомонетчиков, которая наводнила западную часть Массачусетса поддельными казначейскими билетами. Лучшие умы Секретной службы были брошены на это дело, но все тщетно, и вот однажды в Вашингтон прибыло сообщение о том, что в Брандоне, штат Массачусетс, местная почта ежедневно получает подозрительного вида письма, на которых вместо имени адресата значится просто X. Y. Z., и, поскольку имелась слабая надежда на то, что наконец-то появилась какая-то зацепка в деле фальшивомонетчиков, я был отправлен на север провести расследование.

Было это в июне 1881 года, и погода стояла просто замечательная. Сойдя с поезда в Брандоне и посмотрев на длинную прямую улицу, обсаженную с обеих сторон кленами, свежо и красиво поблескивавшими листьями на полуденном солнышке, я подумал, что в жизни не видел такого прелестного городка и не приступал к делу с таким легким, полным надежды сердцем.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, я направился прямиком к почтовому отделению и там, найдя общий язык с почтмейстером, сразу же взялся за изучение корреспонденции загадочного X. Y. Z.

Я обнаружил, что состоит она исключительно из писем. Было их около дюжины, и все, за исключением одного, не отличались внешним видом и манерой написания адреса, хотя и были подписаны разными почерками и отправлены из различных городов Новой Англии. Исключение, о котором я упомянул, имело приписку в левом нижнем углу: «До востребования». Складывая письма стопкой перед тем, как кинуть их обратно в ящик, я обратил внимание, что это, к тому же, единственное письмо в голубом конверте, остальные были кремовыми разных оттенков и темно-желтыми.

– Кто обычно забирает письма? – спросил я почтмейстера.

– Имени его я не знаю, – ответил тот. – Дело в том, что его здесь никто не знает. Как правило, он приезжает под вечер в коляске, спрашивает письма для X. Y. Z., получив их, стегает лошадь и уезжает, прежде чем кто-то успевает вымолвить слово.

– Опишите его, – попросил я.

– Ну, очень худой, даже тощий. Весь какой-то нескладный. Лицо бледное, нездорового оттенка. Если бы не глаза, цепкие, горящие, я бы назвал его совершенно безобидным существом.

Такой тип людей был мне известен.

– Я бы хотел встретиться с ним, – сказал я.

– Тогда дождитесь вечера, – ответил почтмейстер. – Он всегда приходит, когда начинает смеркаться. Заходите часиков в семь, а я прослежу, чтобы у вас была возможность передать ему почту.

Я согласно кивнул и вышел со двора, приспособленного для почтовых нужд. У калитки я едва не столкнулся с молодым человеком, спешившим с другой стороны.

– О, простите! – воскликнул он, и я повернулся посмотреть на него – таким вежливым был его тон и таким непринужденным полупоклон, которым он сопроводил это простое извинение.

Он подошел к окошку, ожидая своей почты. Приятной внешности молодой человек, хорошо сложенный, с красивым лицом, но беспокойными глазами, на настороженное и одновременно тревожное выражение лица которого я не мог не обратить внимания, даже бросив на него всего один беглый взгляд.

С выдачей его почты произошла какая-то задержка, и каждая минута ожидания, похоже, стремительно усиливала его нетерпение. Увидев, как он наклонился вперед и что-то быстро сказал почтмейстеру, я праздно задумался о волнении молодого человека и о его возможных причинах, как вдруг услышал тихий оклик и, обернувшись, увидел почтмейстера, который манил меня из калитки. Я тут же поспешил к нему.

– Не знаю, что это означает, – вполголоса произнес он, – но здесь какой-то молодой человек, никогда его раньше не видел, спрашивает письмо для X. Y. Z.

– Письмо?

– Да, письмо.

– Дайте ему все и посмотрим, что он будет делать, – посоветовал я и шагнул обратно, откуда было удобно наблюдать за исполнением почтмейстером моих указаний. Он не подвел. Через миг молодой человек с удивлением посмотрел на пачку писем, которые легли ему в руку.

– Тут не все для меня, – промолвил он, однако шагнул в сторону и с недоуменно-озабоченным видом принялся открывать одно за другим. С каждым открытым письмом взгляд его делался все более и более изумленным. Но послание в голубом конверте, похоже, вызвало совсем другие чувства. Облегченно вздохнув, он жадно прочитал короткую записку, которая в нем содержалась, потом быстрым движением сложил ее и сунул обратно в конверт, который держал вместе с остальными письмами в левой руке.

– Должно быть, есть еще какой-то другой X. Y. Z., – сказал он, подходя к окну и возвращая все письма, кроме голубого. Свое письмо он положил в карман. – Эти я забирать не могу.

И, повторив свой непринужденный поклон, странный молодой человек развернулся и зашагал прочь под взглядами служащих и посетителей, которым он явно был знаком не больше, чем мне. Без раздумий я отошел от двери, чтобы понаблюдать за ним. Он уже переходил улицу к закусочной на другой стороне. Когда он скрылся внутри, я решил, что он наверняка пробудет там несколько минут, и, понимая, какая передо мной открывается возможность, поспешил обратно к почтмейстеру.

– Итак, – сказал я, ликуя в душе, – наш план сработал идеально. Дайте письма. Раз уж они оказались вскрыты не по нашей вине, если я их просмотрю, это никому не навредит, кроме виновного.

Почтмейстер засомневался, но мне быстро удалось побороть его нерешительность, и, снова взяв пачку писем, я, не теряя времени, изучил их содержимое. Должен сказать, итог этой проверки меня очень разочаровал. Я не нашел ничего, что могло бы указать на фальшивомонетчиков. В каждом письме были только адрес и марки на пятьдесят центов.

– Это какое-то очередное мошенничество, – сказал я. – Одна из тех дешевых махинаций, когда за пятьдесят центов обещают сообщить способ озолотиться.

Почувствовав отвращение к этому делу, я сложил письма и уже хотел бросить их обратно в ящик, но тут заметил, что в нем лежит еще сложенный лист бумаги. Я достал его, развернул и замер от изумления. Если я правильно запомнил, как выглядело письмо в голубом конверте, которое молодой человек прочитал с таким интересом, это было оно. Но как оно сюда попало? Я же своими глазами видел, как он положил его обратно в конверт, а конверт опустил в карман. Но конверта в ящике не было, а письмо – вот оно. Какое колдовство перенесло его из одного места в другое? Вдруг я вспомнил, что у молодого человека в руке было много других писем, когда он засунул или хотел засунуть это особенное послание обратно в конверт, и, как это ни покажется странным, в спешке или волнении он, видимо, поместил сложенный лист между двумя письмами, а не в конверт, как хотел. Так это было или нет, но мне ужасно повезло. Справившись с радостным возбуждением, я прочитал следующие строки, написанные, судя по всему, измененным почерком:

Время пришло. Все подготовлено, и успех обеспечен. Будь среди кустов на северо-восточном углу сада ровно в 9 вечера. Тебе дадут маску и прочие средства, необходимые для успеха в этом деле. Все должно пройти точно по плану. Условное слово, по которому ты узнаешь друга: ПОДДЕЛКА.

«Ага! – подумал я. – Это уже на что-то похоже». И, движимый внезапным порывом, я наскоро переписал письмо в записную книжку, после чего счистил перочинным ножом слово «северо-восточном», аккуратно заменил его на «юго-западном» и положил письмо обратно в ящик, надеясь, что молодой человек, когда захочет перечитать послание – а рано или поздно у него наверняка такое желание возникнет, – обнаружит пропажу и вернется за ним на почту.

И я не ошибся. Едва я покончил с этим, как молодой человек вернулся, попросил еще раз посмотреть письма и, найдя среди них свое, снова исчез с ним в закусочной.

– Если он удивится, на этот раз увидев «юго-западном» вместо «северо-восточном», то решит, что его подвела память, – прокомментировал я свои последние сомнительные действия и спросил почтмейстера, есть ли где-нибудь рядом место с большим садом и кустарником.

– Здесь только одно такое место, – ответил он. – Дом мистера Бенсона. Остальные живут слишком бедно, чтобы позволить себе такое.

– Кто такой мистер Бенсон?

– Мистер Бенсон – это мистер Бенсон, самый богатый человек в этих краях и самый нелюбимый, насколько я понимаю. Он приехал сюда из Бостона два года назад и построил себе настоящий дворец. Зачем – никто не знает, потому что жизнь в нем удовольствия ему не доставляет. А вот детям его доставляет, и это, я думаю, единственное, о чем он печется. Младший мистер Бенсон не устает обихаживать сад, постоянно гуляет по нему, смотрит за деревьями, ухаживает за виноградом. Мисс Кэрри другая; все, что ей нужно, – это общество. Вот только отец не позволяет ей ни с кем видеться. Он, похоже, думает, что вокруг нет людей, достойных входить в его гостиные, хотя сам там не бывает – вот странный человек! – а все время проводит в библиотеке или в каком-нибудь другом уединенном месте.

– Занятой человек?

– Думаю, да, только никто не знает, чем он занимается.

– Возможно, пишет?

– Не знаю, он о себе никогда не рассказывает.

– Откуда у него деньги?

– Этого мы не знаем. Они как будто сами растут, без его помощи или участия. Когда мистер Бенсон только обосновался здесь, его называли богачом, но сейчас, говорят, он стал богаче раза в три.

– Может быть, он играет на бирже?

– Разве только через сына, потому что сам никогда не выходит из дома.

– У него двое детей, вы говорите?

– Да, сын и дочь. Примечательный молодой человек этот сын. У нас его не столько любят, сколько уважают. Он слишком суров и замкнут, чтобы ходить в любимчиках, но никто никогда не видел, чтобы он занимался чем-то недостойным. Он гордость нашего городка и, будь немного поучтивее, мог бы к этому времени уже в конгресс попасть.

– Сколько ему?

– Думаю, лет тридцать.

– А девушке?

– Где-то двадцать пять.

– Мать жива?

– Нет, я слышал странные рассказы о том, что за год до их приезда сюда она умерла при каких-то печальных обстоятельствах, но сами они об этом не рассказывают.

– Похоже, они вообще ни о чем не рассказывают.

– Это точно. Они крайне необщительные. Не от них мы узнали, что где-то есть еще один сын. Они о нем никогда не говорят, мало того, даже не пишут ему, уж кому это знать, как не мне?

Как раз в это время начался перерыв, чем я воспользовался, чтобы слиться с толпой бездельников, которые крутятся вокруг почты в маленьких городках во время выдачи корреспонденции. Как вы, наверное, догадались, я хотел услышать, что говорят люди об этих Бенсонах. Не то чтобы я уловил какую-то связь между этим уважаемым семейством и бандой фальшивомонетчиков, на след которой должен был выйти, но дело есть дело, и нельзя пренебрегать даже слабыми и малообещающими зацепками, когда блуждаешь в полной темноте, как это было со мной. С расслабленной улыбкой, которой я рассчитывал успокоить подозрительность незнакомцев и пробудить в них доверие, я шагнул в толпу и вскоре понял, что мне даже ничего не придется делать, чтобы раскрутить колесо пересудов о Бенсонах. Они уже были в разгаре и велись с таким напором и запалом, что я даже слегка оторопел.

– Маскарад! – было первое, что я услышал. – Они устраивают маскарад! И это Бенсоны, которые никогда в жизни у себя больше трех человек одновременно не принимали!

– Да, но мало того, они еще собираются пригласить людей из Клейтона, Лоуренса, Холлоуэлла и еще черт знает откуда. Будет кутеж, настоящий бал, с масками и прочей ерундой.

– Говорят, мисс Кэрри так донимала отца, что ему пришлось сдаться. У нее день рождения или что-то в этом роде, и она захотела устроить вечеринку.

– Но какую вечеринку! В нашем уважаемом городке такого отродясь не бывало. Грешно это, вот что я скажу! Грешно закрывать лицо, данное тебе Богом, и расхаживать в нарядах, которые, окажись ты в приличном обществе, добрый христианин принял бы за облачение самого нечистого. Все это неправильно, говорю вам, неправильно. Мистер Бенсон меня удивляет. Держать дом на замке, а потом распахнуть двери настежь для всяких глупостей. Нас не пригласили.

– И нас, и нас… – понеслось со всех сторон.

– Я вообще не знаю никого в городе, кого бы они пригласили! – крикнул дородный мужчина, судя по виду мясник. – Для Бенсонов мы, видишь ли, недостаточно хороши. Я слышал, он даже закроет ворота, чтобы к нему никто без билета не прошел. Каково, а? И еще они собираются осветить весь сад.

– Можно будет сквозь забор посмотреть.

– Много мы увидим! Сказали бы, перелезть…

– А можно и перелезть. Большой Джон там будет, и Том Хеншо. Они хотят веселье себе оставить, как все остальное оставляют. Странные они какие-то, и чем меньше мы будем иметь с ними дело, тем лучше.

– Хотел бы я увидеть Хартли Бенсона в маскарадном костюме.

– О, он не станет рядиться в дурацкие наряды, он слишком важный для этого.

После этих слов в толпе неожиданно зашикали, причина чего была мне не понятна, пока я не поднял голову и не увидел приближающегося верхом на коне молодого человека, в котором без труда узнал героя последней реплики.

Прямой, стройный, элегантный, но явно сдержанный, что было видно даже на расстоянии, он подъехал к месту, где стоял я, и, окинув собравшихся быстрым взглядом, почти незаметно кивнул и спешился. Слуга взял его лошадь под уздцы, и мистер Бенсон молча прошел в контору, оставив за собой тишину, которая не нарушалась, пока он не появился снова, по-видимому, с сегодняшней почтой. Сев на лошадь, он задержался на минуту, чтобы поговорить с человеком, который только что подошел, и я получил возможность осмотреть его лицо. Оно мне не понравилось. Несомненно, лик его был красив: правильные черты, здоровый цвет кожи, выражение спокойное и уверенное, если не сказать властное, но мне оно не пришлось по душе. Возможно, оно показалось мне непроницаемым, а для сыщика, который прощупывает человека на предмет мотива, это самый большой недостаток. Улыбка его была лишена света, во взгляде – внимание, порицание, насмешка, все, что угодно, только не чувство вины. Когда он уезжал, все смотрели ему вслед, однако я сомневаюсь, что к восхищению, которое он, несомненно, вызывал, хотя бы у одного человека примешивались чувства более теплые, чем ощущение гордости от того, что в их городке живет такой непонятный человек. «Лед, – подумал я. – Лед во всем, только не прозрачный». Вот и все, что я узнал о Бенсоне-младшем.

Бал должен был состояться вечером того же дня, и это бросало новый свет на прочитанное мною письмо. Слово «маска» перестало иметь особое значение, как и слово «подделка», и все же общее содержание послания и столь возвышенный тон его фраз зародили во мне стойкое подозрение, что готовится какой-то заговор предосудительного, если не преступного характера, который мне как восходящему молодому сыщику, занятому поиском загадочных, неуловимых злоумышленников, надлежало разведать. И движимый этим соображением, я открыл новую страницу своей записной книжки и черным по белому записал все собранные на данную минуту факты:

Загадочная семья, имеет тайну.

Богаты, но источники обогащения неизвестны.

Замкнуты, без видимой причины.

Отец затворник.

Сын непроницаем.

Запросы дочери почти никогда не удовлетворяются.

Странное решение устроить бал после годов скрытности и нежелания общаться с соседями.

Еще более странное решение устроить не просто бал, а маскарад, развлечение, которое своей необычностью и возможностями, которое оно предоставляет, делает этот отход от привычных правил особенно весомым и удивительным.

Обнаружение письма с условиями встречи двух мужчин в саду семьи, устраивающей маскарад, с явной целью воспользоваться последним для осуществления какого-то давно задуманного плана.

В конце я дописал вывод из вышеизложенного:

Существует связь между кем-то из членов семьи, дающей бал, и личностью, получившей приглашение на встречу. Вечеринка используется как прикрытие, если не как средство.

Было уже четыре, до назначенного свидания оставалось пять часов. Как употребить этот промежуток времени? Взгляд на расположенную рядом платную конюшню подсказал ответ. Взяв лошадь, я выехал на дорогу, ведущую к усадьбе Бенсонов, чтобы провести разведку. Но через какое-то время меня охватило необоримое желание проникнуть в сердце этого странного дома и самому решить, стоит ли продолжать питать подозрения в отношении этого семейства. Но как это сделать? Какой предлог позволит мне попасть внутрь в этот полный забот и хлопот день? Я посмотрел по сторонам, как будто в поисках вдохновения. Оно не пришло. Тем временем впереди показались окружающие дом громадные деревья, а вскоре и красоты аккуратного газона и цветника с дорожками за высоким металлическим забором, сквозь который можно было различить мелькающие тени, фонари, развешанные на ветках, и прочие признаки того, что подготовка к сегодняшнему вечеру идет полным ходом. Внезапно меня осенило. Если мистер Бенсон действительно такой, каким его описывают, во всех этих приготовлениях он участия не принимает. Мистер Бенсон отшельник. Чем я могу заинтересовать отшельника? Я задумался. Одна идея появилась – или так решило мое авантюрное любопытство? Идея была дерзкой, но что с того? Необходимо проехать через ворота и встретиться с мистером Бенсоном, а для этого следует предпринять какой-то смелый шаг. Достав визитную карточку, на которой не значилось ничего, кроме моего имени, я написал: «Личное и срочное дело» и, напустив на себя самый благообразный и безобидный вид, спокойно проехал через ворота к фасаду дома. Если бы я шел пешком, вряд ли бы мне позволили пройти мимо слуги, который слонялся вдоль дорожки, но, видимо, лошадь придала мне важности, и не успел я опомниться, как оказался перед портиком под взглядами дюжины деловитых слуг.

Подражая поведению мистера Бенсона у почты, я спрыгнул на землю и бросил поводья стоявшему рядом мальчику. В тот же миг, прежде чем я успел сделать шаг, из открытой двери появился слуга, который с несколько неожиданным в данных обстоятельствах взволнованным выражением лица встал передо мной, преграждая путь.

– Сегодня мистер Бенсон посетителей не принимает, – заявил он.

– Я не посетитель, – ответил я. – У меня дело к мистеру Бенсону.

И я протянул карточку, которую слуга взял с большим сомнением.

– Распоряжения мистера Бенсона должны исполняться, – сказал он. – Хозяин сегодня не принимает.

– Но это исключительный случай, – настойчиво произнес я, ведь неожиданная преграда только распалила мое любопытство. – У меня важное дело, которое имеет отношение к мистеру Бенсону. Он должен меня принять.

Слуга покачал головой с неуместной, как мне показалось, тревогой на лице, но отступил на шаг, позволяя мне пройти, и сказал:

– Я позову мистера Хартли.

Однако именно этого я хотел меньше всего. Я пришел встретиться со старшим мистером Бенсоном и не собирался отступать.

– Мистер Хартли мне не нужен, – сказал я уверенно. – Если мистер Бенсон не болен, я должен просить проводить меня к нему.

И войдя в небольшую приемную комнату справа, я сел на первый попавшийся стул.

Слуга постоял немного, поставленный в тупик моим упрямством, потом обвел меня пристальным взглядом, словно запоминая подробности моей внешности и одеяния, и медленно ушел, качая головой и что-то бормоча себе под нос.

Тем временем роскошь и элегантность окружающей обстановки постепенно начали доходить до моего сознания. Зал, через который я прошел, был просторным и внушительным, а комнату, в которой я сидел, можно было назвать образчиком декораторского мастерства. Я наслаждался картинами и прочими многочисленными предметами искусства, когда из соседней комнаты донеслись голоса. Там негромко разговаривали мужчина и женщина, но все мои чувства были напряжены, поэтому я без труда разобрал, о чем говорилось.

– Какой сегодня славный день! – произнес женский голос. – Я десять раз хотела спросить, что ты обо всем этом думаешь. На этот раз получится? Хватит у него смелости воспользоваться этой возможностью, или, что еще важнее, хватит ли у него такта? Если сегодня не получится, все рухнет. Отец…

– Тише ты! – вмешался напряженный, но сдерживаемый мужской голос. – И не забывай, успех зависит от твоей осторожности. Одно слово о том, что мы задумали, и все полетит к черту.

– Я буду осторожна. А ты правда думаешь, что все пойдет так, как мы задумывали?

– Если все пойдет не так, то не по моей вине, – последовал ответ, произнесенный тоном столь зловещим, что я даже вздрогнул, но в следующий миг второй голос с жаром воскликнул:

– Ах, ты такой милый! Ты столько делаешь для меня!

Я как раз задумался над подобным несоответствием, когда вернулся слуга с моей карточкой.

– Мистер Бенсон желает знать суть вашего дела, – произнес он голосом, который, с беспокойством подумал я, наверняка будет услышан в комнате за стеной и сообщит ее обитателям о моей близости.

– Дайте карточку, – сказал я и, взяв картонный прямоугольник, дописал к своим словам простую фразу: «По поручению городского констебля», вспомнив слова почтмейстера о том, что этот пост занимал его брат. – Вот. Отнесите хозяину.

Слуга взял карточку, взглянул на надпись и удивленно вскинул брови.

– Идите за мной, – сказал он и направился в зал.

Я был только рад подчиниться. Однако едва я ступил за дверь, как у меня за спиной раздался короткий возглас, наполовину радостный, наполовину испуганный, и, обернувшись, я встретился взглядом с юной леди, смотревшей на меня из-за портьеры со смешанным выражением страха и радостного ожидания, которое поразило бы меня, если бы не исчезло, как только она увидела мое лицо.

– Простите, – сказала девушка, смущенно отступая в комнату, из которой выглядывала. Однако, быстро придя в себя, она снова вышла и, не глядя на меня, обратилась к слуге: – Джонас, кто этот джентльмен и куда вы его ведете?

С поклоном Джонас ответил:

– Он пришел по делу, мисс, и мистер Бенсон согласился его принять.

– Но отец, кажется, дал четкое указание не пускать сегодня никого в библиотеку, – сказала она задумчивым, не требующим ответа тоном.

И пока мы шли через зал, я не мог отделаться от тревожного ощущения, что нас сопровождает внимательный взгляд.

«Слишком много шума из-за такого небольшого дела, и странное всеобщее желание оградить сегодня мистера Бенсона от встреч с посторонними», – мысленно отметил я и совершенно не удивился, когда дверь библиотеки оказалась закрытой. Однако стук слуги и несколько произнесенных шепотом слов сумели расшевелить затворника. После поворота ключа дверь распахнулась и передо мной предстал хозяин дома.

Этот миг я запомнил навсегда. Во-первых, потому что картина мне открылась необычная и впечатляющая, во-вторых, потому что выражение лица стоявшего передо мной человека говорило о сильнейшем изумлении, которого никак нельзя было ожидать после такой подготовки его к встрече со мной. Это был высокий, видный мужчина с уже поседевшей головой и фигурой, не согбенной годами только благодаря исключительной силе воли, которая читалась в его глазах. Его довольно неприятное, строгое, морщинистое лицо на богатом фоне витражного окна, украшавшего дальний конец комнаты, запечатлелось в моей памяти, а сильная воля, которую я не мог не уловить в его осанке и подъеме головы, придавала его виду поэтический оттенок, превративший его в настоящую живую картину, которую, как я уже сказал, невозможно забыть.

– Вы пришли от городского констебля, – произнес мистер Бенсон ровным, твердым голосом, таким же внушительным, как и его вид. – Позвольте спросить зачем?

Оглянувшись, я увидел, что слуга исчез.

– Сэр, – сказал я, собирая мужество в кулак, поскольку уже успел прийти к выводу, что в этом случае имею дело с человеком абсолютной честности, – сегодня вы даете бал-маскарад. Подобное в этих краях происходит впервые и, естественно, вызвало большой интерес. Кое-кто в городе даже грозится перелезть через забор, чтобы посмотреть на вашу компанию, хотите вы того или нет. Мистер Уайт хочет знать, не нужна ли вам помощь в защите сада от нежеланных гостей. Если нужна, то он готов предоставить вам любую необходимую силу.

– Очень любезно со стороны мистера Уайта, – ответил мистер Бенсон голосом, который, несмотря на всю его силу воли, прозвучал так, словно это сообщение по какой-то необъяснимой причине усугубило его волнение. – Об этом я не подумал, – подходя к окну и выглядывая в него, сказал он. – Вторжение хулиганов мне не нужно. Они могут и в дом забраться. – Он замолчал, бросил на меня пристальный взгляд и вдруг спросил: – Кто вы?

Вопрос застал меня врасплох, но я ответил если не хладнокровно, то, по меньшей мере, без страха:

– Я иногда помогаю мистеру Уайту исполнять его обязанности и, если нужно, помогу сегодня вам. Если вы сомневаетесь во мне, напишите мистеру Уайту…

Взмах руки остановил меня.

– Думаете, вы сможете оградить мой дом от тех, кого я не хочу видеть? – спросил он.

– Во всяком случае я бы хотел попробовать.

– Каждому приглашенному выдан билет, но если люди собираются перелезать через забор, то смысл в билетах пропадает.

– Я прослежу, чтобы заборы охранялись, – заверил я, радуясь возможности оказаться в гуще событий. – Я никому не позволю проникнуть в ваш дом без приглашения, если… – Тут я замолчал. Что-то, не могу сказать, что именно, заставило меня быть очень осторожным и взвешивать каждое слово. – Если вы этого желаете и наделяете меня правом действовать в ваших интересах, – добавил я более равнодушным тоном.

– Я желаю этого, – коротко ответил он и, подойдя к столу, взял карточку. – Вот билет, по которому вы сможете проходить во двор. Работайте тихо. Я не хочу, чтобы меня беспокоили, но если увидите, что кто-то шляется вокруг дома, заглядывает в окна или пытается войти не через парадную дверь, арестуйте его, кто бы это ни был. У меня есть особые причины желать, чтобы мои указания на этот счет были исполнены в точности, – продолжил он, не замечая, что я слушаю, затаив дыхание. – И я хорошо заплачу, если завтра утром выяснится, что все прошло спокойно.

– Деньги – это хороший стимул, – с показной готовностью подхватил я, украдкой направляя взгляд на висящее напротив зеркало, в глубинах которого всего мгновение назад с изумлением увидел призрак бледного и чрезвычайно возбужденного лица младшего мистера Бенсона, который заглядывал в комнату через наполовину закрытую ширмой дверь у нас за спиной. – Сегодня я в вашем распоряжении. – И с видом, как мне казалось, превосходства я кивнул и вышел из комнаты.

Как я и ожидал, перед выходом меня ждал мистер Хартли.

– Позвольте на два слова, – сказал он. – Джонас говорит, вы от констебля. Могу я спросить, что произошло? Почему вы беспокоите отца в такой день?

В его тоне не чувствовалось раздражения, выражение его не было лишено учтивости. Если бы я не запечатлел в памяти удивительную картину, увиденную только что в зеркале, в эту секунду мне захотелось бы поверить в его доброту и честность. Но память у меня работала исправно, поэтому ничего, кроме подозрительности, он у меня не вызвал. Несмотря на это я ответил честно и даже показал билет, полученный от его отца.

– И вы сегодня будет охранять двор? – осведомился он, глядя на карточку у меня в руке так мрачно, будто хотел ее уничтожить взглядом.

– Да, – ответил я.

Он увлек меня в небольшую комнатку, наполовину занятую цветами.

– Послушайте, – сказал он, – об этом никто не просил, вы только напрасно пугаете отца. В этом городе нет хулиганов, и если пара сельчан попадет к нам во двор, то что тут плохого? В дом они не проникнут, даже если бы захотели. Да им это и не нужно. Я не хочу, чтобы наше первое проявление гостеприимства приобрело оттенок враждебности, и, чего бы там ни желал отец, настаиваю, чтобы вы, насколько возможно, ограничили круг своих обязанностей и сократили их до появления на месте только в случае, если вас вызовут.

– Но ваш отец имеет право ожидать самого полного исполнения своих желаний, – возразил я. – Он будет недоволен, если я ограничусь тем, что предлагаете вы, а я не хочу его расстраивать.

Хартли Бенсон оценивающе посмотрел на меня, и я решил, что сейчас он раскошелится, но мистер Хартли был куда более умелым игроком.

– Хорошо, – сказал он. – Если для вас желание отца важнее всего, мне нечего сказать. Исполняйте свои обязанности так, как считаете нужным, только не ждите от меня помощи, если какая-нибудь глупая случайность выставит вас в некрасивом свете.

И он жестом дал понять, что разговор закончен.

Я почувствовал себя так, будто получил шах, и поспешил покинуть дом. Но как только я вышел на дорожку, ведущую к воротам, у меня за спиной послышались легкие шаги. Обернувшись, я увидел прекрасную дочь хозяина дома, юную мисс Кэрри.

– Постойте! – воскликнула она, не скрывая чувств. – Я узнала от брата, кто вы, – продолжила девушка, приближаясь ко мне с мягкой грацией, которая мгновенно заставила меня насторожиться. – Скажите, кто эти хулиганы, которые угрожают вторгнуться в наш двор?

– Я не знаю их имен, мисс, – ответил я, – но это грубые люди, которых вы не захотите видеть среди своих гостей.

– В нашем городке нет очень грубых людей, – заявила она, – вы, верно, ошиблись на их счет. Отец – человек нервный, его очень легко встревожить. Не стоило будить его страхи.

Я представил себе ровный взгляд мистера Бенсона, способный остановить целый полк мятежников, и улыбнулся ее оценке моего ума.

– Значит, вы не хотите, чтобы ваш двор охраняли? – обронил я самым безразличным тоном.

– Я не считаю это необходимым.

– Но я уже пообещал вашему отцу выполнять его указания.

– Я знаю, – сказала она, с очаровательнейшей улыбкой подходя на шаг ближе. – И в тех обстоятельствах вы поступили правильно. Но мы, его дети, знающие больше о законах общества, чем человек, живущий затворником… и я в том числе, – прибавила она с особой интонацией, – говорим вам, что в этом нет необходимости. Мы опасаемся, что это может обернуться скандалом, к тому же кто-то из гостей может захотеть прогуляться по саду, и будет неприятно, если их арестуют как нарушителей.

– И как я, по-вашему, должен поступить? – спросил я, подаваясь вперед и делая вид, будто согласился с ее доводами.

– Принять его деньги, – промолвила она, краснея, – и сегодня вечером держаться в стороне, пока вас не позовут.

Мисс Кэрри в полном смысле слова повторила предложение брата. Взяв кошелек, который она протянула мне, я взвесил его на руке и покачал головой со словами: