Текст книги "Дело Ливенворта (сборник)"

Меня не можешь в смерти ты винить[17]17
  Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть].

Уильям Шекспир. Макбет

Возбужденный, дрожащий, дивящийся этому непредвиденному событию, я на секунду замер, собираясь с чувствами, когда со стороны библиотеки донесся низкий монотонный голос. Я пошел на звук и увидел мистера Харвелла, читавшего вслух из рукописи своего покойного работодателя. Мне трудно описать впечатление, которое произвело на меня тогда это небольшое открытие. Там, в комнате смерти, вдали от мирской суеты, отшельник в своей келье, этот человек читал и перечитывал со страстным интересом слова мертвого, пока наверху и внизу человеческие существа метались и страдали в сомнении и стыде. Прислушавшись, я различил такие слова: «Благодаря этим мерам их местные правители не только избавятся от ревнивого страха перед нашей формой общественного устройства, но и преисполнятся живым интересом к ней».

Открыв дверь, я вошел.

– А вы опоздали, сэр!

С таким приветствием он встал и придвинул мне кресло.

Мой ответ, по-видимому, услышан не был, ибо, проходя к своему месту, он добавил:

– Боюсь, вы нездоровы.

Я подобрался.

– Я не болен.

И придвинув к себе бумаги, я начал их просматривать. Но слова плясали у меня перед глазами, и я был вынужден в тот вечер оставить попытки поработать.

– Я боюсь, что сегодня не смогу вам помочь, мистер Харвелл. Дело в том, что я не могу уделить должного внимания работе, пока человек, совершивший подлое убийство, из-за которого мы вынуждены ею заниматься, безнаказанно разгуливает на свободе.

Секретарь, в свою очередь, отодвинул бумаги в сторону, как будто неожиданно испытав отвращение к ним, но не ответил.

– Принеся мне известие об этой ужасной трагедии, вы назвали ее загадкой, но эта загадка должна быть разгадана, мистер Харвелл. Она затрагивает жизнь слишком многих людей, которых мы любим и уважаем.

Секретарь посмотрел на меня.

– Мисс Элеонора?

– И мисс Мэри, – подхватил я. – Вы, я, многие другие.

– Вы с самого начала очень заинтересовались этим делом, – сказал он, неспешно макая перо в чернильницу.

Я воззрился на него в изумлении.

– А вы? Разве вас не интересует дело, от которого зависит не только безопасность, а счастье и честь семьи, с которой вы так долго жили?

Он бросил на меня холодный взгляд.

– Не имею желания обсуждать эту тему. Кажется, я уже просил вас не начинать подобного разговора.

И он встал.

– Но я не могу учитывать в этом деле только ваши желания, – упорствовал я. – Если вам известны какие-то факты, которые еще не стали достоянием гласности, ваш долг – заявить об этом. Положение, в котором сейчас находится мисс Элеонора, просто не может не вызывать в каждом сердце желания торжества справедливости, и если вы…

– Если бы я знал что-нибудь, что могло помочь ей выбраться из этого печального положения, мистер Рэймонд, я бы давно сказал об этом.

Устав от постоянных препирательств, я прикусил губу и тоже встал.

– Если вам больше нечего сказать, – продолжил он, – и вы не намерены работать, я с удовольствием уйду, у меня дела.

– Нисколько вас не задерживаю, – сухо ответил я. – Я и сам могу о себе позаботиться.

Он повернулся ко мне, как будто это проявление чувств было выше его понимания, а потом с медленным, почти сочувственным поклоном вышел из комнаты. Я услышал, как он поднялся наверх, дождался, пока скрипнула дверь его комнаты, и сел наслаждаться одиночеством. Но одиночество в этой комнате было невыносимо. К тому времени, когда мистер Харвелл снова спустился, я уже не мог там находиться, и, выйдя в коридор, сказал ему, что, если он не возражает, я бы хотел прогуляться с ним.

Он натянуто кивнул и первым пошел вниз по лестнице. Когда я закрыл дверь библиотеки, он уже был на ее середине, и я как раз подумал о том, какая у него негибкая фигура и каким нескладным он кажется с моего места, как вдруг мистер Харвелл остановился, повернул голову, схватился за перила и прижался к ним с изумленным, проникнутым смертельным ужасом лицом, от вида которого я сперва в немом потрясении застыл на месте, а потом бросился к нему, схватил его за руку и крикнул:

– Что? Что случилось?

Но, вырвав руку, он оттолкнул меня.

– Возвращайтесь, – прохрипел он дрожащим голосом. – Возвращайтесь!

И, схватив меня за руку, буквально потащил вверх по лестнице. Когда мы оказались наверху, он ослабил хватку и, дрожа всем телом, наклонился над перилами, чтобы посмотреть вниз.

– Кто это? – выпалил он. – Кто этот человек? Как его зовут?

Вздрогнув, я склонился над перилами рядом с ним и увидел Генри Клеверинга, который вышел из приемной и шел по коридору.

– Это мистер Клеверинг, – прошептал я со всем самообладанием, на которое был способен. – Вы знаете его?

Мистер Харвелл отошел от перил и прижался спиной к стене.

– Клеверинг, Клеверинг… – пробормотал он дрожащими губами и вдруг, рванувшись вперед, вцепился в перила, впился в меня глазами, в которых стоическая невозмутимость исчезла навсегда в пламени безумия, и прохрипел мне на ухо: – Хотите знать, кто убил мистера Ливенворта? Так посмотрите туда. Это он, Клеверинг!

И, оттолкнувшись от меня, мистер Харвелл, покачиваясь как пьяный, исчез в коридоре наверху.

Первым моим побуждением было последовать за ним. Бросившись наверх, я постучал в его дверь, но ответа не последовало. Тогда я позвал его по имени, но с тем же успехом – он вознамерился больше не показываться. Но решив не дать ему вот так от меня уйти, я вернулся в библиотеку и написал короткую записку, в которой попросил дать объяснения своему ошеломительному заявлению, сообщив, что буду в своей квартире завтра с шести вечера, когда и ожидаю его увидеть. После я пошел вниз к мисс Мэри.

Но меня ждало очередное разочарование. Пока я был в библиотеке, она удалилась в свою комнату, и разговор, от которого я столького ждал, так и не состоялся. «Эта женщина увертливая, как угорь, – подумал я, огорченно расхаживая по коридору. – Окружая себя тайнами, она хочет, чтобы я уважал ее, как искреннего и открытого человека».

Я уже собрался покинуть дом, когда увидел Томаса. Он спускался по лестнице с письмом в руке.

– Мисс Ливенворт свидетельствует вам свое почтение, сэр, и просит передать, что слишком устала, чтобы остаться на вечер внизу.

Я отошел в сторону и открыл переданное письмо. Немного устыдившись, я стал читать написанные нервным почерком строки:

Вы просите у меня больше, чем я могу дать. События нужно принимать такими, какие они есть, без моих объяснений. Для меня настоящая мука отказывать вам, но у меня нет выбора. Боже, храни нас всех и убереги от отчаяния.

М.

И ниже:

Поскольку теперь мы не сможем свободно встречаться, лучше будет каждому нести свою ношу молча и в уединении. Прощайте!

Переходя Тридцать вторую улицу, я услышал сзади торопливые шаги, обернулся и увидел Томаса.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – но я должен сообщить вам что-то особенное. Когда вы недавно спросили меня, что за человек приходил к мисс Элеоноре вечером в день убийства, я ответил не так, как должен был ответить. Дело в том, что об этом со мной уже разговаривали сыщики, и я смутился. Но, сэр, я знаю, вы друг семьи, и теперь хочу сказать, что тот джентльмен, кем бы он ни был – тогда он назвал себя мистером Роббинсом, – сегодня снова побывал в доме, сэр, и на этот раз передал мисс Ливенворт карточку, на которой было написано «Клеверинг». Да, сэр, – продолжил он, увидев, как я вздрогнул, – и еще, как я уже говорил Молли, он ведет себя странно для постороннего человека. В прошлый раз он долго колебался, прежде чем спросить мисс Элеонору, а когда я хотел узнать его имя, достал карточку и написал на ней фамилию, которую я уже назвал, сэр, со странным выражением лица. К тому же…

– Да?

– Мистер Рэймонд, – продолжил дворецкий тихим, возбужденным шепотом, приблизившись ко мне в темноте почти вплотную. – Есть еще кое-что. Об этом я не рассказывал ни одной живой душе, кроме Молли, сэр, но это может пригодиться тем, кто хочет найти убийцу.

– Факт или подозрение? – уточнил я.

– Факт, сэр, и я прошу прощения, что отнимаю у вас время, но Молли не даст мне покоя, пока я не поговорю об этом с вами или с мистером Грайсом. Она сердцем изболелась за Ханну. Мы все знаем, что она ни в чем не виновата, хотя кое-кто смеет говорить, что она виновна только потому, что ее не оказалось рядом в ту минуту, когда она понадобилась.

– Факт? – настойчиво напомнил я.

– Факт такой. Видите ли… Я бы рассказал мистеру Грайсу, – снова сбился дворецкий, словно не видя моего сильнейшего волнения, – но я побаиваюсь сыщиков, сэр. Они иногда хватают тебя и начинают расспрашивать, как будто ты должен знать обо всем на свете.

– Нельзя ли ближе к делу? – прервал его я.

– Ах да, сэр. Факт такой: в тот вечер, ну, когда произошло убийство, я видел, как мистер Клеверинг, Роббинс или как там его зовут, входил в дом, но ни я, ни кто другой не видел, чтобы он выходил, и я не знаю, чем он там занимался.

– Что вы имеете в виду?

– А имею в виду, сэр, я вот что. Когда я спустился от мисс Элеоноры и сказал мистеру Роббинсу, как он назвался в тот раз, что хозяйка нездорова и не сможет его принять (так она велела мне сказать, сэр), мистер Роббинс, вместо того чтобы кивнуть и уйти, как джентльмен, прошел в приемную и уселся там. Не знаю, может быть, ему стало плохо, он очень бледный был – во всяком случае, он попросил принести воды. Не имея причин для подозрения, я отправился в кухню, оставив его там, в приемной, одного, но, не успев дойти, услышал, как хлопнула входная дверь. «Что это?» – спросила Молли, которая помогала мне, сэр. «Не знаю, – говорю. – Разве что этот джентльмен устал ждать и ушел». – «Если он ушел, так и вода не понадобится», – сказала тогда Молли. Поэтому я поставил кувшин на место и пошел обратно наверх. Так и есть, он ушел – вернее, так я тогда подумал. Но кто знает, сэр, он мог прятаться в той комнате или в гостиной, где в тот вечер темно было, пока я запирал окна и двери.

Я был так потрясен, что ничего не ответил на это.

– Видите ли, сэр, я не о каждом человеке, который приходит к молодым леди, стану такое рассказывать, но мы-то все знаем, что кто-то, побывавший в тот вечер в доме, убил хозяина, и раз это была не Ханна…

– Вы говорите, мисс Элеонора отказалась принять его, – прервал я Томаса, надеясь, что этот простой вопрос даст мне новые подробности его разговора с Элеонорой.

– Да, сэр. Первый раз посмотрев на карточку, она как будто засомневалась, но потом вдруг вспыхнула и велела передать ему то, что я уже сказал. Да я бы и не вспомнил об этом, если бы сегодня вечером он снова не заявился в дом, да еще и под новым именем. Я не хочу думать о нем плохо, но Молли заставила меня поговорить с вами, сэр, и облегчить душу… Это все, сэр.

Придя в тот вечер домой, я внес в записную книжку новый список подозрительных обстоятельств, но на этот раз они были под букой «К», а не «Э».

То ли подмогой был, то ли помехой[18]18
  Перевод А. Карельского.


[Закрыть].

Уильям Вордсворт. Майкл. Пастушеская поэма

На следующий день с расшатанными нервами и истощенным разумом я вошел в свой кабинет и был встречен сообщением:

– Там джентльмен, сэр, в вашей личной комнате… Уже давно дожидается, очень нетерпеливый.

Чувствуя усталость и не имея желания проводить консультации с клиентами – как старыми, так и новыми, – я неохотно направился в свою комнату и, отворив дверь, увидел… мистера Клеверинга.

Слишком ошеломленный, чтобы говорить, я молча кивнул, после чего он с достоинством истинного джентльмена подошел ко мне и протянул карточку, на которой я увидел написанное красивым, размашистым почерком его полное имя: «Генри Ричи Клеверинг». Представившись таким образом, он извинился за столь бесцеремонное вторжение, добавив, что его оправдывает только то, что он недавно в городе, а его дело не терпит отлагательств. Он не раз слышал лестные отзывы обо мне как об адвокате и джентльмене, поэтому решил поговорить со мной от имени своего друга, который, к сожалению, попал в такое положение, что ему приходится обращаться к адвокату за советом о деле, которое носит характер не только необычный, но и довольно унизительный для него, что объясняется его незнанием американских законов и юридической подоплеки фактов.

Таким образом приковав к себе мое внимание и разбудив любопытство, он спросил, позволю ли я рассказать его историю. Оправившись в определенной степени от изумления и подавив в себе сильнейшее отвращение, граничащее с паническим страхом перед этим человеком, я обозначил согласие, после чего он достал из кармана записную книжку, из которой прочитал примерно следующее:

– Путешествующий по этой стране джентльмен на модном водном курорте знакомится с юной американкой. В сердце его вспыхивает горячая любовь, и через несколько дней он принимает решение жениться на ней. Зная, что занимает хорошее положение в обществе, богат и намерения его благородны, он делает предложение, и предложение принимается. Однако в семье его избранницы рождается решительное несогласие с подобным браком, и он вынужден скрывать свои чувства, хотя помолвка остается в силе. Пока это неопределенное положение сохраняется, он получает уведомление из Англии, требующее его немедленного возвращения, и встревоженный предстоящей длительной разлукой с предметом страсти, он пишет леди письмо, в котором описывает обстоятельства и предлагает тайный брак. Та соглашается, но с двумя условиями. Первое: он должен покинуть ее сразу после окончания свадебной церемонии; второе: он не должен объявлять во всеуслышание о браке с нею. Это не совсем совпадало с его желаниями, но в ту решающую минуту для него было приемлемо все, что может помочь заполучить ее. Он с готовностью соглашается на предложенный план. Встретившись с леди примерно в двадцати милях от курорта, на котором она остановилась, он предстает с нею перед священником-методистом, и проводится церемония бракосочетания. Присутствуют два свидетеля, нанятый человек от священника, и подруга, прибывшая с невестой; однако разрешения на брак не получено, а невесте еще не исполнился двадцать один год. Был ли этот брак законным? Если леди, добровольно вышедшая замуж за моего друга в тот день, решит заявить, что не является его законной супругой, сможет ли он удержать ее в союзе, заключенном столь неформально? Короче говоря, мистер Рэймонд, является мой друг законным мужем этой девицы или нет?

Слушая этот рассказ, я заметил, что мною постепенно овладевают чувства, противоположные тем, с которыми я встретил рассказчика какую-то минуту назад. Я до того заинтересовался делом его «друга», что напрочь позабыл все, что до сих пор видел или слышал о Генри Клеверинге, а узнав, что церемония проходила в штате Нью-Йорк, я ответил ему, насколько помню, следующее:

– В этом штате, согласно американским законам, брак считается гражданским контрактом, заключение которого не требует разрешения, священника, церемонии или сертификата… В некоторых случаях можно даже обойтись без свидетелей. Раньше женой обзаводились таким же способом, как любым другим предметом собственности, и к настоящему времени он, по сути, не изменился. Достаточно мужчине и женщине сказать друг другу: «Отныне мы женаты» или «Теперь ты моя жена» и «Теперь ты мой муж», чтобы дело было сделано. Требуется только обоюдное согласие. С юридической точки зрения брак заключать не сложнее, чем дать взаймы деньги или купить какую-нибудь безделушку.

– Значит, вы считаете, что…

– Что, согласно вашему описанию, ваш друг является законным мужем леди, при условии, разумеется, что не было никаких юридических обстоятельств, мешающих той или иной стороне вступить в брак. Что касается возраста невесты, я просто скажу, что любая четырнадцатилетняя девушка имеет право быть частью брачного контракта.

Мистер Клеверинг с видом полнейшего удовлетворения поклонился.

– Очень рад слышать это, – сказал он. – Счастье моего друга целиком зависит от этого брака.

Кажется, для него это стало таким облегчением, что мое любопытство разгорелось еще сильнее. Поэтому я сказал:

– Я высказал свое мнение относительно законности этого брака, но, если возникнет спор, доказать его – совсем другое дело.

Он насторожился, бросил на меня пытливый взгляд и произнес:

– Верно.

– Позвольте задать вам несколько вопросов. Леди выходила замуж под своим именем?

– Да.

– А джентльмен?

– Тоже.

– Леди получила свидетельство?

– Да, сэр.

– Подписанное, как положено, священником и свидетелями?

Он согласно кивнул.

– Она сохранила его?

– Не могу сказать, но предполагаю, что да.

– А свидетелями были…

– Человек, нанятый священником…

– Которого можно найти?

– Которого нельзя найти.

– Умер или исчез?

– Священник умер, а свидетель исчез.

– Священник умер?

– Три месяца назад.

– А когда был заключен брак?

– В июле.

– А второй свидетель, подруга леди, где она?

– Ее можно разыскать, но на ее действия полагаться нельзя.

– У самого джентльмена нет доказательств этого брака?

Мистер Клеверинг покачал головой.

– Он даже не может доказать, что в тот день был в городе.

– Однако свидетельство о браке было подписано городским нотариусом? – спросил я.

– Нет, сэр.

– Почему?

– Не могу сказать. Знаю только, что мой друг делал запрос, но бумаги так и не нашли.

Я медленно откинулся назад и посмотрел на него.

– Неудивительно, что ваш друг обеспокоен своим положением, если то, на что вы намекаете, правда, а леди намерена отрицать, что такая церемония имела место. Тем не менее, если он хочет решить этот вопрос законным путем, суд может решить в его пользу, хотя я сомневаюсь в этом. Единственное его доказательство – честное слово, а если она оспорит его показания под присягой – как правило, присяжные принимают сторону женщины.

Мистер Клеверинг встал, задумчиво посмотрел на меня и наконец спросил изменившимся тоном, в котором не осталось и следа от былой учтивости, не мог бы я предоставить ему в письменной форме ту часть моего заключения, которая непосредственно касается законности брака, добавив, что такая бумага убедит его друга, что это дело было представлено должным образом, так как он знал, что ни один уважаемый адвокат не поставит свое имя под правовым заключением, не изучив предварительно дело, основанное на предоставленных фактах.

Эта просьба выглядела такой здравой, что я, не задумываясь, выполнил ее и вручил ему заключение. Он взял его, внимательно прочитал и аккуратно переписал себе в записную книжку. После этого повернулся ко мне, на лице – сдерживавшееся до сих пор чувство.

– А теперь, сэр, – сказал он, подымаясь надо мною во весь рост своей величественной фигуры, – еще одно, последнее предложение. Вы получите обратно это заключение, и в тот день, когда вы решите повести красивую женщину к алтарю, остановитесь и спросите себя: «Уверен ли я, что рука, которую я сжимаю с таким нетерпеливым пылом, свободна? Знаю ли я наверняка, что она уже однажды не была отдана другому, как в случае с леди, которую я в своем заключении объявил законной женой в соответствии с законами моей страны?»

– Мистер Клеверинг!

Но он с изысканным поклоном положил руку на дверную ручку.

– Благодарю за любезность, мистер Рэймонд, до свидания. Надеюсь, вам не придется заглядывать в эту бумагу до того, как мы встретимся в следующий раз.

И с очередным поклоном он удалился.

Никогда еще я не испытывал подобного потрясения, и несколько мгновений стоял как парализованный. Я! Я! Почему именно меня он привлек к своему делу? Если только… Но я отказывался даже думать о таком. Элеонора замужем за этим человеком? Нет, нет, что угодно, только не это! И все же эта мысль не шла у меня из головы, пока я, чтобы избавиться от муки, не взял шляпу и не выбежал на улицу в надежде найти мистера Клеверинга и добиться от него объяснения столь загадочного поведения. Но к тому времени, когда я оказался на тротуаре, его уже не было видно. Тысяча занятых людей, со своими заботами и устремлениями, толкались вокруг меня, и в конце концов мне пришлось вернуться в кабинет, так и не разрешив свои сомнения.

Думаю, никогда еще день не казался мне таким долгим. Но все же он закончился, и в пять вечера я смог спросить мистера Клеверинга в «Хоффман-хаус». Вообразите мое удивление, когда я узнал, что сразу после встречи со мной он сел на пароход до Ливерпуля, к этому времени уже находится где-то в море и на еще один разговор с ним можно не рассчитывать. Поначалу я даже не поверил в это, но, расспросив извозчика, который возил его сначала ко мне, а потом в порт, убедился, что это не ошибка. Сначала меня охватило чувство стыда. Я оказался лицом к лицу с обвиняемым, услышал от него намек на то, что встретимся мы не скоро, после чего занялся своими делами и, как простой новичок (кем я и был), позволил ему спокойно уйти. Потом я решил, что нужно непременно сообщить мистеру Грайсу об отъезде этого человека. Но было уже шесть часов, время, намеченное для разговора с мистером Харвеллом. Я не мог пропустить эту встречу, поэтому, задержавшись только для того, чтобы отправить мистеру Грайсу телеграмму с обещанием зайти позже вечером, я направил свои стопы к дому, где и увидел дожидавшегося меня мистера Харвелла.