Текст книги "Андромеда"

– Сейчас! – останавливающим жестом, словно на него могло что-то обрушиться, он выставил вперед левую руку, а правой потянулся за стаканом воды. Залпом осушив его, Гурген откашлялся и выпалил. – Это Сона, вы ее знаете, она вас – тоже. Мы сбежали, точнее, я ее украл и привез к себе домой, потому что хочу жениться.

– У тебя пока нет дома, мальчик мой. Ты живешь в нашем доме, ешь нашу еду и тратишь наши с отцом деньги. Сашик?!

– Что Сашик?! Ты зачем ее украл? Это что, средневековье? Ты руки не мог попросить нормально, по-человечески?

– Я пытался, но они не отдали бы. А что такого? Я же женюсь!

– А-а-а… Женилка выросла… Ты понимаешь, что ты наделал? Там родители с ума сходят, нам ничего не сказал, им ничего не сказал! Ты мог нас с отцом спросить? Посоветоваться? Мы бы посватали ее.

– У них дедушка умер, – тихо буркнул Гурген.

– Тем более! Осел! Траур у людей, а ты еще такое!.. Сашик, что делать?

Сашик молча закурил.

– Сона, дай свой номер телефона. Надо позвонить и объясниться с родителями.

– Нет, не дам. Если я поеду назад – будет скандал.

– Ну, Гурген все объяснит. Он же мужчина, а мужчины отвечают за свои поступки.

– Нет, не звоните, пожалуйста! – взмолилась Сона.

– Вот видишь, что ты наделал?

Гурген сел, повесив голову. Сона подошла к нему и тихонько дернула за плечо.

– Гурген, ты передумал? – Он молчал. – А как теперь быть? Что теперь будут говорить обо мне соседи? Что Сона болталась где-то всю ночь? Это я – дура, поверила тебе и согласилась. А ты… А ты… Эх, ты… – не найдя слов, с горечью произнесла она. – Я позвоню моим, только вы сами объяснитесь, пожалуйста. Я не смогу. У меня сил нет.

– Конечно, девочка, не волнуйся. – Ануш взяла телефон и вышла в другую комнату.

Изредка доносились громкие восклицания и выкрики. Было понятно, что на том конце провода никто не рад произошедшему. Более того, то, что Сона нашлась, причем в другой семье и в другом городе, уже услышали все соседи, активно принимавшие участие в поиске. Ментальность кавказцев не имеет иных форм трансформации: украл – женись. Возврат невесты – несмываемый позор. Оказалось, что она, Сона, теперь не нужна. Никто не собирался ее оставлять в новой семье, потому что никто не был к этому готов. Да и, похоже, сам Гурген передумал. Сона села в кресло, сжалась в комок и тихо заплакала.

– Я спать хочу… – почти по-детски захныкала она.

Через пару-тройку часов, уже под утро, за Соной приехал ученик отца, дзюдоист Арам. Сону, словно вещь, передали из рук в руки, перекрестились и закрыли дверь.

– Все! Молодец! Считай, уже раз был женат! Осел! Чуть жизнь не сломал и себе, и ей. Какое жениться? Ты только на четвертом курсе. Тебе еще учиться и учиться, чтобы человеком стать.

Гурген, закрыв голову руками, молча слушал шквал родительских обвинений.

Почти уверенные в том, что они донесли все нужные мысли, Ануш и Сашик со спокойной душой пошли спать.

– Господи, я так устала на работе, операции по шесть часов, приемы – по двенадцать, а тут дома еще… – вздохнула Ануш. – Нет, ну как тебе нравится: жениться он собрался!

– Хорошая девочка, – тихо сказал Сашик.

– Конечно, хорошая, кто спорит? Если бы он сказал о своих планах, мы бы пошли, поговорили… Так же не делают! Украл! Рыцарь! Тьфу!

– А ты помнишь, как я тебя украсть хотел? – мечтательно улыбаясь, произнес Сашик.

– То ты и я! Сравнил! А это дети! Мы уже институт закончили, понимали, что делаем. А это что? Два студента нам на голову.

– Я поеду через недельку, когда они немного успокоятся. Объясню, что да как, поговорим… Пусть не торопятся, повстречаются, а через годик можно. Он уже хотя бы интерном будет. Давай спать, глаза закрываются.

В машине Сона легла на заднее сиденье и, укрывшись потертой курткой, провалилась в сон. Арам то и дело поглядывал на нее в зеркало заднего вида. Маленькая хрупкая Сона – недоступная мечта, его тайна, его принцесса. Вот он бы ее в жизни не отдал. Он бы себе горло перерезал, но не отдал. А этот… Сразу видно – маменькин сынок, докторишка. То ли дело он, Арам, имеющий черный пояс, аттестованный на степень «юданся», обладатель данов. Всю жизнь в спорте, изматывающие тренировки, достижения, цели, награды. Была бы у него Сона. Вот она – лучший приз. Мир положил бы к ее ногам, но Виталий не отдаст за него. Слишком хорошо знает с детства: отец сидит, да и самого Арама совсем мальчишкой вытащил из такого дерьма, не дал пойти по стопам отца.

Приехали совсем под утро. Арам взял Сону на руки и понес домой. Будить не стал. Любовался. На лестнице уже курили Виталий и сосед Рубик.

– Поставь ее. Пусть сама идет.

– Но она спит.

– Ничего, она же на своих ногах убегала, пусть на своих ногах и зайдет.

Сона вздрогнула и смутилась.

– Позор, – тихо произнес Виталий.

– Да-а-а… – тяжело вздохнул Рубик. – Теперь мы сравнялись.

Арам стоял не шевелясь. И тут у него щелкнуло: сейчас или никогда:

– Дядя Виталик, отдайте ее мне. Отдайте, умоляю. Мне все равно, была она с ним или нет. Столько разговоров сейчас будет. Вам это надо? Сами знаете, какие языки злые.

Виталий растерянно огляделся по сторонам, как бы ища поддержки.

– Да, Виталь-джан, лучше отдай, пока ночь не прошла. Тогда никто ничего не скажет.

На пороге появилась Жанна, белая как мел.

– Забирай, – сухо сказала она. – Прямо сейчас. Бери домой, вещи привезем. Хотела замуж – пусть идет. Не могла по-нормальному, значит, получай, как заслужила.

Арам вбежал в комнату, схватил в охапку ничего не понимающую Сону, словно боясь, что сейчас они передумают, и вихрем понесся вниз.

– Куда мы?

– Теперь ты моя жена, – произнеся эти слова, Арам сам не мог поверить в происходящее.

Сона молчала всю дорогу. Она пыталась найти объяснение всему происходящему, но не могла.

Войдя в дом Арама, Сона внимательно огляделась. Квартирка маленькая, но уютная. Из кухни доносился запах свежих оладий. Сона почувствовала, как голодна. Так голодна, что близка к обмороку.

– Арам, это ты, сынок? Дочка Виталия нашлась?

– Да, мама, это я. Нашлась.

Вышла полноватая женщина в переднике.

– Кто это? Кто это прекрасное создание?

– Это и есть дочка дяди Виталия. Это и есть Сона. И еще, она – моя жена.

Женщина застыла.

– Ты что такое говоришь? За тебя отдали эту девочку? Я не верю! Отвези ее назад!

– Мама, успокойся. Это я ее украл, и теперь она – моя жена.

– Жена… У тебя температура, что ли? Как украл? Какая жена?

– Вот так украл, и вот такая жена.

– Я не верю! Будет скандал! Мало твоего отца – позор на мою голову, еще и ты… Тебя Виталий вытащил из той компании, человеком сделал, и это твоя благодарность?

– Мама! Успокойся, прошу! Сона голодна, лучше накорми ее.

– Конечно, накормлю. Проходи, доченька. Идиот… – прошипела она, обернувшись. – Меня тетя Нина зовут. Проходи, не стесняйся. Вот ванна, если хочешь – умойся. Я накрою сейчас.

Сона была счастлива минутой уединения. Она пустила ледяную воду. Больше всего ей сейчас хотелось засунуть под кран голову. Она ополоснула руки и подставила лицо под напор холодной воды. «Господи, что происходит? За одну ночь меня два раза взяли замуж. Интересно, это последний? Почему родители так поступили со мной? Неужели это такой несмываемый позор?» Вода немного привела ее в чувство. Стало легче. Сона подняла голову и увидела на полке огромную белую ракушку – подарок моря. Она взяла ее и поднесла к уху. Оттуда, из глубины этой раковины донеслась музыка. Завораживающая, космическая, глубокая, наполненная смыслом. Сона подумала, что ей показалось, и отняла раковину от уха. Музыка прервалась. Посидев на краешке ванны несколько секунд, она вновь поднесла ее, мелодия зазвучала с новой силой, заиграла еще ярче, еще проникновеннее. «Я, наверное, с ума сошла».

– Сона! – постучалась Нина. – С тобой все хорошо?

– Да-да, сейчас. – Сона поспешно поставила раковину на место, затем нежно погладила ее и шепнула: «Я буду слушать тебя каждый день».

На столе дымился завтрак. Горячие пышные оладьи с золотой корочкой, варенье и сметана. Сона ела с аппетитом, запивая ароматным кофе. Арам курил у открытого окна.

– Значит, так, – сказала громко Нина. – Я пока ничего не понимаю, но однозначно не верю, что эту девочку из такой семьи могли отдать за моего оболтуса. Сона, ты будешь жить в отдельной комнате, пока я сама не узнаю у твоих родителей, что это правда. У меня сегодня дежурство, я в больнице медсестрой работаю, – важно подчеркнула она. – И не дай Бог, чтобы ты, Арам, переступил порог ее спальни.

– Я у друга буду ночевать.

– Спасибо, – тихо буркнула Сона.

– Вот и славно, – облегченно вздохнула Нина.

Все ушли, и дом наполнился тишиной. Сона осталась одна. Теперь это ее новое жилище. И неужели все это правда? А вдруг родители опомнятся и приедут за ней? Ведь впереди два выходных. Она помыла посуду, прибрала на столе и пошла осматривать квартиру. В гостиной Сона заметила старое черное пианино, протертый диван и промятое кресло. Две крохотные спальни: одна предназначалась ей. Сона заметила чистый комплект белья. Бессонная ночь и стресс от всего, что с ней сегодня произошло, обессилили организм. Застелив белье, она пошла в ванную и осторожно, словно боясь расплескать внутри ракушки эту маленькую тайну, вновь поднесла ее к уху. Мелодия снова зазвучала загадочно и нежно. Сона легла в постель и, не отнимая от уха ракушку, заснула.

Прошло несколько дней. Получив четкое и внятное подтверждение, что Сона теперь ее невестка, ничего не понимающая Нина по-прежнему не могла в это поверить. Она все еще не разрешала сыну приближаться к Соне и запретила ему ночевать в доме даже в ее присутствии. Как эту девочку могли отдать им? Ясно, что ее сын – не лучшая партия, и о том, что ее муж сидит уже пять лет, и осталось почти столько же, знали все. Что Арам связался с дурной компанией, и только Виталий вытащил его оттуда, потому что Нина физически не могла справиться с сыном. Она умоляла взять его в секцию, научить уму-разуму, понимая, что просто теряет его. Мелкое воровство, легкие наркотики, друзья… Кому, как не Виталию, было не знать этого? И вот теперь эта девочка, это нежное создание, была отдана им насовсем. Хотя, если верить Араму, он украл ее. Ну да ладно. Нина держала оборону этой крепости, сколько могла. Будь что будет. Уйдя на очередное дежурство, она приняла ситуацию. Все эти дни Сона в училище не ходила и не звонила домой. Впрочем, и родители не соизволили сделать ни звонка. Разобрав постель, она уже хотела лечь, как услышала скрип входной двери.

– Кто? – испуганно спросила Сона.

– Это я – Арам.

– Ты? Зачем ты здесь?

– Ну, я домой пришел. И вот… – чуть помедлив, он протянул Соне тонкую красную книжицу, где золотыми буквами красовалась надпись «Свидетельство о браке».

– Что это?

– Твой отец передал мне.

– Это что, я теперь твоя жена?

– Моя мечта. – Он обнял ее крепко, немного грубо, затем начал целовать лицо, плечи, грудь… Целовал, будто ел.

Сона замерла.

– Не надо, зачем? – тихо пыталась возразить она.

– Ты моя жена, – жарко шептал он.

«Жена», – пульсировало в голове. Значит, надо. Арам взял ее полудетскую тонкую руку и направил «туда», о чем Сона боялась подумать. Туда, куда ее воображение еще не заносило. Сона вздрогнула и закрыла глаза.

– Я твой муж. Твой муж… – не переставал шептать он.

Его дыхание было знойным и горячим. Вдруг Сона вскрикнула от неожиданности и попыталась оттолкнуть его, но он крепко держал ее, продолжал целовать и жарко дышал в лицо.

На следующий день Нина, по старой армянской традиции, понесла в дом Соны красные яблоки в знак того, что невеста была чиста и невинна. Виталий и Жанна облегченно вздохнули. Ну и ладно. Значит, все хорошо. Все правильно. Всем соседям заткнули рты. Корзину с яблоками видели, довольно кивали головами и провожали взглядами. Сосед Рубик задумчиво курил на балконе. Быть может, его фраза «Теперь мы сравнялись» была трамплином к такому резкому решению, стала отправной точкой родительской суровости, даже жестокости, чтобы никто не смел косо посмотреть, шепнуть за спиной или даже подумать.

Еще через несколько дней жизнь потекла своим чередом. Сона пошла на занятия, и Жанна при встрече с ней вела себя невозмутимо, держалась как обычно. Да, Сона вышла замуж, быстро, неожиданно, ну и что. И так бывает. В перерыве между занятиями она подошла к дочери в буфете и пригласила на ужин. Сона послушно кивнула, но было понятно: что-то навсегда потеряно, утрачено, оборвано, та тоненькая ниточка, которая связывает родных людей. Но если перейти грань, то и родные становятся чужими, посторонними. Сона еще не могла правильно объяснить себе, но что-то навсегда сломалось в ней. Она теперь иначе смотрела на своих родителей, словно впервые увидела и узнала их.

Нет, в новой семье ее не обижали. Но это было не ее решение, не ее выбор, не ее желание. Это был не ее мужчина, муж, с которым она теперь должна спать, есть, видеть его каждый день, мужчина, от которого она будет рожать и растить детей.

Ну, ужин так ужин… Сона зашла в свою комнату собрать кое-какие вещи: ноты, тетради… Виталий играл с Арамом в нарды. Нина и Жанна варили кофе.

– Очень вкусная у вас долма была, Жанна.

– Да? Вы знаете, я не готовлю. Это мама мне все старается жизнь облегчить и приносит кастрюлями.

– Ну, значит, хорошая у вас мама, – многозначительно вздохнула Нина.

Жанна поправила волосы и ответила:

– Ну я и дочь неплохая.

Разговор не клеился, обе чувствовали себя в напряжении. Эти женщины были с разных планет. Возвышенная Жанна, вся в музыке, вокале, с надежным мужем, и Нина, работавшая всю жизнь, – нахлебалась от мужа и тряслась, чтобы сын не повторил его судьбу. Сона молчала, делала вид, что очень сосредоточена на том, как бы не забыть чего-то важного. Жанна хотела, чтобы они побыстрее ушли. Напряжение висело в воздухе, и всем было неловко.

– Мне завтра очень рано вставать, – наконец-то решилась Сона. – Спасибо за ужин, мама.

– Да-да, приходите, – засуетилась Жанна. – Завтра увидимся.

– Погодите, – уже на пороге остановил их Виталий. Он достал из кармана маленькую коробочку, в которой лежало два обручальных кольца. – Вот. Чтобы по-людски.

Лето пронеслось. Сона привыкла к новой семейной жизни, обязанностям, к пристрастиям мужа. Он, как оказалось, до одури любил играть в покер. И часто ночами у них собирались шумные компании. Сона в них участия не принимала. Она даже была рада спокойному уединению в крохотной спальне. Прижимая раковину к уху, Сона медитировала, слушая таинственную мелодию, и засыпала. Она пыталась несколько раз воспроизвести эту музыку на фортепиано, но боялась. Боялась спугнуть, словно мелодия была еще не готова, она еще витала в воздухе, ее надо уловить до конца, поймать, а уже потом разгадать и одушевить, создать, воплотить.

Начинался новый учебный год, и 23 сентября 1991 года Верховный Совет Армении подтвердил выход республики из состава СССР. И этот выход с ощущением мнимой свободы не сулил ничего хорошего. Если до этого еще можно было сносно жить, то с выходом из состава некогда единого государства начался тотальный дефицит всего, причем самого необходимого: воды, света, газа, тепла. Настал дефицит самой жизни, ее просто отняли. Той же осенью Сона поняла, что ждет ребенка. Она сначала испугалась, но потом подумала, что этот ребенок прервет ее одиночество, ведь он и есть часть ее самой, ее продолжение.

После занятий Сона заглянула в кабинет к матери. Та разучивала вокализ и была погружена в иной мир.

– Мама… – тихонько позвала Сона.

Жанна взглянула и быстро замахала руками:

– Как хорошо, что ты зашла. Слушай, мы тут с отцом решили осуществить нашу давнюю мечту. – Жанна пристально посмотрела на Сону. – Ну? – как бы ожидая ее ответ, спросила она нетерпеливо.

– Машину купили? – растерянно предположила Сона.

– Да нет же! Мы уезжаем в Москву. Отцу предложили хорошее место в спорткомитете. Его старый друг, он давно там. Здесь уже совсем невыносимо, надо уезжать. Да и Гарик там один.

– Я беременна.

– Беременна? Зачем?

– Мама, ты так удивляешься, словно не знаешь, откуда дети берутся. Вы меня замуж отдали, как барана, а теперь уезжаете?

– Как барана? Тебе напомнить этот позор, на который ты нас обрекла? Это просто счастье, что Арам в тебя по уши влюбился, что он ни на что не посмотрел и взял тебя.

– На что? На что было смотреть? На то, что я уехала в Ереван? И что? У нас ничего не было и быть не могло. Обычная детская шалость, необдуманная выходка.

– Мы не знали, что могло, а что не могло. Надо было что-то делать. Мы и сделали.

– Езжайте! – помолчав, добавила Сона. Слезы застыли в ее глазах, и она боялась их обронить. Не хотела, чтобы мать видела. – Мне вообще все равно, здесь вы еще или нет.

– Мы устроимся, и я приеду за тобой. Обещаю. – Жанна хотела обнять Сону, но та резко дернула плечом и вышла, хлопнув дверью.

Продав за копейки свою квартиру, Жанна и Виталий поспешили с отъездом. Сона молча глотала горькие слезы и гладила круглый маленький животик. В тот год, как назло, выдалась очень холодная зима, а может, никто раньше не замечал такой простой вещи, как теплые батареи. Теперь в каждой квартире стояли буржуйки, как во время войны. Город Ленинакан был переименован в Гюмри. Хочешь, Гюмри, а хочешь – умри, но жить так было невозможно. Сона ждала ночи, когда давали газ и воду. Готовила еду, мыла посуду и только потом ложилась спать. Беременность была легкая, словно в благодарность за такую нелегкую жизнь. И в начале июня у Соны родилась здоровая красивая девочка. Нина хлопотала, готовила приданое для внучки. Принеся девочку домой, они стали по очереди перечислять женские имена. На имя Аннушка девочка открыла глазки, но веки были такие тяжелые, что она их не смогла удержать. Сона подумала, что это совпадение, и вновь назвала имя. Девочка снова открыла глазки, покрутила ими в разные стороны, смешно улыбнулась крохотным ротиком, как бы одобряя, и опять заснула. Имя было выбрано. Девочку назвали Анной Арамовной.

И началось. Нина пропадала сутками на работе – надо было кормить семью. Арам перебивался случайными заработками, спорт теперь оказался никому не нужен. Сона возилась с маленькой дочкой и в этом находила свое единственное счастье. Она целовала нежные локоны и вдыхала ее запах. В доме по-прежнему собирались люди, довольно странные и не совсем приятные. Сона брала малышку, обнимала, словно плюшевую игрушку, и засыпала. Занятия, конечно, пропускала, но дома старалась нагонять, когда малышка спала или Нина могла понянчиться с внучкой. В училище Сону любили, закрывали глаза на всякие незачеты – молодую мать надо было поддерживать. Иногда Сона брала коляску и шла прогулочкой до своей музыкальной школы. Маруся по-прежнему работала в ней, правда, спускаться самостоятельно она не могла, так как после того самого злополучного дня у нее осталась только одна нога, точнее, полторы, как она сама умудрялась шутить. Колено удалось сохранить, ну а вот голень была практически раздроблена. С тех пор Маруся стала носить деревянный протез и юбки в пол. Протез натирал, доставлял дискомфорт и ноющую не проходящую боль, отчего у Маруси на прекрасном высоком лбу образовались глубокие морщины. «Ну, хоть их – две», – шутила она. Жизнь в городе по-прежнему была нелегкой, как и вообще в стране. Все, кто мог, уезжали, используя самую ничтожную возможность. Нет, Жанна звала, и даже говорила, что поможет. Им от спорткомитета выделили крохотную квартирку на окраине Москвы, и это было роскошью. Жилье, хоть и служебное, но постоянное, не надо снимать и мыкаться по углам. Они оба взрослые работающие люди, и слава Богу, что было где положить голову. Гарик женился и, как говорят, «удачно». У жены своя квартира, почти в центре. Работал день и ночь, доказывая свою «альфу». Жили неплохо, но родителям он помогать не мог. Все деньги отдавал жене на последующее улучшение жилищного вопроса. У той была обессия иметь собственный дом.

Сона очень хотела уехать. Во-первых, теплая квартира с горячими батареями, вода, свет. Вроде бы простые вещи, но они остались где-то далеко в прошлом, никому не верилось, что когда-нибудь все наладится, и все заживут счастливо, как при коммунизме. Сону останавливало только одно – незаконченное образование. Здесь все свои, понимают, идут на уступки, да и остался всего лишь годик доучиться. Во-вторых, она очень надеялась, что Арам найдет хорошую работу. Ну и, наконец, ее родные: как ни крути, кровь – не вода. Ее тянуло, она скучала, хоть и душили обиды и накрывали воспоминания.

Та мелодия, что пришла к ней из морской раковины, по-прежнему жила у нее в голове. Она не исчезла, а только видоизменялась и даже обрела некие границы. Сона понимала, что мелодия не завершена. Она уже потихоньку наигрывала ее, выводила, разворачивала и почти дошла до кульминации, когда вдруг поняла, что это мифическая мелодия, что она отражает тот самый миф про Андромеду и Персея, миф о любви, храбрости, благородстве. В том-то и дело, что миф: было или не было – никто не узнает и не проверит, но мелодия существовала. И Сона понимала, что не имеет права не вытащить ее наружу, ведь для чего-то она к ней пришла.

Госы – вот он, финал. Сона ждала этот день с трепетом и волнением. Теперь она будет дипломированным специалистом, кроме того, можно уехать в Москву. Обещала прийти Маруся – ее талисман, ее первый учитель. Быть может, будь она с ней ближе, не наделала бы столько глупостей. Маруся всегда могла дать хороший совет. Тогда Сона считала себя слишком взрослой, умной и решительной, а теперь чувствовала младше своей дочери, беспомощной, зависимой от обстоятельств.

Все выпускники играли в актовом зале. Высокая комиссия заняла почетное место, все желающие могли послушать студентов, госы всегда проходили в виде концерта, Сона топталась во дворе и с нетерпением поглядывала на ворота. Маруся обещала быть. Однокурсник высунулся из окна и свистнул:

– Шахназарова, хоть разыграйся! Ты через трех человек играешь!

– Ладно, иди, сейчас приду.

Наконец подъехала машина, из нее медленно вышла Маруся и как могла быстро заковыляла, опираясь на палку. Сона с благодарностью и горящими глазами кинулась ей навстречу:

– Спасибо! Спасибо, что пришли. Пойдемте скорее.

Маруся поправила прическу и остановилась:

– Подожди. Сона, ты забыла мое правило? Я никогда…

– …не слушаю своих, – дополнила та.

– Правильно! Иди, девочка. Все будет хорошо. Я здесь посижу на скамейке. – Маруся улыбнулась и перекрестила Сону…

– Рахманинов, «Этюд-картина», c-moll, – твердым голосом произнесла Сона – и понеслась.

Маруся сидела в сквере, зажмурив глаза, и улыбалась, она проигрывала каждую ноту, кивала в такт и сжималась на сложных моментах. Ей тридцать, нет ноги, ребенка тоже не может быть, но есть любимый муж, обожаемая работа и ученики, заменившие ей детей. Через какое-то время счастливая Сона подбежала к ней и обняла крепко за шею.

С получением диплома Сона заговорила про отъезд. На семейном совете было решено, что так будет лучше, в первую очередь для ребенка. Перспектива работы, хоть небольшой, но стабильной зарплаты, и самое главное – теплая квартира с горячей водой. Понятно, что съемная, не своя, но все же. Особо долго раздумывать не пришлось, приняли решение об отъезде. Жизнь сама не давала права выбора, ставя людей в жесткие рамки быта. Закончится теплое лето, пробежит осень – и снова ледяные стены квартир, пронизывающий ветер и долгожданные капли водопроводной воды, строго регламентированной только в ночное время. Впрочем, Сона не сожалела, она была рада грядущим переменам, ведь это шанс оторвать мужа, привыкшего к безделью, от друзей, с которыми он до утра играл в преферанс, затем сон до обеда, и все сначала. А что делать? Все так живут. Нет работы, нет денег, нет даже надежды что-то изменить. Но только не у Соны. Свекровь ехать наотрез отказалась, тем более, что больницы работали в полную силу – люди всегда и везде болеют. «Мне много не надо, я себя всегда прокормлю. Вы езжайте и устраивайтесь. Ребенку нужен комфорт».

Нехитрые пожитки уместились в два чемоданчика. И то в основном детские вещи, многие поотдавали соседи – покупать было нечего, а главное – не на что. Осмотрев свой багаж, Сона осталась довольна. Как ей удалось все так компактно уложить… «Обязательно зайду к Марусе», – подумала она.

Маруся сидела на просторном балконе и пила кофе. В ее тонких красивых пальцах тлела сигарета. Она задумчиво пускала дым и слушала игру бестолкового Ашота, который с постоянным упорством уже пятый раз играл ми вместо фа. Воздух резал жесткий диссонанс, Маруся морщилась и вновь затягивалась.

– Еще раз, Ашот. И запомни, в седьмом такте фа в правой руке! – невозмутимо в очередной раз поправила она его. – Господи, помоги мне из него сделать человека. Ведь ты же видишь мою настойчивость, протяни же руку милосердия!.. Фа-а-а!!! – уже заорала она.

– Маруся! – раздался голос со двора. – Я зайду?

Внизу стояла Сона, прикрывая лицо ладонью от яркого солнца.

– Иди, иди. Вот! – указала она пальцем вниз, пристально смотря на Ашота. – Вот она – сидела по нескольку часов, а ты?

– Я тоже, – буркнул Ашот под нос.

– Несколько часов и несколько минут – это разные показатели времени. Открой дверь, хоть толк от тебя будет.

Ашот с радостью побежал. Сона вошла, красивая и свежая, молодая сильная женщина, полная надежд. У нее в руке была тарелка с эклерами, покрытыми шоколадной глазурью.

– Сегодня ночью газ дали на целых четыре часа. Я сама сделала!

– Давай, я все равно уже толстая.

– Какая же вы толстая? Вы – само совершенство, – и Сона с обожанием посмотрела на Марусю.

Та откусила эклер и зажмурилась от удовольствия. Маруся и впрямь была совершенством. Тонкие линии шеи, поворот головы и движения – все было изящным. Даже отсутствие ноги ее не портило, она была словно античная статуя – невозмутимая и прекрасная.

– Вкусно невозможно! Ашот, иди возьми пирожное. Завтра в это же время. И скажи матери, чтобы на футбол тебя записала.

– Ура-а-а! – подпрыгнул мальчик и, схватив пирожное, кинулся во двор, где уже собирались пацаны из соседних дворов на назначенный матч.

– Болван соседский. Но я все равно сделаю из него человека.

– Не сомневаюсь.

– Ну? – хитро улыбнулась Маруся. – Что сияешь?

– Я… В общем, две новости. Первая – я сочинила мелодию, но еще не до конца. Вторая – мы уезжаем.

– Начни с первой, – и Маруся кивнула ей на рояль.

Сона помялась, села и взмахнула руками. Мелодия полилась красивая, певучая, то опускаясь, то возносясь к звездам. Маруся прикрыла глаза от удовольствия. Но вдруг Сона остановилась.

– Что?! – недовольно поморщилась Маруся.

– Все?

– Пока все, – виновато сказала Сона.

– Ну что тебе сказать… Очень, даже очень хорошо. Ты записала?

– Нет.

– Так… Черт, ты же уезжаешь. Тебе бы на студию, а она в Ереване. – Маруся соображала. – Так, слушай, у меня в Москве мой однокурсник по консерватории, у него есть свои люди на студии. Понимаешь, ее обязательно надо записать, чтобы не пропала, не забылась.

– Но ведь она же не готова…

– А ты работай! Работай! Это волшебная музыка. Ну, можно поправить там парочку моментов, но очень, слышишь, очень хорошо! Я даже не знаю, что это… Прелюдия? Нет… Ноктюрн? Нет… Оратория, кантата, сюита, пьеса? Не знаю… Надо завершить! Как назвала?

– «Андромеда».

– Да! Точное название. Музыка – она из космоса, как и все творчество человека, я имею в виду искусство. Художники пишут картины, поэты – стихи, композиторы – музыку, но все это приходит оттуда. – И Маруся подняла палец вверх.

– Я ее услышала из морской раковины… – тихо шепнула Сона, словно боялась, что Маруся примет ее за сумасшедшую.

– И не удивительно! Это чудесно! Знаешь что, концовку ты можешь услышать даже во сне. Только обещай мне, что позвонишь ему. Ну-ка дай книжку, там, на серванте.

Сона поискала глазами и потянулась рукой за блокнотом. Маруся быстрым движением переписала ей телефон.

– Сергей Сергеевич. Передашь привет от меня, это моя первая любовь, он не откажет и вообще поможет. – Помолчав, она вновь закурила.

– Ну? Хочешь уехать?

– Конечно! А какой смысл здесь оставаться?

– Смысл? Да его вообще нет.

– Как нет?

– Да вот так, нет. Смысла в жизни нет никакого. Если ты сама не наполнишь ее, свою жизнь, смыслом. Тебе дан чистый лист – это и есть твоя дорога, наполни ее всем, чтобы было интересно, тогда и появится смысл.

Сона подошла к Марусе, обняла ее и горько заплакала.