Текст книги "Королева в тени"

Филиппа, будучи беременной и от этого вялой, отнеслась к поездке в Брюссель без всякого энтузиазма и отказывалась от обещанных там празднеств. Зато мы с Изабеллой были в полном восторге, в отличие от Эдуарда, который не любил, чтобы его церемонии украшали красивые женщины. Подбирая нам сопровождающего, он просто огляделся по сторонам и подозвал первого попавшегося из придворных рыцарей.

– Сэр Томас будет сопровождать вас и позаботится о вашей безопасности, – сообщил он нам, а потом обратился уже к Холланду: – Не спускайте с них глаз. Это очень ценные особы. – Затем добавил, строго посмотрев на нас: – А вы делайте все, что скажет сэр Томас.

Сэр Томас поклонился. Казалось, что все это ему не нравилось.

У него были властные черты лица и копна темных волос, слегка тронутых сединой в том месте, где они чуть закручивались на затылке. Он был молод, крепкого телосложения. С таким привлекательным провожатым я предпочла бы ехать верхом рядом, несмотря на мой высокий статус, который, по идее, должен был бы подтолкнуть Эдуарда приказать мне воспользоваться дорожной каретой королевы, – если бы у него было время об этом подумать. Непривычная к эскортам, я была заинтригована. К тому же было необычно встретить мужчину, которого не трогала моя знаменитая красота.

– Вам необязательно охранять нас, как сторожевому псу, – сказала я, чтобы завести разговор.

– Обязательно. Так приказал мой король. Миледи. – Он смотрел прямо перед собой, позволяя любоваться мне его красивым профилем с прямым носом и волевым подбородком.

– Тогда вы могли бы улыбнуться. Чтобы показать, что выполнение приказа короля доставляет вам определенное удовольствие.

– Мог бы, миледи, – ответил он, не меняя выражения лица.

– А где бы вы сейчас предпочли находиться? – не отставала я. Он вызывал во мне все больший интерес.

– Вон там, – жестом показал он назад, – с моими лошадьми и военным снаряжением.

– У вас что, нет оруженосца?

– Есть.

– Тогда он за всем этим и присмотрит. Вы будете сражаться на этом турнире?

– Конечно.

– И вам это нравится? – Разговорить его было непростой задачей, но мне показалось, что в интонации его появились мягкие нотки, – если бы сам ответ не был таким резким.

– Мне необходимы деньги, миледи.

Ну разумеется. В качестве придворного рыцаря он зарабатывает мало.

– А вы хороший турнирный боец? – поинтересовалась я.

– Да.

Его уверенность была такой же впечатляющей, как и мужественные черты лица.

– Если хотите, я дам вам надеть свою ленту, – предложила я. – Чтобы она принесла вам удачу.

Он впервые слегка повернул ко мне голову.

– Ваш кузен-король не одобрит этого.

– Но почему? – Теперь я была уверена, что беседа эта точно не понравилась бы Филиппе. И это вызвало у меня улыбку. Мне крайне редко выдавалась возможность поговорить с молодым рыцарем на темы, которые можно было бы счесть неприличными.

– Я простой рыцарь без особых заслуг. А вы королевской крови.

– Это верно, – согласилась я. – Но вы ведь доблестный рыцарь?

– Да.

– Тогда на этом турнире вы могли бы стать моим доблестным рыцарем. – Я разошлась и стала несдержанной. Пренебрегая скромностью, которую диктовало мое воспитание, заявила: – Вы будете моим сэром Галахадом[4]4
  Галахад – благородный рыцарь Круглого стола короля Артура и один из трех искателей Святого Грааля.


[Закрыть].

Он повернулся и взглянул мне в глаза.

– Для меня было бы честью сражаться за вас. – Я вдруг подумала, что сейчас он в первый раз посмотрел прямо на меня. – Но станете ли вы следить за тем, как я дерусь? Там будет много других, более достойных вашего внимания. Какие-нибудь лорды из Брабанта в позолоченных доспехах, я полагаю.

Это был намек на то, что я обидела его своим сравнением с сэром Галахадом.

– Ну ладно, если там будет какой-то позолоченный лорд, я послежу за ним, но обещаю, что буду наблюдать и за вами тоже. – Я бодро ринулась исправлять его серьезное недовольство. – Держу пари, что какой-нибудь фламандский рыцарь побьет вас в первом же круге.

Нахмуренные брови сэра Томаса Холланда расправились.

– Что вы готовы на это поставить?

– Вот это. – Быстро сняв перчатку, я помахала перед ним рукой, чтобы на солнце засиял темно-красный рубин в кольце на моем пальце.

– Вы не можете поставить это против моего боевого искусства. – Какой же он был бескомпромиссный.

– Почему?

– Потому что это стоит больше, чем все имущество Холландов, вместе взятое.

– Мне его подарили, так что я могу поставить его на что захочу, – улыбнулась ему я. – Вы так уверены, что победите.

Сэр Томас медленно улыбнулся мне в ответ.

– Я всегда побеждаю.

– Она досаждает вам? – К нам сзади быстро подскакал Эдуард и поехал рядом.

Сэр Томас тут же надел на лицо маску сурового королевского конвойного.

– Нет, милорд.

– Тогда поторапливайтесь. Мы не можем плестись весь день в седле.

На этом наш разговор прервался, потому что к нам теперь присоединилась Изабелла. Но эта вроде бы тривиальная беседа запала мне в душу и осталась со мной. Я флиртовала с мужчиной. Я вела себя непринужденно и артистично. И все это мне очень понравилось. Как понравилось это и сэру Томасу Холланду, решила я про себя.

* * *

Сэр Томас Холланд победил во всех своих поединках, выступив против лордов из Брабанта и Фландрии, как в позолоченных доспехах, так и без таковых. А также против английских соперников, впечатлив меня своим искусством владения оружием, будь то меч или копье. Отсутствие у него денег и титула как-то забывалось, когда он, сбив противника на землю, затем поразительно элегантным и великодушным жестом предлагал тому руку, чтобы помочь подняться на ноги.

В конце я сохранила свое кольцо.

Но удивительным образом потеряла свое сердце.

Я не понимала, как это могло произойти, потому что еще никогда не испытывала такого чувства, от которого перехватывало дыхание, а кровь начинала громко пульсировать в горле и на запястьях. Где-то в промежутке между тем, как он поцеловал мне руку, когда я прикалывала свой шарф к его рукаву, и тем, как он встал на колено перед королем Эдуардом, чтобы принять от того в награду кошелек монет, мне вдруг невыносимо захотелось, чтобы он снова смотрел на меня, и как можно чаще. На небе висели темные низкие тучи, но мне казалось, что он весь сияет. Мне было стыдно признаться, что на турнире я следила только за ним, не обращая внимания на всех остальных рыцарей. Я не могла этого понять, но ощущение было такое, будто какая-то невидимая рука опутывает нас тончайшими нитями, притягивая друг к другу. Может быть, это была какая-то злобная рука, поскольку мы с ним были слишком не равны по своему положению? Мне было все равно.

Я была безутешна, когда выяснилось, что обратно в Гент нас будет сопровождать не он: эта задача была поручена какому-то престарелому рыцарю, который всю дорогу был молчалив.

Я чувствовала необходимость вновь встретиться со своим недавним провожатым, что было не так уж трудно в королевской резиденции в Генте, где порядки были не такие строгие, а рыцари и дамы – в том числе и кузины короля – могли общаться более свободно, чем в Виндзоре. Рано или поздно в Большом зале появлялись все.

– Вы уже разбогатели, сэр Томас?

– Нет. Не разбогател.

Он был не более обходителен, чем по дороге в Брюссель, но, по крайней мере, смотрел на меня, и от этого взгляда у меня немного чаще стучало сердце.

– Но зато вы заслужили восхищение короля, – заметила я.

– Однако тогда я думал о том, чтобы восхитить совсем не короля.

Он вдруг нахмурился, как будто тут же пожалел о сказанном.

Я непростительно опустила подбородок.

– Так кого же вы хотели там поразить? Вероятно, какую-нибудь фламандскую даму?

– Нет. Эта дама из Англии.

– Кто же это тогда может быть?

– Полагаю, вы это прекрасно понимаете. – Взгляд его стал пронзительнее, а ответ оказался более прямым, чем я ожидала. Я уже задумалась, что на это сказать, когда он продолжил: – Но вы слишком далеки, миледи, мне до вас не дотянуться.

Да, действительно.

– А я думаю, что это не так, – все-таки возразила я.

– Королева скажет вам совсем другое.

И это правда.

– В книгах, которые я читаю, – сказала я, – говорится, что ничто не должно стоять на пути у настоящей любви. Знаете, я увлеченная читательница и очень люблю романы о приключениях и любовных похождениях рыцарей короля Артура.

– Ваши книги, возможно, объяснят вам, что на самом деле вы пока не понимаете значения слова «любовь».

– О чем вы думаете, сэр Томас?

Его пальцы сомкнулись на поясе.

– Я думаю, что вы самая красивая из всех девушек, которых я когда-либо встречал в своей жизни. А еще я думаю, что моим самым заветным желанием было бы жениться на такой, как вы.

К этому моменту мягкое тепло, растекавшееся в моей крови, превратилось уже в настоящий жар.

– Но вам не осуществить своего заветного желания, не попросив моей руки. Может, таким образом вы попросили меня выйти за вас, сэр Томас?

– Нет, я не мог бы. Не смею.

Шокированная собственной безрассудной смелостью, я вдруг положила ладонь на его руку.

– Прошу вас, сделайте это, сэр Томас.

В его взгляде, смягчившемся и еще более притягательном, бушевали необузданные эмоции.

– Надеюсь, что, если бы я сделал это, у вас хватило бы здравого смысла отказать мне, – ради нас обоих.

С этими словами он поклонился и ушел, оставив меня одну, но неожиданно воодушевленную этим разговором.

Мы были захвачены этой страстью, которая не желала нас отпускать, и поэтому сэр Томас все-таки попросил меня стать его женой – в ураганной манере и в духе всех доблестных рыцарей. А у меня не хватило ума ему отказать.

– Да, – ответила я. Но я всегда была практична и сразу добавила: – Когда?

– Теперь же.

– А мы не можем немного подождать? – Да, я была покорена им, но все же это казалось безумно скоропалительным шагом.

– Если мы подождем, вы будете для меня потеряны. И выйдете за какого-нибудь фламандского лорда еще до конца месяца. – Между бровей его пролегла едва заметная напряженная морщинка. – Мне жаль, что вы такая юная.

Я протянула руку и разгладила эту морщинку пальцем.

– Время само позаботится об устранении этого недостатка. Любите ли вы меня, Томас Холланд?

– Больше, чем вы могли бы себе представить. Но взаимна ли моя любовь?

– Да.

Эти слова и определили исход дела.

В Вестминстере мои мысли были больше заняты своим законным супругом и его окружением, чем пошивом новых нарядов. Где сейчас Томас Холланд? Требуют ли военные походы обязательного его присутствия и полной концентрации или же позволят ему отлучиться домой, чтобы вовремя спасти меня от алтаря? В голове моей крутились всевозможные предположения, что он, вероятнее всего, нашел себе еще одну войну, где можно было бы заработать славу и состояние. Он ведь просто не знал, что наш с ним брак, который так тщательно скрывался нами, вот-вот будет разрушен.

Задумав провести кое-какие исследования, я отлучилась со своих занятий по игре на лютне и пению под предлогом того, что моя мать вызывает меня по каким-то вопросам, связанным с грядущей свадьбой, а сама тем временем направилась в библиотеку моего кузена-короля. Когда я вошла в тишину этой комнаты, заполненной книгами в кожаных переплетах с золотым тиснением и пропитанную запахом старых чернил, там никого не было. Но привели меня сюда не книги. Я искала старинные манускрипты на отдельных листах, многие из которых были подарены королю. Среди них были карты и схемы далеких стран, старинные и новые, а также трактаты более личного характера, непереплетенные и очень ценные. Эдуард не стал бы возражать против моих действий. Он мог бы удивиться, что я интересуюсь тем, что находится за морями, но не запретил бы мне этого.

Обнаружив в низком сундуке папку с листами пергамента, я раскрыла кожаную обложку и стала один за другим вынимать их, раскладывая на специальном столе, который использовался для таких больших по размеру документов. Я уже успела попутешествовать, несмотря на мой юный возраст. Родившись в Аранделе, который я совсем не помню, после смерти своего отца я в основном жила в Лондоне. Поэтому я знала окрестности Темзы и все дворцы по ее берегам. Я жила в Тауэре, в Вестминстере и в Хейверинг-атте-Бауэр, любимой резиденции Филиппы. Чуть дальше располагались Кенсингтон, Вудсток и, конечно же, Виндзор, где мы обосновались сейчас. Еще я ездила во Фландрию вместе с королевской свитой, когда Филиппа решила последовать за королем во время его переговорной кампании. Я хорошо знала Гент. Но дальше начинались неведомые края.

Карта Англии ценности для меня не представляла. Нарисованный красками экземпляр карты мира – Mappa mundi[5]5
  Mappa mundi (с лат. – «карта мира») – общее название географических карт европейского Средневековья. Их особенность состояла в том, что они предназначались не для практического применения, скажем при навигации, а для наглядной иллюстрации христианской картины мироздания.


[Закрыть] – с Иерусалимом в самом центре заинтриговал меня тем, что там я обнаружила Англию где-то с самого краю; однако это никак не помогло мне в поисках того, где может находиться Пруссия. А если я и найду ее, чем это может помочь мне? Сообразив это, я расстроилась. Могут пройти долгие годы, прежде чем Томас вернется на родину со своим оружием, лошадьми и сундуками денег.

С досады я хлопнула ладонью по бесценному документу, подняв облачко пыли.

Я прекрасно понимала, почему Томас предпочитал искать применение своим талантам по театрам боевых действий. Пренебрежительное отношение моей матери к семейству Холландов вызывало не просто настороженность. Для достижения положения в обществе Томас мог рассчитывать исключительно на свою репутацию, которую он заслужил благодаря своим личным качествам. Позволив себе крайне недолго наслаждаться счастьем нашего супружества, Томас поклялся мне в вечной любви, собрал свою военную амуницию и вместе с пажом и оруженосцем присоединился к королю, с которым в конечном счете поучаствовал в битве при Слейсе – сражении, где Эдуард отметился блестящей победой, а также тем, что был ранен французским копьем в бедро, из-за чего целых две недели не вставал с постели. А буквально через несколько дней после этого Томас вместе с королем принял участие в осаде города Турне, которая, правда, мало что дала, за исключением дорогостоящего перемирия между Англией и Францией.

Эдуард недавно вернулся домой после своей французской кампании, кипя от злости из-за отсутствия денег в казне и неприятного открытия, что во время его похода лондонский Тауэр не был защищен должным образом. Но Томаса с ним не было, потому что тот посчитал необходимым направиться в Пруссию. Так что знание того, где находится Пруссия, мне бы ничего не дало. Настроение у меня еще больше ухудшилось. Прекратив свои поиски, я начала укладывать карты в прежнем порядке. Искать Томаса было все равно что ловить ветер в поле.

– А я-то думал, что буду здесь один.

Голос был тихий, но я все равно так вздрогнула от неожиданности, что уронила из рук схему пути из Лондона в Иерусалим, снабженную маленькими картинками городов, через которые он пролегал.

Прищелкнув языком, король подобрал пергамент с пола, разгладил его на столе и окинул взглядом.

– Я и не знал, Джоанна, что ты интересуешься путешествиями. Или же, возможно, паломничеством в Святые места. – В глазах его сверкнула озорная искорка. – Но для начала я посоветовал бы тебе посетить Кентербери[6]6
  Кентербери – город, который в Средние века был религиозным центром Англии.


[Закрыть], чтобы проверить, придется ли тебе по душе жизнь пилигрима.

Мой кузен, двадцати восьми лет от роду, огрубевший и повидавший крови на войне, невероятно уверенный в себе и довольно влиятельный европейский правитель, сейчас смеялся надо мной. Было очевидно, что жизнь пилигрима с утомительными дорогами и ночевками в грязных гостиницах на общих кроватях и матрасах со вшами мне совершенно не подходит.

– Нет, милорд. – Я почувствовала необходимость вести себя официально. Может, он мне и кузен, но все-таки король, это его библиотека, а я вошла в нее без спросу. – Они такие красивые, их интересно рассматривать. Прошу прощения, если я не должна была заглядывать в них. Я знаю, насколько эти карты ценные.

Он перевел взгляд с карты на меня.

– Я знаю, что красивые вещи приносят утешение. Если бы я не был королем, я бы все равно собирал книги. – Он улыбнулся, суровые складки на его лице разгладились, и оно снова стало приятным. – Не думал, что ты можешь быть несчастлива в преддверии своей свадьбы. – Я напряглась. Неужели он все знает? Или же у него просто предчувствие относительно имеющихся сложностей? – Этот мальчик Солсбери такой благонравный и с хорошей поддержкой.

Нет, ничего он не знает. Я медленно перевела дыхание.

– Да, – согласилась я. – Господь благословил Уильяма и красивым лицом, и добрым нравом.

– Держу пари, он будет тебе хорошим мужем. Я не вижу в нем недостатков.

– Их просто нет, сэр.

Я подумала, что могла бы сказать ему, что, возможно, обращусь к нему с просьбой рассудить мое дело. Может быть, он сжалится и спасет меня? Но Эдуард продолжил говорить, приняв мои слова, как знак покорности:

– Женитьба может стать жизненно важным шагом, особенно если в ней присутствует любовь или сильная привязанность. Я скучаю по Филиппе. – Он с грустью улыбнулся. – Она успеет вернуться из Гента до вашей свадьбы. И будет присутствовать там, чтобы пожелать тебе всего хорошего.

Он принялся просматривать документы, как только что это делала я, и выбрал один, на котором была изображена полоска моря, отделявшая Англию от Фландрии и Франции. В этом я увидела свой шанс.

– Не могли бы вы, милорд, показать мне, где находится Пруссия?

– Джоанна, что-то мы с тобой общаемся сегодня слишком уж официально. Вот она. – Он повернул карту, чтобы мне было лучше видно то место на востоке, куда указывал его палец. – А зачем тебе это знать? – К счастью, он не стал дожидаться моего ответа, а сразу добавил: – Там сейчас в Крестовом походе сражается много английских рыцарей. Тевтонские рыцари намерены освободить эту территорию от язычества и обратить местных славян в христианство. Достойная цель. Я знаю, что и Томас Холланд отправился туда после осады Турне. Я слышал, что он успел отличиться там. – Король снова улыбнулся, немного задумчиво и даже с тоской. – Помню, как посвящал его в рыцари несколько лет тому назад, сразу после шотландской кампании. Он был очень молод, но уже тогда производил сильное впечатление.

Это имя, возникшее в нашем разговоре так внезапно и нежданно, изгнало из моей головы все мысли – я растерялась и не знала, что ответить. Но потом увидела в этом еще один шанс для себя и нервно облизала разом пересохшие губы.

– И что, он сражается там отважно? – спросила я со всей беззаботностью, на какую была способна в тот момент. Я почувствовала, что мне нужно с кем-то поговорить о нем, вновь услышать его имя без всяких злобных поношений.

– О да. Он был ранен, но ничто не остановит Томаса, разве что копье пронзит его сердце. – Эдуард инстинктивно потер рукой бедро, где до сих пор чувствовалась рана от вражеского копья. – Мне докладывали, что он продолжает сражаться даже с перебинтованной головой.

Пока он отвечал, я затаила дыхание, а теперь медленно и с облегчением выдохнула.

– Значит, он не погиб?

– Нет, он жив – более чем. А еще на войне он завел себе важных друзей. – Внезапно Эдуард бросил на меня проницательный взгляд. – Я не знал, что ты интересуешься также и военными действиями.

– Это не совсем так. Только когда речь идет о победе английского оружия. И чтобы узнать, что наши рыцари сражаются храбро.

Мне повезло, что мысли Эдуарда были где-то далеко и он не стал углубляться. Внимание его привлекла одна схема с изображением северных территорий Фландрии и Франции; голос его вдруг стал печальным, словно от мрачных предчувствий.

– Моя миссия здесь не закончена. – Он ткнул пальцем в карту. – Я подписал перемирие с королем Франции, потому что у меня не было средств на продолжение осады Турне. А это была неплохая осада, скажу я тебе. Но я снял ее, пока мои деньги еще полностью не закончились. – Он болезненно скривился. – Ну какому королю нравится проигрывать? Этот мир сгладил для меня горечь поражения. Но я буду воевать снова. Мои притязания на трон Франции по линии моей матери должны заслуживать уважения. И однажды мы с помощью моих молодых отважных рыцарей одержим там великую победу. – Взгляд его, по-прежнему устремленный на карту, смягчился. – Мой сын Эдуард будет более выдающимся воителем, чем мог бы стать я. Он навеки прославит Англию, а о мощи и бесстрашии нашего войска будут слагать легенды.

Несмотря на озабоченность собственными проблемами, нарисованная им картина захватила меня.

– Знаешь, у меня возникла одна мысль. Иди и взгляни на это. – Взяв меня за рукав, Эдуард подвел меня к одной полке и снял оттуда какую-то книгу. Полистав, он открыл ее на странице с картинкой, которая была мне хорошо знакома, поскольку именно такие романы наполняли мою юную душу романтическими чувствами: там был изображен король Артур, который восседал за огромным круглым столом вместе со своими лучшими рыцарями.

– Я задумал основать рыцарский орден, – пояснил мне Эдуард, – призвав туда самых храбрых воинов со времен короля Артура. Людей, которые будут сражаться за правое дело, справедливость и просвещенность во имя Англии и Господа. Я буду отбирать туда самых лучших, самых благородных, как в свое время это сделал Артур. И для любого рыцаря станет величайшей честью быть приглашенным в такую достойнейшую компанию.

Забыв о том, что я стою рядом, он полностью погрузился в свою мечту; глаза его горели восторженным блеском, когда он перелистывал страницы, на которых были изображены сэр Ланселот, сэр Галахад, сэр Гавэйн, а также сам предводитель всех этих славных героев.

– Мне видится, что на их одеждах будет знак, который станут узнавать по всей Европе. В числе первых будет мой старший сын. Будет там Уильям Солсбери и мои ближайшие друзья, которые сражались вместе со мной плечом к плечу. Появятся среди них и другие молодые люди, такие как Томас Холланд. Мы будем проверять уровень их мастерства на турнирах, где они продемонстрируют свое искусство всему миру. Возможно, мы пригласим туда также некоторых прославленных рыцарей из Европы…

Меня сначала поразило, что Эдуард собирался включить в эту группу избранных также и Томаса. С другой стороны, почему бы и нет? В моих глазах он обладал мужеством, отвагой и всем остальным, что должно быть у настоящего рыцаря. Я мысленно видела его с сияющим знаком рыцарского ордена на груди, каким бы он ни был, в роскошном плаще, если Эдуард, конечно, решит, что они будут одеты именно так. Я хорошо знала склонность короля к некоторой театральности в отношении одежды. Это славное зрелище буквально захватило меня, хотя король об этом не догадывался.

– Они дадут мне клятву сражаться против зла, суровую и обязывающую клятву перед Господом и святым Георгием. Потому что именно он будет лучшим выбором для нашей эмблемы, разве нет? Мои рыцари поклянутся сражаться доблестно и не отступать. Это станет моим великим достижением! Рыцари короля Артура столько лет живут в песнях и легендах, которые слагает про них народ. А мои проживут еще дольше. У меня даже будет свой собственный Круглый стол…

Я кивала, поддерживая его воодушевление, и мысли мои были далеко, вместе с моим Томасом, которому должна была достаться эта слава.

– Я уже придумал, какой у нас будет отличительный знак. Подвязка со словами Honi Soit Qui Mal y Pense. «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает». Что ты думаешь на этот счет?

Я снова закивала.

– Они будут жить согласно своей клятве, поддерживая законы Господа нашего и мои законы под страхом разжалования. В этой стране больше не будет постыдных прегрешений. Мое правление запомнится на все времена честностью короля и его верных рыцарей. Главенство закона будет священным. Вот такая у меня мечта.

Слова Эдуарда угодили точно в цель.

Клятва. Обязательная для исполнения торжественная клятва прожить безупречную жизнь во имя чести и священного долга.

– В этой стране у меня не будет греховности, вероломства и унижений. Я не позволю делать из Законов Божьих пародию. Будет считаться, что любой рыцарь, бесчестивший Господа, оскорбляет лично меня; за это он будет лишен рыцарского звания и выслан за пределы королевства.

Я мысленно содрогнулась.

– Что же касается достойных… Как думаешь, кузина? В какие цвета мне их одеть? Ты понимаешь в этом, у тебя есть вкус.

Подбирая ответ, я мысленно развенчивала мечту Эдуарда.

– В голубой, – сказала я. – Голубой, как платье у Пресвятой Девы.

– Я знал, что выбор твой будет удачен.

– Я совсем не уверена, что могу каким-то образом влиять на ваше решение, Эдуард. – От страха ответ мой получился довольно едким. – Вы ведь все для себя уже решили. Как всегда.

Он рассмеялся сначала, но быстро посерьезнел, и лицо его помрачнело.

– Я думал, что хоть ты, по крайней мере, скажешь мне правду. Я окружен врагами, Джоанна, они живут со мной под одной крышей, едят мой хлеб, но при этом желают мне зла. Архиепископ Кентерберийский, да сгноит Господь его изменническую душу, уже доказал, что он мне не друг.

Я сделала вид, что не понимаю, о чем он, хотя весь двор все понял уже давно. Гнев Эдуарда вызвало то, что архиепископ Стратфорд обвинил королеву Филиппу, самую благодетельную из всех женщин, в супружеской измене, поскольку ребенок, которого она носит сейчас, должен был быть зачат, когда Эдуард находился на осаде Турне.

– Все это слухи и грязные сплетни! Откуда придворным болтунам знать, когда и где мы с Филиппой встретились, чтобы зачать это дитя? И как они могут считать месяцы и недели ее беременности? – возмущенно сказал Эдуард тихим голосом, и от этого его злость казалась еще более заметной. – Они, с этой своей грубой ядовитой ложью, настоящие демоны в благообразном обличье. Я не позволю, чтобы эти злые обвинения в неблагопристойном поведении подорвали ее репутацию. Ты молодец, что переняла ее манеру держать себя, Джоанна. В твоем браке с молодым Монтегю все должно быть чисто, без сучка без задоринки. Я не допущу чего-то постыдного или каких-то нарушений приличий. Заведите себе как можно скорее наследника и налаживайте свою супружескую жизнь.

С шумом захлопнув книгу и подняв при этом еще одно облачко пыли, Эдуард поставил ее обратно на полку, а потом подозрительно покосился на меня; вся установившаяся было между нами доверительная непринужденность после разговора о скандалах и адюльтере разом развеялась.

– Кстати, а разве ты сейчас не должна разучивать соответствующие тексты, или учиться вышивать, или чем там еще занимаются молодые невесты перед свадьбой?

Нет, ему о своем затруднительном положении я рассказать не могла. Эдуард меня не спасет. На самом деле, сам того не понимая, он объяснил мне это предельно ясно, и вся моя невеселая перспектива засияла передо мной, как золоченое изображение короля Артура, которое Эдуард только что снова спрятал на полку.