Текст книги "Бабочка на ее плече"

Глава 7
Бабочки в животе

С огромного вантового моста Новый район в догорающем летнем закате смотрелся внушительно. Он завораживал и походил не на провинциальный городок, а на современный крупный мегаполис, в котором даже ночью кипит жизнь. Внизу, на недавно построенной развязке виднелись широкие светящиеся ленты фар. Несмотря на поздний час, машин все равно было на порядок больше, чем в Старом городе с его узкими улочками и дорогами, в некоторых местах все еще вымощенными брусчаткой. Эти отрезки являлись сущим наказанием для автомобилистов и гордостью администрации – подобное дорожное покрытие можно встретить разве что во Львове да еще в паре столь же старых и красивых городов. Ну, и в Кромельске.

Новая часть города, расположенная на левом берегу реки, появилась относительно недавно – в семидесятые годы двадцатого века. Она выросла вокруг крупного химического предприятия, загнувшегося чуть позже, в девяностые. В начале двухтысячных всю его немаленькую территорию превратили в огромный торгово-развлекательный центр, который пользовался популярностью даже у столичных жителей и предоставлял несколько тысяч рабочих мест.

В путаных кварталах многоэтажек, в темных подворотнях собирались наркоманы, а на ярко освещенных центральных улицах с магазинами, работающими круглосуточно, можно было встретить совсем другую публику – торопливых, одетых в офисные костюмы менеджеров, разъезжающую на дорогих машинах золотую молодежь и местных представителей элиты. Обычно они жили в респектабельной и тихой старой части, но вечерами нередко выбирались сюда, чтобы окунуться в пеструю и шумную ночную жизнь.

На парковке перед напоминающей свечку девятиэтажкой почти не было свободных мест, но темно-красная «Ауди» стояла свободно и гордо, словно олимпийская чемпионка на пьедестале. Рядом с ней никто не ставил свои авто. Опасались непростого характера ее хозяйки и не желали с ней связываться.

София бросила взгляд в окно и улыбнулась, чувствуя, как волнения и тревоги уходят. К ней с детства относились по-особенному, и это правильно. Она совсем не такая, как обычная серая масса мелких и жалких людишек. Ей доступно то, что большинству даже не снилось. Это касается и денег, и карьеры, и некоторых личных особенностей.

Тонкие пальцы с острыми, покрытыми темно-вишневым лаком ногтями нервно барабанили по пластиковому подоконнику. Клац, клац, клац – выбивали они неизвестный ритм. София неподвижно смотрела на фонари, освещающие двор. На строгом, скандинавском лице почти не было макияжа – лишь темная тушь на ресницах. Впрочем, София и не нуждалась в украшении – идеальная, гладкая кожа, отливающая жемчужно-лунным в приглушенном свете неяркой лампы. Изумрудные, холодные глаза и широкие скулы – Снежная королева. Ей самой нравилось это прозвище.

– Как наши успехи? – она наконец подала голос, обращаясь к кому-то у себя за спиной.

– Пока ничем порадовать не могу.

– Она получила силу?

– Да.

– В чем же проблема? Мне кажется, все бы уже должно закончиться. – В голосе звучит лед. – Чем быстрее, тем для нас лучше и проще…

– Пока не получается, хотя мы стараемся, но есть проблемы…

– Какие?

– Сила защищает…

– Пока эту защиту пробить просто, дальше будет сложнее. И ты это прекрасно знаешь. Не понимаю, к чему медлить. Как только она поймет, на что способна, будет сложно победить.

– Сегодня была попытка, которая закончилась неудачей. Мы планировали проникнуть в дом, но…

– Что «но»?

София обернулась резко и сделала стремительный шаг в глубь комнаты. Даже в длинном шелковом пеньюаре она смотрелась как в офисном костюме – строго и по-деловому. Безукоризненная укладка, прямая спина, сосредоточенное, неулыбчивое лицо.

– Нас опередили… – глухо отозвался мужчина.

София взяла с низкого журнального столика бутылку мартини и плеснула себе в широкий бокал на длинной тонкой ножке. Он походил на изящную стеклянную воронку.

– Кто опередил? – Женщина прищурилась, бокал с мартини в ее руке дрогнул.

– Кто-то… – В голосе ее собеседника промелькнуло раздражение.

– Ты хочешь сказать, он опять влез в неприятности? – София не смогла скрыть язвительный смешок. – Слушай, скоро придется принимать меры! Ты это понимаешь?

– Не он, – раздраженно отрезал мужчина. – Точнее, не только он. Есть причина посерьезнее, и ее должна устранить ты, иначе ничего не выйдет…

– Все же я была права. Александр появился здесь не просто так!

София раздраженно сделала глоток и снова отвернулась к окну.

– Это та сила, которую остановить не удастся. Пытались многие, однажды это практически получилось, но нам тягаться с ним бессмысленно. Эту силу необходимо опередить, обойти, перехитрить… Александру нужно не то же самое, что нам. Мы успеем. Действуй энергичнее, обратись к твоим слишком активным друзьям. Думаю, они те, кто нам сейчас поможет. И если мы провалим это задание, придется несладко всем. Ты должен понимать. Слишком многое поставлено на кон.

– Хорошо. Завтра, думаю, все закончится. Просто нельзя действовать в открытую, в лоб. Нужно быть осторожнее, все должно выглядеть случайностью…

– Наших оппонентов не проведешь.

– Ты, как всегда, права, но формального повода вступить с нами в противостояние у них не будет. Прости, но я не хочу заявлять о своих планах открыто. Нам тут не нужна война.

– Вынуждена согласиться, – спустя несколько секунд осторожно заметила София, чувствуя, как спадает напряжение собеседника.

– У тебя все готово? – поспешил он сменить тему.

– У меня давно все готово. Как только ты сделаешь свою работу, мы будем свободны.

В пустой, безлюдной квартире было неуютно и страшно. Собственные шаги казались оглушительно громкими, хотя Рада старалась передвигаться на цыпочках. В темных углах мерещились неясные, дрожащие тени, и девушка, не выдержав, включила во всех комнатах свет. Стало чуть лучше, но все равно беспокойство и неясная тревога не исчезли. Особенно не по себе было из-за того, что Рада понимала – тот, кто проник в квартиру один раз, может навестить ее еще. Например, ночью, когда она спит. Вдруг уже навещал, просто она спала и не заметила? А он стоял, наблюдал, рассматривал…

Хотелось запретить себе думать о плохом, но мысли вновь и вновь возвращались к вечерним событиям. Рада давно стерла след ботинка с подоконника, но он слишком хорошо врезался в память, как напоминание о том, что здесь небезопасно. Девушка боролась с искушением, проснувшись утром, бежать по городу в поисках того, кто установит на окна решетки. Жаль, но на это денег точно не хватит. Имеющийся у нее лимит не безграничен.

Рада переоделась в легкий светло-голубой халат и достала из чемодана длинную шелковую сорочку цвета шампанского. Девушка любила дорогое белье и красивые ночнушки, хотя периодически не гнушалась и веселенькими пижамками с умильными котятами на груди и попе. Но такое случалось нечасто. Пижамки Рада обычно надевала тогда, когда хотела уюта, тепла и почувствовать себя маленькой девочкой. В те моменты, когда нужна была уверенность, девушка предпочитала кружева и тонкий, дорогой атлас.

Каждый по-своему борется с трудностями и пытается вернуть уверенность себе. Рада делала это с помощью красивого белья. У нее были комплекты на все случаи жизни. Для сложного экзамена, для важного разговора, для девичника и, конечно, для свидания. А эта купленная на две повышенные стипендии сорочка помогала успокоиться и собраться перед важным днем или, как сегодня, пережить тревожную ночь.

Рада, сжав зубы, пообещала себе быть сильной, включила горячую воду и шагнула в душевую кабину, жалея, что здесь нет ванны – большой, глубокой, которую можно заполнить водой с ароматной, ласкающей кожу пеной. Девушка специально включила напор посильнее и теперь мужественно стояла под обжигающими, хлещущими струями. Сначала было даже неприятно, но постепенно вода снимала напряжение с усталых плеч, мышцы расслаблялись, а тревоги уходили.

Из душа Рада выползла расслабленная, раскрасневшаяся и сонная. Ноги стали ватными, и навалилась скопившаяся за долгий день усталость. Прохладный шелк ночной сорочки приятно ласкал кожу при каждом движении. Девушка посетовала про себя на то, что нельзя постоянно ходить так, облачившись лишь в тонкий скользящий материал. В нем она чувствовала себя первобытной нимфой, и это было прекрасное чувство. Нимфы созданы для любви и удовольствия, им неведомы тревоги.

В кровать Рада ложилась с улыбкой. Девушка любила комфорт и красоту. Вчера, второпях, она не смогла найти достойные простыни – такие же изысканные, как белье, которое предпочитала носить, но пообещала себе исправиться в ближайшие дни. Нужно только спросить у Рыжей, где есть хороший магазин. Засыпала Рада, полностью успокоившись, с чувством, что никакая опасность сегодня ей не грозит, все неприятности остались в прошлом, а завтра будет новый день, и он обязательно окажется удачнее, чем предыдущий. В трудные дни Рада говорила себе: «Завтра будет лучше, чем вчера!» – и часто подобное убеждение срабатывало. Мама называла это «позитивным настроем», а Димка – «инфантильным идиотизмом». Воспоминания о семье вызвали улыбку, и Рада заснула, успев подумать о том, что сегодня закрутилась и забыла позвонить домой.

Сон затягивал как омут – темный и глубокий. Только тонуть в мутных водах на сей раз было совсем не страшно, а наоборот, приятно и волнительно. Жар рождался на кончиках пальцев, и словно ток пробегал по венам, заставляя сжиматься от наслаждения каждую клеточку тела, и срывался с губ тихим, хриплым стоном.

Рада выгнулась на кровати и протянула руки к тому, кто осторожно коснулся поцелуем губ. Сон оказался совершенно сказочным и в то же время реальным. От этого становилось страшно и сладко. Девушка не удивилась появлению в сновидениях синеглазого незнакомца – он был притягательно красив и засел в сердце. Но она и предположить не могла, что почувствует во сне силу его рук и попробует на вкус губы – нежные, пахнущие мятой и ментолом.

Дыхание опалило щеку, влажный язык прочертил дорожку сначала к мочке уха, а потом вниз к шее, задержался на пульсирующей вене. Нежную кожу обжег несильный укус. Рада тихо вскрикнула от неожиданности и подалась навстречу скользнувшим по груди рукам. Они сминали тонкий шелк рубашки и заставляли прогибаться в пояснице, стараться быть ближе, прижиматься теснее.

Девушка вцепилась в жесткие, светлые волосы Синеглазого, когда горячий влажный язык очертил ореол соска сквозь тонкую ткань ночной сорочки. Сжала коленями сильные мужские бедра, с раздражением ощущая не горячую кожу, а грубый материал джинсов, и тут же рванула пряжку на кожаном ремне.

Синеглазый слегка отстранился и хрипло засмеялся, услышав недовольный стон. Рада открыла глаза и сразу же утонула в светящейся синеве. Она завораживала, сводила с ума и заставляла терять голову. Девушка приподнялась на локтях и сама впилась в притягательные губы жадным поцелуем, для того чтобы спустя секунду рухнуть на спину под весом тренированного мужского тела, задохнуться от острого желания и через мгновение очнуться в пустой кровати.

Сердце стучало как бешеное, дыхание сбивалось, а руки все еще дрожали. Влажные пряди волос прилипли ко лбу. Рада сглотнула и села, чувствуя, как к щекам приливает краска. Второй раз ей снился реалистичный и слишком яркий сон. После вчерашнего сна у нее на плече появилась бабочка, а сегодня… Об этом даже думать не хотелось. Но тело все еще ныло от смелых ласк, а сорочка изрядно помялась.

Несмотря на то что Синеглазый произвел впечатление, в этот сложный день было не до него. Девушка почти не думала о красивом лице и поджарой фигуре парня, но сон не просто вернул мимолетную вспышку симпатии, он ее усилил, перевел на новый уровень, и это Раде совсем не нравилось.

Какой смысл испытывать легкую, кружащую голову влюбленность и желание к молодому человеку, которого, скорее всего, даже не увидишь? Закончившийся так неожиданно сон оставил после себя стыд и болезненную неудовлетворенность.

Рада встала с кровати, медленно подошла к окну и прислонилась пылающим лбом к холодному стеклу. Она стояла так, не двигаясь и не поднимая глаз. А над городом медленно светлело небо. Летом ночи короткие, и первые лучи солнца уже появились на кромке неба алыми, огненными всполохами.

Девушка чуть отстранилась от окна и взглянула вдаль. В серой утренней дымке восходящее солнце казалось умытым кровью. Рада внезапно поняла – бесполезно убеждать себя перед сном в том, что все будет хорошо. Похоже, хорошо не будет до тех пока, пока она не поймет, какая же чертовщина творится в этом городе.

Глава 8
Секрет цыганки

Рада так и не рассказала Рыжей о ночном визите неизвестного и уж тем более не стала распространяться о слишком волнующем сне. При воспоминании о нем до сих пор бросало в жар. За завтраком Рада чуть не проболталась, но ее соседка была сонной, от этого чумной и сразу предупредила, что в таком состоянии не может адекватно реагировать на события и поддерживать осмысленный разговор. Она пояснила – это не зависит от настроения и случается каждое утро. Момент оказался упущен, и Рада решила молчать обо всех странностях. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснит все сама. Она уже поняла – Рыжая относится к Беру с симпатией, и поэтому высказывать свои необоснованные подозрения не имело смысла. Кто знает, как на них отреагирует художница? Ссориться с ней не хотелось.

Чем Раде безусловно понравился Кромельск, так это тем, что в пределах Старого города до любой точки можно было добраться пешком. Вот и в университет они с Рыжей отправились неспешным шагом мимо парка, вдоль крепостной стены по узкому ровному тротуару, залитому обжигающим летним солнцем.

Здесь чувствовался дух древности. Казалось, закрой глаза – и мигом перенесешься куда-нибудь в далекое прошлое. Но Рада этого не делала, слишком хорошо она помнила свои ощущения вчера перед зданием нотариальной конторы. Вообще, этот город притягивал и отталкивал одновременно. С одной стороны, несмотря на все странности, Рада чувствовала себя здесь как дома – ей нравились мощеные дороги, утопающие в зелени дома и белоснежная стена кремля, с другой – еще никогда в жизни Рада так сильно не боялась. Правда, девушка не была уверена, что в ее страхах повинен сам город. Все мистические, необъяснимые странности начались после той ночи, когда на плече появилась бабочка. Сильнее всего хотелось узнать, почему так произошло и кто за этим стоит. Единственной маленькой зацепочкой был портрет, который копировала Рыжая. Рада верила – если узнает, кто на нем изображен, то поймет и все остальное.

Солнце палило нещадно, и навстречу постоянно попадались люди с полотенцами на плечах. Раде тоже хотелось купаться. С утра можно было сбегать на речку, тем более городской пляж располагался около старого крепостного вала и хорошо просматривался из парка, в котором они вчера гуляли с Рыжей. От дома минут пятнадцать, не больше. Но девушка не пошла. Ждала, когда освободится художница.

Рада не думала, что обещание Рыжей: «скоро пойдем, только немного доделаю» – растянется до трех дня. Правда, художница успокоила, сказав, что летом в университете бесполезно искать кого бы то ни было до обеда. На кафедру даже секретарь приходит ближе к часу. Да и библиотека работает с одиннадцати утра до семи вечера. Поэтому и причин для паники нет. Пришлось поверить на слово и положиться на Рыжую, которая, безусловно, знала город и его жителей намного лучше, чем сама Рада.

Пятый корпус университета, где находилась библиотека исторической и культурологической литературы, кафедра культурологии и несколько больших аудиторий, в которых занимались студенты худграфа, располагался в старом, как и все в этом районе, двухэтажном здании. Напротив возвышался более современный пятиэтажный корпус, выбивающийся из архитектурного ансамбля района.

Внутри, за толстыми метровыми стенами из красного кирпича, было прохладно и тихо. Гулкое эхо шагов раздавалось по всему первому этажу. Рада старалась топать потише, но на каблуках это было невозможно. Они с Рыжей напоминали двух подкованных кобылиц. На топот выбежал круглый лысоватый вахтер. Увидев Рыжую, он заулыбался.

– Аленка, а тебе что не отдыхается? Уж по учебе соскучилась?

– Да нет, Михал Всильч, – ответила на улыбку художница. – Я по делам на кафедру культурологии. Есть там кто?

– А как же! Инга Игоревна сегодня здесь, ну и Наташенька, конечно же.

– О! – довольно воскликнула Рыжая. – А больше нам никто и не нужен. Спасибо, Михал Всильч.

– Да не за что, – крикнул вахтер уже из комнаты охраны.

Рыжую действительно хорошо знали. Молоденькая, немного старше самой художницы лаборантка Наташенька радостно заулыбалась и кинулась обниматься. А строгая, прямая как трость заведующая кафедрой Инга Игоревна сначала недовольно прищурилась, лишь слегка кивнув Рыжей, но потом тоже оттаяла. Особенно после того, как узнала, что Рада внучка Семена Григорьевича.

– Ваш дед был удивительным человеком. Если вы хоть частично унаследовали его живой ум, тот огонь, который горел в его душе, страсть к науке и творчеству, то замечательно впишетесь в наш учебный процесс. Я бы обрадовалась такой студентке. Кстати, вы уже выбрали себе специальность или еще учитесь в школе?

– В университете, в Москве… – несколько растерянно ответила Рада. – Я искусствовед – в будущем…

– Даже не зная деда, выбрали специализацию, близкую к его. Вот это настоящая родственная связь! Вам все же стоит рассмотреть наш вуз. Мы возьмем вас с удовольствием.

– Но зачем мне это? – удивилась Рада. – Мне нравится университет, в котором я сейчас учусь. Не вижу смысла менять свою жизнь.

– Ну… – Инга Игоревна неопределенно пожала плечами. Ее лицо при этом не изменило выражение, оставшись невозмутимым. – Ситуации бывают разные. Вдруг провинциальная жизнь затянет вас так сильно, что вы решите остаться здесь. Наш город обладает гипнотической притягательностью.

Рада от изумления открыла рот, а пока придумывала достойный ответ, Инга Игоревна поднялась со стула, взяла сумку и, улыбнувшись, заметила:

– Приятно было пообщаться с вами, девушки, но мне пора. Я и так заработалась в отпуске.

К сожалению, на кафедре ничего не знали ни о репродукции, ни о том, чем в последнее время занимался дед Рады. Пока Рыжая трепалась с лаборанткой, которой, видимо, было скучно сидеть в одиночестве, Рада подошла к стене. На ней висел стенд с фотографиями, чем-то напоминающий выпускной альбом из советского прошлого: незнакомые строгие лица, каждое в овале, а внизу инициалы и должность. По-видимому, здесь были представлены все сотрудники кафедры. Заметив портрет пожилого мужчины, Рада замерла, черная лента внизу фотографии развеяла оставшиеся сомнения. Это был дед, которого девушка никогда не видела. Точнее, почти никогда. Страх, липкий и противный, мурашками пробежал по спине и рукам и замер холодом в пальцах.

Несмотря на то что Рада никогда в жизни не встречала мужчину с фотографии, а до недавнего времени даже не вспоминала о его существовании, в ту ночь, когда на ее плече появилась бабочка, девушка в своем странном сне видела его. Именно он, облаченный в клетчатый махровый халат, стоял рядом с портретом, нарисованным Рыжей. Мысль, посетившая Раду, была нереальной и дикой, но, похоже, единственно верной. Нужно только улучить момент и уточнить у художницы некоторые детали.

Рыжая освободилась через несколько минут.

– Наташка посоветовала зайти в читальный зал библиотеки, – сказала художница. – Во-первых, Степан Григорьевич проводил там много времени, а во-вторых, в библиотеке есть ксерокс, и дед вполне мог сделать копию там.

Рада расстроилась. Она даже не ожидала, что первая неудача с поисками выбьет ее из колеи. Зато Рыжая не унывала, казалось, она не умеет этого делать. Ее энтузиазм не уменьшился ни на йоту. Она уверенно миновала длинный пустой коридор, в конце которого располагалась лестница, ведущая в цокольный этаж, где и была библиотека.

– Скажи мне, – медленно начала Рада, – а когда дед умер… – Девушка запнулась, думая, как бы сформулировать оставшуюся часть вопроса. – Какая на нем была одежда? Прости, вопрос, наверное, дурацкий, но мне правда надо знать.

– Халат, – пожала плечами Рыжая, даже не оглянувшись.

– Клетчатый? – дрожащим голосом уточнила Рада, прекрасно зная ответ.

– Ага. А ты откуда?… – Художница резко развернулась и подозрительно уставилась на Раду, но девушка только мрачно отмахнулась.

– Не спрашивай, ладно?

– Ну хорошо. – Рыжая пожала плечами и пошла дальше.

Рада была ей благодарна. Художница умела, когда нужно, не задавать лишних вопросов. Возможно, потому что и сама предпочитала часть замечаний оставлять без ответа. У нее тоже имелись тайны, распространяться о которых не хотелось.

Бредовая мысль подтвердилась, и от этого Раде стало еще хуже. Девушка понимала, как нелепо думать, будто видит призраков. Но тогда чем объяснить присутствие странных людей в очередях, грустную девочку на скамейке и деда, стоящего возле картины? Что он там делал? Возможно, к бабочке имеет отношение именно он, а не цыганка с портрета? Мог ли дед все подстроить сам и зачем ему это было нужно?

В голове роилось много вопросов, но ни одного ответа. Она слишком мало знала о своем родственнике и, похоже, о себе. Откуда эти способности, о которых даже рассказать кому-либо страшно? Понятно, так или иначе, в их появлении виновата бабочка, но что она означает, как появилась и каким образом обычная татуировка или рисунок на плече может заставить видеть мертвых? В фантастических фильмах и книгах призраки, как правило, хотят сообщить какую-то информацию, передают сообщения через тех, кто их видит, но в реальности они просто слоняются с потерянным видом и не обращают на Раду и на остальных никакого внимания. Получается, им ничего не нужно, они просто есть?

Собственные мысли казались бредом тяжело больного человека, но избавиться от них Рада не могла. Он прокручивала в голове событие за событием и начинала нервничать сильнее. Абстрагироваться от ситуации и сделать вид, будто ничего необычного не происходит, не удавалось. Девушка пыталась найти в себе еще какие-то изменения, но не находила. Хотя… пожалуй, обострилось то, что принято называть интуицией. Вчера вечером она точно знала – дома ждут неприятности, а потом сразу же поняла, кто именно побывал у деда в квартире. Сегодня хоть и не хотела себе в этом признаваться, но чувствовала – на кафедру идти не имеет смысла. А вот по поводу библиотеки внутреннее чутье молчало. Будто его и не было.

– Мы пришли. – Рыжая остановилась у массивных деревянных дверей и изо всех сил рванула за огромную металлическую ручку. Тяжелые створки из потемневшего от времени дуба поддались с трудом.

В библиотеке было прохладно, тихо и пахло пылью. Рада быстро оценила такой подарок судьбы, каким являлась Рыжая. Похоже, художницу знали везде и всегда радовались, когда она заглядывала на огонек. Как и на кафедре, в библиотеке ее встретили объятиями, радостными приветствиями и еще благодарностями. Рада не сразу поняла за что, а потом ее взгляд упал на стены, на которых было много картин – ярких, солнечных, так похожих на саму Рыжую. Тут и греющиеся на солнышке полосатые кошки в шляпах и с зонтиками, и нависшая над тихой речкой деревянная церквушка, и молодая пара, выведенная силуэтом на фоне красно-желтого заката. Не возникло ни малейших сомнений в том, кто автор этих работ. Какими бы они ни были разными, в них всех ощущалась частичка Рыжей – ее непосредственность, лучистая улыбка, задумчивый взгляд.

Рада даже не удивилась, что формуляр деда им дали без проблем. Библиотекарь только улыбнулась и, покачав головой, заметила:

– Вам, девушки, очень повезло. Мы раз в год перебираем формуляры и уничтожаем те, которые уже не пригодятся. Заглянули бы вы на неделю позже, и мы ничем бы не смогли вам помочь.

– Мне кажется, я уже видела эту иллюстрацию в книге. – Елизавета Николаевна, пожилая женщина с лучиками морщинок вокруг светло-голубых, усталых глаз, задумчиво повертела в руках ксерокопию. – Сейчас не вспомню, где именно… у меня есть несколько предположений. Постараюсь помочь. Вам ведь нужно не все, что изучал Степан Григорьевич?

– Нет, конечно. – Рыжая махнула рукой. – Нас интересует только эта картина. Я копировала ее в прошлом году. Тогда даже не задалась вопросом, кто это, а сейчас стало интересно.

– Тогда подождите чуть-чуть, я постараюсь найти. Аленушка, мы всегда рады вам помочь.

Елизавета Николаевна скрылась где-то между книжными полками, а Рада с Рыжей устроились за длинным, обшарпанным столом, предназначенным для посетителей.

– Скажи, пожалуйста, почему тут так много твоих картин?

– Я их все подарила… – невозмутимо ответила Рыжая, с нескрываемым удовольствием разглядывая собственную работу, висящую на стене рядом со столом. На холсте размером примерно в полватмана развалилась толстая полосатая кошка. Она щурилась и подставляла солнышку пушистое, отъеденное пузо.

– И не жалко? – с усмешкой спросила Рада, проследив за взглядом художницы.

– Жалко, конечно. – Рыжая пожала плечами. – Поэтому и подарила.

Заметив недоуменный взгляд, художница вздохнула и сочла нужным пояснить:

– Понимаешь, я рисую много. Не все на заказ. Некоторые картины продать просто не могу, ты сама знаешь почему. Другие не хочу – они мне нравятся, а сумму, за которую я готова с ними расстаться, мне никто не заплатит. Оставлять все у себя не имею возможности – места очень мало, приходится дарить…

– Где логика? Ты не хочешь продавать, но даришь…

– Логика есть. Вот смотри, например, библиотека. Я им дарю картины, а они меня любят и хвалят. Это тешит мое творческое самолюбие. Картины висят здесь и восхищают не только работников, но и посетителей – это мне нравится. Я люблю, когда меня хвалят. – Она простодушно улыбнулась. – К тому же я сама могу прийти сюда в любое время, это примиряет меня с тем, что картины уже как бы мне не принадлежат. А еще я могу их забрать, например, на выставку или насовсем, оставив взамен другие… Это сотрудничество выгодно всем. А если я картину продаю, то больше ее не вижу и иногда скучаю…

Елизавета Николаевна не возвращалась долго, Рада даже подумала, что библиотекарь о них забыла, и порывалась уйти, но Рыжая ее удержала.

– Елизавета Николаевна ничего никогда не забывает! – возмутилась она. – Особенно за пять минут. Куда ты торопишься? Жди.

– Мне кажется, мы потратили день зря…

Но Рада оказалась не права, Елизавета Николаевна появилась спустя полчаса, довольно улыбаясь. Она несла в руках большую толстую книгу.

– Как я могла забыть! – Она всплеснула руками. – Совсем рассеянная стала. – Женщина сокрушенно покачала головой. – Ведь Степан Григорьевич часто обращался к этой книге. Она его по-настоящему заинтересовала.

– А что это за книга? – подалась вперед Рыжая, пытаясь разглядеть изображение на белой глянцевой обложке.

– Это краеведческие исследования профессора Анны Осиповны Истоминой. Она наша землячка и давно занимается историей родного края. Эта ее работа посвящена историческому музею Кромельска. Точнее, одному конкретному периоду. – Елизавета Николаевна присела на краешек стула напротив девушек и принялась рассказывать. Сейчас она была похожа на строгую учительницу первых классов. – Исторический музей основал далекий предок Анны Осиповны – зажиточный купец Всеволод Истомин в начале девятнадцатого века. В его залах были представлены картины, утварь, интерьеры. Коллекция пополнялась, но во время Отечественной войны в музее случился пожар. Большая часть экспозиции сгорела, и Анна Осиповна занималась восстановлением истории утерянных экспонатов по сохранившимся свидетельствам, старинным фотографиям или записям очевидцев.

– То есть картина была всего лишь утерянным экспонатом… – расстроенно отозвалась Рада. – Жаль…

– Увы, больше о ней ничего не известно.

Елизавета Николаевна открыла книгу на середине и показала портрет, под которым находилась надпись: «Неизвестный художник. Первая треть XIX века».

– Также тут написано, что портрет передал в музей неизвестный даритель. Ориентировочно после пятидесятых годов девятнадцатого века. К сожалению, больше здесь ничего нет. А вы искали портрет из-за поразительного сходства? – обратилась она к Раде, заговорщически улыбнувшись. Так, словно сумела разгадать некую весомую тайну.

– Да, – расстроенно кивнула девушка. – Мне было так интересно, кто изображен на портрете. Как ее звали, кто художник… думала, вдруг смогу взглянуть на оригинал?

– Оригинала, к сожалению, вы не увидите, он погиб во время пожара, но, возможно, сможете узнать о том, кто изображен, у Анны Осиповны. У нее должны сохраниться материалы, на основе которых она поместила информацию о портрете в этой книге. Здесь картине посвящена пара строк, но это вовсе не означает, что профессор не знает больше. Попробуйте с ней поговорить. Ее вы можете найти каждый день в музее. Только, если хотите застать ее наверняка, лучше приходить с утра. Сейчас, думаю, будет поздновато. Анна Осиповна – ранняя птичка.

– Видишь! – обрадованно заявила Рыжая, когда девушки оказались на улице. – Поход удался, мы нашли ниточку, ведущую к картине! А ты расстраивалась! Никогда не нужно сдаваться.

– Нашли, – согласно кивнула Рада, не особо разделяя энтузиазм Рыжей. – Теперь главное, чтобы эта профессорша согласилась со мной поговорить.

– А почему бы и нет? – удивилась Рыжая. – Достаточно посмотреть на тебя и на портрет, и причина интереса становится ясна. К тому же увлеченные люди любят поговорить о предмете своих изысканий. Все пройдет замечательно, вот увидишь. А сейчас предлагаю отпраздновать наш маленький успех в ближайшей кафешке, тем более очень уж хочется есть. Я знаю одно интересное место, пошли. Оно хорошо отражает городской дух. Тебе понравится.

Рада согласно кивнула. Она тоже изрядно проголодалась. Вдали от мамы с трудом получалось соблюдать хотя бы подобие режима. Готовить обед и ужин было лениво, а организм все равно требовал еды, причем не йогуртов и пельменей, а что-нибудь повкуснее.