Текст книги "Придёт же такое в голову! Юмористические рассказы"

Смотрите, кто-то ушёл!

Жил Деюро где-то, затерянный в огромном Мегофорлинде. Там было все сразу – и сельское хозяйство, и промышленность и все это раскинулось на огромных площадях, все равно, в каком направлении идти по компасу – на холодный ли, леденящий душу Север, или на, манящий своей непомерной жарой и богатый витаминным столом, Юг, на цивилизованный ли Запад, привлекающий простаков обилием всевозможных купюр и наличием экологических катастроф, неизбежных в местах скопления большого количества людей.

Кстати, совершенно забыли про Восток, без которого обойтись никак нельзя, так как с той стороны ежедневно восходит известное всем светило, греет нас и освещает все те безобразия, которые, если бы не свет, и видны бы никому не были.

Единицей измерения в те времена была польза и степень ее извлечения не из какого-нибудь корня квадратного, а из взаимодействия человека с человеком.

Когда еще Деюро только родился, то сразу и подумал: «А какая, собственно говоря, мне от этого польза будет?» Оглянулся вокруг – всё как-то необустроено, дико. С ужасом подумал: «Эх, буду жить – только мучиться». Но раз родился, надо как-то приспосабливаться, знакомиться с обстановкой, обустраиваться».

Принесли его к матери, и принялся он завтракать, потом и отобедал, и отужинал, давясь, так как пища была весьма однообразная, зато калорийная и не за какими продуктами в магазин бегать не надо. Считайте, что повезло ему, потому что не лишили его удовольствия прикоснуться, а затем бережно хранить полученную информацию в сознании и подсознании.

Затерянное в недрах Мегофорлинда существо, что может оно сделать, какие запланированные подвиги может оно совершить, если вокруг столько препятствий, на преодоление которых расходуются все душевные силы, мощность накачанных мышц и накал разума, имеющий к концу дня такую температуру, что хоть вызывай пожарное подразделение в полной амуниции и с брандспойтом наперевес.

Да и с пожарным подразделением, естественно, легче не станет, сейчас же начнутся расспросы, вопросы и допросы. До конкретной помощи дело может и не дойти.

Нет, не станет вам легче от того, что они выльют вам на голову очередной ушат воды. Одни полы после них вытирать – сколько времени уйдет, да и наследят, как водиться, и все кругом поопрокидывают, оправдываясь, что служба такая.

Жизнь Деюры была совершенно серая на цвет и беспросветная.

Принимая участие, наравне с остальными, в броуновском движении, он столкнулся однажды с существом, имеющим противоположный заряд, после чего началось, как водится, громкое мяуканье по ночам, заставляющее соседей просыпаться и искать защиты у милиции.

Но милиция, к таким вещам, надо отдать ей должное, всегда относится достойно и с пониманием. Так что соседям, занимавшимся доносительством, пришлось утереться и переключиться на другие проблемы.

К глубокому сожалению, подруга, а особенно жена, которая сразу начинает полнеть от сытной замужней жизни, наголодавшись до этого, занимает слишком уж много места. И в малогабаритном помещении непросто найти свободный уголок, чтобы укрыться от ее домогательств.

Мало пользы от такого существа при ближайшем рассмотрении. Слишком много помады на губах, буквально всё перемазано, а смыть и оттереть – практически невозможно. Некстати здесь дает о себе знать высокое качество изделия.

В результате, наш герой остается один, потом следуют новые витки безрезультатного поиска подходящего варианта, а тут уж и старость подошла и связанная с ней потеря товарного вида, волос и зубов.

Конечно, все это можно опять вставить, нарядить на голову шапку, но внутренняя усталость окрашивает лицо в такие тона и придает ему такое унылое выражение, что люди просто бояться приближаться, подчиняясь инстинкту самосохранения.

И тут вдруг, ближе к вечеру, начинается просмотр какого-то интерактивного серила – сначала идет первая серия, в которой намечается завязка в сюжете. Видит он, будто бы, приходит к нему в гости не молодуха, искрящаяся энергией, а пожилая пенсионерка со своими проблемами, кстати, очень курносая, что для девочки, возможно и привлекательно, а пожилую даму уже перестает украшать, и просит она у него косу. «Дай-ка ты мне, милый человек, косу. Наметила, – говорит она, – я покосить тут, а то уж слишком всё заросло, да и на корм скоту, сам знаешь, необходимо сено».

– Ну, дам я тебе косу, – говорит он, – а мне какая от этого будет польза? Чем ты мне за это отплатишь?

А она говорит: «Не сомневайся. Я женщина памятливая, если что, где, когда обещала, выполняю, относясь к порученному делу и взятым на себя обязательствам ответственно и соблюдая намеченные сроки».

На другую ночь демонстрируется ему уже последующая, вторая серия, как потом выясняется с помощью телепрограммы, последняя. Причем, происходит опять не пассивное созерцание, а снова интерактивное действие, со всеми сопутствующими ощущениями, но без вашего согласия на участие в съемках.

Понимает он, что стоит на широком поле, и, как будто, он – трава, наряду с другими ему подобными.

Пригревает солнце, он млеет и нежится, глядя на облака и голубое небо.

Вдруг приходит на поле бригада косарей.

Но это только так говорится, а проще сказать – обычные деревенские мужики без всякой специальной униформы, некоторые даже и с явными признаками похмельного синдрома на лицах, как водится у нас в сельском хозяйстве на каждом шагу.

Примерив на глаз объем работ и поплевав перед началом на руки, согласно вековой традиции, они начинают косить траву направо и налево. При этом продвигаются вперед достаточно быстро, демонстрируя, нажитый не от хорошей жизни, профессионализм.

А возглавляет эту самодеятельную бригаду известная на селе, да и в других регионах, женщина-передовик, которая косит и шире, и чище.

Вот она его и скосила, причем все произошло очень быстро, практически безболезненно, как под наркозом.

Потом это сено долго ещё на поле лежало. Прело, прело. Дожди шли, а убрать было некому.

Так оно и пропало. Не принесло никакой пользы.

Новогодняя сказка

– Сейчас сверху посыплется снег, – объявил Дед Мороз, – Всё вокруг должно покрыться снегом и стать загадочным и таинственным. Это нужно для того, чтобы создавалось праздничное настроение.

– А ещё, чтобы заметать следы, – добавила Снегурка.

– Правильно, дочка, – согласился Дед Мороз.

– Ура, – закричали дети и запрыгали от радости.

А взрослые и в снег, и в Деда Мороза со Снегуркой не поверили.

– Странная какая-то парочка: он – старик, а она-то совсем молоденькая. Это кем же она ему приходится? То ли дочка, то внучка, то ли вообще неизвестно кто?

– Да внучка это, внучка, – закричали дети, – Кто же еще? Всегда вам надо всё испортить!

Дед Мороз не любил вопросов про возраст, про родственные отношения. Не стал ни перед кем оправдываться, а сразу приступил к главному, к делу всей жизни – начал поздравлять всех подряд с Новым Годом.

Тут, действительно, сверху посыпался снег, и все сомнения исчезли, а настроение сразу стало праздничным.

Вот, собственно говоря, в такой обстановке они и начали работать, странная эта, на первый взгляд, парочка.

В один подъезд зайдут, пройдутся по квартирам, набьют мешок гостинцами, извинятся перед жильцами, – мол, не взыщите, поздравят всех с Новым Годом и сразу в другой подъезд спешат. Там подарки раздают, пока мешок не опустеет. А потом – по-новой. И так целый день.

Популярность у этой парочки всегда была бешенная, да и работа сама по себе вроде непыльная, но предусмотренные жанром многократные повторения одного и того же текста чрезвычайно утомляли.

Закололо у Снегурки сначала в одном боку, потом в другом, в голове вдруг что-то щёлкнуло. А ведь совсем молодая ещё девушка была! Упала она на белый снег и отключилась. Так с улыбкой на лице и померла в самый разгар предновогодних гуляний.

Что тут делать? Отвезли её в морг. Будет встречать Новый Год там. С тамошними работниками. Кстати, и температура воздуха у них в хранилищах весьма комфортная для такого рода экземпляров.

А Дед Мороз наш загрустил, голову повесил. Как работать одному, то ли без дочки, то ли без внучки, то ли вообще неизвестно без кого.

Только не долго маялся он. Сработала умная голова. Засучил рукава и начал лепить новую Снегурку – то ли дочку, то ли внучку, то ли вообще неизвестно кого.

Дети помогали, снег на санках подвозили, лопаточками маленькими подгребали, подтаскивали из дому одежду. Иногда и без спроса брали. Случай-то уж больно специфический, время дорого, терять его на разговоры-то с родителями некогда.

Работали все дружно. Сам Дед наш не ожидал, что настоящую фигуру, со всеми необходимыми частями, удастся ему слепить, потому что раньше никогда такими делами заниматься не приходилось.

А получилось-то славно!

– Ну, как живая, – удивлялись прохожие. Подходили, щупали, не могли глаз оторвать.

Под конец, Дед Мороз наш весь народ от скульптуры своей отогнал. Остался со своим творением один на один. Сказал что надо, что в таких случаях говорить положено, – она и ожила: глазами захлопала, подбоченилась, да и пошла вокруг деда плясать.

Он так и сел от радости. «Значит, могу ещё что-то! Значит, способен на подвиги! За такое дело могут ещё и лауреата дать», – подумал. Потом махнул рукой, плюнул: «А не надо мне ничего!» – Взял он новую Снегурку за руку, то ли внучку, то ли дочку, то ли вообще неизвестно кого, и пошли они по улице, а снег их следы стал заметать, так как он являлся третьим участником этого новогоднего шоу.

И стали они в новом составе работать. В один подъезд зайдут, пройдутся по квартирам, набьют мешок гостинцами, извинятся перед жильцами – мол, не взыщите, поздравят всех с Новым Годом и тут же в следующий подъезд спешат. Там подарки раздают, пока мешок не опустеет, а потом – по-новой, то же самое.

Освоилась новоиспеченная ассистентка, вошла во вкус, голова у нее закружилась от дешевой популярности, завелась она, не может остановиться – улыбается всем подряд без разбора и поздравления распространяет направо и налево.

А вот Дед Мороз к тому времени уже прилично устал. Пожилой всё-таки человек. Может быть, мешок был слишком тяжелый. Кто его знает?

Закололо у него сначала в одном боку, потом в другом, потом в голове что-то щёлкнуло, отключился он, упал на белый снег. Подбежали дети, подбежали взрослые: «Что такое? Что случилось?» А он лежит, не дышит. Отработал свой ресурс.

Ну, отвезли его в морг, будет встречать Новый Год там, с тамошними работниками.

А Снегурка новая, как осталась одна, растерялась совсем, не знает что делать. Стоит, руки растопырила, уже не улыбается, и вид у неё совершенно непраздничный сделался, а даже подозрительный какой-то.

Тут, что ли кто донёс, то ли еще что, в общем, подъехала милицейская машина, посадили её в автомобиль с фасоном, да и повезли в отделение.

Дело даже хотели шить, припомнили, как они с Дедом по квартирам ходили. А она, возьми да и растай по дороге.

Так что привезли наши правоохранительные органы в отделение одну только лужу. А начальству своему доложили, что, мол, прежде чем растаять, пожелала Снегурка всем счастливого Нового Года! Ну, а начальство сначала внимательно лужу осмотрело, и только после этого поверило, ну, а поблагодарить за поздравление уже было, к сожалению, некого…

Полёты наяву

Войницкий (раздраженно). Не с Монблана, а с Тарпейской скалы. Какое грубое невежество!

Федор Иванович. Ну, со скалы, так со скалы.

(А.П.Чехов, «Леший»).

Долго не думали, а сразу выбрали большой трамплин в Лужниках. Во-первых – высота, а во-вторых – подъём удобен во всех отношениях – это тебе не по скале карабкаться, все руки обдерешь.

Так вот: морозный зимний день, солнце светит, настроение у всех приподнятое. Сама природа, как бы приветствует проведение любого мероприятия. К тому же, еще и воскресенье.

Народу, естественно, понабежало много, да и на автомобилях понаехало немало. Прибыли любители острых ощущений и на общественном транспорте, хотя специально никого не приглашали, никаких объявлений нигде не давали, и билетами никого не обеспечивали.

Нюхом люди чуют и, отдаваясь целиком во власть своего обоняния, прибегают, куда надо заранее, чтобы занять лучшие места, а кто опоздал, уже будут тянуть шеи, вставать на цыпочки и следить за всем из-за чужого плеча и обязательно пропустят главное.

Наши герои, такие, знаете ли, супермены поначалу было, опять закапризничали, забубнили своё – мол, что это за дикость и все такое прочее. Но им сразу и возразили – что, мол, теперь-то ломаться, раньше надо было думать, не надо было соглашаться тогда, а теперь уж пути назад нет – люди собрались, неудобно, надо, по возможности, взять себя в руки и действовать в соответствии со сценарием.

Ну, они поломались, поломались, покрасовались друг перед другом, а больше перед собой, да и утихли. Видят, что деваться-то уж действительно некуда. Отступать, выходит, неудобно.

Тут надо отдать должное женщинам, они-то как раз всё восприняли с пониманием: «Пускай, – говорят, – Нам теперь все равно».

В такую минуту! Такие мужественные слова, безусловно, не могут не вызвать восхищения. Народ, конечно, сочувствует и аплодирует именно им.

Итак. 10 часов утра. Все вроде бы готово. Чего дальше тянуть? Надо начинать.

Справедливости ради следует заметить, что понаблюдать за этим захватывающим зрелищем, пришли и подруги вышеназванных героев.

Это здоровые, розовощёкие бабёнки, разной высоты и масти, уже настраивающие свои бинокли, чтоб получше рассмотреть и не пропустить, не дай Бог, каких-нибудь деталей.

Ну вот, наконец, и начало! Дождались!

Мы видим, как наши красавцы берут приговоренных за руки и начинают медленно взбираться вверх по лестнице, можно сказать, в последний путь.

Женщины ведут себя достойно – не кричат, не воют, не рвут на себе волос, а идут, как бараны, покорно опустив головы.

На верхней площадке ветер, довольно зябко. Вся наша замечательная столица, как на ладони. Вид, надо сказать, прекрасный. То есть, если бы не такая трагическая минута, то можно было бы просто постоять и полюбоваться на эту ни с чем несравнимую красоту.

Однако снизу торопят, а иные, с помощью знаков и криков, подначивают – мол, давайте скорей, не тяните резину.

Казалось бы, всех уже накормили и напоили, на каждом углу пирожки с начинкой, так нет же – одними только пирожками сыт не будешь, и глаза, эти стервятники, зудят и просят иной пищи и не понарошку, в экранном холодном варианте, а чтобы всё, как в древние времена – по-настоящему.

Но вернёмся вновь к непосредственным объектам нашего наблюдения.

Что сейчас делают они?

Чтобы как-то себя взбодрить, они уже, оказывается, начали разминаться – приседают, делают маховые движения руками и ногами, демонстрируя, таким образом, полное спокойствие и решимость.

Женщины тоже вроде не хотят терять драгоценное время зря и напоследок жадно любуются красотами, открывающимися сверху.

Ну вот, наконец, раздается свисток, как бы сигнал к началу действа.

Задача достаточно проста – нужно выполнить определенный ритуал. Помните? Знаменитое, демонстрирующее и молодецкую удаль, и умение принять конкретное решение в определённых обстоятельствах – «И за борт её бросает в набежавшую волну».

Имея определенный опыт в такого рода делах, наши герои как бы даже автоматически выполняют предписанные по тексту действия, то есть бросают, грубо говоря, за борт.

Проходит секунда, другая, третья…

Не слыша снизу аплодисментов и криков одобрения, они немного теряются.

– Здесь что-то не так, – спохватываются они, немного растерявшись, – А не обмишурились ли мы часом в спешке? Ведь могли впопыхах сделать что-то не то или не так.

Для контроля, они устремляют с этой головокружительной высоты полные скорби взоры вниз, на землю.

Но там не обнаруживают ничего. Зато, глянув вверх, они видят стаю женщин, барахтающихся в воздухе вблизи трамплиновой высоты.

Несчастные, стараясь удержаться на весу, нелепо и беспорядочно, в общем, как-то неумело и некрасиво, машут кто куском рукава, кто полой пальто, а кто и сорванным на скорую руку с головы платком.

Через некоторое время их движения становятся все более осмысленными и даже где-то грациозными или, как бы сказали спортсмены, вполне координированными.

Наши красавцы, к этому моменту уже полностью оправившиеся от оцепенения, наконец, начинают мало-помалу осознавать, что эти существа, вместо того, чтобы штопором пойти вниз, видимо, воспарили вверх. «Ну, что ж, – думают они, – Так оно даже и лучше».

Женщины, тем временем, уже сбились наскоро в какую-то неуклюжую, довольно экзотическую на вид, стаю.

Снизу с восхищением наблюдают за происходящими в высоте процессами, и, поскольку, научному объяснению такого рода дела не поддаются, всё, естественно, списывается на сверхъестественные силы.

Что говорить? Действительно чудеса! Кто бы мог предположить подобное!

Но вот одна из этих, доселе невиданных нигде существ, залетает вперёд, наподобие вожака, остальные выстраивают в воздухе традиционный клин, который организованно начинает передвигаться в пространстве, удаляясь.

Счастливо!

Нарезка кадров

На крыльце ветхого строения, окруженного со всех сторон кучами хлама и всевозможного мусора, появляется старший из трёх братьев. Это довольно высокий мужчина с бородой и в очках. Он в задумчивости оглядывает хлам, лежащий кучей у крыльца, и вздыхает.

– Да-а-а-а, помнится, в семидесятых, на субботниках, разгребали роскошные помойки. Сейчас такие уже не найдешь нигде. Да-а-а-а, – вздыхает он.

Следом за ним на крыльце появляется его жена, женщина в очках, примерно той же степени близорукости, одетая не то по-летнему, не то по-зимнему. Не обращаясь ни к кому, она говорит: «Ну, воще…» В куче вещей, нагроможденных на террасе, находит корзину и отправляется в лес за грибами.

Из кустов выбегают дети: «Дурак, идиот, отдай, моё», – кричат они и опять куда-то убегают.

Из дверей соседнего, так называемого «маленького дома», выходит хозяйский постоялец. Он тихо напевает: «…Правит бал….. Люди гибнут…» Полностью слова уловить невозможно. За ним по пятам бежит черная собака.

Из, так называемого, «большого дома», по лестнице, состоящей из трёх гнилых провалившихся ступеней и трёх гнилых непровалившихся ступеней, спускается самый младший из братьев. Лицо его немного перекошено, пропорционально злобе на братьев, хранящейся глубоко внутри. Он подозревает, что они могут разделить наследство не на ровные части, а по возрасту.

Именно неподтвержденное коварство братьев подтолкнуло его держаться поближе к лекарственным препаратам и медицинскому инвентарю, чтобы, так сказать, упредить удар.

Он держит в руках шприц, говорит сам с собой: «Пойду-ка, прокипячу его, на всякий случай. А если хоть кто-нибудь из родственников заболеет, я сразу сделаю укол. А скорую помощь можно не вызывать».

В кухне, на одной из конфорок варится варенье, то ли из бузины, то ли из мушмулы. От миски с вареньем идет красновато-коричневый пар, который сначала поднимается к потолку, потом, охладившись, опускается вниз, вылетает в открытое окно и тут же оседает на землю. На земле сидит пёс, нюхает всё это и чихает.

Женщина, наклонившаяся над миской, помешивает то, что варится и иногда удаляет пенку с бурлящей поверхности. Взгляд ее рассеян, видно, что ей не до варенья.

– Дети мои, дорогие мои мальчики, – говорит она, – Вы стали уже совсем взрослые. Вы только подумайте, у каждого – борода. А с бородами это уже не дети – это мужики. Ой, страшно мне, коли, схватятся они в один прекрасный день за топоры и начнут делить на ровные части недвижимое имущество. Нам необходимо собраться на совещание и попытаться произвести деление на бумаге. Без всяких топоров. Лицо ее сразу оживляется, она начинает улыбаться. Варенье начинает подгорать.

– Ой, – вскрикивает женщина и быстро снимает миску с плиты.

Она разливает варенье по банкам, накрывает каждую банку бумажкой и завязывает ленточкой.

– Я им подарю по баночке варенья – говорит она, – и еще напишу стихотворение, а делить пока ничего не будем. Пусть бороды у них еще немного поотрастут. К тому же, на участке есть четыре строения, а их только трое. Как я разделю четыре на три? Не делится. Только с остатком. Нет, ни о каком остатке не может быть и речи. Не делится и всё! Любуется на банки с вареньем, напевает:

Не будет в жизни счастья,

Коль всё делить на части.

Вечереет. К крыльцу одного из ветхих строений старший, самый серьёзный и обстоятельный брат, катит тачку, наполненную всяким хламом. Он сваливает содержимое недалеко от крыльца.

– Да, – говорит он с грустью, – К сожалению, на помойках уже практически невозможно отыскать что-либо роскошное.

На кучу хлама сейчас же набрасываются дети, выбежавшие из кустов. Они толкаются, выбирая из кучи что получше.

На участок, согнувшись под тяжестью корзины, входит его жена. В корзине много разных съедобных, условно-съедобных, а также и несъедобных грибов. Она ставит корзину на стол на террасе.

– Ну, воще! В лесу – полно грибов! Нужно будет их сначала проварить, чтобы не отравиться сразу, а потом побольше насолить на зиму, – говорит она, и, перешагнув через кучу мусора, уходит в дом.

Откуда-то возвращается темноволосый постоялец со всей своей семьей. Сзади семенит чёрный пёс.

Уже совсем темно. Постоялец строго спрашивает жену, детей и чёрную собаку: «Голсуорси читали?»

– Нет, только собераюсь – робко говорит жена, хотя по глазам видно, что она врет.

– Нет, папа – виновато глядя на отца, шепчут дети.

А собака просто смотрит на хозяина и ничего не говорит.

– Тогда все – в койку, – строго командует постоялец, и они все вместе влетают в дом через трубу.

По участку, в темноте, нервно ходит туда сюда младший брат. Лицо его омрачает всё та же дума о несправедливом дележе наследства. В руках он держит коробочку со шприцем.

– Да, надо бы прокипятить шприц, – нехорошо улыбаясь, говорит он, – Может быть, завтра хоть кто-нибудь из родственников заболеет, а я быстро сделаю укол. Пока то, да сё, а скорую помощь можно и не вызывать.

Он поднимается по гнилым ступенькам на террасу. Раздается треск. Он падает. Из темноты прибегают родственники. Беготня, крики. «Где шприц? Надо сделать укол. Скорую помощь пока не вызывайте».

К большому кирпичному дому необычной архитектуры подъезжает на автомобилях группа охотников, друзей хозяина дома. Он – средний из трёх братьев, и имеет бороду чуть-чуть покороче, чем у старшего брата. Кстати, скоро его фамилия станет Байбородов. Но это будет потом.

Охотники веселы, хорошо одеты, в руках у каждого ружьё.

Сам хозяин, широко улыбаясь, выходит им навстречу. У него в руках пистолет. Происходит дружеская перестрелка. Слышен звон разбитого стекла. С деревьев падает несколько убитых ворон.

Заслышав стрельбу, из кустов выбегают дети и набрасываются на охотников: «Идиоты, дураки! – кричат они, – Дайте нам скорее оружие, мы тоже хотим убивать ворон».

Испуганные охотники начинают спасаться бегством. В воротах они сталкиваются с учёным человеком. В руках он держит шубу, купленную за рубежом во время последней научной командировки.

Завидев его и, смекнув, что мех дорогой, охотники пытаются отнять у него шубу, чтобы уж хоть сегодня не ходить ни на какую охоту. Ученый, оказавшись, на поверку, значительно слабее натренированных охотников, и поняв, что добро не удастся удержать, так как силы не равны, отдает им шубу, но взамен вымогает доллары, чтобы сохранить престиж науки.

Охотники, довольные тем, что разжились шикарным мехом, добреют, отдают деньги, быстро садятся на коней и, подняв неимоверную пыль, исчезают за горизонтом.

Немного погодя в воротах появляются ещё двое – это жена ученого человека и его сын. Из кустов выбегают дети. Подражая взрослым, они кричат: «Давайте нам сейчас же шубу, а если не хотите, то давайте тогда доллары». Сын учёного дает им пинка, и вся орава с плачем и криками «Идиот, дурак» убегает.

Раздается характерный треск сосновых шишек, перемешанных с сухими сучьями в равной пропорции, и на участок, как на парад, въезжает своеобразной конструкции автомобиль, изготовленный вручную на базе чугунных, стальных, алюминиевых и даже деревянных деталей. За рулем сидит сам пострадавший от падения с лестницы.

Его не узнать! Обслужившись без очереди, как медицинский работник, он украсился бинтами, аккуратно намотанными на разные части тела. Но все равно и из-под бинтов видно, что дума о наследстве по-прежнему не даёт ему покоя.

Родственники в испуге разбегаются и прячутся по домам, а дети – по кустам.

Выбравшись кое-как из машины, перебинтованный направляется к постояльцу, который сидя на стульчике, стрижет свою собаку. Однако, ни постоялец, ни собака и не думают никуда убегать. Они просто исчезают, растворившись в воздухе.

Раненый, подражая постояльцу, также пытается раствориться в воздухе, чтобы не рисковать, поднимаясь по ненадежным ступенькам, но одного высшего образования здесь оказывается недостаточно, а спросить, как и что уже не у кого, поэтому, свистнув бездомную собаку-поводыря, он целиком и полностью вручает свою судьбу ей. И правильно делает.

К воротам подъезжают три такси, из которых выходят примерно полтора десятка испанцев. Они веселы, хорошо одеты, играют на гитарах, приплясывают. Насобирав по участку сучьев и наколов дров, они разжигают костер и начинают жарить шашлык.

Почуяв запах мяса, со всего посёлка сбегаются собаки, из кустов выбегают дети. Завязывается драка между испанцами, собаками и детьми за сырые и жареные куски мяса.

Собакам удается расхватать жареные куски, детям достаются сырые, а испанцам не остаётся ничего. Дети отбирают у них и гитары и пускаются в пляс вокруг костра. Испанцы, воспользовавшись тем, что дети заняты пляской, быстро садятся в такси и уезжают.

Собаки пытаются догнать машины и проткнуть колеса клыками, но это оказывается им не по зубам, и они разбегаются кто куда, не скрывая своей досады на высокое качество автомобильной резины.

В домике, у самого старшего брата, мужчины с бородой и в очках, собрались гости. Сегодня – день рождения его жены, любительницы собирать грибы и заготавливать их впрок.

В столовой, тесно прижавшись, друг к другу, сидят гости. Под столом примостились дети. Угощение ещё не готово. Хозяин выпекает его на кухне. Хозяйка кипятит чай. Из кухни валит аппетитный пар и идёт, сопутствующий приготовлению пищи, дым.

Голодные гости нервничают и поглядывают на часы. Разговор не клеится, все принюхиваются к запахам из кухни, пытаясь угадать, какая, будет начинка.

Но вот в дверях появляется хозяин. На деревянной, свежевыструганной доске он несет дымящуюся ароматную пиццу, за ним следует хозяйка с полным чайником чая.

Поднимается шум. Из-под стола выскакивают дети, быстро расхватывают куски пиццы и утаскивают их под стол. За окном слышен вой собак, сбежавшихся со всего посёлка на вкусный запах. Взрослые принимаются пить чай.

Проходит некоторое время, и каждый гость получает аппетитный кусок пиццы. Напряжение спадает. Дети засыпают под столом, собаки, поняв, что здесь им ничего не светит, разбегаются по другим участкам. Взрослые вытаскиваю заспанных детей из-под стола, и расходятся по домам.