Текст книги "На семи ветрах"

Анна
Выжатый лимон[9]9
  Выжатый лимон. Экспрес. 1. Предельно уставший, измождённый человек. 2. Пренебр. Человек, утративший творческие способности, духовные силы.


[Закрыть]

 
Рабочий день закончится
не в семь, а как захочется…
и раки просвистят собачий вальс.
А я – сухарь размоченный,
лимон унылый сморщенный,
холодный чай, перебродивший квас,
 
 
головка сыра пресная
с пушистой синей плесенью!
Желе из переваренных рожков!
О койке грежу с нежностью…
Я сёмга третьей свежести,
не для души которая – с душком…
 
 
Сижу, стена качается…
А всё моя начальница,
устроила облаву и разгром!
Я стала воблой вяленой!
Картофельной развалиной,
с разваренным, раскрошенным нутром!
 
 
Сырок, на солнце плавленный!
Как помидорка, плаваю
в рассоле из депрессий и тоски!
Мы третий год без отпуска…
Селёдочные хвостики…
Просроченные скользкие грибки…
 
 
И зам вовсю старается!
Отдел и так не справится,
а этот всё гудит: скорей-скорей…
Глядеться страшно в зеркало!
На солнцепёке зеленью
лежим: укроп-петрушка-сельдерей…
 
 
А босс блистает мудростью,
Кричит: вас только в мусорку!
Ишь, гордые: профессор кислых щей,
магистр капусты квашенной,
доцент протухшей ряженки
и академик вылитых борщей…
 
 
Друзья! Прошу о помощи!
Не буду фруктом-овощем!
Сменю работу – надо, хоть зарежь!
Я – не изюмка чёрная,
не курага сушёная,
а свежий, яркий цитрусовый фрэш!
 
 
Такой, с листами мятными!
Ванильно-ароматными!
С нежнейшим послевкусьем на устах!
С грейпфрутовой экзотикой,
С бумажным милым зонтиком,
С лимонной долькой, так её растак!!
 

7. За семью морями

Море задаёт песнь. Движение волн – хоть ласковые плески штиля, хоть буйные обвалы шторма – подчинено ритму и циклично. И мы, то моряки, а то и сирены, поём вместе с морем.

Песня про Добро и Зло

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
Учитель сказал, что не надо войн,
что люди хотят плясать!
О радости пой, о веселье пой!
Про сказки и чудеса!
 
 
Как змей извивается, обречён,
и гимном вскипает рог,
и чудище корчится под мечом,
и пусть победит добро!
Износит воитель сто башмаков,
исходит он сто дорог,
за девой, за кладом, и всё пешком,
и пусть победит добро!
Царевич спасёт и детей, и жён,
и сядет на славный трон!
А ну-ка, певец, перейди в мажор,
и пусть победит добро!
 
 
…Но так не бывает. Но красный плат –
пылает кругом пожар,
и женщина плачет, и мор, и глад,
и алые сны кружат…
Учитель, ты хочешь презреть войну.
Ты хочешь пологих троп,
скажи мне, ну кто тебя обманул,
что это и есть добро…
 
 
Невидимый подвиг, и тишина,
и жар прогоревших дров…
Об этом – труднее. Не та цена.
Но пусть победит добро,
и слово – то царствует, то скорбит!
Не лги им, певец-ловкач!
На каждую рану – найдётся бинт,
и ласка – на каждый плач.
 
 
А ты их сквозь сито своё не сей:
святых, и царей, и сброд…
Тут все виноваты, и правы – все.
И злое у них добро…
Когда ты и в небе, и здесь, внизу,
ты видишь и тлен, и мёд…
И воин суровый смахнёт слезу,
и руку тебе пожмёт…
 
 
Ты просто объемлешь. И крест, и нож,
и бремя чужих дорог.
Иди по своей. А потом поймёшь,
что это и есть добро…
 

Выбор

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
1. Тебя обманут свободой выбора.
Ответь же, кто ты для нас пока:
бессильный прутик, теченьем вырванный?
Само теченье, сама река?
 
 
Но ты и щепочка, и река, и
звенящий бриз, и подводный гул,
и чайкин крик, и солёный камень,
и чья-то лодка на берегу…
 

* * *

 
И этот выбор нам дан от века:
ты лекарь или же ты калека?
Ты хочешь сохнуть зерном покорным?
Дождём ли ринуться чудотворным?
Тропой подножной страдать от выбоин?
Шагать куда-то к свободе выбора?
Две точки, между – прямая линия?
Клубки дорог или небо синее?
Ты для себя – или ты для всех?
Решай же, колос ты или серп?
 
 
2. Когда всерьёз призовут к ответу:
кем должен ты непременно стать:
покорным облаком – или ветром,
влекущим сонмы небесных стай…
 
 
Ты станешь моросью, чистой влагой,
зонтом, дрожащим в руке слегка,
щекой, омытой ночной прохладой,
сосной, цепляющей облака.
 

* * *

 
Идти от точки до точки здорово
куда-нибудь на четыре стороны,
по направлениям невозможным,
по бесконечным клубкам дорожным…
Жалея тех, чья любовь трезва,
кто видит выборов – только два.
Идти по трассам, бежать по травам,
не принимая двоичных рамок.
Любить, желать – бесконечно больше…
дивиться миру: послушай, Боже!
По праву выбора – быть как дети:
ни тем, ни этим, ни тем, ни этим…
 

Изолятор

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
Мы обычно не знаем будущую вину.
Мы не пережили свою войну – и уже в плену…
 
 
Здесь комфорт и покой. Номерами зовут палаты.
Что ж, давайте знакомиться. Номер пятый.
Номер пятый, усталый, невинный, проклятый.
Так добро пожаловать в наш изолятор…
 
 
Здесь находимся мы…
Кто-то был на пороге беды и открытия,
ну а кто-то, возможно, убил бы правителя,
и помог бы великим устам навсегда умолкнуть –
сеть возможностей, необозримая ширь,
кто-то мог бы… всего лишь мог бы…
 
 
Мы могли бы всё это совершить.
 
 
Эти подлые думы в нас ещё не роятся.
Мы могли бы – но это процент вероятности,
а могли бы остаться… обычными, личными, малыми,
докторами, поэтами, папами, мамами!
никогда не изгнанными… не изъятыми…
или даже – работниками изолятора…
 
 
Государство, конечно, право. Зачем надрываться,
суетиться, спасаться, если есть консервация.
Лучше сразу тестировать, предотвращать,
чем потом ловить, наказывать и прощать…
 
 
Мы не пережили свою войну – и уже в плену.
Мы обычно не знаем будущую вину,
если это вина, конечно… не вор – не пойман.
Только я – я однажды случайно понял,
как-то мельком увидел личное дело…
Помню, лился пот, в голове гудело…
я – возможно – тот, кто рушил бы эти стены,
истреблял порочную эту систему,
покушался на общепринятое, святое,
на успешный мир, покой и нравственные устои…
 
 
И на тех, кто счастлив за этой гранью.
На уверенных, чистых, правильных и ликующих.
Потому что никто не вправе казнить заранее.
Убивая возможность, не рождаем ли худшее,
от таких, как мы, спасая и ограждая?
Убиваем… или рождаем…
Убиваем… или рождаем…
 

Максимум

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев, Анна Попова

 
Это личный максимум, поняли? видели?
Из домашнего мямли – в дворовые лидеры.
Надоело киснуть занудой блаженным,
как скрипач из пятой, ботаник Женя,
я купил синтезатор, освоил лыжи,
и сигал на слабо на соседнюю крышу,
если б рухнул мимо – то всё, летально.
Я на байке ночь рассекаю, взлетаю
и веду за собой ревущую стаю…
 
 
Это максимум.
Хватит плестись в хвосте.
Это максимум.
Грохот упавших стен.
Это максимум –
выдержал, устоял.
Это максимум,
максимум – это я.
 
 
Это максимум, поняли? я добился,
сколотил команду и поднял бизнес,
Волчий век – сколоти, подними, добейся,
или будешь рабом смехотворных пенсий,
пусть вокруг шакальи, гиеньи пасти,
только гавкните – живо порву на части,
это тоже часть первобытного кайфа.
Потому что стая. И в стае – альфа.
 

* * *

 
Я уехал в горы, в недельный отпуск –
и хлебнул неразбавленный острый воздух,
захлебнулся небом, хватил до дна и…
замолчал, а парни шутили бойко,
что отсюда можно достать до Бога,
а вершина покорно лежала под нами,
отдаваясь белым прозрачным телом,
А до Бога – близко… вот это тема!
 

* * *

 
Он не бросил бизнес, не стал филантропом
и кутил по-прежнему по европам.
И, услышав воздух, странную арфу,
он не стал счастливей, но стал не альфой,
ненасытной альфой, никем не битой.
Стал он бетой, гаммой – и всем алфавитом.
И не страшно любить, и не стыдно падать.
Не доехал в горы, и умер папа…
 
 
Это максимум?
Дай дотянусь, постой…
Только нет его –
максимум не для нас.
Есть вершина, и он – на вершине той,
И Отец
говорит ему: здравствуй, Макс…
 

Мольба о времени

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
Детские руки, песочная горка,
мальчик находит счастья крупицы.
Чайка несётся ветру вдогонку,
море ликует, песок золотится,
и проминаются под ладонями –
недолговечные мокрые домики,
хрупкие, мягкие до нелепости,
впрочем, для счастья не строятся крепости.
 
 
Мы бежим – и боимся старения,
нас ещё от себя не спасали.
Дай нам, господи, времени. Времени.
Остальное мы как-нибудь сами.
 
 
– Видишь, любимая, времени нету!
– Нет, не сегодня, мама, мне некогда!
– Поздно, спешу, ни поспать, ни поесть мне!
– Не успеваю, отстаньте, не лезьте!
 
 
Мы бежим. От аванса до премии,
убивая, терпя и бросая…
Дай нам, господи, времени. Времени.
Остальное мы как-нибудь сами.
 
 
Детство и старость, где прочие звенья?
Боже, отсыпь мне ещё хоть мгновенье –
из обмелевших песочных часов,
из невозвратных родных голосов.
Чтобы к земле прикоснуться стихами,
чтобы согреть одиноким дыханьем,
чтобы взлететь очарованной птицей,
чтобы поймать золотые крупицы…
В маминой песне, в осеннем леске.
В мягком, приморском, лучистом песке.
 
 
Мы бежим – к пустоте. К разорению.
Тратим время – горстями, часами…
Дай нам, господи, времени. Времени.
Остальное мы как-нибудь сами.
 

Крик

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
Иногда мы ловим безумие – явные признаки.
Будто мы – это вовсе не мы, а призраки,
незабытые страхи, неудачные тактики…
Мы как стойкие оловянные солдатики,
в неустойчивом мире не видим суть свою,
мы одной ногой на земле – вторая отсутствует,
поддержать бы небо, да руки скручены,
маленькие принцы, никем не приручены,
как нам хочется к верной пристани…
 
 
Мы такие супергерои-призраки,
покорители офисов, гигабайтов и трафиков,
эльфов и орков, компьютерной графики,
 
 
вот мы приносим миру присягу,
запах войны обжигает ноздри…
Дети агонии восьмидесятых.
Дети остывших руин девяностых.
 
 
Мама, послушай, ведь это просто же.
Понимание – роскошь, а нам не до роскоши,
не понимай, но хотя бы душу не рви.
Нам неприкаянно и нелепо,
и хочется хлеба,
чёрного хлеба,
солёного хлеба любви…
 
 
Мы неправильно избраны, выбраны, призваны.
Смотрим в зеркало – там одинокие призраки,
хорошо упакованные и стильные,
энергичные, жёсткие, странные, сильные.
Вроде бы мы – а вроде не только мы,
целятся в нас глазами-винтовками.
Полководцы без войска, себе не нужные,
мы фильтруем мир сквозь мембраны наушников.
Мама видит нас нервными и капризными.
Мама видит нас, а не призраков.
 
 
Мама, послушай, ведь это просто же.
Понимание – роскошь, а нам не до роскоши,
не понимай, но хотя бы душу не рви.
Нам неприкаянно и нелепо,
и хочется хлеба,
чёрного хлеба,
солёного хлеба любви…
 
 
Мы плывём по витринам – и странно маемся,
будто нас подменили, как в фильме «Матрица».
И глаза-винтовки, и мысли-копья…
Но мы только копии, бледные копии…
 
 
Мама, пожалуйста. Мы запутались, заплутали.
Мы такие все из плоти, крови и стали.
Мы устали,
дошли до ручки, дошли до кровати под вечер,
до мысли о вечном,
до можно ли пальцы в розетку…
Ты одна нас видишь по эту сторону зеркала,
по эту сторону фильмов и книг,
просто по эту сторону нас самих.
 
 
Мама, послушай, ведь это просто же.
Понимание – роскошь, а нам не до роскоши,
не понимай, но хотя бы душу не рви.
Нам неприкаянно и нелепо,
и хочется хлеба,
чёрного хлеба,
солёного хлеба любви…
 

Мати

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев, Анна Попова

 
На последней развилке пути злого –
на крутом повороте к степной глади,
из каких же глубин прорастёт слово:
обними, не оставь, помоги, Мати…
Ей – рушничной дорогой встречать бури,
ей – победной зарёй расшивать пяльцы.
А порою невидяще ткать будни,
да иголками горя колоть пальцы.
 
 
А когда прорывается грай вражий
и свинцовую крошку заря сыплет,
ей придётся у неба стоять стражей,
и на росстанях тихо крестить сына.
И рушник разукрасить строкой чёткой –
ткать небесный покров, не сидеть праздно.
Но прощанием вышьется крест чёрный.
и на скорой покажется крест красный.
 
 
Не сдала, не дождётесь, жива – нате!
Наша кроткая гордость глаза колет.
Из далёких времён прозвучит: «Мати…»
стяги, вороги, вороны, степь, кони,
и взрываются стены, летят комья,
и безумье прицельно с небес метит…
Да, теперь не былые мечи-копья –
по-другому зовутся теперь смерти.
 
 
А безродные твари тебя хают.
Лапы грязные возле деньги греют.
Сыновья же оделись в цвета хаки,
и стежок за стежком пролегло время…
Не печалься о тех, кто язвил горько,
ведь они за подачкой к тебе льнули.
Ты поделишься с братом ржаной коркой.
но гнилые ломти – отсечёшь, ну их…
 
 
Понашить бы пелёнок, платков детке,
васильково-ржаных настрочить шторок.
А не бабий отчаянный зов – где ты,
а не раны-прорехи латать-штопать.
Родила и растила, себя тратя –
ни на грош не растратив души вольной…
А теперь он идёт за тебя, Мати.
Твой мальчишка, твой сокол, святой воин.
 
 
Что такого, родная, в тебе скрыто?
в красоте не слепящей, насквозь милой.
Опояской, воронкой, кольцом взрыва
да осколками венчана ты с миром…
Будет время нарядам, цветным платьям.
Величава, как прежде, твоя поступь.
Есть ли что-то дороже тебя, Мати…
краше этих усталых морщин поздних…
 
 
Ты сшиваешь и звёзды, и мрак ночи –
и дорогу домой, и любви семя.
Слишком многие жаждут порвать в клочья
тот рушник, на котором с тобой, все мы…
На последней развилке пути злого –
на крутом повороте к степной глади,
из каких же глубин прорастёт слово:
обними, не оставь, помоги, Мати…
 

Цветы

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
Заплутало солнце в обугленной злом листве.
И оглохло поле, до жути, до хрипоты…
Ходит по полю девушка, маков цвет.
Собирает в тяжёлый букет цветы.
 
 
Сладковатый запах её пьянит,
а цветы головами русыми шевелят.
Имена горят, чтоб уйти в гранит,
Слышите…
Алёша
Никита
Илья
 
 
Из былин, из пекла, из капли росы в ростке –
имена вступают в последний бой…
Руки, листья, вскинутые в броске:
взять, обнять, убить, заслонить собой…
 
 
А бывает, вовсе провалы имён пусты.
Поле цвета хаки, поклики журавля.
Безымянны срезанные цветы,
безымянны скошенные поля…
 
 
Точит девушка ржавый, усталый серп.
Метроном дождей поливает гранит.
Что, мужи и мальчики, где вы все…
Кличут журавли, колокол звонит.
 
 
Вжик да вжик серпом, тонкие персты…
Где-то близко, слышишь, опять палят…
Те родные, славные, гордые те цветы
прорастут весной – на иных полях,
 
 
где никто не достанет серпом до них.
Где не зазмеится бурый, кровавый след.
Здесь вода из фляжки, а там – родник,
этой девушки – нет,
и ходу ей тоже нет…
 
 
Но не убывает последних дней,
И никто не внемлет воинам и святым.
Ходит в поле девушка. Солнце стоит над ней.
И текут под серп, и текут цветы…
 

– С юморком!

Сверломан

Стихи – Анна Попова

Музыка – Андрей Елисеев

 
Не будет никому в квартире одиноко:
найдётся хоть один сосед на каждый дом –
усердный, будто гном с бурильной установкой,
недремлющий маньяк с недремлющим сверлом.
 
 
И дрель – его фетиш, исток его задора,
не дрогнет молоток в уверенной руке!
Но каждый новый гвоздь – как поступь командора,
как похоронный марш соседям по башке…
 
 
… Застенчиво-мила соседка-пианистка,
ах, ей бы подошёл хозяйственный шатен.
Но перфоратор выл, как стая василисков,
а что ему концерт: и Моцарт, и Шопен…
 
 
Спуститься на этаж ей не хватало духа,
нарваться на скандал с мужланом и хамлом!
Но раздавался «вжжж» проклятьем Винни-Пуха,
и танцевал сервиз на полке под стеклом.
 
 
Наш Петька-сверломан был прост и бездуховен,
любил боевички, пивко и колбасу.
Как только заиграл классический Бетховен,
Петруха завопил, как раненый барсук.
 
 
Пока гремел пассаж, пока лились триоли
и страстный ми минор стремился в соль мажор,
он выдал пару фраз, каким не учат в школе,
что будет прямо щаз с девятым этажом…
 
 
Арпеджио взвились, верха запели тише,
наш Петька поскакал во всю младую прыть…
в ручищу – молоток, в другую – пассатижи,
по лестнице наверх – овации дарить.
 
 
Затрепетал звонок бетховенски красиво.
И вот она стоит – в халате, босиком.
Нагрянула любовь – загадочная сила…
и стукнула Петра отбойным молотком.
 
 
Ну что греха таить, наш Петька – не оратор,
смутился и вспотел, растерянно шепча,
что, значится, рояль – не то что перфоратор…
и зря он с молотком припёрся сгоряча.
 
 
… Два месяца спустя соседи озверели,
строча поэму в ЖЭК, здоровый документ, –
про Баха по ночам для клавишных и дрели,
про то, как задолбал ударный инструмент…
 

Послесловие

Этого послесловия могло и не быть. Каемся, не смогли удержаться от того, чтобы не поделиться на последних страницах этой книги личной историей (которая тесно переплетена с нашей творческой судьбой). Когда ещё выпадет такая возможность…

Андрей
«Несовременная история любви…»

Давно это было, ещё в прошлом веке. На поэтической тусовке случайно встречаются двое. Она – студентка, поэтесса, будущий филолог, он – музыкант, гитарист, автор-исполнитель, который поэтом себя не считает, но стишки да песни сочиняет и останавливаться не собирается. Никто из них не догадывался о том, во что выльется эта встреча. Пока же – обменялись телефонами и разошлись.

Вот только покоя не даёт «товарищу музыканту» та встреча, гложет его что-то. Ощущение, будто где-то видел уже прекрасную незнакомку. Истина открывается довольно скоро: найдена в архивах старая газетная вырезка со стихами некой Анны Поповой. Ещё и фотография имеется. А у музыканта на одно из тех стихотворений из газеты песня написана. Факты вещь упрямая, да только поверить в такое совпадение трудно. Хотя вроде бы ничего удивительного, город небольшой, провинциальный. На следующей встрече незнакомка подтверждает: да, это её стихи в газете. Приходится признать очевидное – от судьбы не убежишь…

Да-да, так всё и было. Ровно 25 лет назад…

Ну а дальше пошло-поехало: долгие прогулки, разговоры обо всём и ни о чём – вживую и по телефону (тогда ещё стационарному, домашнему, мобильных не было). Первые совместные выступления на сцене музея Тургенева, походы в театр, приключения на даче и на конечной шестого троллейбуса. Голова кру́гом. А однажды Аня предложила попробовать нечто вроде литературной игры – посочинять вместе. Про что? Про любовь, конечно. Определились с героями. Я буду писать от лица этакого «дона Жуана», а Аня – некой «донны Анны». И так как одно из студенческих Аниных прозвищ было Мышь, то и стала сочиняться у нас «Несовременная история любви кабальеро Дона Мышана и сеньоры Донны Мышанны». Трагикомедия (белыми стихами), в которой чудаковатый Дон Мышан, горе-воздыхатель с гитарой, ищет расположения прекрасной и одинокой интеллектуалки, филолога Донны Мышанны. Ничего не напоминает? Так начиналось это сумасшедшее и хулиганское по своей сути творение, горячо любимое нами…

Вот Дон Мышан, собираясь пропеть возлюбленной серенаду, настраивает свою гитару прямо под её балконом, чем вызывает язвительную реакцию со стороны Донны Мышанны. Каждая новая попытка несчастного приблизиться к объекту своей страсти (даже с помощью лестницы!) только роняет его в её глазах. Он докучлив и смешон, сей незадачливый ловелас, совсем не таким представляла она своего избранника.

Он преследует её не только под балконом. Подстерегает в театре и ресторане, на улице и даже в банке. Устраивает якобы случайные встречи, продолжая изливать свои чувства. Когда же она, наконец, попросту сбегает от него, он кидает ей вслед пылкий монолог:

 
Бегите, от любви не убежишь!
Она, как ветер, скоро вас настигнет
И лихорадкой душу поразит.
Ей нет преград, она волной гигантской
Сметает всё, бесстрашна и дерзка.
 
 
Скрываться от любви – что за безумство?!
Убежища такого не найти.
Пытаетесь уйти вы от погони,
Но, в сущности, погони-то и нет:
Любовь – эфир, невидимый для глаза;
Она везде, как воздух, – здесь и там.
 
 
Так что не тратьте силы понапрасну:
Что быть должно, того не миновать!
 

Но когда внезапно он оставляет её в покое, смирившись со своей участью, она начинает скучать, восклицая:

 
Зачем ты, сердце глупое моё,
Ему в защиту шепчешь оправданья,
И, словно птицей раненой о клеть,
Трепещешь!.. Я должна смеяться,
Отделавшись от дерзкого нахала,
Но не могу, и словно замер смех
В груди… Внезапная покорность
Для сердца женского всего дороже…
 

О, это загадочное женское сердце! Непросто разобраться в нём. Даже самой женщине. А уж сильному полу и подавно…

Вот так, импровизируя, следуя бурной фантазии, фонтанируя новыми идеями для совместной пьесы-игры, нарабатывали мы с Аней свой опыт сотворчества, как оказалось в дальнейшем, – бесценный опыт. А потом… понеслись (теперь уже в одной упряжке) – общие годы нашей жизни – творческой и семейной. Совместные выступления и новые песни (коих около сотни и почти все написаны на стихи Ани), мелодекламация и видеопоэзия, поэтический театр и кинотеатр. Всё это стало для нас высшим счастьем. Смыслом. Наградой. Подарком. Как и эта книга…

Анна
О Пирате в семейной лодке, пинках и филологии

Судьба мудрее отдельно взятых нас. Если решила взять за шкирку – возьмёт и потащит, куда ей, судьбе, надо.

В унылый ноябрьский вечер после четырёх институтских пар не очень-то хотелось ехать на край города и знакомиться с новым студенческим объединением. Хотелось абсолютно противоположного: забиться с ногами на диван, погрузиться в книгу, и чтобы ни одна живая душа… А не в меру активная судьба пусть пока займётся другими подопечными. Но… подруги-однокурсницы таки уговорили. Андрея, как я потом узнала, тоже посетило стойкое нежелание покидать насиженный диван и куда-то тащиться, однако и у него нашлись настойчивые друзья.

Сижу, пытаюсь общаться, веселиться, осваиваюсь в незнакомом кругу (мне это непросто). Где-то спустя час от начала собрания – впрочем, на собрание оно мало походило: весёлый хаос! – открывается дверь и заглядывает… некто. Странный и, прямо сказать, не в моём придирчивом вкусе. Гладко причёсанные волосы убраны в довольно-таки длинный хвост (ой), коричневый костюм-двойка плюс зелёная водолазка (дважды ой). Бесцеремонно направляется прямо ко мне и садится за парту (трижды ой): мест, что ли, других нет в просторной аудитории? В общем, герой точно не моего романа. Это потом, опять-таки, выяснилось, что Андрей окинул аудиторию взглядом и быстренько сориентировался, какая из незнакомых девушек ему больше всех понравилась…

Ладно, договорились вести песенную рубрику студенческого журнала. Пообещали принести гитары на следующую встречу (я тогда, стыдно сказать, бренчала немного). Однако мне понадобилось срочно допроходить медосмотр – иначе не видать штампа в зачётке. А Андрей пришёл. С гитарой. На которой не взял ни аккорда.

Не то повеселил, не то растрогал моих подруг… Говорят: «Сидел печальный, петь без тебя отказался…». Вот тут-то они и заподозрили: «Похоже, Асенька, понравилась ты нашему “товарищу музыканту”!» «Товарищ музыкант» и «Пират» – так мы прозвали Андрея поначалу. Почему Пират? – а это герой нашей с подругами совместной стихотворной драмы. Добрый, симпатичный, кудряво-брюнетистый Пират, никого он не грабил, суда на абордаж не брал, а давно стал добропорядочным гражданином и влюбился в Маленькую Фею, в образе которой дорогие соавторы видели меня. В общем, портрет Пирата (Андрея) я, выходит, нарисовала в воображении года за два до собственно знакомства.

Стали встречаться – и не только потому, что общих тем нашлось немало. Как-то сразу поняли, что и дать друг другу можем многое. Помню, Андрей звонил каждый вечер и подставлял к телефону (домашнему, стационарному) магнитофон-кассетник и включал «Битлз». А я озадачила Андрея здоровенным списком русской и зарубежной классики: дескать, каждый культурный человек должен прочесть, так что – вперёд и никак иначе!

И в снег, и в весеннюю распутицу, и в летний дождь бродили по улочкам и уголкам Орла. Что нам дачные сугробы, буреломы местных «лесопарков», ломаные каблуки и грязные джинсы, когда душа просит приключений… Я и сейчас порой восклицаю: «Так, а где моя романтика?!» И Андрей понимает, что, значит, пора меня вести гулять…

А когда разъезжались на лето к бабушкам, писали… ну даже не письма, жанр этих эпистолярных творений, видимо, вообще неопределим. Там, помимо сюжетной фактуры (где были и что повидали), фигурировали стихи, рисунки, вклейки…

Словом, жили – не скучали. И потом, в маленькой съёмной однушке, перебиваясь на скудные заработки и героически борясь с тараканьими ордами, расцвечивали жизнь творчеством. Быт никогда не главенствовал, никакие семейные лодки об него не разбивались и даже краску не царапали.

Вспоминаю, как я на втором году семейной жизни забыла приготовить ужин, потому что… потому что рифма пошла. «Идеальные жёны» и «правильные мужья», можете начинать предавать меня анафеме вот прямо сейчас: кошмар, позор и что там у вас по списку. Андрей же пришёл с работы, посмеялся, а потом серьёзно сказал: «Давай-ка ты сперва пиши свои стихи, диссертации и что тебе там надо. А еду, в конце концов, сам приготовлю – не безрукий». Закон вступил в силу: если кто-то пишет, другой не отвлекает и быт берёт на себя.

В квартире висели самодельные стенгазеты, весёлые нотки, по шкафам раскладывались смешные записки, на праздники мы дарили и сочиняли творческие подарки. Купить-то каждый может! – а вот попробуй написать… Мы пародировали научные трактаты, стилизовали шуточные стихи под разные эпохи, всего и не перечесть.

А потом Андрей познакомил меня с жанром мюзикла, который начал набирать популярность в начале нашего века… Ну и я ринулась в этот омут с головой: сначала перекроила в либретто «Отца Горио» и «Блистающий мир», а затем стала придумывать свои сюжеты.

Ну и, пожалуй, ещё одна веха: с подачи и дружеского пинка подруги Елены Яворской вышли мы со своим творчеством на Интернет-поля… Вышли и чуть не спрятались со стыда обратно. Как же мы без литсайтов жили-то?! Как варились в собственном соку?! А тут – вот они, десятки учителей и стилей, и хочется попробовать и так, и эдак… Эх, а многое из того, чем гордились… и гордости-то никакой не стоило. И пошёл новый виток творчества – более свободного, раскованного, человечного…

В глазах Андрея я была и остаюсь – о да, это так! – жуткой занудой, чей удел – планы, планы и ещё раз планы… и даже творчество распланировано. Свободный художник, случайный и стихийный фейерверк? – это не про меня. Но если бы я ждала одних только озарений – ничего бы у меня сейчас не было. Ни крупных форм, за которые себя надо загонять урывками и пинками. Ни львиной доли стихотворений, на которые мне пришлось научиться быстро настраиваться.

Мешает ли научная и рабочая загруженность творчеству? И да, и нет. Чистого личного времени, конечно, хочется больше: чтобы сесть за компьютер, отрешиться от всего – и… Но любой ценный опыт, даже с творчеством никак не связанный, в итоге творчество же и питает. А ещё замечу, что Андрей – фактически внештатный сотрудник кафедры русского языка: ну а кто верстал и выверял горы публикаций все эти годы?!

Отдельная страница – родительский опыт, долгожданная девочка! Кстати, и родительство – не препятствие творчеству, а совсем даже наоборот. Когда отвечаешь не только за себя, а ещё за одного человечка, конечно же, душа становится иной. А потом – косвенным образом – и творчество меняется. Наша дочка Лена тоже пишет (это, конечно, не главное, но отрадно, что и говорить!). Она читает нас, мы – её, чему-то все учимся, чем-то вдохновляемся…

И радостно, и страшновато отлистывать годы, пятилетия, десятилетия, встречать юбилеи. Радостно – потому что эти даты становятся поводами для праздников, которые мы отмечаем не бурными застольями, а творческими встречами, а порой и новыми книгами. А страшновато – потому что каждый раз сомневаемся: а состоялся ли новый этап, не простаиваем ли на месте, получилось ли у нас? Надеемся, что всё получилось!