Текст книги "Щит справедливости"

Глава четвертая

Катрин устало толкнула дверь отделения реанимации и вышла в тихий коридор. Несколько секунд её глаза привыкали к полутьме после яркого света палаты и, наконец, она увидела Ребекку Фрай, спящую на стуле.

Следователь не могла полностью расслабиться даже во время сна. Правая рука её, лежавшая на коленке, подрагивала, пиджак был брошен на соседний стул. Шелковая рубашка была заправлена глубоко в брюки и прижата кожаным ремнем от кобуры, перекинутым через плечо, сквозь неё отчетливо проступали мышцы тренированных рук и крепкая грудь в плотном лифчике. Взгляд Катрин блуждал по телу спящей девушки, и сердце её вдруг забилось чаще. Она едва заметно улыбнулась непрошенной реакции своего тела и подумала о том, что у него есть собственные желания. Но она, разумеется, их проигнорировала: ей не нужно было лишний раз напоминать себе, почему они здесь.

– Детектив, – тихо позвала она, подходя ближе.

Ребекка моментально выпрямилась, потерла лицо руками и посмотрела на психиатра, которая выглядела свежей, несмотря на поздний час. Ребекка глуповато улыбнулась: мягкая доброжелательность глаз Катрин застала её врасплох.

– Прощу прощения.

– Нет, это я прошу прощения, – сказала Катрин с улыбкой. – Ведь это я не даю вам спать.

– Всё отлично. Просто я обладаю замечательной способностью засыпать в любое время, в любом месте, когда появляется возможность.

– Прекрасно вас понимаю, – засмеялась врач. – В институте у нас была поговорка: видишь стул – садись; видишь кровать – ложись; видишь еду – ешь. И ровно так мы и делали, в прямом смысле слова.

Ребекка встала во весь рост:

– Прошу прощения, но мне нужно поговорить с вами. Это не займет много времени, но если вам нужно кому-то позвонить…

– Нет, не нужно, – решительно ответила Катрин. Она взглянула на часы и поразилась: можно было констатировать, что наступило завтра: – Но я не скажу вам ни единого слова, пока чего-нибудь не съем. Я пропустила ужин и чувствую себя так, словно в последний раз ела неделю назад. Вы готовы ждать так долго?

Ребекка смотрела на стоявшую рядом с ней элегантную женщину, в голосе которой сквозила улыбка, и вдруг ощутила прилив сил. Она подхватила со стула пиджак и перекинула его через плечо.

– А почему бы и нет? В конце концов, сейчас моё личное время, я могу распоряжаться им, как мне заблагорассудится.

– Чудесно, – перспектива поужинать вместе с красивым офицером полиции вдруг представилась Катрин столь заманчивой, что она и сама не ожидала. А ещё её удивила мягкость, мелькнувшая в глазах этой женщины. И сердце бешено застучало. Снова. Она редко увлекалась кем-либо по одной внешности, но в этой женщине было нечто большее, чем просто красота. Возможно, её привлекала та решимость, с которой эта высокая блондинка делала, казалось, всё на свете. Даже шагала по коридору.

– Через дорогу есть небольшой ресторанчик, – сказала Ребекка, пока они шли к лифтам.

– «У Арни»? Нет, для этого местечка уже слишком поздно. Если мы пойдем туда, моя пищеварительная система не выдержит, – воскликнула Катрин с наигранным ужасом.

Она было замялась, но потом вдруг просто сказала:

– Я живу совсем недалеко. Может, поедем ко мне? На готовку мне хватит и пары минут.

В первое мгновение Ребекка хотела отказаться. Но потом, к своему изумлению, осознала, что хочет поужинать с Катрин Роулингс больше всего на свете.

Надеясь, что голос её звучит буднично, она проговорила:

– Отличная идея. Сомневаюсь, что смогла бы съесть еще один бургер «У Арни».

* * *

Катрин жила в старом районе, совсем рядом с университетским городком. Кругом было множество удобных кафе-баров, малюсеньких ресторанчиков и жилья под аренду. Это полностью соответствовало образу Катрин, сложившемуся в голове у Ребекки: женщины со вкусом, но исключительно практичной.

– Я вернусь через минуту. Я ходила во всём этом целый день, – проговорила Катрин, как только они вошли в квартиру, и она поставила свой портфель на телефонный столик у двери. – Гостиная направо, кухня там, за спиной. Если хотите, налейте себе чего-нибудь выпить.

Большая квартира Катрин находилась на первом этаже недавно реконструированного старинного дома из темного кирпича. Окна кухни, небольшой, но прекрасно оборудованной, выходили во внутренний дворик. Через раздвижные двери Ребекка не могла рассмотреть его как следует, но, проходя по коридору, обратила внимание на высокие потолки и на то, что комнаты оформлены со вкусом – в основном в землистых тонах – и обставлены элегантной и вместе с тем функциональной мебелью. Ребекка решила, что стиль доктора ей нравится, да и было бы странно не оценить по достоинству неброский, но явно дорогой интерьер. Атмосфера в доме была теплой и доброжелательной. Гостям тут явно были рады. И Ребекка понемногу стала расслабляться.

Она прошла в просторную гостиную. Одну из стен полностью занимали книжные полки – от пола до потолка. Ребекка пробежалась глазами по корешкам книг – в основном на полках стояли недавно изданные романы и биографии. Многое из этого детектив собиралась почитать сама, но постоянно откладывала. На службе вечно всплывало что-нибудь такое, что пожирало всё её время. Ребекка стала убеждать себя в том, что чтение книг не является делом, полезным для общества, что помимо этого у неё есть работа, много работы…

И в этот момент раздумий в комнату вошла Катрин.

– Бокал вина?

Теперь на ней была широкая хлопковая белая блуза и черные струящиеся брюки, в руке она держала бутылку с узким горлышком.

– Просто газировку с лаймом, если есть, – ответила Ребекка и вдруг осознала, что Катрин для неё уже не просто фигурант дела. Она по-настоящему красивая женщина. Небольшие недостатки её лица – некоторая угловатость, выступающие скулы – с лихвой компенсировались безупречностью кожи и густыми волнистыми каштановыми волосами. Катрин была просто сногсшибательной. В больших серо-зеленых глазах искрился ум, а чувственный рот сулил такие удовольствия, что был куда более притягательным, чем идеальные губы на картинах классиков. Впервые за много-много месяцев Ребекка вдруг почувствовала, что ей действительно нравится стоящая перед ней женщина, и откровенно пялилась на неё, сама того не сознавая.

Она поняла это лишь тогда, когда пухлые губы Катрин расплылись в мягкой игривой улыбке:

– На службе сухой закон?

– У меня перманентный сухой закон. По меньшей мере, последние четыре года, – ответила Ребекка и мысленно уточнила: четыре года, три месяца и два дня.

– Ясно, – Катрин уловила напряжение в голосе гостьи и спокойно проговорила: – Тогда отнесу вино обратно.

– Нет-нет, – быстро возразила Ребекка с искренней улыбкой, – большая часть человечества время от времени пьет вино, и меня это ни чуточку не смущает. Будет хуже, если из-за меня вы откажете себе в этом удовольствии.

– Ну хорошо, – любезно согласилась Катрин, – тогда пройдите, пожалуйста, в столовую, чтобы я могла вас хотя бы покормить.

* * *

Ребекка со вздохом отодвинула стул: она уже забыла, как это приятно – получать удовольствие от еды. И наслаждаться обществом симпатичной умной женщины.

– Благодарю вас, – промолвила она, – это было великолепно.

– Салат и макароны – мои фирменные блюда, – легко ответила Катрин, которая была ужасно рада этому комплименту, даже не понимая почему.

Спокойствие детектива, её искреннее удовольствие было для Катрин как награда, и это показалось ей даже странным. Возможно, это была реакция на то, что отблеск удовольствия смягчил суровые черты усталой Ребекки Фрай, и она показалась на мгновение совсем юной и беззаботной.

– Как я понимаю, сами вы не очень часто готовите?

Ребекка печально пожала плечами:

– Я никогда особо не готовила, а сейчас, когда живу одна, и того меньше. Я попросту больше не воспринимаю еду как удовольствие. – Она вдруг смутилась и резко замолчала – Черт возьми, Фрай, почему бы тебе не рассказать ей обо всех твоих проблемах? – а потом быстро закончила: – На самом деле, это очень вкусно, просто потрясающе.

– Я очень рада, – Катрин догадалась, почему детектив почувствовала себя неловко и замолчала. Её как врача это совсем не удивило: представители той профессии, к которой принадлежала Фрай, неохотно делились подробностями из личной жизни, и им требовалось много времени, чтобы начинать доверять другим. Все офицеры полиции, которые бывали в её кабинете, казалось, всегда готовились к худшему – в любой ситуации, во взаимоотношениях со всеми людьми. Подозрительность и осторожность многим из них спасла жизнь, но многим и разрушила браки. Катрин не знала, что первично: работа ли делала их таковыми, или же они выбирали работу в соответствии со своим характером и природными склонностями. И этот вопрос вдруг ужасно её заинтересовал.

Катрин, давай начистоту: тебя ведь интересует Ребекка. Да, доктор вынуждена была признать, что её интриговал вопрос о том, что же скрывается за внешней прохладностью и умением всё держать под контролем – она почему-то была уверена, что в душе Ребекки были такие глубины, о которых она и сама не подозревала. В её улыбках проскальзывала нежность, но помнила доктор и ту, с трудом сдерживаемую ярость, которая была в голосе детектива во время разговора о последнем нападении маньяка, и то страстное желание остановить его. О да, в этой женщине сокрыто куда больше, чем она готова показать кому-либо.

– Итак, что вы хотите знать, детектив? – спросила Катрин, наполняя вином свой полупустой бокал и уводя разговор в сторону от личных тем. Сейчас у них были и другие заботы. Доктор откинулась на спинку стула, наблюдая за женщиной, разделившей с ней ужин.

– Возможно, больше, чем вы можете мне рассказать. Я хочу знать, как вы оцениваете свой последний разговор с Джанет Райан. Она помнит хоть что-нибудь из того, что случилось с ней за последние восемь часов?

– Немногое. Она помнит, как парковалась на Ривер Драйв, возвращаясь с работы домой. В какое время не помнит. И следующее, что она помнит – как очнулась в реанимации.

Ребекка нахмурилась.

– А она случайно никого не видела вокруг, когда парковалась? Может, было что-то необычное?

– Не знаю. Я не выспрашивала. Она сильно напугана и плохо понимает, что происходит. Я пыталась установить степень её амнезии и успокоить её.

– Ну конечно, – Ребекка всеми силами старалась скрыть досаду. Глупо было надеяться, что психиатр будет действовать как коп. Утром она собиралась допросить Джанет сама. – Что-нибудь ещё? Есть вообще что-нибудь?

– Боюсь, что нет. У неё полная амнезия: она вообще не помнит этот период времени.

– И вы уверены, что она говорит правду? – Ребекка пристально смотрела на врача, пытаясь уловить какой-нибудь признак неуверенности.

– Без всяких сомнений.

Ребекка кивнула. Она была довольна. Доктор Роулингс умела внушать людям доверие.

– Как долго это продлится?

– Я не знаю, – с сожалением проговорила Катрин. – Мне бы очень хотелось знать.

Ребекка встала, в лице её читалась решимость:

– Я не могу ждать, пока она вспомнит. Промежуток времени между нападениями сокращается с каждым разом. Если она не может нам помочь, я должна искать другой способ добраться до убийцы.

Она поблагодарила Катрин за помощь, но мыслями была уже далеко – она обдумывала свой следующий ход.

Катрин смотрела, как Ребекка идет к двери и думала о том, сколько еще пройдет времени, прежде чем детектив снова позволит себе передохнуть.

Глава пятая

Ребекка переступила порог своей квартиры и едва не упала, споткнувшись о спортивную сумку, которую сама же бросила в коридоре несколько дней назад. Спертый воздух непроветренного дома, продавленная софа, пыль, толстым слоем покрывавшая мебель… Раньше она всего этого не замечала. Она распахнула окно и долго стояла, всматриваясь в ночь. Второй этаж. Её однокомнатная квартира находилась прямо над продуктовой лавкой, а район, в котором она жила, был узкой границей между районом очень бедных и очень богатых.

Она выросла на соседней улице и десять лет назад новобранцем проходила здесь, под окном своего будущего дома, поступать на службу в полицию. Ей нравилось жить там, где все знали, как её зовут. Возможно, потому, что те, кто дружелюбно махал ей на улице, когда она несла под мышкой сэндвичи, едва держась на ногах после двух бессонных ночей, были единственными людьми в её жизни. Конечно, помимо сослуживцев.

Ночь была слишком теплой для начала июня; дул легкий ветерок. Она положила локти на подоконник, надеясь, что вечерняя свежесть выгонит из головы тяжесть, навалившуюся на неё дома. Пустая квартира красноречиво свидетельствовала о пустоте всей её жизни и той неизбывной тоске, которую она упорно пыталась не замечать, раз уж не могла от неё избавиться. Обычно ей удавалось не думать обо всём этом. Работа оставляла мало времени на рефлексии, а если у неё вдруг появлялось свободное время, она неслась в спортивный зал и выматывала себя на тренажерах до такой степени, что от усталости утрачивала способность размышлять. По многу дней, даже недель могла она не вспоминать, что так было не всегда – не всегда была она такой одинокой и замкнутой. А может, и всегда, просто не замечала этого.

Вечер, проведенный с Катрин Роулингс, выбил её из привычной колеи. Тихий уютный дом, ужин на двоих и мягкая решительность, которую она чувствовала в этой женщине, затронули какие-то глубинные струны её души, которые, как ей казалось, давным-давно умолкли навсегда. На мгновение она вообще позабыла о делах и просто смотрела на Катрин, наслаждалась её присутствием, внимательным мягким взглядом, тихим голосом. И не хотелось думать о том, как навалилось одиночество – в тот миг, когда дверь дома Катрин тихо затворилась за спиной.

Ребекка отошла от окна и посмотрела на время – три часа ночи. Она безумно устала, но была слишком взбудоражена, чтобы уснуть. В таком состоянии ей всегда хотелось выпить бокал вина. «И даже куда больше одного бокала», – мысленно уточнила она. Сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от боли и кошмаров, преследовавших её весь день, каждый день, чтобы положить конец адскому одиночеству. Она попыталась побороть непреодолимое желание напиться, заставляя себя думать о работе – о текущем расследовании. Она чувствовала, что есть в этом деле что-то такое, чего она не замечала, чего никак не могла понять. Какое-то пропущенное звено. Какая-то мелочь, которую она слышала, или видела, или должна была услышать, которая могла бы стать ключом в этой истории. И эта деталь от неё ускользала.

Мысли невольно вернулись к Катрин Роулингс. Что же делает эту женщину неотразимой? Она была абсолютно честна с пациентами и полностью им предана, и это восхищало Ребекку, хоть и усложняло ей задачу. Доктор была красива, умна, умела слушать и сопереживать, но было нечто большее, что зацепило Ребекку. Всего за несколько часов Катрин разбередила в ней тоску по общению с женщиной, потребность в женском тепле, давным-давно похороненную в глубинах сердца.

Ребекка пыталась понять, не приснилась ли ей нежность во взгляде Катрин, не была ли это лишь её фантазия. Она с досадой передернула плечами, отгоняя от себя приятное видение – улыбку Катрин Роулингс. Идиотка, это же её работа – делать так, чтобы люди чувствовали её поддержку, давать им ощущение собственной значимости и исключительности.

Она сбросила пиджак на стул, сняла кобуру и вытянулась на диване. Она редко спала в кровати – пустое пространство рядом лишь делало сон более призрачным. И она не могла знать, что где-то на другом краю города Катрин Роулингс во сне перевернулась на другой бок и широко улыбнулась снившейся ей высокой блондинке с одиночеством в глазах.

* * *

Стрелка часов ещё только подбиралась к семи, а Ребекка уже припарковала свой красный кабриолет на стоянке полицейского участка № 18, втиснув его между полицейскими джипами и минивэнами. Она знала, что Джеф уже наверху, печатает отчет о событиях вчерашнего вечера. Она представила себе сосредоточенное лицо Джефа, склонившегося над клавиатурой, и улыбнулась. Она должна была бы сжалиться над ним, потому что печатала втрое быстрее него, но уговор есть уговор. И точно: он сидел за своим расшатанным железным столом в комнатке на третьем этаже, где размещалась их бригада, и медленно, двумя пальцами, набирал на печатной машинке отчет в трех экземплярах.

– Здорово, Реб! Ну как, есть что-нибудь от психиатра?

– Ничего такого, на что ты рассчитываешь, – ответила Ребекка, вешая пиджак на спинку стула. – Пока вообще ничего. Хочешь ещё кофе?

– Ага, – протянул он с блудливой улыбочкой, – кофе мне явно не помешает: когда я пришел домой, Шелли еще не спала, так что у меня была долгая ночка.

– Молодец, что справился, – добродушно пробурчала она, направляясь к обеденному столу у дальней стены. Она протискивалась между кривыми стульями и щербатыми столами, расставленными как попало, безо всякой дизайнерской мысли, и кивком приветствовала дежурных ночной смены, завершавших бумажную волокиту.

Они с Джефом составляли команду из двух человек в отделе тяжких преступлений и специализировались на конкретной сфере – сексуальных преступлениях. Формально они не должны были заниматься случаями с избитыми супругами или жестоким обращением с детьми, но на практике во многих подобных делах они помогали оценить ситуацию и следили за тем, чтобы дела попали в надежные руки специалистов отдела молодежи или службы семьи. Но основной их работой были более серьезные проблемы, такие как клубы детской порнографии, проституция как следствие работы организованных преступных групп, серийные сексуальные маньяки.

Она наполнила два пластиковых стаканчика черной странно пахнущей жидкостью, которая должна была сойти за кофе, на вытянутой руке отнесла их к столу, стоявшему напротив стола Джефа, и локтем отодвинула на край стопку документов. Потом села на стул и отхлебнула горькой бурды.

– О да… – выдохнула она, – это просто нектар богов.

– Похоже, ты всё ещё спишь, если считаешь эту дрянь приятным напитком, – Джеф отхлебнул из стаканчика, не отрываясь от печатной машинки.

Она пробежала глазами первую страницу отчета. Как всегда, он был точным и полным.

– А знаешь, ты мог бы воспользоваться компьютером, – заметила она. – Мне было бы куда проще править твою писанину.

Он одарил её суровым взглядом и ничего не сказал.

– Как я понимаю, новостей никаких? – уточнила она.

– Всё ещё ждем результатов из лаборатории, но, думаю, стоит проведать Ди Флэнаган. Интересно, нашла ли она на месте преступления что-нибудь ещё после того, как я ушел оттуда вчера вечером, – Джэф вытянул ноги и отодвинулся от щербатого стола. – Я составил досье на психиатра.

Ребекка подняла на него удивленные глаза, и неосознанно напружинилась, готовая защищать девушку:

– Зачем? Она же не входит в число подозреваемых.

– Да, я знаю, – он пожал плечами, – но она тесно связана со свидетелем, единственным свидетелем, который есть у нас на сегодняшний день. Она может стать для нас тем ключиком, что откроет заветную коробочку. Думаю, никогда не помешает иметь дополнительные рычаги воздействия.

Мысль о том, что придется выкручивать руки Катрин Роулингс, была не из приятных, но как бы ни относилась к ней Ребекка, с этим утверждением она должна была согласиться. Если они собирались узнать что-нибудь через Джанет Райан, то, скорее всего, им понадобится помощь симпатичного доктора. А если не удастся убедить её помогать нам, можно будет применить менее приятные методы воздействия.

– Ну и что ты выяснил? – спросила она, тщательно следя за тем, чтобы в её вопросе не прозвучал личный интерес. Джеф был её напарником, но даже с ним она редко обсуждала свои личные дела. И она уж точно не собиралась рассказывать ему о том впечатлении, которое произвела на неё доктор Роулингс.

– В профессиональном плане всё безупречно: диплом медицинской школы Джона Хопкинса; затем работала психиатром в Центральной университетской больнице. По их рекомендации поступила на должность профессора медицинской школы и в настоящее время является… – Джеф сверился со своими записями, – клиническим профессором психиатрии. Курирует программу стажировок, принимает частных клиентов как практикующий врач-психиатр. Она ценный кадр, раз тянет всё это одновременно. А вот в личном плане наша дамочка – загадка.

Ребекка вся обратилась в слух. Её не удивил большой список профессиональных достижений, это вполне соответствовало образу, сложившемуся в голове у детектива.

– Так в чем загадка? – нетерпеливо спросила она у Джефа, который вдруг замолчал.

– Я говорил с несколькими врачами, и все отвечают одно и то же, то есть совершенно ничего. Никто ни слова не знает о её личной жизни. Она живет одна, и, похоже, так было всегда. Все рады рассказать о её профессионализме, но о личной жизни – ничего.

– А может, просто нечего рассказывать, – сказала Ребекка вслух с оттенком раздражения в голосе. – Многие люди всецело отдаются работе. Взять хотя бы копов. Выходят из участка, в лучшем случае пропустят пару кружек пива с другими копами, заглянут домой на пару часов – и снова на работу. Работа – вся их жизнь.

Джеф внимательно посмотрел на напарницу и вдруг понял, что такая жизнь понятна ей как никому другому.

– Ну да, может, так оно и есть. Но, знаешь, я нарыл кое-что интересное о её частной практике. Она специализируется на случаях инцеста и насилия. Она даже как-то проводила по этому поводу мастер-класс для полицейских: «Тренировка деликатности», или что-то в этом роде.

– Ух ты… – Ребекка подумала о Джанет Райан и её амнезии. А что если здесь есть связь?

– И это еще не всё, – снова заговорил Джеф. – Очень многие из её пациентов однопо… лесбиянки.

Ребекка медленно подняла на него глаза, смотрела немигающим взглядом и ждала, что ещё он скажет. Он отвел глаза.

– Эта информация может оказаться полезной, – беспечно обронил он. Но Ребекка не ощущала никакой беспечности и в помине. В мозгу её проносились вопросы о Катрин Роулингс. Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на информации, которую собрал Джеф.

– Пожалуй, мне стоит поговорить с ней ещё разок.

– Я тоже так думаю, – сухо отозвался Джеф.

* * *

Катрин заканчивала утренний обход. Её пейджер завибрировал, она извинилась перед группой стажеров и студентов, обсуждавших новейшие лекарства от депрессии, сняла со стены телефонную трубку и набрала номер.

– Доктор Роулингс, – представилась она, когда на том конце ответили.

– Доктор, это Ребекка Фрай. Мы можем поговорить?

Катрин взглянула на часы. Через час она должна была инспектировать поликлинику.

– У меня сейчас как раз перерыв. Составите мне компанию в кафетерии?

– С удовольствием.

– Он находится на втором этаже.

– Я найду, – уверенно ответила Ребекка.

Катрин взяла фирменный салат и газированную воду и огляделась. Она увидела Ребекку Фрай сразу же: в сером пиджаке и черных брюках она выделялась на фоне белых халатов; казалось, она тут не к месту. Катрин прошла в дальний конец зала и села рядом с ней, за маленький столик у окна.

Ребекка смотрела, как доктор направляется к ней, и с удовольствием отметила про себя, что на Роулингс не белый халат, а стильный темно-синий костюм. И о том, что она врач, можно было догадаться только по пейджеру у неё на поясе. Ребекка пыталась не замечать её элегантную фигуру, аккуратный изгиб груди под мягкой тканью пиджака. Но это было чертовски сложно, потому что доктор выглядела сногсшибательно. В конце концов, Фрай отвела глаза, она смотрела в свою чашку, пока Катрин усаживалась напротив неё.

– Доктор Роулингс, у меня к вам еще несколько вопросов.

– Я поняла, сержант Фрай, – сухо отозвалась Катрин, вглядываясь в лицо собеседницы. Она была рада тому, что темные круги под глазами несколько уменьшились и что напряжение ослабло. А еще она просто была искренне рада видеть её.

– Правда ли, что вы специализируетесь на изнасилованиях и инцестах? – резко спросила Ребекка.

Катрин опешила. Не от того, с какой прямотой это было сказано – она ожидала этого от Фрай, а от того, как быстро она собрала информацию. Катрин знала, что этот факт рано или поздно всплывет, но не ожидала, что это произойдет так скоро.

– Ну не то чтобы специализируюсь, но это, бесспорно, сфера моих личных интересов.

– Доктор, не говорите двусмысленными фразами. Я не враг вам, – тихо сказала Ребекка.

Катрин отодвинула салат – аппетит у неё пропал – и встретилась глазами с пристальным взглядом Ребекки.

– Да, большинство моих пациентов когда-либо подвергались сексуальному насилию.

– Почему вы не сказали мне об этом вчера?

– Я не думала, что это имеет отношение к делу, – искренне удивилась Катрин.

– Вы не думали, что это имеет отношение к делу? – недоверчиво спросила Фрай. – У нас, наконец, есть свидетель – по крайней мере, мы на это надеемся – жестокого изнасилования, одного из серии изнасилований, к которой мы вообще не знаем, как подступиться. И у этого единственного свидетеля амнезия. Вы, оказывается, являетесь экспертом в подобных делах, и это не имеет отношения к делу? – Ребекка не повышала голоса, но чувствовалось, что она злится. Боже, избавь меня от работы с гражданскими!

– Детектив Фрай, – начала Катрин ровным голосом, – я не являюсь специалистом по преступлениям. Я являюсь специалистом – если вам угодно – по последствиям этих преступлений. Это огромная разница.

– А Джанет Райан, она тоже раньше подвергалась насилию?

– Не задавайте мне вопросов, ответить на которые я не могу, – тихо проговорила Катрин, глядя Ребекке в глаза. – Мы же не в игры играем.

– Но я же должна была попытаться, – вздохнула Ребекка.

Катрин наклонилась вперед, на лице её читалась решимость.

– Ребекка, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам в расследовании, но я не могу, и я не буду раскрывать конфиденциальную информацию о пациентах. Попытайтесь, пожалуйста, меня понять.

– Я понимаю, – Катрин назвала её по имени, и сердце Ребекки застучало быстро-быстро. Но следователь всеми силами пыталась этого не замечать и повторяла про себя, как заклинание, что она находится в самом сердце больничного кафе и ведет серьезное расследование.

– Я ценю ваше желание защитить своих пациентов и уважаю вас за это. Но я хватаюсь за соломинку. У меня нет ни единой зацепки к тому, как отыскать этого парня, и это сводит меня с ума.

Это последнее замечание было в высшей степени нетипично для офицера полиции Фрай. Даже если у неё и возникали эмоции по поводу дел, которые она вела, она не показывала их никому, даже своему напарнику. И уж точно никогда прежде не проявляла эмоций во время интервью в присутствии лица, которому задавала вопросы.

Катрин следила за движениями лица Ребекки, и ей было искренне жаль, что следователь так расстроена и чувствует себя такой беспомощной.

– Я встречаюсь с Джанет сегодня в три часа, – поделилась она тихим сочувствующим голосом. – Она попросила, чтобы я вела её случай вместо Фила Уотерса. Может, она вспомнит что-нибудь ещё, и я смогу вам это сообщить.

В голосе психиатра отчетливо слышалось беспокойство, и желание помочь расследованию было совершенно очевидным. Ребекка посмотрела на неё с благодарностью. И на мгновение она вдруг забыла о том, что вокруг, совсем рядом с ними, люди, и шум голосов вдруг исчез, и она позволила себе раствориться в этих зеленых глазах, в спокойствии, которое они обещали. Это было похоже на ласку. Сердце Ребекки готово было выскочить из груди, причиняя боль. Длилось ли это секунды или минуты – она не знала. Щеки её горели. Она, наконец, отвела глаза, снова заставляя себя вспомнить, зачем она здесь, и когда она заговорила, то голос звучал ровно и бесстрастно – как и подобает офицеру полиции:

– Напишите, пожалуйста, для меня отчет.

Остро ощущая связь, возникшую между ними, и очередной побег Ребекки, Катрин резко отодвинула стул и произнесла формальным тоном:

– Разумеется. Позвоните мне в шесть вечера. Отчет будет готов.

– Отлично, – ответила Ребекка, хоть чувствовала себя отнюдь не отлично. То, как действовала на неё доктор Роулингс, становилось почти закономерным. Кожа Ребекки начинала гореть от одного воспоминания о взгляде Катрин. Повинуясь внезапному порыву, детектив вдруг предложила:

– Давайте я заеду за вами на машине? Мы сможем всё обсудить за ужином. И вам не придется готовить.

Катрин была приятно удивлена. Провести вечер в компании с этой загадочной женщиной… Ничего лучше она и сама не смогла бы придумать.