Текст книги "Щит справедливости"

Глава шестая

Ребекка вернулась в участок около полудня. Круз пялился в монитор и что-то бормотал под нос, на столе справа от него лежал забытый недоеденный буррито. В бумажном пакете от фастфуда разлилась газировка, которая ежесекундно могла размочить бумагу и выплеснуться на стол, заваленный документами. Детектив заглянула напарнику через плечо и вздохнула: на экране был список номерных знаков машин и адресов водителей, судя по всему, непомерно длинный.

– Проверяешь, какие нарушения зафиксированы вчера вечером камерами магистрали Ривер Драйв? – спросила она.

– Ну да, – отозвался он, – фотографии с дальнего расстояния.

– Всё верно, это должно быть сделано, – отметила она, с сочувствием кивая головой. – Помнишь Сына Сэма? Мы будем выглядеть, как полные идиоты, если окажется, что наш маньяк поставил машину неподалеку, получил парковочный билет, а потом отправился избивать и насиловать, а мы так этого и не заметили.

– За то время, которое нас интересует – два часа до и два часа после преступления, в этом районе было выписано двадцать парковочных билетов, – констатировал он, откинулся на спинку своего крутящегося стула и с силой потер лицо.

– Полным-полно народу, – присвистнула Ребекка.

Это из-за регаты. Люди паркуются, где попало, рвутся посмотреть соревнования.

– Ну что ж, привлеки пару-тройку парней из дорожной полиции, пусть сопоставят эти данные с именами и номерами билетов, выписанных в дни первых двух нападений. Дай им общие указания – ну ты знаешь: исключать всех женщин, детей младше восемнадцати лет, мужчин старше пятидесяти. Всё как обычно.

А сами давай просмотрим всё остальное и, может, привлечем какого-нибудь способного трудягу из патрульных просчитать для нас все возможные варианты.

– Сама-то ты, разумеется, к таковым никогда не относилась? – широко улыбнулся Круз.

Ребекка вопросительно подняла бровь, и Джеф пояснил:

– Ну к тем трудягам, что готовы умереть за золотую бляху.

– Ну, может, когда-то, – сказала она, и по лицу её пробежала тень.

Он внимательно посмотрел на неё и вдруг осознал, что знает её пять лет, но не имеет ни малейшего представления о том, какие секреты она хранит. Он тут же отмахнулся от этой мысли: это было не его дело, потому что на работу это точно не влияло. Теперь уже не влияло.

– Не пора ли нам подпалить хвосты ребятам, осматривавшим место преступления?

Ребекка покачала головой:

– Давай чуть попозже. Сами сначала там прогуляемся.

Он не видел в этом особого смысла, но, с другой стороны, им нечего было делать, кроме как ждать результатов из лаборатории. А у Фрай были сверхъестественные способности по части складывания разрозненных частей в одно целое, она умела как никто другой точно восстанавливать ход событий и нащупывать нужную ниточку. Он не раз становился свидетелем того, как работает её шестое чувство: она замечала, ощущала или даже угадывала, что именно нужно делать. У неё был инстинкт, и он очень надеялся, что он не подведет её и в этот раз.

– Ладно, – он сгреб со стола остатки обеда и отправил их в мусорную корзину. Через двадцать минут они стояли на том самом месте, где произошло третье нападение. Это была рощица, тянувшаяся вдоль берега, таких мест в парке было еще как минимум десятка полтора. Вдоль всей реки в черте города на расстоянии десяти-двенадцати метров от воды шла узкая ничем не огороженная дорожка протяженностью в десять километров. С одной стороны дорожки была вода и деревья, с другой – густые кусты и трава. Автомобильная дорога, также тянувшаяся вдоль реки, отстояла от этой дорожки всего метров на пятьдесят. В парке всегда было полно людей – днем и ночью, но, несмотря на это, содержался он не особенно хорошо, территория между дорожками довольно сильно заросла, и потому именно здесь, в этой части парка, было не так уж много народу, только самые упорные бегуны. В таких же запущенных местах парка были совершены и первые два нападения. Констатация этого факта, впрочем, совершенно не помогала раскрытию преступления.

Последняя жертва – Дарла Майерс, двадцатидвухлетняя выпускница финансового университета, была обнаружена совершенно случайно: мужчина средних лет искал свою собаку – потерявшегося золотого ретривера – и чуть не наступил на неё в кустах рядом с дорогой. Это, по-видимому, спасло девушке жизнь: если бы она пролежала на земле без сознания всю ночь или даже дольше, она бы, скорее всего, погибла.

– Итак, – медленно проговорил Джеф Круз. Они шли по траве под ясным голубым небом по следам, оставленным криминалистами, работавшими на месте преступления накануне. Это были куски желтой полицейской ленты, остатки гипса, из которого делали отпечатки следов, оставшихся на твердой почве после дождя, и испорченный снимок полароид, валявшийся на земле.

– Итак, он нападает на них на дорожке, затягивает в кусты, насилует, потом избивает до полусмерти. Потом он, пританцовывая, уходит, и никто ничего не замечает. Ублюдок грёбаный.

– Да, ублюдок, – тихо сказала Ребекка, внимательно осматривая сломанные ветки и примятые кусты в том месте, где было найдено тело Дарлы Майерс. Но, думаю, что происходит это всё же не совсем так: сперва он бьет их до потери сознания, а уже потом насилует. Помнишь, первые две вообще не сопротивлялись – скорее всего, потому, что не могли.

Круз проследил за её взглядом: следы борьбы были на лицо:

– А эта сопротивлялась.

– Да, – мягко сказала Ребекка, – кто-то сопротивлялся. А это большая разница.

Она сделала еще несколько шагов по дорожке. Джеф молча шел за ней. Она остановилась в зарослях и посмотрела оттуда на дорожку, в ту сторону, откуда, по-видимому, появилась Дарла Майерс – она начала пробежку от своей машины, найденной в той стороне. И видимость из этих зарослей была от силы на три метра.

– Тут что-то не так, – сказала она сама себе. – Даже если он прятался в этих зарослях – и тогда его было не видно, он должен был бы выйти на дорожку и тем самым оказаться на виду, чтобы подойти к ней достаточно близко и схватить её – и остальных. И тогда у них должна была быть какая-то возможность хоть что-то сделать – закричать, попытаться убежать – хоть что-то.

– Может, он просто выглядит безобидным? – предположил Джеф. – Или, может, он действует, как Банди? Притворяется больным, раненым, просит помочь ему, как делал Банди, изображая, что у него сломана рука?

– Оружия никакого не обнаружено, – дальше размышляла Ребекка. – Травмы на теле жертв указывают лишь на то, что использовался какой-то тяжелый предмет. – Черт, нам нужен свидетель. Если Майерс не очнется, тогда о том, что же именно здесь произошло, мы сможем узнать, только если Джанет Райан действительно была здесь и если она вспомнит, то, что видела. Скорее… только бы это случилось как можно скорее.

Детали ускользали от неё, а в глубине души она знала, что ключ к поиску преступника лежит в том, что именно он делает. Она заставила себя просмотреть картинку, как в замедленной съемке, один кадр за другим. Она попыталась отрешиться от тех образов, которые нарисовала в своем сознании ранее. Если она позволит себе слышать крики жертв, чувствовать их страх, ощущать их беспомощность, то злость, жалость и отвращение лишат её способности думать, парализуют сознание, и она никогда не сумеет решить эту задачку и не сможет никому помочь. Этот урок она усвоила еще много лет назад, на заре своей карьеры, и способность эмоционально дистанцироваться от ситуации стала для неё рефлексом.

– Джеф, – размышляла она вслух, – а как тебе такая версия: наш герой ждет в кустах, пока не появится одинокий бегун, потом выходит на дорожку и швыряет в неё… камень или какую-нибудь дубинку.

– Но ведь мы не нашли вообще никакого оружия, – подчеркнул Джеф.

– Возможно, он забрал его с собой. Думаю, парень с бейсбольной битой не должен был показаться в парке чем-то из ряда вон. И ему всё ещё нужно добраться до своей машины. Или же он ездит на велосипеде. Так он бы мог очень легко приехать и уехать незамеченным.

Круз кивнул. Он явно был расстроен.

– Неужели ты думаешь, что кто-нибудь всё же что-нибудь видел. Эта история была во всех газетах. И ведь не было ни единого звонка, даже ложного.

– Да, трудно поверить, что кто-то что-то видел. Но, в конечном итоге, может оказаться, что всё-таки видел, – она взглянула на напарника, пока они шли к воде по тропинке, которая становилась всё уже и уже. – И мы снова возвращаемся к Джанет Райан. Ты уже видел анализ того, что было у неё под ногтями?

– Придет сегодня к вечеру, – ответил Джеф, раздвигая кусты, склонившиеся к воде.

В полуметре под ними была узкая полоска песка, а потом дно резко уходило вниз. Берег был точно таким же на много сотен метров вниз по реке. В этом месте не было ровно ничего необычного.

Ребекка направилась назад к машине.

– Могу поспорить, что анализ содержимого под ногтями Джанет будет совпадать с уже имеющимся у нас семенным анализом. Джанет Райан скорее всего видела акт насилия или что-то услышала и решила проверить. Я думаю, что это она пыталась справиться с маньяком, а не Дарла Майерс. На руках и на ногах у Джанет такие царапины, как будто её толкнули в кусты. Возможно, он тоже избил её и бросил умирать, а может просто запаниковал и сбежал.

– Да, могло быть и так, – согласился Джеф. – Но тогда Райан или бесстрашная, или сумасшедшая. Большинство людей просто побежали бы за помощью, ты так не думаешь?

– Кто знает, – пожала плечами Ребекка, – может она даже не задумывалась: увидела, что происходит – и тут же среагировала.

– В таком случае нам действительно нужно знать, что же видела Джанет Райан, – заключил Джеф.

* * *

В 17:45 Ребекка затормозила напротив Центральной университетской больницы, прямо перед входом. Она вынула блокнот с записями, сделанными днем на месте преступления, и стала размышлять о том, что же она упустила и под каким еще углом можно взглянуть на ситуацию.

Когда Катрин заметила, что Ребекка ждет в машине, через дорогу, по телу её пробежала приятная волна. Крыша кабриолета была опущена, детектив склонилась над блокнотом, волосы её раздувал ветерок… Она была очень привлекательной. Пиджака на ней не было, и тонкий кожаный ремень от кобуры обнимал её плечи, а под рукой лежал пистолет. Катрин была равнодушна к огнестрельному оружию и была рада, что Ребекка имела право его использовать, но сейчас пистолет вдруг напомнил психиатру о том, какая у офицера полиции опасная жизнь.

Катрин восхищалась ею и вместе с тем размышляла о том, что постоянное присутствие в её жизни опасности и насилия, должно было существенно повлиять на личность Фрай. Прошлым вечером душевная сила сержанта, её способность собираться и держать себя в руках поразили Катрин, но ещё больше её заинтересовали ранимость и способность к состраданию, мелькнувшие в глазах следователя. Это по-настоящему зацепило Катрин. Сложность и противоречивость натуры Ребекки делали её еще более привлекательной в глазах доктора.

Катрин подошла к машине со стороны пассажирской двери. Она старалась не думать о том, как приятно ей было провести в обществе этой женщины несколько часов, и упорно напоминала себе о том, что она приехала по делу. И всё равно доктор Роулингс не могла полностью игнорировать тот факт, что присутствие Ребекки будоражило её.

– Привет!

– Привет! – Ребекка подняла глаза, и на лице её вспыхнула ослепительная улыбка.

Доктор приросла к месту: Господи, да она просто обворожительна!

– Вы сегодня рано, – Ребекка наклонилась и распахнула пассажирскую дверь.

– Не обольщайтесь, это бывает нечасто, – рассмеялась Катрин, опускаясь на кожаное сиденье и всеми силами стараясь не обращать внимания на бешеный стук сердца.

Она не могла припомнить, чтобы её так сильно впечатляла одна только улыбка. Она подождала, пока Ребекка встроится в плотный поток машин, и лишь потом заговорила:

– Ну что, вы хоть сколько-нибудь продвинулись в этом деле?

– Не особо, – нахмурилась Ребекка. – Всё указывает на то, что наша первоначальная версия верна. Ему помешала ваша пациентка, возможно, даже физически. А это означает, что она его видела. Не исключено даже, что она могла бы дать нам его описание, – детектив посмотрела на Катрин с надеждой, но та лишь покачала головой:

– Еще слишком рано. Она жутко подавлена и помнит события вчерашнего вечера лишь очень размыто. Пройдет несколько дней, а то и неделя, пока в голове у неё сложится более ясная картинка.

– Могу я поговорить с ней?

– Она ведь уже разговаривала с офицером полиции, который доставил её в больницу.

– Знаю, – теперь Ребекка отвечала кратко и больше не улыбалась. – Но это был предварительный разговор. И она была не в себе. Я должна спросить у неё детали. У меня уже есть конкретные вопросы.

Катрин подумала о нестабильном состоянии психики Джанет и попыталась задушить растущее желание помочь Ребекке Фрай любой ценой. Приоритетом для неё должна оставаться Джанет.

– Завтра я снова встречаюсь с ней. Если она будет готова говорить с вами, я дам вам знать. И не будете возражать, если я буду присутствовать при вашем разговоре?

– Ну, конечно, нет, – быстро ответила Ребекка, сворачивая с главной автомагистрали на извилистую узкую улочку, ведущую в один из пригородов. – Я буду даже рада.

– Что ж, похоже, нам нечего обсуждать за ужином, – с сожалением заметила Катрин. Она только сейчас осознала, что очень ждала этого совместного вечера. Честно признаться, она уже и не помнла, когда в последний раз она так ждала вечера наедине с женщиной. Катрин, всё это просто дела. Для неё – ничего больше. И для тебя тоже должно быть именно так.

– Ну и ладно, – промолвила Ребекка Фрай, отводя глаза от дороги и выжидающе глядя на Катрин. – Я все равно хочу пригласить вас на ужин. И, может, перейдем на «ты»? – Она не хотела задумываться о том, что это могло означать. Она знала одно: у неё не было ни малейшего желания прощаться с Катрин Роулингс так скоро.

– Звучит здорово, – мягко ответила Катрин, мгновенно позабыв, о чем думала две секунды назад. – Я так надеялась, что ты это предложишь.

Глава седьмая

Ребекка зарулила на крошечную парковку – всего на три машиноместа – во дворе старинного трехэтажного особняка. Зданию было лет сто, не меньше: широкий портик с колоннами, французские двери, разноцветные стекла со свинцовыми переплетами. Здесь было так уютно, словно в доме радушных хозяев. Так оно и было. Ресторан де Карло славился первоклассной кухней – здесь работал шеф-повар мирового уровня, изысканными интерьерами и невероятной дороговизной. Это был по-настоящему эксклюзивный ресторан. Когда до Катрин дошло, куда они приехали, она бросила на Ребекку взгляд, полный искреннего удивления.

– Неужели у тебя заказан здесь столик? – спросила Катрин, пока они шли по дорожке, выложенной мраморными плитами. Она просто представить себе не могла, что их пустят в зал без предварительного заказа.

– Да нет, – Ребекку это совершенно не волновало.

Ребекка представилась администратору, который широко ей улыбался, и не прошло и минуты, как к ним вышел владелец ресторана Энтони де Карло.

– О, Ребекка, – протянул он с явным удовольствием, и взял её руку. – Ты так давно не заглядывала к нам.

– Как поживаешь, Энтони? – тихо спросила Ребекка.

– Прекрасно. У нас у всех всё прекрасно.

– Это хорошо.

– Идем, у меня есть чудесное местечко как раз для тебя, – он подвел их к укромному столику, откуда открывался вид на ухоженный газон и роскошный сад, и оставил их размышлять над меню и винной картой, пообещав немедленно прислать сомелье. Страницы меню были из белого пергамента, дизайн был настоящим произведением искусства.

– Ты часто здесь бываешь? – Катрин была страшно заинтригована оказанным им теплым приемом: их проводили за столик сразу же, хотя перед ними в холле ресторана ожидали места несколько пар.

– Не то чтобы часто, – Ребекка передернула плечами, было видно, что ей неуютно, – но, когда заезжаю, Энтони всегда настаивает на том, что сам лично будет меня обслуживать.

Она не в своей тарелке, – Катрин молчала, чувствуя, что есть что-то еще.

– Несколько лет назад у него пропала дочь, – глухим голосом стала рассказывать Ребекка. Ей вспомнилась грязная съемная квартира с перепуганными девочками-подростками, и, когда она подняла глаза на Катрин, во взгляде её читалось страдание. Она видела стольких девочек в вонючих норах, что с годами глаза её от боли стали черными. – Ей было пятнадцать, и она работала на сутенёра, наобещавшего ей восторгов, которых так жаждут девочки этого возраста. Всё, что она получила, – иглу в вену и побои, когда зарабатывала меньше, чем он хотел.

Ребекка замолчала. Она не знала, как рассказывать обо всём остальном. О том, что чувствовала, когда обнаружила младшую дочь Энтони подсевшей на героин и работавшей на сутенёра за двадцать долларов с клиента. Ребекку тогда охватила такая ярость, что она забыла, что она офицер полиции. Ей так хотелось немедленно прекратить всё это, что она перестала соображать, что делает – набросилась на сутенёра и стала избивать его голыми руками. Если бы не вмешался Джеф, она могла бы нанести ему серьезные травмы. Ребекка была благодарна напарнику за тот случай, но та злость так и жила в ней и с каждым днем усиливалась от впечатлений о новых преступлениях, перечеркивающих жизни, убивающих мечты.

– Я вернула её домой, – закончила она, оставив все мучительные воспоминания при себе, запрещая себе признавать, что ей больно. Таким образом она научилась оберегать свою психику. Хотя те, кто видел в ней лишь копа, нередко упрекал её в холодности и безразличии.

Но Катрин чутко улавливала движения души Ребекки, замечала тайные слёзы в уголках глаз, широкие тени на лице, потемневшие глаза. Ей было больно за пропавшую девочку, но ещё больнее за детектива, которая её отыскала.

– Ты вернула ему ребёнка. Для него это самый драгоценный дар, какой могла преподнести ему жизнь. Он пытается отблагодарить тебя, а не поставить в неловкое положение, – мягко сказала Катрин.

Ребекка вздрогнула, и Катрин добавила беспечным тоном: – Ты непременно должна выдержать это, детектив. И не надейся, что он перестанет так делать.

Ребекка уловила в голосе Катрин легкую усмешку и тень улыбки, мелькнувшей на губах. Злость в груди ослабла, и напряжение загадочным образом испарилось. Она расплылась в широкой улыбке, глаза снова заблестели, а лицо засияло энергией молодости.

– Ну что ж, доктор, если таково ваше мнение как профессионала…

– Именно так, – отозвалась Катрин, и свет в глазах Ребекки был для неё наградой. Когда она улыбается, она еще красивее.

Катрин не помнила, чтобы кто-нибудь так сильно волновал её, да еще и так быстро, и её собственная реакция на Ребекку была немного пугающей. Каждый Божий день она слушала о боли других людей и никогда не оставалась безучастной. Но она умела сохранять дистанцию, необходимую для того, чтобы помогать. Но с Ребеккой всё было иначе с самого начала, с самого первого мгновения. Я почти не знаю её. Почему же мне так сильно хочется изгнать грусть, что живет у неё во взгляде?

И тут Ребекка снова поразила Катрин:

– Тогда выскажу свое мнение как профессионал: на сегодня довольно разговоров о делах, – проговорила она мечтательно. – Начинаем просто наслаждаться ужином.

Катрин с радостью согласилась. По рекомендации Ребекки, она заказала фирменное блюдо, а затем, довольная, откинулась на спинку стула с бокалом вина. За ужином она стала рассказывать Ребекке о своей жизни.

– Я единственный ребенок в семье. Мой отец был преподавателем колледжа, а мама врачом, психиатром, как и я, – Катрин подумала о доме, в котором она выросла, совсем недалеко отсюда. – Я любила родителей и уверена, что они меня тоже. Хотя видела я их редко, по крайней мере, так мне тогда казалось. Я была поздним ребенком, не думаю, что эта была запланированная беременность. Они оба очень много работали, а я с десяти лет жила в школьном интернате.

Ребекка внимательно наблюдала за девушкой, и от неё не ускользнули грустные нотки в голосе Катрин.

– Так ты чувствовала себя одинокой?

Катрин замерла, удивившись неожиданному вопросу:

– Как ты догадалась? Да, у меня всегда было ощущение, что я для них посторонняя. Они безумно любили друг друга и, мне кажется, что им не нужен был ребенок, их семья и без того была полной.

Между родителями всегда была такая эмоциональная близость, что Катрин чувствовала себя лишней. Отчасти поэтому – и этого Катрин не стала рассказывать Ребекке – в личной жизни доктор была замкнутой. Её не интересовали посредственные отношения: она не чувствовала в них той полноты, что была в совместной жизни её родителей.

Она улыбнулась Ребекке, серьезно смотревшей на неё:

– Не пойми меня неправильно. Они помогали мне и любили меня, я не променяла бы свою семью ни на кого на свете. Ни сейчас, ни тогда.

Ребекка кивнула. Она вдруг осознала, что они обсуждают нечто глубоко личное, и перевела разговор на более нейтральную тему:

– Так что ты делаешь для себя? В свободное время?

– Люблю читать и подолгу кататься на велосипеде. Обожаю старые фильмы, не раз утром в воскресенье проводила по многу часов в книжном. Ну а ты?

– Боюсь, я типичный коп, – печально улыбнулась Ребекка. – Когда я не работаю, я всё равно работаю. Хотя, помнится, как-то мне доводилось читать книжку.

– А как ты выбрала свою профессию?

– Да я и не выбирала, – пожала плечами Ребекка. – Я просто родилась в ней, как и многие копы. Мой отец прослужил в полиции сорок лет, и отец моего отца тоже. Я всегда знала, что буду копом. Я училась в колледже и ненадолго это отсрочила, но всегда знала, что буду наводить порядок на улицах.

– И тебе это нравится? – Катрин задала этот вопрос отчасти из профессионального интереса, но скорее потому, что ей хотелось больше узнать о женщине, сидевшей напротив. Заглянуть под полицейский бронежилет.

Ребекка явно была озадачена, словно никогда об этом не задумывалась.

– Как может тут что-то нравиться или не нравиться? Просто это моя работа, вот и всё. И я её делаю.

Такая уж я есть. Детектив не произнесла этого вслух, но Катрин всё равно уловила эту мысль. В голосе Ребекки звучала гордость и удовлетворение. Сейчас она выглядела расслабленной, ей было комфортно. Катрин такой её ещё не видела, и ей нравилось обаяние этой высокой женщины.

– Стало быть, семейная традиция, – сказала Катрин непринужденно, – уверена, что отец гордится тобой.

– Гордился, – ответила Ребекка, и взгляд её устремился куда-то вдаль. И ровным голосом добавила: – Восемь лет назад он выехал на вызов под грифом «семейная ссора». Когда жена открыла дверь, её муж начал палить из пистолета. Мой отец погиб на месте.

– Мои искренние соболезнования, – тихо проронила Катрин.

– Что делать, бывает и такое, – Ребекка робко улыбнулась собеседнице и откинулась на спинку стула. – Мы вообще-то договаривались не говорить сегодня о работе. Расскажи мне, какой следующий фильм ты собираешься посмотреть.

Они болтали еще очень долго. Ресторан опустел, все посетители разошлись, а они всё сидели, до тех пор, пока обе уже не могли скрывать усталость. Назад они ехали в тишине, и это молчание совершенно их не напрягало, и впервые за много недель Ребекка не думала о работе. Она думала о нежном аромате духов Катрин. Остановив машину у двери Катрин, она вдруг осознала, что не хочет, чтобы вечер заканчивался.

– Катрин, я… – начала было Ребекка, обернувшись к своей спутнице, и вдруг осеклась. Какого черта она делает! Детектив собиралась сказать, как сильно ей понравился вечер, проведенный вместе, и что она бы хотела встретиться снова, но вдруг поняла, что это прозвучит как-то по-идиотски. Даже если бы не адски позднее время, она не могла даже допустить, что такая женщина, как Катрин Роулингс, могла ею заинтересоваться. Ну что я могу ей предложить!

– Да? – протянула Катрин с мягкой улыбкой.

Ребекка вспыхнула и отвернулась. Она чувствовала, что Катрин ждет, но в жизни её было слишком много разочарований, ледышкой застрявших в сердце.

Катрин нежно коснулась руки Ребекки, отчего та вздрогнула и взглянула на неё с удивлением:

– Спасибо за прекрасный вечер. Я чудесно провела время.

– И я тоже, – ответила Ребекка, удивляясь тому, как приятно ей было сказать это вслух. Она на мгновение замялась, но потом глубоко вдохнула и проговорила: – Может, как-нибудь повторим?

– Я была бы очень рада. – А потом Катрин вдруг добавила, надеясь, что интуиция её не подводит: – Кстати, Ребекка, можете записать в блокнот, что меня привлекают женщины. Если вы этого ещё не знаете, то уверена, что всё равно выясните очень скоро. А ещё – и это записывать уже не обязательно – вы мне очень нравитесь.

Сердце Ребекки бешено заколотилось:

– Наверное, я должна что-то сказать, но ни одной здравой мысли не приходит в голову.

Катрин рассмеялась, а потом серьезно промолвила:

– Я не знаю, какая у вас ситуация, какой интерес у вас и даже вообще… – она остановилась, сознавая, что рискует впасть в словоблудие, которого она терпеть не могла. – Я очень хочу снова встретиться с вами. И просто хочу, чтоб вы знали, что у меня нет ни малейшего желания ставить вас в неловкое положение.

Ребекка ответила широкой улыбкой, не в силах скрыть приятное удивление:

– Рядом с вами я не испытываю вообще никаких неловкостей.

Доктор улыбнулась в ответ и выскользнула из машины.

– А вот это просто великолепная новость, офицер полиции детектив Фрай.

Ребекка подождала, пока Катрин повернет ключ в замке, и отъехала только тогда, когда дверь её дома распахнулась. Катрин стояла, держась за ручку, и провожала взглядом машину, пока Ребекка не скрылась из виду. И всё это время обе они улыбались.