Текст книги "В лабиринтах развивающегося мозга. Шифры и коды нейропсихологии"

В контексте эволюционной физиологии эти данные были проинтерпретированы как возможность наличия у человека различных психосоматических функциональных систем, по-разному формирующихся в онтогенезе. Одна из них отражает психосоматическую ось «дыхание – вокализация – речь (левое полушарие)»; другая – ось «сердечно-сосудистая/эндокринная система – интероцептивная схема тела – экстероцептивная схема тела – пространственные представления (правое полушарие)».

Фундаментальным вкладом школы Л.А. Орбели является обоснование учения о роли и механизмах взаимодействия и взаимовлияния различных афферентных систем человека: в рамках одной (различные типы боли) или нескольких (боль – слух, зрение – осязание-слух) модальностей. Дальнейшие исследования показали, что мозговое обеспечение различных сенсорных систем человека протекает многоканально и многократно перекрывается (дублируется) связями различного филогенетического возраста. Так, например, была установлена более древняя связь «глаз – гипоталамус» и молодая – «глаз – базальные ядра мозга».

В нейропсихологии представления о взаимодействии различных афферентных и эфферентных синтезов являются основополагающими. Они обрели содержательное наполнение в ходе системно-динамического анализа протекания двигательных и перцептивных процессов, различных видов памяти, речи, эмоциональных процессов.

Провидческой для своего времени была мысль Л.А. Орбели о существовании между первой и второй (по Павлову) сигнальными системами отражения «промежуточного звена», поскольку внезапность появления любой новой системы исключена законами эволюции. Содержание этого «промежуточного этапа» или «сигнала сигналов» сегодня всесторонне проанализировано в этологии (Фирсов, 1981; Дерягина, 1997; Самохвалов, 1991; Washburn, 1968, и др.).

Показано, что механизм возникновения речи в эволюции человека базируется на комплексе взаимодействующих каналов коммуникаций (обонятельных, тактильных, зрительных, слуховых, вокализационных, позо-жесто-мимических). При этом наблюдается постепенная перестройка, развилка двух приоритетных каналов связи. Основная смысловая нагрузка перешла к акустическому, вокализационному каналу, на основе которого складывалась вербальная коммуникация. Другие каналы трансформировались в невербальные виды коммуникации, которые, продолжая нести определенную долю смысловой нагрузки, служат прежде всего маркером (сигналом) социального статуса, эмоционального и психического состояния. Нельзя не заметить тождественности этих экспериментальных данных взглядам Л.С. Выготского и А.Р. Лурия о возникновении речи и сознания.

Для грамотного специалиста аксиоматичным является признание «превербитума», то есть той сферы целостной речевой деятельности, которая включает ее пре– и паралингвистические компоненты, невербальные аспекты коммуникации и т. п. Все они, как многократно показано этологами, психологами, нейропсихологами, имеют место в норме, но особенно ярко видны в онтогенезе и при патологии.

Одними из первых данной проблемой в отечественной нейропсихологии занимались представители санкт-петербургской школы. Вклад этого направления (Л.Я. Балонов, В.Л. Деглин, Н.Н. Николаенко, Н.Н. Трауготт, Т.Н. Черниговская и др.) в создание нейропсихологической науки бесценен; развитие этой плодотворной научной школы изначально во многом определялось принципами теории функциональной эволюции.

Следующий тезис теории функциональной эволюции – констатация роли внешней среды, взаимодействия антропогенеза и биосферы. Его развитие нашло отражение в исследованиях механизмов поддержания гомеостаза и психосоматической обратной связи. Они сыграли значительную роль в развитии адаптологии (науки о механизмах адаптации человека), заложенной И.И. Шмальгаузеном, А.В. Тимофеевым-Ресовским, И.А. Аршавским, В.П. Казначеевым и др.; хронобиологии и хрономедицины (Б.М. Владимирский, Б.М. Гехт, Н.И. Моисеева, Г.С. Катинас, С.Э. Шноль и др.).

Последнее время нейропсихологический подход включен в решение широкого круга вопросов адаптивных возможностей и психосоматических проблем человека (Леутин, Николаева, 1988, 1998, 2005). Это направление обозначено Е.Д. Хомской как «нейропсихология индивидуальных различий». Проведенные в его рамках исследования показывают, что одной из важных детерминант адаптивных возможностей человека является характер межполушарных взаимодействий.

Все авторы едины в том, что лица с высоким уровнем функциональной активности правого полушария (соответственно – накоплением левосторонних признаков сенсорной и моторной асимметрии) обнаруживают более высокую степень адаптивных возможностей и большее число степеней свобод для их актуализации.

В частности, при нейропсихологическом обследовании больных СПИДом был обнаружен важный факт, подтверждающий (как бы «от обратного») доминантность правого полушария в регуляции адаптивных механизмов человека (Семенович, Беляева, 1992). Оказалось, что на первых этапах (два-три месяца) инфицирования вирусом иммунодефицита человека наблюдается выраженная, «с места» функциональная реактивность (недостаточность) правого полушария с последующей ее элиминацией. Одновременно резко возрастает уровень Т-лимфоцитов – один из главных маркеров иммунного коллапса. Таким образом было показано, что иммунные и психические механизмы в условиях стресса пребывают в реципрокных взаимодействиях.

Снижение функциональной полноценности правого полушария мозга B. C. Ротенберг называет одним из факторов, обусловливающих возникновение алекситимии и обученной беспомощности.

Вводя нейропсихологический метод анализа в контекст теории поисковой активности, B. C. Ротенберг и В.В. Аршавский (1982, 1988, 1991) показали, что лица с явно доминирующим типом левополушарного реагирования (соответственно – накоплением правосторонних признаков асимметрии) более склонны к развитию психосоматических заболеваний. Они же демонстрируют более низкие адаптационные возможности при смене климатических поясов. Более того, оказалось, что для этих лиц предпочтительны неэкстремальные регионы; напротив, «доминирование» правого полушария предполагает широкие возможности адаптации к экстремальной среде обитания.

Другим важным феноменом, обнаруженным этими и рядом других авторов, оказалось активное специфическое участие правого полушария головного мозга в происхождении сновидений. Именно период быстрого сна, во время которого и возникают сновидения, «представляет собой естественный, самой природой уготованный механизм компенсации отказа от активного поиска в бодрствовании, с чем и связана его важнейшая адаптирующая функция» (Ротенберг, 1991).

Уникальная роль правого полушария в процессах адаптации (соответственно – творчества, интуиции и т. п.) человека находит свое объяснение в том, что и структурно-морфологически, и функционально оно интимно связано с гипоталамо-диэнцефальными отделами мозга – общепризнанным центром, регулятором, «диспетчером» всех биохимических, гормональных, иммунологических, ритмологических систем человека, составляющих нейробиологическую основу его адаптивного потенциала.

Завершая краткий обзор теории функциональной эволюции Л.А. Орбели, отметим, что в качестве приоритетного он всегда называл развитие представлений о периодизации процессов развития. Эта проблема в различных своих аспектах широко освещена в психологической литературе (3. Фрейд, Ж. Пиаже, Л.С. Выготский, Д.Б. Эльконин, В.В. Ковалев и др.). Однако именно развитию взглядов Л.А. Орбели мы обязаны созданием концепций периодизации функционального онтогенеза мозга в его соотнесении с психическим развитием (И.А. Аршавский, Г.М. Никитина, Д.А. Фарбер, J. Scott, R. Aslin и др.).

Каждая из этих концепций вносит свой классифицирующий принцип в обоснование процессов периодизации. Таковыми могут быть: становление биоэлектрической активности мозга или созревание различных систем нервной системы, этапы развития восприятия, движения, речи или игровой деятельности и т. д. Однако все они едины в том, что процессам развития имманентно присущи: критические и сензитивные периоды; они гетерохронны и асинхронны; обусловлены совокупностью генетических и средовых факторов; при этом решающая роль с первых минут и до конца жизни человека принадлежит его социальным контактам.

Фундаментальная работа В.П. Самохвалова «Эволюционная психиатрия», («История души и эволюция помешательства», 1991), помимо ее концептуальной стороны и «архива» уникальной феноменологии, является энциклопедическим изданием в области теории эволюции для клинических психологов. Особенно – для работающих в проблемном поле психологии детского возраста и возраста инволюции. Идеи, развиваемые автором, имеют принципиальное значение, ввиду заложенной в ней схемы, алгоритма системно-эволюционного анализа феноменов поведения.

Развивая этот подход к изучению механизмов нормального и аномального поведения человека (H. Jackson, H. Еу, I. Bowlby, I. Eibl-Eibesfeld, K. Lorenz, E. Kraepelin, C. Yung, А.Г. Иванов-Смоленский, M.А. Дерягина, Е. Η. Каменева, А.Н. Корнетов и др.), В.П. Самохвалов обосновывает методологические и методические приоритеты эволюционного анализа. При этом выдвигается ряд аксиом клинико-эволюционной парадигмы.

Наиболее из них фундаментальная, в определенной мере определяющая все остальные, гласит, что любые патологические феномены – неотъемлемая и важнейшая часть биологической эволюции, встроенная в единое здание культурно-исторической эволюции, фило– и онтогенеза человека. Соответственно «язык» патологии и «язык» нормы различаются не качественно: составляющие их элементы, знаки одинаковы, хотя имеют разную степень интенсивности. Принципиально различными являются функция и смысл этих знаков, а также системы, которые в каждом конкретном случае они образуют.

Иными словами, не существует ничего в норме, чего бы не было в патологии, и наоборот. Любой патофеномен может обнаружить (и обнаруживает) себя в жизни каждого человека и, более того, может сыграть существенную роль в определении вектора его развития, подчас совсем не в худшую сторону.

С точки зрения нейропсихологической граница между нормой и «ненормой» не только весьма зыбка. Она лежит совсем в иной плоскости, нежели наличие или отсутствие того или иного симптома. Она определяется, во-первых, единовременным накоплением, «синдромальностью» и количеством у данного человека интенсивных патологических стигм, а во-вторых, возможностью их элиминации, аутокоррекции, компенсации с помощью его собственной произвольной саморегуляции.

Из сказанного вытекает следующее базовое положение: единство универсальных законов протекания психической деятельности человека (в норме и патологии) является главной движущей силой и механизмом принципиальной познаваемости патологии. А следовательно, возможности более эффективного ее преодоления.

Такая универсальность позволяет установить интимные механизмы протекания психических процессов в норме: ведь здесь многие из них выступают в завуалированной форме и нерасчленимы. Таким образом, исследование и анализ психических дисфункций дают уникальную возможность нахождения новых способов оптимизации, прогноза и профилактики нежелательных эксцессов в психической деятельности здорового человека.

Центральной для эволюционной психиатрии является проблема объективизации того или иного патофеномена (симптома) как с точки зрения языка описания, так и с позиции экспериментально-методического обеспечения. Формулируя принципиальные возможности решения этой проблемы, В.П. Самохвалов говорит о необходимости внедрения в психопатологическую клинику целостной системы таких языков: «Проблема состоит в том, чтобы установить все смысловое поле и все функции данного симптома (знака) ‹…› Она формулируется как выявление специфики психопатологического знака, его патогенеза, смысла, функций, а также методов их обнаружения и описания».

Психопатологические проявления могут быть адекватно зафиксированы, поняты и определены только в динамике, во времени – индивидуальном (вплетенном в канву онтогенеза данного человека), биологическом и историческом. Сделаем здесь акцент на слове «определены»: определить нечто – значит, присвоить, дать ему «имя». Однако, как заметил В.В. Малявин, «самая страшная, но самая повторяющаяся и тривиальная ошибка состоит в том, чтобы отмахнуться от неизвестного, дав ему известное имя» (Самохвалов, 1993).

Акцентируем это положение, поскольку в нем содержится тенденция к отходу от нозологического принципа в работе с различными видами отклоняющегося поведения. Данная тенденция является приоритетной и в нейропсихологии. Нарастающий в наше время патоморфоз (изменения проявлений различных психических дисфункций), появление новых векторов и сфер внедрения клинического и нейропсихологического анализа с необходимостью требуют переосмысления всего симптомокомплекса, наблюдающегося у данного конкретного человека.

Сегодня (в свете появления новых патофеноменов) необходимо прежде всего непредвзятое междисциплинарное изучение всех многоликих реалий поведенческой дизадаптации, их описание и трактовка, а не постановка диагноза. Ведь уже не раз было продемонстрировано, что многие незыблемые, казалось бы, диагнозы оказывались лишь частными, «фасадными» вариантами квалификации отклоняющегося поведения (развития) или вообще неоправданными.

Постулируя структуру эволюционного анализа психопатологических проявлений, В.П. Самохвалов предлагает трехмерную систему координат, оси которой изоморфны логике развития психической деятельности человека.

1) Историогенез психических процессов (восприятия, речи, эмоций, мышления и т. п.). Моделью исторического развития психики в норме и патологии являются мифы и ритуалы. Кроме того, богатые возможности предоставляет анализ этнопсихопатологии («амок», «одержимость», «синдром зомби» и т. п.)

2) Эволюционно-биологические аспекты психопатологии, то есть фило- и антропогенез психических заболеваний. Здесь в качестве экспериментальной и объяснительной модели выступает этология, позволяющая зафиксировать и описать типологию поведения человека, его динамику и происхождение; проанализировать общие и специфические для человека и животных механизмы поведения в клиническом аспекте.

3) Онтогенетическая ось анализа включает исследование таких параметров, как морфо– и этогенез человека, а также его психический функциогенез. В качестве модели используются также классические клинические подходы к синдромологии и периодизации отклоняющегося развития.

Следующим узловым моментом эволюционной психиатрии является экологический подход к психопатологическим явлениям, где базисным является понятие адаптации. Экология рассматривается как наука о любых взаимодействиях человека со средой (природой, искусством, другими людьми). В рамках данного направления особое внимание уделяется ритмологии – универсальному параметру жизнедеятельности человека вообще и его психической деятельности, в частности. Делается акцент на неразрывной связи между эндогенными ритмами (здорового или больного человека) и экзогенными ритмами (астрофизическими, геомагнитными, социальными).

Все эти идеи имеют особое значение для нейропсихологического анализа процессов развития в раннем и позднем онтогенезе. Ведь в обоих случаях нейропсихологический уровень обнаружения тех или иных феноменов, а тем более их квалификации, является надстроечным, обобщающим. Для того чтобы действительно понять нечто в раннем или позднем онтогенезе «нейропсихологически», следует воспринимать «это» в этологическом и историогенетическом, а затем – в нейробиологическом и неврологическом контекстах.

Основоположниками эволюционной неврологии являются X. Джексон (которому мы обязаны самим введением терминов «эволюция» и «диссолюция», а также разработкой уровневого подхода к анализу мозговой организации психических функций), P. Schilder, H. Head, M. Critchley, В.M. Бехтерев, M.И. Аствацатуров, Е.К. Сепп. В фундаментальных трудах этих великих ученых содержатся базовые для нейропсихологии представления о функционально-морфологических церебральных единицах психической деятельности человека. В сотрудничестве с функциональной анатомией и физиологией эта дисциплина предоставила нам уникальные данные об эволюции нервной системы.

Наряду с изучением и описанием синдромов поражения нервной системы важнейшим достоянием эволюционной неврологии является установление периодизации мозговых механизмов жизнедеятельности человека, критических и сензитивных периодов их возникновения и угасания в норме и патологии. Здесь описаны основные этапы сенсомоторного развития ребенка, являющегося отправным пунктом для периодизации онтогенеза любого другого вида познавательной деятельности человека.

Тезаурус основных симптомов и синдромов поражения нервной системы в эволюционной неврологии всегда включает не только топический, но и онтогенетический аспекты. Следующая плоскость анализа – изучение и описание синдромов поражения нервной системы в зависимости от влияния эндо– и /или экзогенных факторов. Данный аспект отражает генетические, инфекционные, травматические, соматические, социальные и иные предпосылки мозговых аномалий; типы их зло– и доброкачественного течения, возрастные особенности.

Для нейропсихологии эволюционная неврология является не просто научным пространством. Она, в сущности, – одна из родословных линий нейропсихологии. Потому знание ее основ предопределяет саму возможность овладения нейропсихологическим методом анализа.

В настоящее время развитие эволюционной неврологии в нашей стране ассоциируется прежде всего с неврологией детского возраста (М.Б. Нукер, Л.О. Бадалян и др.). Рассмотрим наиболее актуальные пункты этого направления эволюционной парадигмы.

«Возрастная эволюция мозга, развитие организма в целом происходит при тесном взаимодействии генетических и средовых факторов. Мозг новорожденного – это не просто безликая масса клеток, ожидающих внешних воздействий, а генетически запрограммированная система, постепенно реализующая заложенную в ней тенденцию развития. С этой точки зрения нулевая стадия функционирования мозга отодвигается на первые недели внутриутробной жизни плода, когда происходит закладка элементов нервной системы, а родившийся новорожденный далеко не «нуль», а сложнейший результат насыщенного перестройками внутриутробного периода развития [курсив мой. – А.С.].

Развитие нервной системы характеризуется постепенным, поэтапным включением эволюционно более молодых отделов головного мозга и объединением различных регулирующих центров и проводящих путей в функциональные системы, обеспечивающие осуществление тех или иных функций ‹…› В норме существует определенный диапазон колебаний в развитии той или иной функциональной системы, касающийся темпов и сроков ее формирования, степени развития, тот диапазон принято обозначать термином «норма реакции» ‹…› то есть реализация генетической программы развития может варьировать, но в определенных пределах.

Становление жизненно важных функций (дыхание, сердечно-сосудистая деятельность, держание головы, ходьба и т. п.) предопределяется главным образом генетической программой развития и степень вариабельности этих функций в пределах нормы реакции относительно минимальна ‹…› Формирование функциональных систем, связанных с ВПФ, обусловлено в значительной степени условиями среды и воспитания, и диапазон колебаний нормы реакции для этих функций гораздо более широк ‹…› С другой стороны, «биологический каркас» личности, его генетические особенности в известной степени определяют контуры будущей постройки, на основе которой формируется личность (Бадалян, 1983).

В неврологии детского возраста постулируется относительная независимость, дискретность формирования различных церебральных функциональных систем. Вместе с тем эти параметры не абсолютны: в процессе развития видно их взаимное влияние.

Следующим является принцип гетерохронности и асинхронности в развитии как различных систем, так и внутри каждой из них. При этом констатируется, что первыми завершают свое развитие те системы, которые «должны» обеспечивать насущные проблемы развивающегося ребенка. Так, например, к моменту рождения оказываются зрелыми лишь те волокна лицевого нерва, которые обеспечивают акт сосания; организация же мимических движений формируется позже. Другой пример: в первую очередь завершается миелинизация тех афферентных и эфферентных систем, которые имеют решающее значение для данного конкретного этапа развития. Так, в течение первого года жизни появление функций ползания, стояния и т. п. обеспечивается резким нарастанием скоростей проведения по нервам нижних конечностей; в начале второго года – соответственно запросам внешней среды, нарастает скорость проведения импульсации по нервам верхних конечностей. В этих фактах в очередной раз отражается многократно уже упомянутый принцип опережающего обеспечения функций.

Механизм становления межсистемных связей неразрывно связан с взаимодействием гетерохронности с определенной синхронностью в развитии отдельных функциональных систем. К конкретному возрасту каждая из них должна находиться в определенной степени зрелости, иначе не произойдет их полного слияния в единый ансамбль.

Именно периоды возникновения такого (таких) ансамблей и обозначены в эволюционной неврологии как критические периоды развития, которые имеют достаточно жесткие временные рамки, то есть ограничены во времени. В это время функция максимально сензитивна, ранима. Например, процессы речевого развития, без должного подкрепления извне в первые три года жизни, постепенно угасают, ребенок остается на уровне языка жестов и впоследствии с большим трудом (и обязательным подключением специального клинико-психолого-педагогического сопровождения) усваивает разговорные навыки.

Кардинальным является то обстоятельство, что развитие нервной системы сопровождается не только появлением новых форм реагирования, но и угасанием первоначальных автоматизмов, «архаических» форм реагирования. Запаздывание этого процесса, неоттормаживание первоначальных рефлексов препятствуют формированию новых связей.

Эволюционно-неврологический подход к различным поражениям нервной системы позволяет увидеть, что, как правило, они являются не «поломкой» уже готового механизма, а задержкой или искажением развития. При этом важнейшим является понимание того, что патогномоничным для детского возраста является феномен «псевдопроцессуальности». Именно в неврологии детского возраста доказано, что многие патологические расстройства в онтогенезе связаны не с наличием текущего органического процесса, но с нарастанием декомпенсации, обусловленной несоответствием между требованиями к мозгу ребенка со стороны окружающей среды (прежде всего – социума) и несовершенством организации его функциональных систем. Эта диссоциация и актуализируется в псевдопроцессуальном дефиците. Акцентируем особо, что для мозга «окружающей средой» являются не только природные и социокультурные контакты, но и организм человека.

Нейропсихология и особенно нейропсихология детского возраста находятся в постоянном диалоге с идеологией и научно-практическими разработками эволюционной неврологии. Значение этой сферы эволюционной парадигмы непреходяще; в дальнейшем описании мы совершенно конкретно в нейропсихологическом контексте будем обсуждать заявленные выше принципы.

Краткий обзор эволюционных теорий был бы неполным, если бы не включал концепцию Н.А. Бернштейна. Она является классическим образцом эволюционизма в системном подходе, ассимилировав физиологию и нейрофизиологию Ч. Шеррингтона и Л.А. Орбели, неврологию X. Джексона и О. Ферстера, психологию, биомеханику и во многом опередив кибернетику. Один только открытый им циклографический метод был назван А.А. Ухтомским «микроскопией времени, хронотопа». Эта оценка – свидетельство того, что Н.А. Бернштейн (как и А.А. Ухтомский, А.А. Козырев, Н.И. Вернадский, другие русские космисты) стоял у истоков научного направления (хронобиологии, хрономедицины, ритмологии и т. п.), связанного с изучением самого неуловимого и недоступного феномена – времени.

Теория построения движения Н.А. Бернштейна – внутренне завершенная, исчерпывающая теория. Заложенная в ней идеология, как показывают современные исследования, абсолютно приложима к анализу любой психологической феноменологии в норме и патологии. Это связано с тем, что Н.А. Бернштейн, как П.К. Анохин и А.Р. Лурия, создал самодостаточный алгоритм рассмотрения и описания психической функции как эволюционирующей системы, реализующейся за счет иерархической мозговой организации.

В его идеологии заложен и воплощен эволюционный (фило– и онтогенетический) анализ двигательной функции; описана модель уровней построения движения, их содержание и структура, ведущая и фоновые функции. Доказано, что динамика и субординация уровней в каждый момент времени обусловлены смыслом (содержанием) решаемой человеком задачи. Для каждого уровня определен мозговой субстрат, ведущая афферентация и эфферентные механизмы. Наконец, в теории Н.А. Бернштейна принципиально описаны закономерности процессов развития и распада уровней в норме и патологии.

Завершая обсуждение эволюционной парадигмы, отметим: все глобальные направления психологии (бихевиоризм, гештальт-психология, фрейдизм) с очевидностью формировались именно в рамках эволюционизма. Достижения культурно-исторической традиции также во многом определялись введением в схему психологического анализа эволюционных аксиом.

В сущности, все представленные концепции являются именно «системно-эволюционными», что и обусловивает их высочайшую ценность и энергоинформационную насыщенность. По мере накопления наших знаний они не устаревают, а становятся все более актуальными, современными, помогая нам подобрать нужные ключи и «пароли» к анализу обсуждаемой феноменологии в норме и патологии.

Уважение к интеллектуальному капиталу, доставшемуся нам в наследство, благодаря времясвязывающей функции речи (главного филогенетического достояния человечества), его активное использование и приумножение – показатель профпригодности нейропсихолога. Иначе мы прерываем «связь времен», что – дизадаптивно. Потому, как справедливо прогнозировал В. Шекспир, что: «Дальше – тишина». Или – бесконечные персеверации в кругах эдипова комплекса и других последствий тяжелого детства.

Игнорирование классических системно-эволюционных моделей в любом их проявлении неизбежно приводит к возникновению субъективно-закапсулированной, если не сказать – ущербной картины мира. В противоположность этому информационное взаимодействие с ними дает возможность увидеть проблему (научную или личную) в гораздо более широком контексте.

Общение «по вертикали» всегда эволюционно выгоднее, чем общение «по горизонтали». Более высокоорганизованные системы мышления ставят перед нами настолько четко сформулированные вопросы, что в них уже содержатся все необходимые ресурсы для поиска ответов. Кроме того, только они могут научить нас грамотным и корректным формулам познания – основам личностного и научного прогресса.

«Вечные и действительно незыблемые ценности, – говорил А. Синявский, – не стоят на месте, приколотые, как экспонаты, по научным рубрикам. Они перемещаются… и случается, входят в состав позднейших, проблематичных свершений».